На Костю смотреть тяжело
На первых порах казалось, что и схожести толком никакой не наблюдается. Нет, то есть, схожесть-то, конечно, присутствует: какие-то общие черты, типаж. Но это всё наносное. Это не Миха. Всего лишь очередной пустой фасад, за которым на деле ничего не стоит. Но стоило Андрею впервые увидеть Плотникова в динамике, как внутри что-то предательски надломилось с противным оглушающим треском. Князев был уверен, что, если в утвержденном актёре и появится что-то от Горшенёва, это "что-то" будет заложено вручную. Придется объяснять, рассказывать, раскрывать, погружать в образ. Но Костя оказался подготовлен. Очень хорошо подготовлен. В нём прослеживаются такие мелочи, о которых, вероятно, сам Андрей бы и не подумал. Жестикуляция, осанка, пластика, мимика — всё это было настолько точным, идеальным. Сука, слишком идеальным. В какой-то момент Князю показалось, что он действительно смотрит очередное архивное видео с Горшком, а не заявку на роль. Даже пресловутые гримасы, которые каждый второй кандидат долгом своей жизни считал продемонстрировать и которые, откровенно говоря, уже подбешивали, в этом случае не смотрелись вымученно или карикатурно, неестественно. Наоборот, всё выглядело так органично, что при первом просмотре даже внимание никто на это не обратил толком, потому что, ну… Горшок дурачится в своём стиле, какие тут могут быть вопросы? К тому же, здесь кривлянье не было фундаментом. Было видно, что за всем этим живой человек и понимание того, каким он был. Есть. Будет? На съёмочной площадке всё стало ещё хуже и происходящее начало принимать форму какой-то странной мрачной шутки, которая вот-вот закончится, и никто понятия не имеет, чем именно. Когда Андрей приехал на первый съёмочный день, посмотреть на актёров в действии, на декорации, в целом, встретиться лично с командой уже непосредственно в процессе, ему, если честно, стало слегка не по себе. И чем больше он видел Плотникова в различных костюмах и амплуа, тем сильнее становилось это странное чувство. Эта одежда, эта прическа, эта походка, этот грёбаный плащ, эта улыбка, кривые усмешки, взгляд исподлобья, да даже то, как он держит сигарету — всё такое до боли в грудной клетке знакомое. О чем говорить, они даже по росту одинаковые, блять. С каждым новым кадром, новым ракурсом образ на экране и в жизни становился всё более осязаемым. Всё это сводило с ума. Но самое главное, глаза. Боже, блять, эти глаза. Безумные, совершенно безумные, энергичные, печальные, одинокие и такие… Родные что ли, ё-маё. Как это вообще возможно: смотреть на кого-то чужими глазами? И как возможно не потерять нить?Костю слышать тяжело.
Голос. Этот голос. Это пиздец. Сколько бы Андрей не слышал его, каждый раз пробирает до мурашек, как в первый. Беспощадно и без вариантов. Поначалу это было чистым восхищением безусловным талантом и схожестью. Но со временем восхищение превратилось в паранойю. Порой будучи на площадке, Князь периодически в растерянности и лёгком ужасе оборачивался на обычные разговоры где-то рядом, потому что на какие-то жалкие пару секунд ему казалось, что это действительно Миха стоит где-то там, неподалеку и несёт свою привычную околесицу. Он где-то там. Он есть. К нему можно подойти. С ним можно поговорить. Словно и не было этих десяти лет. Ловить такие глюки было немного жутко, но Князев находил в этом и своего рода кайф. Иногда Андрей любил садиться в какой-нибудь укромный уголок во время съёмок рандомной сцены, чтобы никому не мешать, закрывать глаза и представлять Миху, просто слушая этот голос. Некая медитация. Это успокаивало. Убаюкивало. Но иногда и веселило до упаду, конечно, не без этого. Ну, и чего греха таить — без глаз на мокром месте тоже не обошлось. Со временем в процессе работы над проектом Князь стал замечать, что Костя всё больше и больше перенимает у Горшка манеру речи и движений даже вне камер, в обычной жизни. Довольно привычное дело для актёров, особенно если съёмки ещё идут, но для Андрея это был лишь очередной толчок к тому, чтобы стереть грань между сказкой и реальностью. Миха хотел жить в сказке, которую они вместе с Князем создали. А Князь хотел жить в сказке, где Миха остался жив. Андрею нередко нужно было напоминать себе, что происходит и держать себя в руках. Время от времени ему приходилось старательно скрывать лёгкую дрожь в теле, в голосе, когдаКости касаться тяжело.
Костя — смышлёный парень. Ну, разумеется, иначе и быть не могло. Он частенько повторяет в интервью, что «он — всего лишь актёр, который играет роль и прекрасно это понимает. Он не Миша и не пытается им быть, он Костя Плотников, исполняющий роль Михаила Горшенёва». И, говоря об этом, он часто упоминает о своей психофизике, мол, она всё равно его, и никуда от неё не деться. Так вот, тело действительно не врёт. Андрей ловил себя на мысли, что совсем мелкие детали иногда смазывали картину. При рукопожатии он чувствовал слегка другую форму руки или случайно замечал естественное отсутствие шрамов там, где у Михи они точно были. Князев, кажется, знал, если не все наизусть, то большинство уж точно. С пятнадцати лет вместе как-никак, всякими друг друга видели. Особенно эти двое. И большую часть времени эти мелочи не бросались в глаза, но когда это происходило, становилось словно в два раза хуже. Только Андрей поверит, что вот же он — Горшок! Собственной персоной, явился, ишь ты. Обрадуется, невольно растворится в этом ощущении, а потом подобная деталь как точный удар по рёбрам. И от боли просто скручивает. Однако, когда всё это бывает каким-то чудом незаметно и Костя глубоко в образе, даже рукопожатие, объятия и вообще любое прикосновение иной раз принимает совершенно другой характер. Другой. И это ещё больше раздразнивает и расшатывает сознание Князева. Рядом с костей дышать тяжело. «Они всё че-то старались, корчили, а этому ничего корчить не надо, он энергетически как Горшок!» И действительно, возвращаясь в первый съёмочный день, который Андрею удалось лицезреть лично, а не пытаться что-то визуализировать со слов режиссера и остальных членов команды, первое, что бросилось в глаза — происходящее вокруг Кости и царствующая атмосфера. Он не сразу подошёл, разумеется, несколько минут тихо постоял в стороне, понаблюдал. Этот парень не просто ведёт себя похоже на Миху, он светится той же энергией и некой аурой, которая притягивает к нему людей, как это было у Горшенёва. И самое главное, это получается само собой. Видно, что для него это не какая-то тяжёлая ноша. Конечно, было заметно и волнение, и предвкушение, но передать то, чем Костя всегда горел, эту яркую бесконечную харизму, Князеву словами сложно. Как в свое время было сложно и описать Мишу. Они просто горят. Горят ярко и излучают такое тепло, к которому тянутся люди. И, вероятно, будут тянуться ещё очень долго. Но если рядом с Мишей дышать было словно легче, то рядом с Костей невольно ком подступает к горлу и душит. Потому что, несмотря ни на что, это не Мишка. И всё это здорово, но и это закончится. А осознание того, что настоящего Горшка уже не будет, будто новым лезвием проходится по старой, но глубокой ране. Снова. Потому что это возвращает не только к славным школьным и юношеским временам творчества, весельев, туров и угара. Это всё ещё и заставляет заново переживать многие тяжёлые ссоры и моменты, которые были у них в отношениях. Опять и опять через это проходить, шаг за шагом, погружаясь с каждым разом всё глубже. Подобные мысли само собой приводят к рефлексии и переосмыслению, желанию с кем-то это обсудить или возможно даже извиниться, оправдаться. Только не с кем. Потому что это не Миха. И всё то несказанное, рвущееся наружу, и собирается в ком, который заставляет задыхаться, сгибаться от невыносимой боли и молчать. Однажды в баре он чуть было не попросил на пьяную голову: «Костян, а можно мне с тобой поговорить, ну, как… Как с Горшком, понимаешь?» Рядом с Костей тяжело. Но без него — ещё хуже.