///
Без особой надобности за пределы своих владений Лорд Шэнь выходил нечасто. Почти не случалось, чтобы дело требовало его присутствия. Пик Цяньцао встретил гостей недоуменными взглядами и подозрительной тишиной. Смотря на это ничтожное создание, по явному недоразумению зовущееся его учеником, Шэнь Цинцю ощущал острое желание благословить его на самую мучительную смерть. Ло Бинхэ же оглушительно хохотал, распугивая едва ли не всех молодых лекарей на пути. Адепты пика врачевания, вслед за каждым истеричным смешком, вопросительно озирались и вздрагивали. Грозилось сложиться впечатление, что Шэнь Цинцю привел с собой за компанию сумасшедшего. Однако, это было бы лучшим исходом из всех зол. Ведь спустя несколько мгновений, рот Ло Бинхэ вновь транслировал все его мысли без перерыва. — Учитель, ты только взгляни на всю эту гниль! Да они же все тебя не переносят!—но Шэнь Цинцю и без лишних напоминаний знал это. Во владениях других горных Лордов он никогда не пользовался особой популярностью и признанием. Его подмоченная репутация держалась лишь за счет его высокого статуса, вынуждающего других выказывать хотя бы толику уважения. Не церемонясь, он поднял руку и ударил Ло Бинхэ по затылку. — Негодник! Хватит болтать!— от сильного шлепка по голове юноша чуть не запнулся о собственную ногу,— Мне безразлично их мнение. А вот ты обязан вести себя в рамках приличий и не оскорблять пик Цяньцао своими неуместными замечаниями. — Но как же так, учитель? Ответь, разве я могу спокойно идти, когда вижу их презрительные взгляды? Они ведь даже не пытаются это скрыть, высокомерные ублюдки! Конечно, я все еще считаю тебя редкой сволочью, но это другое..? Ниточка мысли благополучно оборвалась. Ло Бинхэ, одолеваемый яркой бурей эмоций, рвущейся наружу, внезапно смолк и беззвучно зашевелил губами, что-то для себя решая. Пользуясь удачным моментом, Шэнь Цинцю угрожающе предупредил: — На случай, если захочешь повторить это вслух снова, этот мастер клянется, что твой труп будет стыть у подножия горы, оставленный на растерзание диким животным,— раздраженно он бросил,— это абсолютно то же самое, бестолочь! Брови Ло Бинхэ приподнялись. Его выражение лица было такое, будто слова учителя побудили его пуститься в разъяснения. Нескончаемый поток бреда продолжился. — Нет,— твердо отчеканил ученик,— это совсем разные вещи. Все гораздо проще, мой дражайший учитель,— его голос сделался на тон ниже и он, вновь нарушая личное пространство Шэнь Цинцю, прилип к его плечу, чтобы дотянуться до уха,— я вижу направленные в вашу стороны недовольные взоры других и борюсь с навязчивым желанием вырвать им всем глаза. Какое они имеют право ругать вас? Осуждать? Лживые мерзавцы... Я бы пинал их головы до самого подножия,— вздохнул Ло Бинхэ,— прямо как вы мое хладное тело. Шэнь Цинцю ощутил себя не в своей тарелке. Стало на миг поистине жутко. Вырвать глаза? Уровень жестокости Ло Бинхэ стало оценить еще сложнее. Насколько же он неадекватен? И часто его бросает из крайности в крайность настолько сильно? Что бы там не было, непосредственно свою руку к этому заклинатель не прикладывал. Он относился ко всем одинаково. А вот то, как каждый это воспринимает — не его личная забота. — Ты решил сделать из моих предостережений обмен любезностями? Очень славно. Только вот я не шутил. — Шэнь Цинцю, ты так завуалированно называешь угрозы? — Пусть этот ученик не продолжает, если не хочет, чтобы этот мастер умер со смеху. Не тебе меня упрекать, паршивец. Кажется, ты сам сейчас грозился вырвать несчастным вокруг глаза. — Да, ведь они заслужили. Недостойное к вам отношение так раздражает... Но не скрою, с другой стороны все мое нутро трепещет, когда о вас вытирают ноги. Глупый звереныш из ума выжил? — Не драматизируй. Это всего лишь взгляды. — Отнюдь, учитель. Мысленно тебя не уважают, значит, ни во что не ставят. Одновременно это так ненавистно мне и все же... Я хочу видеть твой крах. Хочу, чтобы ты ползал у моих ног, чтобы целовал колени, чтобы рыдал. Я так мечтаю тебя унизить, но...чтобы только я, понимаешь? — Прекращай,— устало вздохнул Шэнь Цинцю, ощущая неприятную сухость в горле. Хотя он осознавал, что Ло Бинхэ не заткнуть прямо сейчас, все же препирательства отнимают уйму сил. Только вот, в какую бы смиренность он не заставлял себя верить, его ученик решил, что концентрация ереси в его речи не достигла своего апогея, поэтому неожиданно для Шэнь Цинцю, его желания и мысли потекли в самом, что ни на есть, ужасающем русле. Темном и жадном. — Ты просто отвратительный, но я так хочу взять тебя,— в ушную раковину Шэнь Цинцю кончиком ударился чужой нос. Встревоженный и рассерженный, он мгновенно отпрянул, прежде чем Ло Бинхэ высунул язык, чтобы мазнуть ниже по его щеке,— Чтобы ты плакал и молил продолжать. Хотя ты, наверное, такой неженка, я прав? И члена в твоей заднице тоже не было никогда... Но дай подумать, я совсем не хочу с тобой трогательного соития!— он усмехнулся и возвел глаза к небу,— Для этого у меня уже есть Инъин,— развязное, абсолютно тошнотворное для Шэнь Цинцю выражение, искажает его лицо,— С тобой, учитель, может быть только грязно. Ни малейшего желания быть обходительным. Только драть тебя до сорванного от криков горла... Шэнь Цинцю замер. Он уже это слышал немногим ранее. Он не должен подавать вида, словно это его хоть сколько-нибудь волнует. Какая разница, что у невоспитанной псины на уме? Но чувство, словно чужое, нездоровое вожделение будет мерещиться ему в страшных снах, не покидало. Ло Бинхэ, признаться, пугал. Вызывал смешанные чувства и будил старые, болезненные воспоминания. Но, несомненно, он не мог...не мог ничего из перечисленного с ним сделать. Какой бы гнусной тварью он не был, он не посмеет. И Шэнь Цинцю давно уже не был слабым, беззащитным мальчишкой, которого швыряло от улицы к улице. — Боишься, учитель?— Ло Бинхэ сразу же уловил его неуверенность,— Правильно делаешь. Хотя ты мастак убеждать себя в обратном, твое беспокойство оправдано. Пройдет время, и я стану сильнее,— мечтательно сказал юноша,— Это неизбежно, так что начинай принимать мои слова как данность. Мысли Шэнь Цинцю, вопреки внутренней борьбе, рождают в себе тяжелые для его восприятия образы. Такие омерзительные, что его сознание едва может справиться. Ледяной холод ползет вдоль позвоночника, а в груди неприятно зудят давние страхи. Слова Ло Бинхэ — ничто. Но они ловко вынуждают всплывать на поверхность всю чернь, которую бессмертный так долго смывал с себя. Сам факт того, что подобное адресовано ему, оставляет заметную брешь в его броне равнодушия. — Избавь этого мастера от продолжения приступа своей непроходимой тупости, щенок самонадеянный. Или у тебя на уме, кроме желаний плоти, ничего путного больше нет? — он подбирает слова,— удиви в следующий раз чем-то более увлекательным. Одно и то же весь день напролет. Оставь плоды своих влажных фантазий для развлечений с Инъин. Держа подбородок высоко, он гордо, не выдавая охватившую его дрожь, обходит Ло Бинхэ, который непременно следует за ним почти вплотную. — Шэнь Цинцю, скажи, ты правда так уверен в себе, что поворачиваешься ко мне спиной? Шэнь Цинцю громко смеется: — Настоящий дурак! Он уважал себя. Если бы он действительно боялся, какой бы из него вышел горный лорд? Никакие следы прошлого не вынудят его отказаться от маски, которую он без труда держал по сей день. Но несмотря на желание сохранить прежний, величественный образ, он поворачивает голову в пол оборота назад и презрительно щурит глаза, ядовито выплевывая: — Ни шагу ближе. Иначе на своих ногах до шишу Му ты не дойдешь. Трещина, которую коварное отродье так старательно провоцировало. — Ударишь меня?— Ло Бинхэ поднимает вверх руки и светится предвкушением. — Такого удовольствия этот мастер тебя лишит, увы, но вот пообещать долговременное забвение может. Ло Бинхэ ударяется в рассуждения: — Интересно, а ты используешь свой рот для чего-нибудь другого, кроме гадостей? Ведешь себя, как грубая истеричная сука, хотя я еще ничего не сделал тебе. Но определенно мог бы попробовать... Он легко сокращает разделяющий их короткий промежуток, намеренный показать свое пренебрежение. С озорной улыбкой ученик к нему тянется, и Шэнь Цинцю решает, что это пора заканчивать. Себя коснуться он не позволяет — достаточно натерпелся за сегодня. Заклинатель делает спешный шаг в сторону, а затем быстрый рывок вперед, чтобы перехватить запястье Ло Бинхэ и дотянутся до его акупунктурной точки на груди. Ученик приоткрывает в изумлении рот, когда тонкие пальцы следом касаются его шеи и лба. Тогда его глаза непременно закатываются, и он без чувств падает на землю. Шэнь Цинцю не удостаивает бессознательного юношу и взглядом, чтобы лишний раз не напоминать себе, почему это произошло. Выходки Ло Бинхэ и без того быстро нашли предел его терпению. Во всеуслышанье он заявляет: — Этот мастер желает видеть Лорда Му,— в его голосе сквозит чистая сталь,— немедленно позовите его сюда! Адепты неподалеку суетятся и кивают, устремляясь за целителем на другой конец пика.///
Пока Ло Бинхэ пребывал в объятиях грёз и не доставлял новых проблем, Шэнь Цинцю, не теряя понапрасну время, подробнее расспросил шиди о странной болячке, которую несносный ребенок умудрился подхватить. — Шисюн Шэнь, этому не очень ясна цель твоего визита,— спокойно говорил Му Цинфан, проверяя ток Ци в теле Ло Бинхэ на повреждения,— Твоя осведомлённость в сфере вредоносного воздействия на тело совершенствующегося весьма велика. Разве ты сам не понял, в чем дело?— между этим он произносит,— меридианы твоего ученика в порядке. Никаких изменений. — При всем уважении, шиди Му,— губы Шэнь Цинцю раздраженно дергаются и он прикрывает лицо веером,— кто из нас лекарь? Ты или я? Может, оставишь степень моей осведомленности в стороне и займешься делом? Или, по твоему разумению, этот мастер стал бы тратить время на бесполезный поход сюда, если бы разобрался самостоятельно? Очевидно, с таким мне сталкиваться не доводилось. — Нет нужды злиться, шисюн,— качает головой целитель,— я не мог предположить, что Цвет Милосердной Истины не встречался тебе. — Это не Цвет Милосердной Истины,— беспрецедентно отрезает Шэнь Цинцю и начинает злиться еще сильнее,— шиди Му, еще немного и я усомнюсь в твоей компетентности, если Ло Бинхэ придет в сознание, а решения нет. — Почему нет? Симптомы сходятся. Конечно, если шисюн желает того, мы можем открыть медицинский справочник и следом каталог растений, чтобы убедиться. Но действительно ли драгоценное время стоит того? Шэнь Цинцю чувствовал, как его голова тяжелеет от размышлений. Водоворот домыслов уносил его рассудок в самую глубь опасений. Он не просто так решил, что Цвет Милосердной Истины не подходит под случай Ло Бинхэ. Ведь проклятый цветок не оказывал влияния на людей. Особенно на совершенствующихся. Где бы гаденыш на него не наткнулся на это растение, он мог собрать целый букет и пробежаться с ним по каждому пику. И ничего бы не случилось. — Но, шиди...— он не находил подходящих слов. — Ты специалист в области демонологии, так, почему же ты здесь и все еще просишь моего совета? Целитель ничего не добавил, но на его лице так и читался язвительный вопрос: «Правда глаза колет?» — Так или иначе,— угнетенно начал Лорд Цинцзин,— в этих землях Цвет не растет уже несколько веков. Где бы этот гаденыш отыскал его? — Еще один повод для размышлений,— подсказывает Му Цинфан, замечая, как Ло Бинхэ рядом начинает хмуриться и ворочаться,— напоминаю шисюну, что действие прекратиться, как только... — Не утруждайся, этот мастер знает,— Шэнь Цинцю встает, чтобы отряхнуться и направиться к выходу,— Завтра утром его как раз ожидает двадцать ударов розгами. Вернусь за ним на рассвете. До тех пор я не хочу его видеть за пределами Цяньцао. Крайне бы не хотелось, чтобы ученики или Лорды столкнулись с бредящим демоном, согласен? Позаботься об этом. Му Цинфан безразлично кивает ему. Правда была утомляющей. Он собирался сменить расслабляющие благовония на сонную смесь, чтобы Ло Бинхэ продолжал спать. Он вознес небожителями молитвы, чтобы ночь после оказалась спокойной.///
Обратно Шэнь Цинцю возвращался так, словно туманная завеса преграждала ему взор. Пораженный сделанным открытием, он до сих пор не мог прийти в себя. Природа Цвета Милосердной Истины брала свое начало из Царства демонов. Выходцы знатных семей вывели его с целью допрашивать пленненных шпионов во время междоусобных войн. Заключенные, под воздействием пыльцы этих растений, говорили лишь правду. Все, чтобы им не пришло на ум во время озвученного вопроса. Как правило, получив необходимую информацию, демоны пленников убивали. Тогда, с первой каплей крови, действие цветов рассеивалось. Но разве Ло Бинхэ был демоном? Разве его нога хоть раз ступала на территорию, подвластную выродкам бездны? Едва ли новое, отягощающее знание могло легко уложиться в его голове. Знал ли Ло Бинхэ о своей подлинной сущности? Если действительно так, то как долго он скрывал ее настолько успешно? Как ему удалось всех одурачить? Даже в колебаниях его духовной энергии нельзя было уловить и намек на демоническую. Помогал ли кто-нибудь ему в этом? Нет, абсолютно исключено. Проникни на гряду Цанцюн демон, это бы не осталось без внимания. И все же... Шэнь Цинцю, даже в силу своей непоколебимости и сдержанности, не мог принять, что его ученик оказался.. Демоном. Бессмертный готов признать, что мальчишка никогда ему не нравился. Даже несмотря на все театральное послушание, которое он любил демонстрировать, в нем угадывался обыкновенный смутьян, ждущий подходящего момента для своих козней. Но опуская все недоверие и подозрительность, относился Шэнь Цинцю к Ло Бинхэ не горячо, не холодно. Он никогда не выделял его среди остальных и никогда не унижал больше, чем он того заслуживал. Быть может, ранимый звереныш принял его отношение слишком близко к сердцу, раз в у него стали рождаться подобные крамольные мысли? — Учитель, учитель!— звонко зовет девичий голос. Инъин интересуется,— а где шиди Ло? — На принудительном попечении Лорда Му,— не скрывает Шэнь Цинцю. Девушка испуганно ахает и потрясенно прикрывает рот ладошками. — Как, учитель? Почему? С ним что-то серьезное?! Бедняжка беспокоилась за этот лживый кусок дерьма так сильно, что невольно становилось ее жаль. — Ничего, о чем Инъин стоило бы волноваться. Переусердствовал с тренировками,— находит отговорку заклинатель. — Ох! Любит же шиди пугать меня... С явным облегчением она вздыхает. Шэнь Цинцю же ловит себя на том, что не может задерживать на ее лице взгляд. Непристойные комментарии Ло Бинхэ все еще свежи в его памяти. Он беспокоится, что еще мгновение, и меж пухлых аленьких губ ученицы он разглядит член. Шэнь Цинцю слишком долго смотрит в сторону. — Учитель? Слезы. Мокрые ресницы. Задушенные вздохи. Громкие всхлипы и... Развратно ухмыляющийся Ло Бинхэ. — Хм?— отзывается он, вырванный из нахлынувших видений,— Инъин, если тебе больше нечего спросить, то будь любезна, позволь этому мастеру отдохнуть. Он проходит мимо нее и, не чувствуя ног, бредет в бамбуковый дом. — Учитель устал?— с сомнение шепчет ученица, смотря в его удаляющуюся спину,— но ведь только полдень минул...///
Вплоть до позднего вечера Шэнь Цинцю посвещает себя работе. Чтобы отвлечься от насыщенных событий первой половины дня, он не дает себе даже кратковременного отдыха. И это неплохо помогает. Тревогу удалось задавить чувством долга перед своими прямыми обязанностями. Пергамент и кисть быстро поглощают тяжесть сторонних мыслей. Рутина возвращает его в прежнее русло и дарует привычное умиротворение. В какой-то момент он даже рассматривает вариант ненадолго погрузиться в медитацию, чтобы очистить разум. И отказывается от этого практически сразу же вовсе не потому, что опасается схлопотать искажение Ци на фоне внутреннего диссонанса после задушевных бесед с Ло Бинхэ. Об ученике он не вспоминает, чтобы не нагружать себя сильнее, чем следует. Все, что касается маленького чудовища, он будет обдумывать поутру. Пока на его спину хлестко будут ложиться удары, рассекающие в кровь кожу и изабляющие от действия Цвета Милосердной Истины. Только после экзекуции с любителем откровенных разговоров он будет не против обсудить все, что ему по воле случая довелось узнать. Палочки благовоний догорают вновь и вновь. Не сразу Шэнь Цинцю замечает, что время за полночь. Неспеша он прибирается на столе, откладывает в сторону тушь и складывает в стопку разбросанные бумаги. Недолго думая, он решает посетить источник, чтобы смыть с себя усталость и весь сегодняшний кошмар. Кроме того, мог ли Шэнь Цинцю позволить себе отойти ко сну, не уделив должное внимание водным процедурам? Кромешная темнота лихо его приветствует и укрывает в своих объятиях, пока он не выходит к освещенной яркими огнями тропе. Утомленный, нетвердым шагом он лавирует меж громадных скользких камней, чтобы добраться до крошечной лесенки. Шэнь Цинцю ослабляет тугой пучок на голове и снимает увешанную драгоценными камнями корону. С его губ слетает вздох облегчения, когда вслед за ней он распускает тонкую ленту и убирает ее вниз, рядом с сухими ступеньками. Несколько раз заклинатель проводит по распущенным волосам. Он откидывает их назад и освобождает себя от многочисленных слоев одежды. Отражение луны светится в водяной глади. Шэнь Цинцю опускается в источник, и его поверхность мелко дрожит. Ледяная вода обжигает бледную кожу, но вопреки этому Шэнь Цинцю не мерзнет. Уединением в пору наслаждаться, думается ему. И он безумно ценит долгожданную тишину и покой. Он хватется за это ощущение так отчаянно, словно он не сидел несколько шиченей к ряду в одиночестве за запертой дверью. Заклинатель просто не мог избавиться от чувства, будто идиллии вот-вот наступит конец. Слова Ло Бинхэ ударили по нему сильнее, чем он ожидал.///
Шэнь Цинцю снятся кошмары. Обычно его сноведения полнятся красным: горящее поместье, кровь и боль. Сегодня по просторам грез его преследует жуткая черная тень. Она скользит у него под ногами, прячется за спиной. Она дышит ему в затылок и начинает душить своим незримым присутствием. Безнадежность и паника охватывают все его естество. Сквозь мутную дымку он слышит голос Ло Бинхэ, его поганый смех и прерывистое дыхание. Шэнь Цинцю мечется в холодном поту по простыням и жадно глотает воздух, боясь задохнуться. Его веки дрожат и слипаются от скользящих по щекам слез. От ощущения рук на своем теле не избавиться. Они трогают его шею и плечи, считают ребра и гладят живот. Улыбка... Едкая и зловещая. Она мерцает во мгле, пытающейся его поглотить. Ло Бинхэ...он... — Учитель, как твои дела? С безмолвным криком на губах Шэнь Циню просыпается. Его глаза резко распахиваются, в надежде оборвать страшный сон. Только вот перед ним смеющееся лицо Ло Бинхэ, который без намека на стыд устроился на нем сверху, прижав его бедра своими по обе стороны. Заклинатель краткое мгновение лелеет надежду на то, что абсурдный сон продолжается. — Ты... — хрипит он. — Учитель, не находишь, что поступил со мной плохо?— перебивает его Ло Бинхэ,— На пике Цяньцао этот ученик чувствовал себя забытым и брошенным, ах! Он раскачивается вперед, чтобы проехаться ягодицами аккурат по промежности Шэнь Цинцю. Глаза заклинателя заметно округляются и вся сонливость сходит на нет. Точно не сон! На пробу он двигается, пытаясь уйти от нежелательных касаний и обнуруживает... Вервие бессмертных. Все его тело плотно сковано множеством узлов. Теперь он ощущает, как жесткая веревка впивается в кожу сквозь нижние одежды. Не разделяя энтузиазма бесстыжего отребья, он разгневанно предупреждает: — Если ты сейчас же встанешь, закроешь свою пасть и прекратишь весь этот спектакль, этот мастер из милости даст тебе шанс на объяснения прежде чем собственноручно прикончит тебя! Быстро вставай!— он отчаянно дернулся. — Учитель, зачем же так категорично? Разве вам не хочется продолжения?— Ло Бинхэ гладит его щеку. Шень Цинцю пытается вцепиться в его ладонь зубами, но демон лишь довольно хохочет. — Учитель, а ты всегда такая злобная мразь? Заметь, я связал тебя не для того, чтобы пытать. Мне всего лишь, м-м-м,— пальцами он залезает под веревки и раздвигает края ночной рубашки, чтобы обнажить светлую грудь,— хочется сделать тебе приятно. Шэнь Цинцю под ним пробивает на смех, умело маскирующий нервозность: — А как же твои грандиозные планы по унижению? Когда можно кричать во все горло? — О, не волнуйся. Можешь начинать сразу же, как я решу тебя трахнуть. Мы ведь только играем,— он задумчиво добавляет,— Пока. Разве Цвет Милосердной Истины толкает на такие необдуманные поступки? Были ли в древних трактах оговорки насчет побочных эффектов? Почему звереныш творит все, что ему вздумается? Шэнь Цинцю чувствует, что готов умереть от отвращения, когда жадный рот вонзается зубами в его кадык. Его кожу усердно лижут, причмокивая. — Зачем ты это делаешь?— тихо он задает этот вопрос, намереваясь спровоцировать у Ло Бинхэ новое желание говорить. И это работает. Ученик отрывается от его шеи и вновь нависает сверху. — Зачем? Ты смеешь спрашивать у меня, зачем? А зачем люди давят муравьев? Зачем охотники убивают уток?— они встречаются взглядами,— просто я... могу. У меня появилась возможность, и я пользуюсь ей, чтобы тебе насолить. Я ведь прекрасно вижу, как тебя воротит от подобного. И вижу, как ты ненавидишь, когда оказываешься таким никчемным и жалким. Я хотел тебе отомстить и у меня получилось. — Просто прелестно,— безразлично комментирует Шэнь Цинцю,— и какую же струну твоей тонкой душевной организации задел этот мастер, чтобы заслужить такое? — О, учитель, я вижу, что ты тянешь время. Но я не могу не ответить на твой вопрос. Считай, я нарочно позволяю тебе пользоваться моим положением. Наверное, так увлекательно слушать трлько правду? Как будто в голову заглядываешь, ха-ха-ха... С первого дня, как я здесь оказался,— начинает юноша,— ты сделал все, чтобы превратить мою жизнь в преисподнюю. Ты знал, учитель, что я видел в тебе небожителя? Что восхищался и восторгался тобой, как никто другой? Хотя о чем это я... Откуда тебе это знать! На самом деле ты был холодным и черствым. Гнилым. Вот оно что. Всему виной разочарование? Вот уж действительно дурная голова... — Не неси чушь,— остановил его Шэнь Цинцю,— Я никогда не давал повода считать меня идеальным. Твои разрушенные ожидания — только твоя проблема. Повзрослей. — Ты был моим миром, Шэнь Цинцю! И ты разбил его вдребезги вместе с моим сердцем. Даже не так... Это происходило раз за разом. Когда день ото дня лишь я получал несправедливые наказания, когда терпел унижения, когда... — Несправедливые?!— вспылил заклинатель,— то есть, мне надо было наплевать на дисциплинарные кодексы, на твое отвратительное поведение и на твои истерические припадки, а потом еще и по головке тебя погладить?! Вот уж придумал! Перестань делать из себя жертву, ты получал ни больше, ни меньше, чем другие, сопляк. — Ты так считаешь?— уточнил демон,— много ли твоих учеников ночевали в дровяном сарае? — О-о, поверь, если бы ты хотел оттуда выбраться, ты бы выбрался. Я не обязан следить за твоими отношениями с другими. Если ты не можешь постоять за себя, то я тем более этого делать не буду! — Ты разбил мне сердце!— обвиняюще бросил расстроенный Ло Бинхэ,— И с каждым днем я все думал о том, как бы сделать так же больно тебе, несчастный ублюдок! Думаешь, мне нравится вот так обращаться с тобой? Нравится! Нравится, но я... Мне неприятно. Я чувствую, что не должен, что... Но ты заслужил! Я все еще хочу ударить тебя, хочу чтобы ты корчился в муках, но вместе с этим... — Закрой свой рот!— кричит Шэнь Цинцю,— Ты не думал, что твоя драма вышла из-под контроля? Откуда в юном ученике столько злобы? Кто взращивает в тебе столько ненависти? — Никто. Ты сделал меня таким. Не нужно искать третье лицо в этой ситуации, чтобы оправдать мою ненависть к тебе. Временами я действительно очень хочу проломить тебе череп. Шэнь Цинцю чувствует себя паршиво. Значит, ребенок действительно такой впечатлительный и ранимый, что малейшего разочарования хватило, чтобы сотворить из него монстра? — И в то же время мои чувства не ушли все до одного,— вздыхает ученик,— Я по-прежнему сгораю от желания, находясь с тобой рядом. Внезапно он льнет к груди Шэнь Цинцю. Подбородок заклинателя упирается в растрепанную макушку. — Наверное, мы плохо друг друга поняли. — Поздно, учитель. Твои жалкие оправдание никак тебе не помогут. Сегодня я тебя уничтожу. Разобью. — О, правда? То есть, извинись я перед тобой, ничего бы не изменилось? Ло Бинхэ приподнимается и смотрит ему в глаза. Он запрокидывает вверх голову и оглушительно смеется. — Не пытайся, если ты считаешь, будто это тебя спасет, учитель. Твои извинения...— демон резко кривится и пытается прикрыть рот рукой,— да, они нужны мне. Я продолжал себя убеждать, что мне не нужна твоя доброта после всего, однако, это то, чего бы я хотел больше всего на свете. Наверное, даже сильнее, чем раздеть тебя догола и грубо взять. — Что ж... Шэнь Цинцю размышляет. Он не собирался извиняться в том, в чем не виноват. Хотя если брать в расчет чувства Ло Бинхэ, это и не понадобиться... — Но, учитель, сейчас ты выглядишь так соблазнительно! Так потрясающе беззащитно, что я мог бы любоваться вечность... — Ло Бинхэ,— со всей серьезностью зовет его Шэнь Цинцю, когда тот вновь принимается оглаживать его тело, спускаясь от ребер к плоскому животу,— этот мастер не станет извиняться, но скажет тебе вот что... Мы начали не с того. Я никогда не желал тебе зла и не пытался причинить боль нарочно. — Стой...— Ло Бинхэ попытался заткнуть уши руками. Его начала бить дрожь. Он зажмурил глаза так сильно, что даже его нос сморщился. — Не смей указывать, что этому мастеру делать, паршивец. Я лишь хочу, чтобы ты понял: я не презираю тебя, не ненавижу. Ты такой же ученик, как и остальные. Что скажешь на это? Он уже знал, что будет дальше. — Учитель как всегда жесток,— выдавил из себя Ло Бинхэ,— конечно...конечно, я приму это. Часть меня все еще верит, что ты можешь быть добр ко мне. Непредвзят. Эта часть настолько велика, что любые сомнения меркнут по сравнению с ней. И за это я себя ненавижу. Ненавижу за то, что я прощу тебе все, стоит тебе извиниться. — Я не извинялся. — Ты даже не извинялся,— из глаз ученика брызнули слезы,— и я все равно простил. Все равно увидел, что мог быть не прав я, а не ты. Что ты... Ты... Он упал вперед и затрясся в глухих рыданиях, уткнувшись Шэнь Цинцю в ключицы. — Может быть, ты хочешь развязать этого мастера? Или мой не ведающий приличий ученик все еще намерен его взять? —...Да, намерен,— всхлипывая отозвался Ло Бинхэ,— но я развяжу тебя, потому что ты извинился. Шэнь Цинцю почти ликует. Вот это одолжение! — Только...у меня есть условие. — Какое это? Тебе не кажется, что за такого масштаба моральный ущерб это я должен выдвигать тебе условия, а? Где твои манеры? — Такое. Ло Бинхэ приподнимается и касается его губ. С чувством он толкается между ними языком. В голове Шэнь Цинцю на миг пустеет. На поцелуй он не отвечает, зато находит идеальный шанс положить кошмару с непрошеной правдой конец. Он позволяет слюнявому безобразию длиться еще пару мгновений, прежде чем ухватить ученика за скользкую губу зубами и прокусить ее так, чтобы несколько капель крови неминуемо стекло по его подбородку. Ло Бинхэ стонет ему в рот и нехотя отстраняется. Пальцами он дотрагивается до ранки и потрясенно спрашивает. — Учитель, ты..? — Больше ни слова,— устало просит он,— развяжи меня и верни вервие туда, откуда его взял. — Но... — Ты оглох? Сейчас же! — Как вы догадались про кровь? — Этот мастер по-твоему совсем идиот? Или, может, шиди Му идиот?— в ответ от ученика он получает неуверенное пожатие плечами и закатывает глаза,— хотя были сомнения, мы пришли к выводу, что кое-какой мой подопечный хранит одну дурную тайну. Которая значит, что он демон, представляешь? — Учитель! Извини, извини... — Ло Бинхэ спешно развязывал узлы и тараторил,— теперь ты выгонишь меня, да? — Даже не надейся, гаденыш. С утра тебя ждет двадцать пять ударов розгами. — Двадцать пять?!— юноша в замешательстве. — Кажется, тебе это удовольствие приносило? Или я ошибаюсь? Ло Бинхэ подозрительно смолк. — В любом случае, наказания тебе не избежать. И после мы еще поговорим...обо всем. В том числе о том, откуда взялся Цвет Милосердной Истины в наших краях. Шэнь Цинцю выпутался из остатков вервия и рухнул обратно на постель, накрываясь одеялом. — А теперь шагай спать и лучше не показывайся мне на глаза до рассвета. Иначе ненароком могу еще пять ударов накинуть. Этот мастер устал,— заклинатель прикрыл глаза, хотя все еще чувствовал, что Ло Бинхэ сидит где-то рядом. — Учитель, я правда...простил тебя. И ты не виноват. Я понял. Честно, я обещаю. Шэнь Цинцю не ответил. Должен ли он сказать что-то? — Ты нравишься мне,— за этим стояло много больше. Как справиться с этим? Чтобы не лишиться рассудка. Послышались шаги. Когда дверь за учеником скрипнула, Шэнь Цинцю нашел в себе силы задаться вопросом: если действие дурацкого цветка сошло на нет, для чего Ло Бинхэ продолжает говорить правду? Что в нем, Шэнь Цинцю, особенного, чтобы вдруг перестать лгать?