О ненависти

О ненависти

Я тебя ненавижу. Ненавижу так сильно, что в горле образуется ком всякий раз, когда вижу твою отвратительную рожу. А когда мы случайно сталкиваемся в коридоре, сердце начинает бешено колотиться от чувства отвращения и испепеляющей злобы. Ты как был собачонкой директора, так и вырос в ручного пса. Только теперь подчиняешься Аврорату. Никакого чувства самоуважения, никакой рефлексии. И никакого воспитания. — Что ты делаешь в нашем крыле? — шипит Поттер, когда мы случайно сталкиваемся на этаже. — А для чего спрашиваешь? Ты же исполнительная власть, а не задающая-вопросы-власть. Делай только то, что умеешь, — усмехаюсь и демонстративно поворачиваюсь к тебе спиной. Могу поклясться, что прямо сейчас ты сверлишь взглядом мой затылок. Иногда на работе все-таки случаются хорошие дни. Быть заместителем главного следователя Отдела магического правопорядка при Визенгамоте совсем не тоже самое, что и руководить операциями в Аврорате. Никаких тебе грязных засад на задворках страны, никаких сломаных рук и, разумеется, никаких приказов. И хотя мы работаем на одном этаже, в разных его частях, я нередко сталкиваюсь с аврорами, возвращающимися с заданий. Потные, взмыленные, зачастую в крови и пыли. Предпочитаю не ездить с ними в одном лифте. Ничего личного, просто эльфы потом пальцы протрут начищать мои туфли и пальто. О нашей взаимной ненависти ходят легенды. О тебе вообще постоянно ходят слухи, герой войны, как никак. Не смог оставить поле битвы, обзавестись семьей, жил работой и не брал больничные. Редко появлялся в зале суда, обычно твои показания записывались заранее и зачитывались на заседаниях. И это безумно, невыразимо раздражает. Я-то вынужден быть на всех своих судебных процессах, участвовать в разбирательстве и постоянно вступать в поединок с адвокатами. Ты же не удостаиваешь вниманием даже те дела, которые сам же и раскрыл. Это выводит меня из себя так сильно, что удержаться от язвительных комментариев в адрес «безответственных представителей Аврората», которые «не знают регламента и не в состоянии заполнить хоть один рапорт как надо» невозможно. Нашу ненависть называют классовой, и я с этим согласен. Что же может быть общего у аристократа, с детства говорившего на трех языках, профессионально летающего на метле и получившего отличного дошкольное домашнее образование и у недоумка, который провел полжизни в чулане под лестницей? Ты никогда не смог бы оценить тонкость шутки и изящество сарказма. Ну хоть на метле сидеть сносно научился. Еще шепчутся, что мы с детства терпеть друг друга не могли. Что тоже верно. Как сейчас помню день в то магазине с мантиями, где мы впервые встретились. Эти отвратительные глаза, рыжий придурок в друзьях и эти наивные вопросы. Я был юн, но уже тогда смог распознать в тебе отвратительного и ужасно неинтересного человека. Разумеется, с годами я продолжал убеждаться в этом. В вечно мятой мантии, с этим кошмаром вместо прически. С этим своим неприличным заливистым хохотом на весь коридор, с безрассудными поступками, с полным нежеланием скрывать эмоции, с талантом вечно влипать в смертельные неприятности. Тьфу! Отвратительно! И даже на этой чертовой войне ты продолжал давать мне новые и новые поводы презирать тебя. Попался егерям и заставил меня рисковать не только собственной шеей, но и моей семьей. Эгоистичный кусок дерьма даже не удосужился получше спрятаться, чтобы не подвергнуть опасности всех, кто мне дорог. И после всего того, что я сделал, пошел на заклание в лес. Любитель драмы, чертов показушник, вообразил, что как герой священных книг сейчас отдаст свою жизнь, чтобы спасти всю школу. Но сильнее всего я возненавидел тебя, когда ты явился на мой суд. Ворвался на заседание, как невоспитанный любитель драмы. Купался во внимании всего Визенгамота. Говорил так громко и так нелепо, что меня трясло. Заставил все передовицы писать только о том, как Избранный и герой войны спас предателя и Пожирателя Смерти. С чего ты вообще решил, что я нуждаюсь в твоей помощи?! Наша взаимная ненависть дает повод для многочисленных сплетен. Молодые авроры нередко шушукаются в коридорах, обсуждают каждую нашу стычку. Идиоты не осознают, какая хорошая слышимость на нашем этаже. Я знаю, что после очередной словесной пикировки, ты в ярости хлопаешь дверью, и иногда сметаешь все бумаги со стола. Ругаешься совсем уж неприличными для руководителя специальных операций Аврората словами. Я чувствую странную удовлетворенность, когда слышу об этом. Наверно, во мне теплится надежда, что когда-нибудь ты научишься заполнять правильно чертов бланк с уликами и мне не придется все переделывать за полчаса до заседания. Ну, кто знает, вдруг твоя ярость перейдет в продуктивное русло. Так уже было, когда центром для операции Аврората стал мой собственный кабинет. Какие-то сумасшедшие пришли в исступление, когда увидели, кто посадил их подельника за торговлю краденым. Они решили, что бывший Пожиратель Смерти имеет право только отправиться на тот свет, но никак не готовить обвинительное заключение. Все произошло слишком быстро, я даже не успел осознать, как именно они взорвали дверь в мой кабинет. В коридоре тут же началась паника. Отголоски войны годами вспыхивали то тут, то там бесконечными терактами, поэтому люди сразу поняли, что происходит. Но не я. Честно говоря, у меня было чертовски скверное утро, я никак не мог сообразить, как подступиться к делу об отравлении трех ведьм. Где-то на середине размышлений прозвучал взрыв и в мою грудь врезалось круцио. И тело взорвалось немыслимой болью. — Лорд мог и больнее, — прохрипел я, когда исчезнувшее от боли зрение вернулось. Высокий и тощий как палка колдун с небрежно натянутой на лицо балаклавой, рванул через весь кабинет и его тонкие пальцы впились мне в горло. Двое его невысоких, но очень крепких коллег перекрыли выход. — Скоро ты увидишься со своим хозяином, недобитая тварь, — прорычал тощий, вытаскивая из кармана короткий нож. — В аду вас ждет незабываемая встреча. Он полоснул ножом прямо по горлу. Кровь брызнула на его руки, на стол, на бумаги. Перед глазами стремительно темнело, инстинктивно я пытался сделать вдох, но это было невозможно. Быстро промелькнула мысль, что было бы очень забавно скончаться прямо на пороге Аврората. Моя смерть прямо под носом у целого гнезда авроров продемонстрирует всем то, о чем я талдычу не первый год. Специальный отдел профнепригоден. О, ты был бы в бешенстве! Дальше историю я знаю лишь со слов коллег. Говорят, ты первый ворвался в наш отдел, остальные авроры прибыли с сильным опозданием. Буквально снес двух бугаев, охранявших дверь. И затем рывком отбросил колдуна в шапке так сильно, что он буквально впечатался в книжный шкаф. И ты же вызвал колдомедиков. И оказал первую помощь, когда мое сердце остановилось. Не мог не покрасоваться, да? Что только не сделаешь, лишь бы не опозорить свой отдел. Через несколько недель, когда меня выписали из больницы, мы снова столкнулись у лифта. Ты, с вечно взъерошенными волосами и грязной-сразу-с-задания мантией, и я, с белоснежными бинтами на шее. — Мог бы и поблагодарить, — ты сложил руки на груди и начал разглядывать мою шею. — Спасибо, что спас мою жизнь, — c удовольствием произнес я. — Жаль, что Аврорат проморгал террористов под самым носом. Так и не пришлось бы никого спасать. — Неблагодарный ублюдок. — Некомпетентный придурок. Хорошие дни сменяются скверными. Когда совещание Визенгамота, куда я, разумеется, приглашен, экстренно прерывается. Группа авроров засекла бежавшего Торфинна Роули. Мою кожу покрывают мурашки каждый раз, когда слышу это имя. Именно Роули стал тем, на ком Лорд заставлял меня тренировать круцио после его провала в поимке Поттера. Роули так и не нашли после битвы при Хогвартсе и последние несколько лет он был в списке самых разыскиваемых преступников Англии. — Авроры арестуют его, нам нужен свой человек на месте, чтобы зафиксировать все по горячим следам, — произнес Эрнест Хоукворт. — Мистер Малфой, окажите такую любезность? — Разумеется, сэр, — киваю я, не давая двинуться ни единой мышце на моем лице. Холодный осенний вечер с традиционно сильным ветром. Даже в пальто холодно так, что продирает до костей. Я ненавижу работать в поле, но как оставить авроров в одиночку собирать улики и устраивать предварительный допрос подозреваемого? Они же все сделают топорно и уже мой отдел захлебнется в переработке их отчетов. Идеально начищенные туфли быстро утонули в отвратительном месиве. Ходить по шотландским болотам в конце Октября любят только авроры. Иначе я не могу объяснить необходимость устраивать ловушку для преступника в такой глуши. Когда я прибыл на место, все уже было кончено. Ветхий дом, служивший убежищем Торфинну, выглядел потрепано. Выбиты стекла, на некоторых стенах свежая черная копоть. Аврорам пришлось вступить в битву, чтобы его схватить. На месте всего было пятеро сотрудников. Трое из них караулили Роули, он сидел со связанными руками прямо под огромным дубом и ухмылялся. Я старался не встречаться с ним взглядом. Это оказалось просто, он безотрывно смотрел на две фигуры поодаль. Холодно кивнув аврорам, я двинулся на поиски командира группы. Нужно было официально представиться и сообщить, что сбор улик берет на себя мое подразделение Отдела магического правопорядка. Командир группы сидел на поваленом дереве, недалеко от останой группы. Вокруг него суетился молодой аврор, верноятно колдомедик, но из совсем молодых. Он пытался одновременно вытащить из сумки бинт, нащупать в кармане мазь и не уронить собственную палочку. — Сейчас-сейчас, простите! Я понимаю, это очень больно, сейчас я… — Да не переживай, Род, — немного нервно произнес до боли знакомый голос. — У меня, если что, еще одна нога есть. Он стянул капюшон мантии и поднял голову, чтобы встретится со мной взглядом. Снова ты. Блестяще. Бегло оглядываю тебя и замечаю, что вся твоя правая нога от бедра до голени рассечера режущим заклинанием. Действительно, выглядит чертовски больно. Даже работать так, чтобы не убиться, не умеешь. Внутри начинает закипать злость. Ты постоянно выводишь меня из себя. — Дело забирает прокуратура Отдела магического правопорядка, — официально произношу, сдерживая раздражение. — Уводите клиента, и не потопчите мне все улики. — Как же ты сюда добрался? — ехидно отвечаешь ты. — Тут же противоаппарационный купол километров на пять. А магическое такси сюда не ходит. Ненавижу. Ты смотришь на мои красивые туфли, испачканные в грязи и дерьме и улыбаешься. — Ты и без шотландских болот выглядишь каждый день гораздо хуже, — отвечаю и осознаю, что вышло слишком слабо. — А вы, сэр, каждый день смотрите? — брякнул Род, который успел вытащить и мазь и бинт. Повисло неловкое молчание и ты расхохотался так громко, что это услышали даже трое охранников Роули. Я лишь сильнее сжал кулак в кармане и потратил ценные секунды, чтобы придумать, как ответить на такую неслыханную наглость. — Каждый день я буду смотреть на его некролог и твое уголовное дело, — нашелся я. — Если ты не перестанешь раскрывать рот и не начнешь штопать своего командира. Хотя, если метишь на его должность, я рекомендую подождать еще минут десять. Он окончательно истечет кровью и место станет вакантным. Род вспыхнул и опустил взгляд. Затем быстро присел на корточки и начал бормотать кровоостанавливающее заклинание. Во время всей этой возни ни я, ни Поттер, ни этот чертов стажер-колдомедик не услышал криков авроров. Первым, на удивление, среагировал я, когда услышал негромкий хлопок. Вскинул голову и увидел, что Роули пропал, один из авроров лежит на земле, остальные двое бегут в разные стороны, явно занимая оборонительные позиции. Заметив мое напряжение, ты вскинул палочку и начал оглядываться. Тишину прерывало бормотание Рода, который, как оказалось, вообще ничего не услышал. — Действие противоаппарационных чар кончилось, — первым сообразил ты. — Он ранен в правую руку и ребро, поэтому колдует не очень прицельно. Я кивнул. Было бы очень полезно, будь я аврором. Но боевая магия мало меня интересовала. С помощью дуэлей вот уже две сотни лет получить продвижение по службе невозможно. Поттер ранен, рядом балласт-стажер. Эти двое авроров, возможно, бойцы неплохие, но они далеко. Черт. Черт. Черт. Роули появился внезапно, он аппарировал прямо передо мной и на мгновение опешил. Видимо, он такой встречи тоже не ожидал. Глаза быстро бегали от меня к тебе, явно принимая решение, кого убить первым. Стажер-колдомедик развернулся, увидел Роули, от страха рванул назад, упал на спину и закричал. Это вывело Роули из замешательства и он рванул прямо к тебе, намереваясь прикончить окончательно. В моей голове резко прояснилось. Время словно замедлилось и я ощутил небывалое спокойствие. Я решительно выхватил палочку и, направив ее в спину Роули, произнес: — Сектумсемпра. С диким душераздирающим криком он повалился на землю, не дойдя до тебя всего полметра. Его крик слился с криком колдомедика-стажера и тут уже не выдержал ты. — Молчать, Род! Ты вскакиваешь с дерева, явно на адреналине, падаешь на колени рядом с Роули и произносишь: — Вулнера Санентур! Вызывайте бригаду колдомедиков. Все просрали. Малфой, какого черта ты творишь?! Неужели ты не знаешь, что будет, если мы убьем задержанного? — Это самооборона, — лишь пожал плечами я. — Тут достаточно свидетелей, чтобы это подтвердить. — Мы так не работаем, — сверкнул глазами ты. — Было миллион заклинаний, которыми можно было его остановить. Ты выбрал именно то, которое его прикончит. — Если бы он успел, хоронили бы вас обоих. — Некомпетентный придурок! — Неблагодраный ублюдок! Традиционно поимка и посадка преступников из списков самых опасных в Отделе магического правопорядка отмечается большим корпоративным праздником. Или, грубо говоря, попойкой, на которой старшие коллеги любят употребить чего покрепче и вспоминать старые добрые времена. Обычно прокуратура и аврорат празднуют отдельно, у каждого отдела свои достижения. Но на этот раз, поскольку я сыграл важную роль в поимке Роули, было объявлено, что пройдет совместная вечеринка. Не смотря ни на что, я не пропускал такие мероприятия. Особенно учитывая, что твоей рожи там не мелькает, можно расслабиться и пообщаться поближе с власть имущими, которые смогут обеспечить продвижение по службе. Выпить пару стаканов эля и послушать, как могуч был тот или иной прокурор в далеком 1800м году. Отличный карьерный лифт! На этот раз все будет иначе. Я это понял, как только зашел в таверну. Слишком шумно. Слишком громко для прокуратуры. Хохот, пиво, и множество колдуний в ярких одеждах. Аврорат напоминал башню Гриффиндора в самой худшей его итерации. Сложно было представить, что это инфантильные люди каждый день скачут по болотам и рискуют протянуть ноги от случайного заклятья. Хотя, может поэтому они так и веселились? Я успел поговорить уже с двумя прокурорами и сидел рядом с мистерем Ричардсом, моим начальником и главным прокурором Отдела магического правопорядка. Он был известен тем, что судил слуг Грин-де-Вальда и любил рассказывать о самых интересных делах, что он вел. Мистера Ричардса очень раздражало, когда он пил один, поэтому приходилось двигаться в его темпе. Мы уже закончили с пивом и перешли на огневиски, когда он, наконец, сказал: — Знаешь, Малфой, скажу честно, я был предвзят насчет тебя. Не принимай близко к сердцу, это издержки профессии. Но я стараюсь смотреть в лицо фактам и следовать букве закона. Я машинально коснулся метки. Эта дрянь так и не вывелась даже спустя несколько лет и гибели Лорда. — Но я рад, что ошибался, — мистер Ричардс, кажется, даже не заметил этого. — Из тебя выйдет хороший прокурор, если ты и дальше будешь демонстрировать энтузиазм. — И если мне снова не перережут горло. — Так это обряд посвящения, — хохотнул старик. — Если тебя не пытались убить за твою работу, значит дерьмово работаешь! Не этого я ожидал от должности прокурора. Вообще риск собственной шкурой это для сумасшедших психов, выбравших Аврорат. Извинившись, я отправился в уборную. Столько огневиски на пустой желудок — плохая идея даже для устойчивого к выпивке мага. Уже оказавшись в узком темном коридоре, ведущим в уборные, я прислонился к стене. В голове путались мысли, но больше всего злило, что картина, где на тебя бросается Роули, а я стою в стороне, не уходит. Легкомысленный болван. И весь отдел не лучше. Совсем не умеют работать, когда один колдун может быть настоящей угрозой для отряда из пятерых опытных бойцов. Ладно, из четверых. Тот мальчишка-колдомедик не может считаться даже за половину боевой единицы. Меня просто тошнит от такой несостоятельности. Как тебя вообще повысили с такими отвратительными навыками?! — Ну, у меня были лучшие показатели в Академии, — прозвучал совсем близко голос. Я поднял голову и встретился с тобой взглядом. Ну разумеется. — Ты что тут делаешь?! — Пытаюсь попасть в туалет, но ты загородил проход и разговариваешь сам с собой. — Ты в курсе, что невежливо вмешиваться в разговор? — Обязательно быть такой свиньей? — Спроси у своего отражения в зеркале! — Мое отражение говорит, что если бы не я, мы бы не в баре отмечали, а по статье проходили, за убийство подозреваемого! — Какой же ты невыносимый кретин! — огневиски было явно лишним. — Как же я ненавижу твое желание всех спасать. — Если бы не мое желание всех спасать, ты бы сдох! В моей душе поднялась волна ярости. Пьяное тело слушалось плохо, но я смог справиться с тем, чтобы выпрямиться и, сжав кулаки, бросить тебе прямо в лицо: — Ты спасал свою жопу и репутацию своего отдела. Если бы я сдох, вы бы все отправились под трибунал. — Если бы ты сдох, мне бы было очень больно. Что?.. И тут я понял, что не я один чертовски пьян. Видимо, после всех обезболивающих зелий алкоголь даже в небольших дозах действовал очень сильно. Мое сердце пропустило удар и рухнуло в пропасть. Я тебя ненавижу. Ненавижу за то, что ты сейчас делаешь. Ненавижу за то, что пришел в этот коридор. И за то, что спас меня. Дважды. Трижды. Меня трясет. Рука сама тянется, чтобы ударить тебя. Ударить больно, в лицо. Так, чтобы остался синяк. Потом расскажешь, что упал или подрался с бандитами. Мне плевать. Рука тянется к тебе, я зажмуриваюсь… И хватаю тебя за свитер и тяну на себя. Ты, похоже, все понимаешь и целуешь меня, сильно прижимая к стене. В голове смесь танцев диско и торнадо. Я ненавижу тебя так сильно, что запускаю руку в твои вечно растрепанные волосы и сжимаю ее. Тебе, наверно, больно, но мне плевать. Воздуха отчаянно не хватает, но на это тоже плевать. Ты прижимаешь меня еще сильнее, твоя рука уже под моей рубашкой. Закрываю глаза и чувствую, как бешено колотится твое сердце. Сумев получить контроль на миг, я вытаскиваю палочку и бормочу заклинание, отталкивающее внимание. На всякий случай. Ты ухмыляешься, ты понял, что я сделал. Эта твоя кривая ухмылка, как же я ее ненавидел всю жизнь. Ты тащишь меня в единственную кабинку туалета и блокируешь дверь заклинанием. О боги. Мы снова сталкиваемся около лифта. Ты пропустил очередное заседание, а я потратил весь вчерашний вечер, заполняя бесконечные отчеты Аврората и бланки с уликами. Они снова были заполнены отвратительно: важные пункты пропущены, зато вписано просто миллион неважных деталей задержания. Это правосудие, мать вашу, а не мемуары. — Заведите секретаршу или научитесь читать и писать, — с раздражение выплевываю я, даже не смотря в твою сторону. — Снова все сделано криво. Даже обезьяна справилась бы лучше. Я подготовлю официальную жалобу. — Пожалуйста! Можешь даже две. — Ты же в курсе, что после трех официальных жалоб идет отстранение? — Только если в Аврорате есть свободные руки. После войны не так много желающих идти на оперативные должности. Так что меня не отстранят, даже если ты напишешь десять официальных жалоб! Это твое отвращение к правилам и порядку приводило меня в бешенство. Это легкомыслие, безответственность, презрение к работе других людей. — Но я скажу шефу, что нам нужно нанять ассистента по документообороту, — вдруг произносишь ты. Удостаиваю тебя взглядом только для того, чтобы картинно закатить глаза: — Я тебя ненавижу. — Я знаю, — улыбаешься ты.