Шень Цинцю — альфа или омега? Да!

Муж послал их в красной подарочной коробке с золотым бантом. Какая безвкусица. Шень Цинцю бы проигнорировал слугу и отослал, но тот настоял. Ему было велено дождаться реакции. Ах, очередная дрянь его величества, значит. Последние месяцы и годы императрица не радовала супруга «выражениями лица». Она была кроткой, послушной, удобной. Прекрасная кукла для гарцевания на публике и мокрая безотказная омега в постели. Она молчала, когда ее пытались убить другие жены и наложницы. Она не реагировала на других альф. Когда любящий муж слал ей в дар мучительные яды и возбуждающие зелья, вместо злости или страха она принимала их. Шень Цинцю потерял счет, сколько раз Ло Бинхэ передавал ему свои проклятые подарки, надеясь высечь хоть какую-то реакцию. Он тщетно выискивал то, что окончательно сломит Учителя. Но годы насилия без надежды на спасение научили бывшего лорда Цинцзин не верить в хорошее и глотать плохое целиком. Глупый звереныш прежде, а нынче чудовище, разрушающее второй по счету мир, лишил его всего: статуса, гордости, достоинства, самоуважения... Мужского естества… Даже контроля над телом благодаря своим паразитам. «Ты станешь моей императрицей, Учитель, а я не снесу твою секту до основания вместе с твоим драгоценным шисюном», — договорились они. И Шень Цинцю стал от и до всего лишь слишком дорогой наложницей, которой не стыдно похвастаться. Он сам сказал Ци-гэ не вмешиваться. Что они с бывшим учеником (его новым хозяином, умолчал он) пришли к пониманию. Его вещи собрали и доставили во дворец. Цю Хайтан сидела на месте его семьи, прожигая черным ненавидящим взглядом. — Открой, — велела императрица слуге, потому что муж не позволял… иметь рабочие руки вне течки. А в сезоне, как известно, наступала естественная релаксация мышц у омег. Омеги были природой созданы, чтобы ублажать альф и быть беспомощными. Шень Цинцю не приходило в голову роптать на решение императора, потому что и рабочие ноги были милостью, которую он заслуживал. Помощь слуг была милостью. Не испытывать возбуждение или боль — было милостью. Чувствовать кожей было милостью. Чувствовать то, что реально и окружает его — это милость. Бодрствовать и не видеть кошмаров было милостью. «Как много вещей мы принимаем как должное, пока их не отнимут у нас», — подумал он, глядя на осколки СюаньСу. Ци-гэ был мертв. Сяо Цзю тоже, только по нелепому совпадению еще дышал. — Вам нравится подарок, г-госпожа? — запнулся слуга. Ло Бинхэ настаивал, чтобы с Императрицей обращались как с барышней ее положения. Потому что по всем правилам омега принял функции женщины: забыл, как исторгать семя благодаря крошечной клетке, не переча слушался супруга-альфу и принимал член мужа с огромным наслаждением. «Дайте ему время, и он изобретет способ сделать мужчину беременным», — презрительно иногда думал бывший заклинатель. Он надеялся, что умрет в родах, а его выродок пойдет в папашу и загрызет того однажды ради силы и власти самым извращенным способом. С другой стороны, как зверь мог дать омеге способность выносить наследника, ведь это бы лишило учителя очень важного недостатка. Он бы тогда не смог стыдить свою бесполезную императрицу за то, что она всего лишь дырка! Это тоже слишком дорогой подарок. Цзю опустил глаза, молча коснувшись омертвелой рукой осколков благородного меча. Слез не было совсем. Чувств не было уже очень давно. Даже удивления не было. — Ничего неожиданного, — постановил он. — И не сказать, что эта императрица впечатлена. Последняя школа заклинателей уже очень давно лишь выживала, утопая в жалобах народа и набегах демонов и чудовищ. Иногда Цзю вовсе отстраненно думал, а не лучше ли было позволить им рухнуть. К чему столько усилий, чтобы влачить столь жалкое существование? — В самом деле, дорогая жена, твое сердце холодно, как всегда! — воскликнул ликующий демон. Он праздновал свою победу! Он повелительно махнул рукой всем в помещении. Муж взял свою омегу без стеснения, едва слуги расторопно скрылись за дверью. По окончании супружеского акта он руками Цзю затолкал в задний проход рукоять СюаньСу. И полюбовался полным отсутствием выражения на лице куклы. Щелкнув пальцами, император вернул свободу рукам Шень Цинцю. — Наслаждайся праздником, жена, — бросил он беззаботно и удалился уделить время другим своим шлюхам, чьи права на практике были в разы шире таковых у императрицы. Победа несомненно далась ему легко, если он так просто оставил тело омеги в покое. Или бесчувствие Учителя наконец наскучило ему? Омега не дернулся вытащить рукоять, даже когда хозяин ушел, с дрожью впитывая исчезающие пульсации знакомой ци. Скоро и они покинут мертвый металл. Цзю помнил их один-единственный раз с Ци-гэ. Разбалованный, глупый мальчишка он был. Практически сразу после ухода императора зашли слуги, чтобы подготовить его к вечернему приему. Цинцю успел взять узкий кусочек металла из брошенной коробки и проследовал в купальни, где его освободили от рукояти, вычистили от семени альфы и принялись наряжать и красить, закрывая пудрой синяки и царапины. Супруг не был бережен, пытаясь вытрясти из него «истинную» реакцию. Сяо Цзю считал секунды, когда слуги отвернутся, и можно будет затолкать осколок себе в горло. Ло Бинхэ сделал ему королевский подарок сегодня, и правда! Неожиданно рутина прервалась неким скандалом на входе. Цинцю даже ощутил своего рода любопытство. У него еще было несколько часов, чтобы умереть, а вот узнать, кто это столь яростно ломился к нему?.. Хоть бы это была одна из бывших учениц или боевых племянниц, чтобы высказать ему обвинения. Он бы хотел знать, что в их душах остались крупицы верности родной секте. Но скорее всего это притащилась неверная добрая дурочка Нин-эр. Или Лю Миньян, эта озлобленная слепая стерва, которая пошла вся в Учителя. Она и госпожа особенно иронично закончили — жаждали отомстить за брата, но в итоге оказались с его убийцей в одной упряжке. Нин-эр всего лишь ошиблась в своих симпатиях и вышла замуж за величайшего тирана, что погубит два мира. Наивно полагать, что Ло Бинхэ способен поступиться своим раздутым эго ради кого-то. Звереныш никого никогда не слушал. Иначе бы не вырос таким тупоголовым ублюдком. — Шисюн, пожалуйста, я только хочу выразить свои поздравления! — позвал знакомый отчаянный голос. Шан Цинхуа. Разве он не мертв? Трусливый предатель. Каким ветром его пригнало? Взвесив осколок в руке, Шень Цинцю разрешил бете войти и попросил слуг удалиться на несколько минут. Те последовали приказу. Потому что эта кукла хорошо себя вела последние несколько лет и ничем не демонстрировала свой скверный характер. Она была даже верна и прошла все проверки. Это Ло Бинхэ не сдержал свое слово. Ло Бинхэ лишается этой куклы. — Шиди Шан, — поприветствовал он мертвым бодрым голосом. — Что привело тебя сюда сегодня? Мужчина треснул жалкими слезами, скорчился и упал на колени. Пополз, умоляя о прощении. О том, что не хотел ничего подобного, не думал даже, не планировал… «Никто не планирует такое, шиди», — думал в ответ Цинцю созерцательно. Уже давно он не ощущал себя в своем теле хозяином. Шан Цинхуа подполз прямо к нему и прижался своим отвратительным слюнявым лицом к его одежде. Шень Цинцю даже не дернулся, глядя на мужчину. Его руки лежали безучастно. Единственная разница с обычными в том лишь, что кулаки были сжаты. Вдруг в его ладонь легла какая-то палочка, также размером с палец, как и осколок. — Этот легендарный артефакт способен перенести в самое безопасное место. Это место может быть даже в другом мире, шисюн. Там, где Ло Бинхэ не существует, где наш император тебя не достанет. Где Юэ-жаньмен жив. Где тебе помогут. Клянусь, шисюн, последний раз, и мы все от тебя отстанем. Просто сломай палочку. Он единственный в своем роде, никто никогда не найдет тебя! Он даже сам взял палочку безучастными руками Цинцю. Его потные ледяные ладошки были нервными. Их потряхивало. Они были такими живыми, что Шень Цинцю невольно ощутил зависть... Насколько же этот человек похож на себя. — А ты? — уточнил он вслух, ничего особенного не чувствуя. Может, это было беспокойство? Или забота. Или страх. — За меня не волнуйся, — неожиданно кровожадно усмехнулся-оскалился бывший шиди. Он был безумен. — Я натравлю его на равного ему соперника, и посмотрим кто кого! — Что ты имеешь… — голос Шень Цинцю стремительно растворился в жемчужной воронке перемещения. Последнее, что он увидел и услышал, это Шан Цинхуа, панически орущего и зовущего на помощь, голосящего, что император-самозванец с СиньМо схватил императрицу и унес прочь! Дальше… Дальше Шень Цинцю упал на стол собраний на Цанцюн прямо перед живым Ци-гэ, будто главное блюдо. На приемах демонов он видел и даже пробовал такие к вящей радости своего полукровного супруга. Он всегда был рад скормить Учителю то, что сам в рот не возьмет. Не видя ничего больше вокруг, Шень Цинцю отметил живого и здорового Ци-гэ, покрыл своим запахом и рассыпался на части. Его попытались оторвать руки… Лю Цингэ! Живой Лю-шиди с этим его омерзительным хмурым лицом альфы. Он даже пах, как при жизни — грозой и жасмином. Его он тоже отметил, не соображая, что делает. Зацепился за его одежду, растягиваясь между двумя альфами, не в силах отпустить ни одного. — Кто ты такой? — требовал от него чей-то альфа-голос, принуждая покориться. Шень Цинцю беспомощно, дезориентировано вертелся и задыхался родными запахами. Кто-то выл. Все были на месте в этом зале собраний. Все лорды были в сборе. Включая застывшего на месте Шень Цинцю, сидящего по правую руку от главы секты. Шень Цинцю, который безошибочно и абсолютно неправильно пах альфой. Омега шокированно встретился с собственными черными глазами. Острый волевой взгляд будто выпотрошил его и вызвал тошноту. Все в Цзю восстало в протесте, как не поднималось уже долгие-долгие годы. Он зашипел на самозванца и зажал осколок СюаньСу в руке. — Позовите мастера Хэ срочно! — крикнул кто-то за его ушами, когда Шень Цинцю кинулся на Шень Цинцю с намерением убить.