Shut up and listen

Две недели. Они потратили две недели на раскрытие этого дела. Самое долгое дело, над которым Аддамс когда-либо работала, было связано с убийствами Хайда, и она считала, что это была лучшая ее работа, учитывая, что она была одна, когда взялась за задание, порученное капитаном. Несмотря на то, что капитан не испытывала симпатии к Аддамс, она была единственной, кто мог справиться с этим делом. И она справилась. Уэнсдей приложила немало усилий, чтобы избавиться от привилегий и семейного наследия, и заработала репутацию лучшего детектива в участке, несмотря на свою склонность к бунтарству. Люди считали, что это только укрепило ее репутацию. Любой сотрудник участка может подтвердить, что с Аддамс было очень трудно работать. Она, конечно, знала об этом. Ей нравилось работать одной. Ей нравилось выслеживать преступников в одиночку, не прибегая к помощи других людей, чьи методы, скорее всего, отличались бы от ее. Появился детектив Юджин Оттингер. Он был молодым детективом, но блестящим. Больше, чем хотела признать Уэнсдей. В ней до сих пор живет чувство вины. Не так явственно, как раньше, но оно присутствовало. В течение нескольких недель она медленно признавала правду: причиной несчастья Юджина были ее просчеты и самолюбие, а не его слабость. Это был урок, полагала она. Именно поэтому она ничего не сказала, когда недавно переведенный офицер был назначен ее напарником. Никаких протестов. Никаких жалоб. Только безропотное принятие своей судьбы. Это было уже совершенно иное наказание. Инид Синклер была не чем иным, как взрывом. Энергии. Шума. И цвета. И Аддамс проклинала все сверхъестественное и божественное за такое наказание. Возможно, это был такой способ Уимс дать ей понять, каково это — работать с человеком, которого она так ненавидела. В то время как все остальные в участке отказались работать с Аддамс, Инид с радостью приняла вызов, настолько, что была в восторге, когда получила эту работу. Честно говоря, она была новичком и ничего не знала о репутации Уэнсдей. И по традиции офицер Танака ее предупредила. Уэнсдей ожидала, что ее новая напарница будет покорной. Но нет. Инид была настойчивой, упорной, шумной и, конечно же, чертовым оборотнем. Аддамс нашла себе равного. Ярко-розовые и голубые пятна и кипучая личность, возможно, в какой-то степени раздражали ее. Но вот этот треклятый рот и смелость — это было то, что ее раздражало. Большинство людей в присутствии этого смертоносного детектива съеживались. Большинство людей молчали бы. Даже офицер Барклай не могла сравниться с ней по силе соперничества с волчицей. Остроумие Инид и острый язык Уэнсдей находились в постоянном противостоянии в течение первых нескольких недель их совместной работы. Это стало развлечением для других сотрудников полицейского участка. Наблюдать за тем, как Аддамс и волчица то и дело вступают в перепалку, которая в конце концов приводит к поражению Уэнсдей, было одно удовольствие. Офицер Танака восхищалась Инид, которую она впоследствии окрестила «щенком». Никто и никогда не ставил Уэнсдей на место, не лишал ее дара речи, не оставлял ее в ярости от поражения, не бил по ее самолюбию и в конце концов выживал. — Никогда бы не подумала, что такая любительница розового, как ты, сможет справиться с Аддамс и сохранить свой хвост, — сказал вампир. — У меня нет хвоста, но спасибо. — Я просто прикалываюсь над тобой, щенок. Сегодня ты пойдешь с нами. Мы отпразднуем твою победу. Инид почти сразу же добилась любви и уважения в участке. Было весело, когда она выступала противовесом мрачности Аддамс. Хотя внимание и дружба, которые она завоевала, уступили место ее беспокойству по поводу привычной отстраненности Уэнсдей. Однажды волчица заговорила об этом и получила типичный ответ Аддамс. — Я не из тех, кто жаждет чужого внимания, так что избавь меня от своей жалости, а не то я заберу твой язык. Каждые выходные офицеры ходили в бар и устраивали пьянки, и теперь Инид была принята в их круг. Волчица не спрашивала, почему ее напарницы нет с ними, так как уже знала ответ на этот вопрос. Но каждый раз, когда она пила с остальными, смеялась с офицером Танакой, сплетничала с офицером Барклай и другими сиренами, Инид хотелось, чтобы ее напарница была рядом. Но это было невозможно, подумала она. Уэнсдей была практически нелюдима. Хотя волчица так привыкла к ее обществу, к шуткам, колким замечаниям и случайным угрозам убийством, которые были не более чем пустыми… Ей было даже смешно. Она не могла поверить, что ей не хватает этой мрачной женщины. Инид приходилось держать это в себе. Весь участок точно не заткнется, если узнает, что она влюбилась. И, может быть, на этот раз ее напарница и в самом деле заберет себе ее язык. Она закатила глаза при этой мысли, почувствовав легкое жжение в груди. Через месяц работы в качестве напарников их соперничество переросло в нечто менее взрывоопасное и более игривое. Их стычки превратились в танец слов, приправленных непринужденностью. Уэнсдей все еще хранила свои стены, отказываясь признавать дружбу, которая, по словам Инид, уже завязалась между ними. Смертоносный детектив всегда была осторожна, методична и прагматична, посвящая все свое время и силы работе. Но волчица была готова играть в долгую игру. Она была достаточно терпелива и полна решимости разрушать эту стену понемногу. Будет ли в конце награда? Кто знает. В конце концов, весь кайф заключался в погоне. И только когда они вместе взялись за первое крупное дело, связанное с похищением нескольких женщин, их отношения переросли в нечто большее. Хотя Уэнсдей ненавидела конкуренцию, как и ее соперничество с офицером Барклай, она обнаружила, что интеллект волчицы дополняет ее собственный. Инид всегда удавалось заполнить пробелы, которые Аддамс упускала, предлагая иную точку зрения, до которой она сама бы не додумалась. Уэнсдей была точной, логичной и, если нужно, жестокой, а Инид — гибкой, убедительной и не вызывающей подозрений. Она часто забывала, что ее напарница — оборотень, и при первой же возможности могла высвободить эту свою звериную сторону. Но Инид прекрасно умела контролировать себя. Очень опасно. В течение двух недель они пытались раскрыть дело о похищениях, и это отнимало у них все силы. Не сказать, что это было не очень захватывающе. Уэнсдей вспоминала, что, если бы не ее напарница, она трижды была бы мертва, а ведь прошло уже несколько минут с тех пор, как она пережила смертельный опыт. Ей этого не хватало. Дело также позволило проявить способности Инид. Уэнсдей была почти поражена тем, как ее напарница переключается со своего кипучего и яркого поведения на более серьезное и смертоносное. И тут ей в полной мере открылось, что за существо она на самом деле, а на самом деле она лишь царапает поверхность. Глаза Инид светились ярко-голубым светом, когда она оказывалась в опасной ситуации. Острые, красивые и угрожающие. То, как разноцветные ногти превращались в острые когти — предпочтительный способ защиты, поскольку по неизвестным Уэнсдей причинам она отказывалась пользоваться выданным ей пистолетом. Как она обнажала клыки, когда была раздражена. Уэнсдей уже не раз видела эти клыки вблизи. И она могла подтвердить, что они были длиннее, чем у Танаки. За две недели Уэнсдей по достоинству оценила вклад волчицы в их сотрудничество, и все это время она избегала смерти в надежде раскрыть дело. Тем временем среди обитателей дна поползли слухи. — Кто-то должен что-то сделать с этой психованной сукой Аддамс и ее бешеной собакой! Но никто не мог. Они были силой, с которой нельзя было не считаться. Аддамс и волчица раскрыли дело, перепачканное кровью, потом и грязью. Они нашли всех пятнадцать женщин и небольшую группу, организовавшую их похищение. Это было нелегко: Уэнсдей едва не лишилась руки из-за мудака с мачете, а Инид получила множество пулевых ранений по всему телу, но оборотень с ними вряд ли не справится. Группа была взята под стражу, за исключением тех придурков, которые стреляли в Инид и чуть не отрубили руку Аддамс. Расчленение может показаться захватывающим, но Уэнсдей было не до этого. Потянув за несколько ниточек, она добилась того, что двух преступников поместили в психиатрическую лечебницу, где находился ее дядя Фестер. Там их ждало гораздо более страшное наказание. Когда Инид узнала об этом, она была одновременно и потрясена, и тронута тем, на что пошла ее напарница. — Ты подписалась быть моей напарницей, а теперь тебе придется иметь дело с моими методами, независимо от того, согласна ты со мной или нет. Инид пока не получила все ответы на вопросы об Уэнсдей, но чувствовала себя удовлетворенной тем, что ей было дано на данный момент. Ее первое большое дело было раскрыто бок о бок с печально известной Уэнсдей Аддамс, лучшим детективом. Дни, прошедшие после раскрытия их крупного дела, не отличались ничем выдающимся, что позволяло им спокойно заниматься детективной работой. Это означало, что в последнее время не возникало опасных для жизни ситуаций, и они проводили конец дня, не думая ни о чем, кроме как о том, чтобы открыть бутылочку холодненького и хорошенько выспаться. Особенно Уэнсдей. С этого момента Уэнсдей поняла, что вновь обрела уважение к волчице. Не то чтобы она призналась в этом вслух, нет. Но это отразилось в ее поступках. Она стала более терпимой. Более внимательной. Ее тон был менее враждебным. Взгляд ее глаз стал менее пронзительным. Возможно, она сама того не осознавала. Возможно, потому, что с течением времени ее слишком отвлекали дерзкие поступки волчицы. И вместо того, чтобы почувствовать раздражение, как следовало бы, она пустила все на самотек. Даже потакала. Сначала Инид пригласила ее на ужин, объяснив это тем, что хочет, чтобы они провели время вместе как коллеги. Уэнсдей стала немного менее осторожной, но все еще не до конца открылась волчице. Дальше предложения продолжались. Они вместе обедали, вместе пили кофе, вместе ужинали. Это происходило лишь раз в неделю, а затем превратилось в ежедневное занятие. Все это было в пределах нормальности. Конечно, они были напарниками. Затем стали происходить мелкие нюансы. Аддамс была известна своей неприязнью к любым прикосновениям, но казалось, что ее терпимость к этой волчице становится все больше и больше. Все началось с того, что она просто положила руку на руку, затем взяла ее под локоть, а потом стали происходить случаи, когда их пальцы касались друг друга в машине Аддамс. Иногда Инид в слепом возбуждении или радости обнимала Уэнсдей за плечи. Некоторые офицеры заметили это, особенно Танака. Но еще больше их удивляло беззаботное отношение Уэнсдей ко всему этому, когда ее обычной реакцией было сломать кому-нибудь пальцы. Теперь было очевидно, что она предпочитает только прикосновения Инид и никого больше. У Инид бывали моменты, когда она была слишком смелой. Даже кокетливой. Любой человек не обратил бы на это внимания. Они бы восприняли это как знак того, что человеку комфортно рядом с ними. Но Уэнсдей не была склонна распознавать эти признаки. Да это и не имело значения. Инид действительно флиртовала с ней, как бы ей это ни казалось. Это было сделано из лучших побуждений. Это было игриво. Это было уверенно. Это было застенчиво. Это было очаровательно. Волчица была очаровательна. Зубастая улыбка, обнажающая клыки. Голубые глаза, которые в темноте ночи светились одновременно опасно и прекрасно. Смех, который должен был быть самым отвратительным звуком на свете, а теперь заставлял летучих мышей в ее грудной клетке биться в бешенстве. И эти красивые руки. Эти невинные на вид руки, которыми она, черт возьми, могла бы выжать из нее жизнь… Вот блять… — Ох, Йоко только что написала мне сообщение, — сказала Инид, сидя на пассажирском сиденье Lincoln Continental. — Черт, я забыла сказать ей, что не смогу пойти сегодня в бар. Глаза Аддамс были устремлены на дорогу, одна рука лежала на руле. — А теперь она спрашивает, где я, черт возьми, нахожусь, — пробормотала Инид, постукивая большими пальцами по экрану своего телефона. — Быстро! Придумай мне какое-нибудь оправдание. Что угодно. — Почему бы тебе просто не сказать ей правду? — сказала Уэнсдей, как всегда монотонно. Инид повернула голову к невысокой женщине с расширенными глазами. — Нет, ни за что! Они уже распускают слухи о том, что мы встречаемся. Если она узнает, что я напиваюсь с тобой, а не с ними, она не будет молчать об этом, и весь участок будет знать. — Слухи — это только слухи, волчица. Слухи. Почему ты так беспокоишься о том, как нас воспринимают другие люди? — Хэй, Аддамс. Я восхищаюсь твоим пренебрежением к ожиданиям общества. Правда. Но когда ходят такие слухи, мне становится не по себе, ясно? К тому же, это неловко и заставляет чувствовать себя застенчиво, и ты начинаешь думать обо всем на свете, и… — Черт возьми, Синклер. Успокойся. — Уэнсдей прыснула. — Просто делай, что хочешь. У меня нет времени заботиться о твоих проблемах школьного уровня. — Какой у тебя, должно быть, был веселый школьный опыт. — Я не знаю, почему это имеет отношение к делу. — Просто… дай мне что-нибудь. Ты же знаешь, что я не умею врать. — Инид хмыкнула, откинувшись на спинку сиденья. — Да ладно, Аддамс. Ты единственная, кто в этом разбирается. Уэнсдей бросила на нее короткий взгляд, размышляя о том, как бы поиздеваться над ней еще немного. — Ладно. Не бери в голову. Я просто скажу ей, что устала. — Инид отмахнулась, быстро набирая ответ в телефоне. — Она тебе не поверит. У тебя энергия как у оголтелой чихуахуа. — Знаешь что? Как только мы доберемся до твоего дома, я так наклюкаюсь, что даже не буду об этом беспокоиться. Уэнсдей хмыкнула. — Уверена, что так и будет, волчица. — Просто это как-то несправедливо, что мы не выпили вместе, понимаешь? Я всегда тусовалась с Йоко и компашкой. Не пропускала ни одной ночи. Я знала, что ты не придешь, даже если я тебя уговорю. — Нажав кнопку «Отправить», Инид снова посмотрела на детектива. — Вот почему я в полном восторге от того, что ты приняла мое предложение. Я чувствую себя здесь как Дон Корлеоне. Ты не могла мне отказать. — Дон Корлеоне? — Уэнсдей бросила взгляд на волчицу. — Не думала, что ты из тех, кто смотрит фильмы о мафии 70-х годов. Инид резко вздохнула, прижав руку к груди. — Я женщина с характером. Я люблю фильмы про девчонок и романтику, но смотрю и другое. В голове Уэнсдей зародилась идея. — У меня есть коллекция фильмов ужасов. Сегодня мы посмотрим мой любимый. — О, Боже. Ты собираешься заставить меня смотреть всякую жуть? Не заставляй меня смотреть всякие ужасы, — Инид застонала, фальшиво поперхнувшись. — Я думала, ты женщина с характером. — Смешно, Аддамс. Держу пари, ты не смогла высидеть и десяти первых минут «Дрянных девчонок». Уэнсдей бросила на нее взгляд. — Охохо. Так и есть! — воскликнула Инид, дразняще ухмыляясь своей напарнице. Поездка до квартиры Уэнсдей заняла еще десять минут, прежде чем они наконец приехали. Припарковав машину на стоянке, детективы направились в пентхаус, чем немало позабавили Инид. — Хорошая у тебя квартира. На секунду я подумала, что ты живешь в том доме с привидениями на Рузвельт-авеню, — пошутила Инид, войдя вслед за Уэнсдей в ее квартиру. — Это очень стереотипно с твоей стороны, — сказала Уэнсдей, бросая ключи на стол и ослабляя воротник рубашки. — Я принесу вино. Ничего не трогай. — Конечно, босс. Это место было сочетанием стильного и темного, с приглушенным теплым освещением, окрашенным в матовые черные и серые цвета с белыми акцентами. Мебель имела старинный вид, как будто Инид ожидала увидеть ее в замке. Оглядевшись, она увидела аккуратно расставленные ножи и темные картины на стенах. На полке стояли книги известных авторов: По, Стивен Кинг, Г.П. Лавкрафт, Мэри Шелли, Нил Гейман, Брэм Стокер и другие, слишком малоизвестные для Инид. Рядом с книжной полкой располагался кабинет самой Аддамс: небольшой письменный стол с лампой, бумагами, чернильницей и одинокой печатной машинкой. Инид уже была знакома с увлечением Аддамс литературой. Она знала о дневнике, в который постоянно что-то писала ее напарница. Прямо как настоящий нуар-детектив, подумала она. Тут волчица заметила аквариум. Она подошла к нему и быстро отпрянула назад, как только приблизилась. — Иисусе Боже! Это что, скорпион? — вскрикнула Инид, посмотрев в сторону Аддамс. — Я вижу, ты познакомилась с Неро, — сказала Уэнсдей, вернувшись из бара на кухне с бутылкой вина и двумя бокалами для обеих. — Скорпионы живут всего 3-5 лет. Он живет у меня уже почти четыре года, и ты — первый человек, которого он встретил с тех пор, как он у меня появился. Инид слегка приподняла брови, услышав эту информацию. Если не считать поведения Уэнсдей, к которому она уже должна была привыкнуть, все остальное за пределами их работы было для нее неизвестно. Знакомство с питомцем стало для нее приятным и одновременно неожиданным сюрпризом. — Это значит, что ты еще никого к себе не приводила, — сказала Инид, забирая у Уэнсдей бокал. — Серьезно? Никаких парней? Девушек? — Отношения меня не интересуют. И я не считаю, что отношусь к тем, которых считают привлекательными или желанными люди на свиданиях. Я знаю свою репутацию, волчица. Люди убегают, как только я даю им хоть малейший намек на то, что я из себя представляю, — сказала Уэнсдей, после чего подвела их обеих к серому дивану и устроилась поудобнее. Инид полушутливо кивнула на слова своей напарницы. — Может быть. Я имею в виду, что ты, безусловно, так или иначе идешь против правил, но тот, кто сказал тебе, что ты непривлекательна, по-моему, чертов идиот. — Не пытайся мне льстить, волчица, — Уэнсдей откупорила бутылку и налила немного в их бокалы. Закончив, она откинулась на спинку дивана и сделала глоток вина. — Кроме того, у меня уже были ухажеры, и все они были нудными и не стоили моего времени и внимания. — Ммм… Вполне в духе бренда, — хмыкнула Инид и тоже сделала глоток. Она сделала паузу и облизнула губы, пораженная сильным вкусом, которого не ожидала. — О, вау. Ну и вкус у этого вина. — Это Амароне. — Да? — Инид взяла бутылку со стола. — Итальянское, да? Отличный вкус, Аддамс. — Осторожнее, волчица. Эта бутылка стоит четверть нашей месячной зарплаты. — И чертовски дорогая. Господи, да у тебя вон еще сколько стоит, — сказала Инид, ставя бутылку на место и бросая взгляд на коллекцию вин на стойке. — С такими вещами неудивительно, что ты не хочешь сидеть с нами в баре. Мы из-за тебя выглядим так дешево, Аддамс. Черт. — Мне противно находиться в присутствии пьяной толпы. Я предпочитаю пить в одиночестве, — сказала Уэнсдей, осторожно покачивая свой бокал. — Ммм. И поэтому ты никогда не принимаешь приглашения Йоко? — сказала Инид. — Кстати, об этой вампирше, мне нужно на секунду перевести телефон в авиарежим. Я просто знаю, что она попытается достать меня за то, что я пропустила сегодняшний вечер. Уэнсдей пригубила вино, а Инид занялась своим телефоном. Брюнетка достала из куртки пачку сигарет и зажигалку и закурила, наполнив пространство вокруг них танцующими облачками мятного дыма. Инид засунула телефон обратно в карман и снова облокотилась на диван. — Вот и все. Я побеспокоюсь о ней завтра. — Еще раз. Я не понимаю, почему тебя так беспокоит то, как они нас воспринимают. — Уэнсдей выпустила в воздух облачко дыма, наливая в свой бокал еще одну порцию. Инид издала смешок, похожий на ехидство и хихиканье. — Я не собираюсь объяснять тебе это снова. Главное, что я могу пить дорогое вино бесплатно. И черт бы побрал это дерьмо… — Она сделала большой глоток и зашипела от сильного вкуса. — Это дерьмо хорошо бьет, не буду врать. — Оно не такое уж и крепкое, — сказала Уэнсдей. — Ну, прости меня. Моя стойкость не самая лучшая в мире. Даже несмотря на то, что я чертов оборотень, — Инид захихикала. — Это должно быть само собой разумеющимся? — спросила Уэнсдей. — Нет. Но немного жалко, что существо моего вида легко вырубается несколькими бутылками пива, — признала Инид, в ее тоне прозвучал намек на смущение. — И посмотри на себя. Приняла пузырек цианида как чемпионка. Бутылка «Амароне» для тебя — ничто. — И все же ты позволяешь себе напиваться каждые выходные, — сказала Уэнсдей. — Я слышала, что ты хорошо поешь в караоке, — добавила она игриво, ее ласковые глаза выглядывали из-за краев бокала. — Это Йоко тебе сказала? — спросила Инид, широко раскрыв глаза и чуть не поперхнувшись вином. — Барклай показала мне видео, — Инид могла поклясться, что в тоне ее собеседницы прозвучал намек на веселье. — А еще ты пела серенаду паре средних лет. — О боже. — Волчица закрыла лицо, вся покраснев, когда из ее рта вырвался смущенный смех. — Боже мой, они за это заплатят. Эти сучки за это заплатят. — Я бы с удовольствием посмотрела, как ты попытаешься, — почти с вызовом произнесла Уэнсдей. — Но я полагаю, что Йоко умеет задобрить тебя, так что я сомневаюсь, что ты прибегнешь к крайним мерам. Инид разочарованно вздохнула, закатив глаза. — Уф, ты права. Я оставлю все как есть. Но, черт возьми, это так позорно. Спеть серенаду паре средних лет? На публике? Господи, убей меня. — Это было интересное зрелище, если не сказать больше. — Тебе понравилось, да? Не жалеешь, что пропустила? Уэнсдей на мгновение приостановилась, обдумывая идею развлечь волчицу и доставить ей удовольствие. Она сделала еще один глоток и хмыкнула, зажав сигарету между губами. — Ну? — спросила Инид, слегка повысив голос. Еще одна пауза. Затем Аддамс пожала плечами. — Нет. Я так не думаю. — Она сказала, выдохнув облачко. Инид прищурилась, неудовлетворенная ответом. — Чушь. Ты бы убила, если бы увидела меня в таком виде, давай будем чертовски реалистичны. — Я много раз видела тебя в более жалком состоянии, волчица. Поверь мне. Я ни о чем не жалею, — сказала Уэнсдей, выпустив в ее сторону облако дыма. — Цц… Справедливо, я думаю, — сказала Инид, опустошая свой стакан. — А теперь, разве ты не сказала, что хочешь, чтобы мы посмотрели фильм? Лучше бы это было не какое-нибудь дерьмо вроде «Человеческой многоножки». Если только ты не хочешь, чтобы я заблевала весь твой красивый кофейный столик. — Человеческая многоножка — это всего лишь претенциозная затея с чрезмерной шокирующей ценностью, — с большим презрением сказал Уэнсдей. — Я очень рада это слышать, но теперь я беспокоюсь о том, что ты хочешь посмотреть. Уэнсдей поймала себя на мысли. Она редко меняла планы. Более того, она всегда доводила свои планы до конца. Она обещала посмотреть сегодня фильм, и, очевидно, Инид предвкушала его. Но сейчас идея об этом была не такой многообещающей, как раньше. Внутри нее что-то кипело. Что-то эгоистичное. Она не хотела, чтобы внимание Инид было разделено. Дальше все пошло как по маслу, и она вернулась к той недавней дилемме. Возможно, дело было в алкоголе, но она не так легко пьянела. Тем не менее, она обнаружила, что идет на поводу у своих плотских соблазнов. Она поймала взгляд волчицы и ожидающий взгляд за ним. Она все еще ждала ответа. Это не должно было быть так сложно, но она проклинала гордость, которую носила вместе со своим именем; Аддамс не шла на компромиссы. — У тебя все в порядке, Аддамс? Уэнсдей сжала челюсти. Она выдохнула, решаясь на окончательный ответ. — Кино теперь звучит не так приятно. — О, нет проблем. Мы можем просто поговорить. Это гораздо интереснее. Почему-то Уэнсдей почувствовала, как на нее нахлынуло облегчение. Жалко. Чувство собственного стыда заставило ее снова сделать паузу. - Хэй, эмм… — Инид поднялась со своего места, слегка придвинувшись ближе к Аддамс. — Я имела в виду то, что сказала раньше, понимаешь? Мне было весело работать с тобой. Очень. Честно говоря, половина удовольствия заключалась в том, что я просто прикалывалась над тобой. И люди предупреждали меня, что ты — типа «мрачная жница», но я думаю, что ты просто охраняешь себя, понимаешь? У тебя сильные границы, что я очень ценю. И ты такая чертовски умная и крутая, и тебе плевать, что думают другие люди. И я не знаю… Наверное, это много значит, что ты наконец-то впустила меня в свой «мир» и позволила выпить с тобой немного дорогого итальянского вина, так что… Она сделала паузу, поняв, что слишком долго бредит, и глупо хихикнула. Услышав это, сердце Уэнсдей радостно забилось, а она и не подозревала, что такое возможно. Впрочем, вся эта болтовня была как бы необязательной. Может быть, излишней? А возможно, наоборот, немного возбуждающей. В любом случае, она чувствовала, как жар заполняет ее грудь, и она была уверена, что это не вино. Черт. В костюме становилось жарко. — Ну и хрен с ним, — Инид снова наполнила свой бокал. Затем она предложила наполнить бокал Уэнсдей, и та согласилась. — Выпьем, я полагаю. Инид подняла свой бокал, ожидая, что Уэнсдей сделает то же самое. Аддамс прикусила щеку и вздохнула, поднимая свой бокал. — Salud, loba. Они одновременно осушили свои бокалы. Было видно, что Инид к этому моменту слегка опьянела. Красное лицо, полуприкрытые глаза и постоянная глупая ухмылка, обнажающая длинные клыки, доказывали это. — Блядь, какая вкусная дрянь, — волчица снова схватила бутылку, затем посмотрела на своего партнера. — Ты не возражаешь, если я… — Давай. Наслаждайся, — сказала Уэнсдей. Ухмылка Инид стала еще шире, она издала возбужденное, почти детское хихиканье и отпила прямо из бутылки. Она остановилась на полпути, чтобы передать бутылку Уэнсдей, которая просто смотрела на нее в ответ. Щеки волчицы все еще были наполнены вином, словно у бурундука, а несколько капель прочертили линию по ее подбородку и до основания шеи. Инид сглотнула и громко хмыкнула. — Давай. Пей. Уэнсдей продолжала смотреть на нее, ее глаза на мгновение приклеились к мокрому подбородку волчицы. — Не будь трусихой, Аддамс. Давай. У меня нет бешенства, — настаивала Инид, размахивая бутылкой перед лицом Уэнсдей. Не проронив ни слова, Аддамс выхватила бутылку из рук волчицы и выпила все одним махом. Закончив, она вытерла несколько капель, стекавших по подбородку, и поставила бутылку обратно на стол. Ее глаза буравили ярко-голубые глаза волчицы, слегка насмехаясь над ее покорностью. Уэнсдей должна была действовать осторожно. Она знала, что это опасная территория. До этого момента она годами не позволяла себе предаваться столь первобытным чувствам. Жар, темнота и эти голубые глаза сделали свое дело. Уэнсдей хотела увидеть, как все это будет происходить. Все ее тело жаждало этого. Не успела она еще больше потеряться в этих глазах, как встала и открыла еще одну бутылку из бара. Когда она обернулась, Инид уже стояла перед ней и смотрела на нее сверху вниз со своей самодовольной и пьяной ухмылкой. Две пуговицы на ее рубашке были расстегнуты. Шея раскраснелась и была мокрой от пролитого вина. Секунду они смотрели друг на друга, затем волчица потянулась за бутылкой в руке Уэнсдей. Она пила, не сводя глаз с Аддамс, которая наблюдала за ней с удивленным выражением лица. Прервав зрительный контакт, Уэнсдей выхватила бутылку обратно, не дав оборотню допить, и направилась обратно к дивану. Инид усмехнулась про себя, вытирая вино с подбородка. Она вернулась к дивану и села чуть ближе к Уэнсдей, держащей в одной руке бутылку, а в другой — сигарету. Волчица внимательно осмотрела ее. Она тоже раскраснелась и, обострив чувства, слышала, как стучит в груди мертвое сердце Аддамс. Ее дыхание было тяжелым и учащенным. А когда она взглянула в эти темные глаза, то почувствовала, как жар разливается по груди и опускается в желудок. Она видела эти глаза, наполненные ни с чем не сравнимой силой. Иногда в них мелькала ее жестокая природа. Но иногда в них отражался восторг того, кто вот-вот получит желаемое. В глазах Уэнсдей читалось непреодолимое желание, которое она изо всех сил пыталась контролировать. Инид чувствовала себя щенком, которого тянут за поводок, желая потакать желаниям Аддамс и своим собственным. Но она должна была сосредоточиться. Она может позволить этому продлиться еще немного. Ей нужно было услышать слова Аддамс, и она собиралась заставить ее выплеснуть их наружу. — На что ты смотришь, Аддамс? — прошептала Инид, наклоняясь ближе. — На тебя. — Хм. А что со мной? — Уэнсдей и не подозревала, что эти голубые глаза могут стать более убедительными и смертоносными. Черт, она действительно восхищалась этим существом. — Ты выглядишь. Как будто у тебя жажда. — Уэнсдей сглотнула и медленно протянула Инид бутылку в почти ошеломленной манере. Инид взяла ее, не отрывая глаз от Аддамс. Она выпила все вино, не обращая внимания на беспорядок, который она создавала, проливая на себя. Когда она закончила, то глупо хихикнула, поняв, что жажда не покинула ее после всего этого. Более того, жажда только усилилась. Она поставила бутылку рядом с другой, а затем наклонилась ближе к своей напарнице. — Чертов сушняк. — Голос Инид был опасно низким. Почти рычание. Ее зубы оскалились в хищной ухмылке. Уэнсдей восприняла это как вызов, поэтому она наклонилась ближе к волчице, глаза потемнели от предвкушения. — Чего ты хочешь, волчица? — сказала она, отбрасывая сигарету в сторону. Инид облизнула губы, и Уэнсдей поймала ее жаждущий взгляд. Инид наклонялась все ближе и ближе, двигаясь так медленно, что это было почти мучительно для Уэнсдей, которая упорно стояла на своем и ждала. Губы волчицы коснулись ее теплой щеки, затем добрались до левого уха. От горячего дыхания волчицы по телу пробежали мурашки, как от электрического разряда. — Я хочу тебя, Аддамс. Я хочу тебя уже чертовски долго. Я хочу выпить тебя всю, пока ничего не останется. Но даже после этого я буду глотать тебя, потому что так сильно я хочу тебя. — Шепот Инид щекотал ухо Аддамс так, что это было похоже на нападение на ее чувства. Но это было желанно. — Конечно, если ты мне позволишь. С этими словами Инид наклонилась назад, оставив между ними всего один дюйм, и горячее дыхание согрело их и без того раскрасневшиеся щеки. Уэнсдей была похожа на обезумевшего зверя, готового наброситься в любой момент, что еще больше возбуждало волчицу. Она почувствовала, что ее рот наполняется слюной. — Скажи это, Аддамс. Скажи, что ты хочешь меня. Уэнсдей пыталась взять ситуацию под контроль, ожидая, что волчица будет следовать за ней, как верный щенок. Но обладательница этих голубых глаз не была щенком. Перед ней сидело существо, способное разорвать ее в клочья без особых усилий, и мысль о том, что она находится в плену ее милости, милости Инид, разжигала в ней что-то настолько порочное, что она испытывала сильнейшую боль. — Я хочу тебя, — произнесла Уэнсдей на дрожащем и отчаянном дыхании. — Я хочу тебя, волчица. Возьми меня. И с этими словами Инид схватила лицо Уэнсдей и притянула ее к себе в обжигающем поцелуе. Их рты сомкнулись и двигались навстречу друг другу с голодом животного, которому не терпится поглотить еще живую добычу. Желание удовлетворить неутолимую жажду было настолько сильным, что когти волчицы впились в лицо Аддамс. Отполированные черные ногти Уэнсдей царапали плечи Инид, притягивая ее невероятно близко. Прошло совсем немного времени, и обе они рухнули на диван, в результате чего Уэнсдей оказалась зажата под весом волчицы. — Твою мать… — Инид хрипло застонала, взглянув на Аддамс под ней. — Блядь, это происходит… Волчица опустилась обратно, поймав губы Уэнсдей своими, как будто это было единственное, что могло сохранить ей жизнь в данный момент. Аддамс почувствовала, как когтистая рука оборотня переместилась с ее лица вниз по челюсти, охватывая шею. Другая рука опустилась ниже, чтобы поспешно стянуть куртку с плеча. Они ненадолго прервали контакт, когда она помогла ей в этом, приподнявшись на локтях и позволив Инид обнажить белую рубашку. Но, похоже, их мучило нетерпение, и они снова поймали губы друг друга, даже не успев закончить дело. Инид нравился вкус Аддамс: смесь сигарет и хорошего вина. Она провела языком по губам Уэнсдей, прося разрешения исследовать их. И как только эти пухлые губы разошлись, волчица просунула свой язык и исследовала рот Аддамс. — Ты, блядь, даже не представляешь, как я хотела этого, Аддамс, — сказала Инид в перерывах между поцелуями. — О, представляю, — Уэнсдей смогла выдохнуть. — Все это время ты тоже хотела меня, да? — Инид переместила челюсть Уэнсдей, чтобы открыть доступ к ее шее. Она опустилась ниже и осыпала влажными поцелуями всю челюсть Аддамс. — Скажи мне… — Она вытянула шею партнерши так, что та оказалась лицом к стене, затем поцеловала кожу от подбородка до основания шеи, где сходились ключицы. — Как сильно ты меня хочешь? — Я хочу, чтобы ты… показала мне, какой ты на самом деле зверь. Услышав это, Инид на мгновение почувствовала себя немного безумной. Она отстранилась от шеи Уэнсдей и снова встретилась с ней глазами. — Ты… — задыхалась она. — Ты ведь знаешь, о чем просишь? — Медленно, осторожно, чтобы не порезать кожу, она переместила руки на шею Уэнсдей, пока ее пальцы не обхватили ее шею. — Потому что, детка, ты играешь в опасную игру. — Никакой игры нет, Инид. Все происходит на самом деле. Инид уткнулась лицом в плечо Уэнсдей и застонала. — Черт. Как ты произносишь мое имя… — Тебе понравилось? Уэнсдей была удивлена, когда услышала хныканье у себя на плече. — Посмотри на меня, Инид, — приказала она, и волчица подчинилась. Она положила руку на щеку Инид, которая стала теплее, чем раньше. Это было почти пугающе. — Ты можешь разрушать меня сколько угодно. Но знай. Я верну то, что ты мне дала, с такой же силой. Инид с готовностью кивнула. — Да. Да, пожалуйста. Только позволь мне…- Она уже собиралась снова поцеловать Уэнсдей, как вдруг рука остановила ее. Разочарование промелькнуло на лице волчицы. — Нет. Не здесь, — прошептала она. Разочарование волчицы быстро сменилось озорным возбуждением. Они мгновенно встали и направились в спальню, рука об руку. Как только они оказались в комнате, волчица набросилась на Аддамс и продолжила целовать ее, а ее когтистые руки нетерпеливо пытались снять черный пиджак, пока тот не разлетелся по комнате. Затем на пол полетела их обувь, разбросанная и забытая на полу. Не желая расставаться, они неуклюже шли, пока колени Уэнсдей не уперлись в кровать. Они снова врезались друг в друга, Инид прижалась к Уэнсдей, продолжая осыпать ее губы влажными поцелуями. Это было грязно. Беспорядочно. Все то, чем они не были вне этого греховного единения. Пока Инид продолжала атаковать губы, челюсти и шею Уэнсдей языком и зубами, руки Уэнсдей были похожи на руки наездницы, взявшей в руки поводья. Они блуждали по всему телу волчицы, пока одна не встретилась с ее шеей, а другая не задрала низ рубашки. — Твоя рубашка, — промурлыкала Уэнсдей, прижимаясь к губам Инид. — О, черт, извини, — Инид начала расстегивать рубашку, не отрываясь от губ Аддамс. Сразу же, как только она получила доступ, рука Уэнсдей пробралась внутрь рубашки Инид и начала водить ногтями по ее худой спине, чувствуя, как напрягаются и двигаются мышцы, а грудная клетка сжимается при каждом вдохе. Волчица издала тихий стон, когда палец Аддамс медленно провел линию по позвоночнику, дойдя до поясницы. Тело Инид дрогнуло, и спина выгнулась дугой в ответ. — Ты очень чувствительна, — сказала Уэнсдей, в ее голосе прозвучали насмешливые нотки. Инид быстро убрала руки Уэнсдей и подняла их над головой, при этом хватка была достаточно крепкой, чтобы не сломать запястья. — Это был плохой ход, Аддамс. Теперь твоя очередь, помнишь? То, что она оказалась в ловушке у волчицы, вызвало новый прилив возбуждения в теле Уэнсдей. — И что же ты собираешься делать? Мрачно улыбаясь, Инид отпустила руки Уэнсдей и села поудобнее. Уэнсдей наблюдала за тем, как волчица начала снимать с себя галстук, и к этому моменту она уже представляла, что ей предстоит сделать, и, черт возьми, это посылало шквал огня по уже пульсирующему месту между ее бедер. Волчица схватила левую руку Уэнсдей и с помощью куска ткани привязала ее к изголовью кровати. Уэнсдей просто наблюдала за происходящим, как волчица медленно берет власть в свои руки. — Не волнуйся, детка. Я оставлю твою вторую руку свободной, — Инид захихикала, сползая обратно вниз. — Так, на чем я остановилась? Инид продолжала осыпать поцелуями шею Уэнсдей, наслаждаясь ее учащенным дыханием и зная, что из этих губ рано или поздно вырвется стон. — Я когда-нибудь говорила тебе, что у тебя красивая шея? Что мои зубы так и хотят вонзиться в нее? Дрожащий вздох вырвался из губ Аддамс, сердце громко стучало в ушах, а во всем теле бушевал огонь. — Тебе бы этого хотелось, не так ли? — Инид прикоснулась ртом к уху Уэнсдей. — Скажи мне. Уэнсдей кивнула. Отчаянно. С нетерпением. — Слова, детка. Я должна это услышать, — потребовала Инид, схватив лицо Уэнсдей рукой, вытянув ее шею, чтобы освободить место для зубов. — Скажи это. О, Боже. Скажи это. — Да. Укуси меня, волчица. Не сдерживайся. — Мое имя. Скажи мое имя, — Инид зарычала, ее зубы едва касались кожи Уэнсдей. — О, ради всего святого, Инид. Вонзи в меня свои зубы, блядь. Просто, блядь… — Уэнсдей прервалась, почувствовав, как клыки волчицы вонзились в ее кожу, заставив вырваться из горла стон, который она так хотела заглушить. Голодные хрипы и рычание Инид вибрировали на шее Уэнсдей. Боль была подобна сильнодействующему наркотику, от которого Уэнсдей улетела в космос, словно ее душу вырвали из бренного тела. Она и раньше не верила, что у нее есть душа, но сейчас, когда Инид продолжала вгрызаться в ее кожу, прекрасно понимая, какие следы оставят ее зубы, можно было поверить, что она левитирует. Другая рука волчицы обхватила ее запястье, прижав к простыне. Уэнсдей чувствовала ее силу. Мощь. У нее было головокружение, возможно, из-за того, что вторая рука Инид обхватила ее шею, достаточно крепко, чтобы ограничить приток крови в мозг, но ощущение одновременно боли и удовольствия заставляло ее неистово жаждать большего. Она хотела большего от этого существа. Этого великолепного зверя, лежащего на ней. На ней. Она хотела чувствовать себя беспомощной. В ловушке. Подавленной. Блядь. Если бы Уэнсдей знала подобное безумие раньше, она бы воспользовалась возможностью быть поглощенной им как можно скорее. Только Инид могла дать ей это. И одной мысли о том, что на ее месте сейчас может оказаться кто-то другой, было бы достаточно, чтобы Уэнсдей выбросила свой жетон и отправилась убивать. — Хочешь посмотреть? — Уэнсдей посмотрела на волчицу, которая отстранилась от ее шеи и провела языком по влажным клыкам. — Ты так хорошо выглядишь с этими отметинами, — мурлыкала Инид, с гордостью разглядывая работу, которую она проделала на коже Уэнсдей, покрытой красными пятнами и кровавыми следами укусов. — Больно? — спросила Инид, отпустив запястье Уэнсдей, которое немного покраснело. Уэнсдей кивнула. — Да. Как раз так, как мне нравится. — Хм. Хорошо. — Инид снова наклонилась и поцеловала Уэнсдей в лоб. — А теперь позволь мне поклониться твоему телу, детка. Потому что я умираю от желания. Уэнсдей все еще не оправилась от кайфа и теперь дрожала в предвкушении, пока волчица продолжала свое дело. Не прошло и секунды, как Аддамс услышала, как распахивается ее рубашка, и пуговицы полетели в разные стороны. Инид начала водить губами по ее обнаженному телу. Несмотря на жар, исходивший изнутри, Уэнсдей едва не взвизгнула, когда ее кожи коснулся воздух. Губы, язык и зубы Инид оставляли следы, и не успела Аддамс опомниться, как когтистые руки добрались до лифчика и задрали его до ключиц, обнажив ее пышную грудь. Из уст Уэнсдей вырвался дрожащий стон, когда волчица начала посасывать ее твердый и чувствительный сосок. Когтистая рука Инид вернулась и снова обвила шею Уэнсдей, вызвав неожиданный вздох. — Ты такая вкусная… — Инид застонала, попеременно посасывая и покусывая грудь Уэнсдей. — И твои красивые звуки. Черт. — Свободная рука Уэнсдей схватила в охапку светлые волосы волчицы, которая зашипела, когда ее притянули ближе к груди. — Оу, детка. Тебе это нравится, да? Я знаю, что нравится, — сказала Инид в перерывах между щедрыми облизываниями. Она схватила другую грудь Уэнсдей, и в комнате раздался еще один стон. — Черт, я уже чувствую твой запах. Это сводит меня с ума. Рассеянный разум Уэнсдей не мог найти стыда в этих словах. Да. Пусть волчица знает, как сильно она мучается. Как сильно она жаждет. Как сильно она нуждается. Как сильно она хочет. К черту. Пусть ее возбуждение станет известно этому зверю. Инид, должно быть, прочитала ее мысли, потому что теперь она двигалась вниз, к ее прессу, освобождая шею от захвата и позволяя ей сделать глоток воздуха, которого она была лишена некоторое время назад. — Шшш. Дыши, Уэнсдей. Спокойно. Спокойно. — Опустив когтистые руки по бокам Уэнсдей, волчица стала осыпать поцелуями ее пресс. — Я имела в виду то, что сказала раньше. Тот, кто считает тебя непривлекательной, чертов идиот. Ты великолепна, Уэнсдей Аддамс. Инид провела языком вниз, пока не добралась до подола брюк Уэнсдей. Быстрым движением она расстегнула молнию и в считанные секунды сняла с себя этот предмет одежды, забросив его за плечо. Волна возбуждения Уэнсдей, обрушившаяся на Инид, была достаточной, чтобы свести ее с ума. — Блядь… — Инид стянула трусики с ног Уэнсдей и с нетерпением расположилась между ее бедер. Теперь Аддамс смотрела на нее с огромным предвкушением, смешанным с безумным вожделением, и ее дыхание становилось все тяжелее и быстрее с каждой секундой. — Скажи мне, чего ты хочешь, — низким голосом потребовала Инид, ее лицо находилось в нескольких сантиметрах от киски Аддамс, мокрой и сочащейся влагой. — Да пошла ты, волчица. — Уэнсдей застонала от нетерпения и раздражения. — Ты знаешь, чего я хочу. — Используй свои слова, Уэнсдей. — Я… — Уэнсдей была в нескольких секундах от того, чтобы довести себя до полного безумия. — Черт! Я хочу тебя, Инид! Я хочу твои… — Что? Тебе нужны мои что? Пальцы? Язык? Это не так сложно, Уэнсдей. Скажи это. — Пальцы. Язык. Все, Инид. Блядь! Пожалуйста, ты нужна мне прямо сейчас! Инид никогда не слышала более приятного и возбуждающего звука, чем звук умоляющей и стонущей Уэнсдей Аддамс. Волчица оскалилась в самой дьявольской ухмылке, а затем хищно усмехнулась. — Хорошая девочка. Волна удовольствия, прокатившаяся по телу Уэнсдей, была несравнима ни с одной опасностью, которой она подвергалась за годы работы детективом. Это было нечто совершенно иное. Это было одновременно грешно, сексуально, хаотично и опасно. Инид пожирала ее по-звериному, как лев, которого неделями не кормили. Уэнсдей чувствовала, как длинные клыки волчицы слегка задевают ее киску при каждом долгом и жадном облизывании. И боже, после всех этих моментов, когда она угрожала Инид по поводу ее языка… — Ты такая чертовски вкусная, детка. Такая мокрая для меня. — Инид благодарно застонала, ее руки обхватили бедра, царапая их так, что не осталось и следа от крови. Уэнсдей не могла поверить, что эта волчица уже превратила ее в подобие беспорядка, а они еще даже не начали. Ее тело двигалось само по себе, дыхание было неровным и тяжелым, голос все время грозил вырваться из горла в виде жалких хныканий и стонов, к тому же она была частично связана, что предопределило ее судьбу как беспомощной жертвы оборотня. Ее тело дергалось. Ее тело корчилось. Она задыхалась. Она вскрикивала. Свободная рука не знала, что делать, бездумно шарила по простыням, трогала свою грудь в отчаянной попытке усилить удовольствие, которое ее сейчас поглощало. Наконец, ее рука нащупала белокурые локоны волчицы. — Черт, да. Ты можешь взять меня за волосы. Я могу это выдержать. И она схватилась. Уэнсдей вцепилась в волосы волчицы — это было единственное, что ее сейчас удерживало, но и то с трудом. Язык Инид был неумолим. Каждый его взмах был наполнен желанием и стремлением доставить удовольствие. А когда ее рот охватил пульсирующий клитор, из горла Уэнсдей вырвался высокий стон. Этот звук был настолько притягательным и всепоглощающим, что Инид почувствовала, что может кончить прямо сейчас, услышав его. Она наслаждалась им, зная, что эти звуки предназначены только для нее, побуждая ее идти еще дальше. — Тебе нравится? — Голубые глаза Инид заглянули между бедер Уэнсдей. — Скажи мне, что тебе это нравится, детка. Доведенная до предела, Уэнсдей кивнула. — Да. Да, мне нравится. Продолжай. — Как пожелаешь. Уэнсдей почувствовала, как в ее тело ударило сразу несколько молний, когда волчица начала посасывать ее клитор, и неконтролируемо задрожала от овладевшего ею умопомрачительного ощущения. Она задвигала бедрами, еще сильнее прижимаясь к лицу Инид. Ей стало так жарко, что казалось, что она попала в ад. Но волны наслаждения, которые нахлынули на нее, когда Инид использовала свой талантливый рот, были такими сладкими и такими небесными. Ее спина выгнулась дугой, и она притянула волчицу ближе к себе. Хватка, которой она вцепилась в светлые волосы, была настолько сильной, что Инид стала быстрее двигать ртом. Ее когти грозили пронзить бедра Уэнсдей, а она продолжала двигаться, просовывая язык все глубже и проворно ловя капающие на него сладкие соки. Уэнсдей приняла это как новый стимул к тому невероятному удовольствию, которому она подвергалась. К черту, если бы когти Инид могли разрезать ее? Ей хотелось острых ощущений. Чувство опасности заставляло ее быть начеку. Одной этой мысли было достаточно, чтобы она кончила. — Ты уже близко, детка? Хм? — Инид приглушенно застонала в киске Уэнсдей. — Да. Я так… блядь! Я так, блядь, близка. Затем Инид остановилась. И это чуть не заставило Уэнсдей впасть в ярость. — Подожди. Что ты…? — Ш-ш-ш. Не волнуйся. Сначала я должна тебя освободить. — Инид поспешно вскарабкалась на кровать, пока не добралась до изголовья, где была привязана рука Уэнсдей. — Просто… доверься мне. Ты доверяешь мне, Уэнсдей? Сексуально озабоченная и раздраженная до предела, Уэнсдей кивнула. — Да, Инид. Только поторопись, блядь. — Я знаю, детка. Знаю. Просто… — Инид быстро развязала узел и отпустила руку Уэнсдей, на запястье которой остался ярко-красный след. — Да… Вот так. А теперь перевернись для меня. Пожалуйста? Глаза Уэнсдей расширились от шока и возбуждения. Она немедленно сделала то, что ей сказали, и легла на живот. Она тряслась и пыхтела так, что могла бы сойти за бешеную собаку. — Хорошая девочка. Ты так хороша для меня, Уэнсдей, — сказала Инид, располагаясь прямо за попкой Уэнсдей. — На колени, пожалуйста. И раздвинь ноги. Уэнсдей последовала за ней. В этот момент она испытывала невероятную боль. — Хорошо. Очень хорошо. — Инид наклонилась и подняла рубашку Уэнсдей, чтобы поцеловать ее в спину. Ее руки прошлись по ребрам и спустились вниз, пока не достигли боков ее ягодиц. — Теперь ты будешь брать мои пальцы. Ты будешь брать их до тех пор, пока не выкрикнешь мое имя. И не волнуйся. Мои когти спрятаны. Уэнсдей сглотнула слюну. И как только она почувствовала, как эти два пальца вошли в ее киску, она прижалась лицом к простыням. — C-Cazzo! — Ее итальянский вырвался наружу. — Что это было, малыш? — спросила Инид, наклонив голову в сторону, ища глазами Аддамс, в то время как ее пальцы непрерывно входили и выходили. — Просто… блядь! Продолжай. И не смей останавливаться, иначе, клянусь, я сделаю так, что тебе будет сложнее, когда придет твоя очередь. — Я знаю. Знаю. Прости меня. Позволь мне загладить свою вину, — Инид наклонилась и поцеловала плечо Уэнсдей. — Просто хочу, чтобы тебе было хорошо, Уэнсдей. Простишь меня? Мм? Если я заставлю тебя кончить, ты простишь меня? Уэнсдей не могла, во имя всего святого, найти нужных слов, чувствуя, как пальцы Инид проникают в нее, подталкивая ее все дальше к краю. Она просто сосредоточилась на дыхании, поскольку все остальные мысли стали недоступны. Каждый уверенный толчок заставлял вырываться наружу звуки, застрявшие в горле. Она то зарывалась лицом в простыни, то снова поднималась на воздух, заглушая ртом свои хныканья. — Ты можешь снять с себя рубашку, детка? Я хочу видеть тебя всю, — ласково сказала Инид, вводя и выводя пальцы и поглаживая поясницу Уэнсдей. Уэнсдей с трудом поднялась на ноги. Она дрожала под своим весом, когда волны экстаза прокатывались по ее телу, но она была Аддамс. А Аддамс упорствует, несмотря ни на что. Она приподняла верхнюю часть тела и начала снимать рубашку и лифчик. Когда она закончила, то почувствовала, как рука волчицы обвилась вокруг ее живота и прижалась к нему, сближая их тела. Уэнсдей положила руку на руку оборотня и слегка сжала ее. — Когти. Зубы. Они мне нужны. Сейчас же, — приказала она низким и хриплым голосом. — Для тебя, Уэнсдей. — Одним движением когти Инид снова выскочили из ее пальцев, вызвав у Уэнсдей резкий вздох, когда они легонько чиркнули по ее животу. Инид качнула бедрами в унисон с пальцами, еще теснее прижимаясь к спине любимой. Уэнсдей без лишних слов вытянула шею в сторону, обнажив кожу, и клыки волчицы снова впились в нее. Это было порочно. Неистово. Кроваво. Все, чего хотела Уэнсдей, и Инид была вынуждена отдать все это ей. Все ради нее. Эта боль. Эта опасность. Эта сила. Все и только для нее. Инид надавила и впилась зубами в кожу Уэнсдей. Плечи. Ее затылок. По бокам шеи. Везде, где она могла погрузить их в себя. Везде, где можно было услышать сладкие и прекрасные звуки Уэнсдей. Она кусала и слизывала капельки крови, вытекающие из кожи, оставляя лишь более явные следы, которые наверняка останутся надолго. Ощущение, что ты обладаешь такой властью над кем-то вроде самой Уэнсдей Аддамс, было такой чертовски приятной привилегией. Ощущение того, что ты причиняешь боль и наслаждение человеку, так одержимому желанием все контролировать, должно было превратиться в сильнейшую зависимость, от которой Инид не сможет избавиться. — Ты такая чертовски горячая… — Инид подняла руку к груди Уэнсдей и крепко сжала ее, и, о боже, она затряслась, как одержимая. Инид крепко держала ее, прижимая к себе, кусая, облизывая, сжимая, раскачивая и насаживая одновременно. Уэнсдей была полностью поглощена этим сладким сочетанием жгучей боли и всепоглощающего экстаза, и уже не могла сдерживаться, из ее горла вырывались самые жалкие и греховные звуки. Все ее тело выгибалось по воле волчицы, а бедра почти безвольно раскачивались навстречу ее настойчивым пальцам. — Такая тугая. И такая охренительно мокрая для меня. Черт, как у тебя хорошо получается, — промурлыкала Инид на ухо Уэнсдей, а затем укусила. Уэнсдей не знала, сколько еще сможет продержаться, так как волчица полностью вошла во все нужные точки ее тела. Ее шея. Ее грудь. Ее киска. Она ела ее. Она не успела подготовиться к каждому маленькому ощущению, которое перерастало в вихревой шторм, вырывающий ее из плоскости бытия. В этот момент больше ничего не существовало. Были только она и эта волчица. Прекрасная волчица, которой она восхищалась и которую желала больше, чем ожидала. А это было выше всяких ожиданий. — Никто другой не получит тебя, — убежденно произнесла Уэнсдей. — Инид. Инид скулила, прижавшись к ее уху. — Да. — Ты слышишь меня? Я, блядь, выпотрошу любого, кто приблизится к тебе подобным образом. — Да. Я твоя. Я твоя волчица. Я буду ублажать тебя снова и снова. Я буду заставлять тебя кончать снова и снова. Уэнсдей вытянула шею, чтобы встретиться с глазами Инид. — Поцелуй меня, моя волчица. Их рты сомкнулись, и языки заплясали с такой страстью. Они застонали вместе. Они скрестили бедра, когда оргазм Уэнсдей почти достиг своего пика. Инид чувствовала это. Уэнсдей была так близка. Инстинктивно, волчица добавила третий палец и увеличила скорость, быстрее, чем могла бы выдержать Уэнсдей. С каждой секундой звуки Уэнсдей становились все более высокими, заставляя все звериные инстинкты Инид работать на полную катушку. Она разорвала поцелуй и толкнула Уэнсдей обратно на кровать. Клыки вонзились в ее плечо, а рука злобно обвилась вокруг шеи Уэнсдей, пронзая ее когтями до самого конца. Изо рта Уэнсдей потекли слюни, и она застонала и закричала. — Д-да… Да! Piu Veloce! Per favore… lupa mia. Инид лишь частично поняла, что она сказала, но это побудило ее двигаться быстрее, прижимаясь бедрами к бедрам Уэнсдей, пока ее пальцы входили и выходили. Из ее уст вырвалось настоящее волчье рычание, когда она укусила сильнее, и, Господи, все тело Уэнсдей похолодело от страха и возбуждения — такого ощущения она еще не испытывала. Инид крепко и собственнически обхватила шею Уэнсдей, оттягивая ее назад, пока голова брюнетки не уперлась в лицо Инид и она не стала глотать воздух. — Скажи мое имя, — Инид говорила как животное. Господи, мать твою. — Инид… Ах… Инид! Пожалуйста! Уэнсдей вжалась в кровать. Это было больно. Это было по-звериному. Это было грязно. И как же ей все это нравилось. Инид могла убить ее прямо сейчас, и Уэнсдей не хотела ничего другого. Снова и снова она чувствовала, как ее заполняют, кусают, душат до беспамятства. Потом она почувствовала это. О боже, она была близка. — Инид, я… — Уэнсдей скулила так громко, что ее могли услышать соседи. Но ей было наплевать. — Да, детка. Боже, ты так близко. Никто из них даже не обратил внимания на то, что кровать под ними громко скрипнула. Сила Инид проявлялась с каждым мощным толчком, ее пальцы безжалостно раздвигали сочащиеся соком стенки Уэнсдей. — Кончи для меня, — повторяла Инид снова и снова. Настойчиво и жадно. — Ты можешь это сделать. Сделай это для меня. Ты так хороша. Очень хороша. Напряжение нарастало до невозможной высоты, и не успела Уэнсдей опомниться, как ее настиг взрыв. Она почувствовала это всем телом: жаркий огонь обжигал ее, а кончики пальцев стали холодными. Мышцы ее конечностей сократились, спина выгнулась дугой, бедра раскачивались и дрожали. Ногти глубоко впились в простыни, и наконец она выкрикнула имя Инид в ночи. Она неистово содрогалась в объятиях Инид, и ее мышцы сжимались вокруг пальцев внутри нее, а волны электричества разрывали нервные окончания, и соки оргазма хлынули из ее тела, покрывая руку Инид и стекая по бедрам. Уэнсдей рухнула на кровать, обессиленная, бездыханная, с невообразимым кайфом. Инид наблюдала за тем, как Уэнсдей совершенно неподвижно лежит на кровати, абсолютно уверенная в том, что ей и больно, и приятно. С этими полуприкрытыми глазами она выглядит просто восхитительно, подумала Инид. Она восхищалась ее видом, когда все ее места были отмечены желанием, и с радостью осознавала, что оставила их там. В груди волчицы разгорались гордость и удовлетворение. Она была бесспорно рада, что не пошла в бар в тот вечер. Она вообще забыла об этом до этого момента. Но она больше не могла найти в себе силы переживать. К черту их. Она только что заставила Уэнсдей Аддамс, изгнанницу всего преступного мира, яростно кончить, и все из-за нее. Зверь внутри Инид был усмирен, и она, наклонившись, осыпала мягкими поцелуями все тело Уэнсдей. На этот раз с заботой. Она зализывала раны, чтобы они поскорее зажили. Уэнсдей вздохнула, все еще не понимая, а волчица мило захихикала. — Было хорошо? — спросила Инид, легонько целуя отметины на плечах Уэнсдей. Уэнсдей только слабо кивнула. — Так хорошо, да? — Инид хихикнула. Уэнсдей отмахнулась, в данный момент это был ее вариант оскала. — Шучу. Я шучу, — Инид поцеловала Уэнсдей в лоб, зачесав назад ее потную челку. — Дыши. Просто дыши, детка, — прошептала она, подкладывая подушку под голову Уэнсдей и натягивая на них одеяло. Убедившись, что Уэнсдей чувствует себя достаточно комфортно, Инид легла рядом с ней, положив голову на плечо Уэнсдей и поглаживая ее грудь легкими пальцами. Некоторое время они оставались в таком положении, позволяя умиротворению и довольству поселиться в них. Они наслаждались звуками дыхания друг друга. Уэнсдей нарушила тишину вздохом. Инид вскочила и с тревогой посмотрела на лицо Уэнсдей. — Ты в порядке? Уэнсдей подняла руку и провела по лбу Инид. — Что это было? — Что ты делаешь? На лице Инид отразилось замешательство. Затем беспокойство. — Что я…? Черт. Я сделала что-то не так? Я причиняю тебе неудобства? — Заткнись, волчица. Дело не в этом, — сказала Уэнсдей, наполовину раздражаясь. С облегчением Инид вздохнула. — Значит, ты не испытываешь дискомфорта. — Конечно, нет, — Уэнсдей сделала паузу, собираясь с силами, чтобы произнести следующие слова. — Ты была великолепна сегодня, Инид. Улыбка расплылась по лицу Инид. Такая светлая и радостная, которая позволила ее голубым глазам заиграть. Уэнсдей хотела, чтобы таких улыбок было больше. — Я знаю, — сказала Инид, ее улыбка стала наглой. — И я рада, что ты так считаешь. Так что же случилось? — спросила она, вновь проявляя заботу об Аддамс. — Ты кое-что забыла, — произнесла Уэнсдей. — Что забыла? — Теперь твоя очередь, волчица. Инид удивленно подняла обе брови. — О! Пожалуйста, Уэнсдей. Тебе не обязательно. Я знаю, что ты устала. Мы можем сделать это в другой раз, если ты хочешь, но не переживай из-за того, что я ничего не получу. Мне было достаточно того, что ты сегодня почувствовала себя хорошо. Уэнсдей насмешливо улыбнулась, как будто оскорбленная словами Инид. Она взяла подбородок волчицы в руку и притянула ее ближе, в глаза Уэнсдей вернулась темнота. Инид вдруг почувствовала себя маленькой, как будто между ними переключился какой-то переключатель. Уэнсдей, на которую она смотрела сейчас, была такой, какой ее знали все остальные: точной, логичной и, если нужно, жестокой. Инид сглотнула, застыв на месте. — Неужели ты думала, что я шучу о том, что верну тебе то, что ты мне дала, с такой же силой? — Голос Уэнсдей был тихим, но опасным. — Нет. Конечно, нет. Уэнсдей хмыкнула. — Аддамсы всегда выполняют свои обещания. И то, что я сказала, lupa mia, было гребаным обещанием. Ты понимаешь? Инид нравилось контролировать ситуацию. Но то, что Уэнсдей взяла бразды правления в свои руки, несомненно, заводило ее. — Да, мэм. Уэнсдей издала звук одобрения и нежно поцеловала волчицу в губы. — А теперь снимай штаны. И садись мне на лицо.