Проклятие несбывшихся грёз

— Gehlai? Гейл невольно вздрогнул от накативших воспоминаний о далёком детстве, когда мать баюкала его на руках, напевая песни на неизвестном, но таком красивом и певучем языке, незнакомые тягучие слова которого сливались в единое целое. И она же и звала его ласково Gehlai. Мать была с ним до пяти лет, но к своему горькому разочарованию Гейл, обычно отличавшийся хорошей памятью, совершенно не помнил ни её имени, ни черты лица — перед глазами всегда маячил лишь наполовину сокрытый туманом силуэт. Мать не оставила ему ничего, кроме странного ласкового Gehlai и нескольких полуистлевших воспоминаний, которые он берёг в своем сердце. — Как ты думаешь на кого он будет похож, когда вырастет? На тебя или на меня? — не сдерживала любопытства мать. — На нас, солнце, на нас, — тепло улыбался его отец. … — Gehlai, солнышко, ну же не бойся и поздоровайся со своим дядей, — но он, стесняясь строгого незнакомого присутствия, прижался к её шее, рассматривая что-то за её спиной. — Почти уверен, что у него ещё будет не одна возможность познакомиться со мной, поэтому хватит смущать ребёнка, — мягко рассмеялся чужой голос и Гейл понял, что дядя ни капли не обиделся. — Heleh, я не хочу, чтобы он шарахался от тебя также, как это делает мой муж, — кажется, мать закатила глаза. — Всегда можно начать с малого, — на крошечный нос Гейла уселась маленькая, поблескивающая серебром бабочка, щекоча нежную кожу усиками. Ребёнок рассмеялся и протянул руку. Насекомое тут же перебралось на его пальчик. — Стоит ему вспомнить эту бабочку и он будет знать, что в безопасности, сестра. — С твоим-то вечным лицом вышедшего карать всех, кто согрешил даже самую малость? — фыркнула мать. — С моим лицом всё в полном порядке и нечего на меня наговаривать! — возмутился дядя, но едва ли обиделся в самом деле. … — Gehlai, солнышко, помнишь, чему я тебя учила? — Всегда прятать свою ауру и не показывать людям, что я могу выглядеть как они, потому что тогда тот злой человек может меня найти, — серьёзно отозвался он. — Какой ты у меня умничка, — кажется, по щекам матери катились слёзы. — Мамочка, не плачь. — Не буду, солнышко, — мама улыбалась сквозь слёзы. В тот же день они вышли на большую прогулку. Мать покупала ему все вкусности, какие он только хотел, и билеты на аттракционы, которые ему нравились. Это был самый лучший день в его жизни. А потом они остановились перед каким-то зданием и мать обняла его крепко-крепко: — Прости меня, Gehlai, но я должна оставить тебя здесь, потому что должна уйти, а рядом с папой тебе небезопасно. Пожалуйста, помни, что о твоих способностях, никто не должен знать. Я… я постараюсь тебя забрать, как можно скорее. Так, самый лучший день стал самым худшим. Мать оставила его в приюте. И не вернулась. … Первое время Гейл не понимал и злился. А еще нарочно поджигал занавески и простыни, чтобы мама, когда вернулась, то нашла его там же. Ему не нужна была приёмная семья, потому что была родная. Прошло пять лет, но мать так и не вернулась за ним. Вместо неё его забрал Чарльз Норман и жизнь стала полным кошмаром, в котором единственным солнцем были приёмные старшие братья… Возвращаясь к настоящему, Гейл не знал, где и как искать мать, потому что, как оказалось, отец успел жениться, завести дочь и погибнуть с новой женой в автокатастрофе. И не осталось никого из близких, кому он бы мог задать вопросы. Впрочем, где-то был тот самый дядя, которого мать звала Heleh, но Гейлу, полностью сосредоточившемуся на том, чтобы не очутиться вместе с шестилетней Ли в приюте, и на других важных вопросах выживания, было не до поисков. И вот в его жизни вновь прозвучало пресловутое Gehlai. — Ты меня знаешь? — собственный голос дрогнул. Гейл всматривался в чужое лицо, тщетно пытаясь отыскать хоть какую-то подсказку, но всё, что он знал об этом существе до этого дня сводилось к тому, что, когда ему было одиннадцать лет, то он, сбежав от человека, который пытался его убить, случайно увидел на столе морга мёртвое тело своего приёмного брата и склонившуюся над ним точную копию того. Только вот… второй, тот, который живой, никак не мог быть Майклом, поэтому Гейл молча сбежал, пока его не заметили, а дальнейшим слухам не то, что бы верил, но вероятностей не исключал. Хотя бы потому что сам являлся демоном и демоном, похоже, был его отец, а насчёт матери и её брата… тут он уверен не был. Майкл, который не Майкл, склонившийся над ним, молча, убрав ногу, протянул ему руку и над чужой ладонью вспыхнула знакомая серебристая бабочка. — Дядя… — Гейл сглотнул, забыв о том, что лежит на полу и стоит подняться, — дядя Heleh? — Он самый, солнышко, — на чужих губах мелькнула тёплая улыбка, и он растерялся, не зная, что ему ещё сказать, но был опережён. — Мы искали тебя по всем доступным нам местам, но не смогли отыскать ни следа. Похоже, твоя мать преуспела в том, чтобы научить тебя прятаться. О чём, кажется, успела даже пожалеть, ведь, в конечном итоге, это сыграло против неё. И если ты захочешь, то я могу дать тебе её номер. Позвонишь, когда будешь готов с ней встретиться. — Моя мать… она здесь, в городе? — выдохнул Гейл. — Да, последние года четыре она только и делала, что доканывала меня своими ужасными изобретениями, — его дядя поморщился, — но последние месяца два-три мы не особо общались, поэтому я не знаю, где её носит. — Мама всегда была активной, — он не сдержал лёгкой улыбки, которая тут же омрачилась грустью, — но я хотел бы спросить у неё лично, почему, не смотря на то, что сильно любила, оставила меня в том приюте, так ничего толком и не объяснив. Да, я знаю, что мне было всего лишь пять лет, но я был в состоянии понимать некоторые вещи, например, то, что человеком она, как и отец, не являлась, но при этом даже имени её не знаю. — Тогда её звали Нина, сейчас же она взяла имя Диана Смит.