Проклятие несбывшихся грёз

Приходил в себя он медленно, но почти сразу ощутил холодную мокрую тряпку на своей голове и, кажется, ладонь на своей щеке, и перевёл слабый взгляд в ту сторону, не понимая, где вообще находится: — Ме…че…слав? — Михаэль, предпочтительнее, — мягко отозвался наполовину размытый силуэт, — а ты опять взялся за старое, Мельхиор? Предупреждал же, что не стоит нервничать и переживать о прошлом. — Я… мне кошмар из прошлого приснился… одна из моих смертей… — сбивчиво прошептал он, опуская взгляд. — Ты ведь понимаешь, что тебе больше не нужно справляться со всем этим дерьмом в одиночестве? Чужие холодные губы мягко коснулись его носа. — Но большую часть времени со всем этим дерьмом мне приходилось справляться самому, потому что так или иначе, но в конце я всегда оставался один и рядом не было никого из близких, кто мог бы мне помочь хотя бы советом, — в отчаянии прошептал Киллиан, чувствуя, как по щекам побежали горячие слёзы. — Ты больше не будешь один, ясно? Хотя бы потому что сейчас у тебя есть я, и я в состоянии о тебе позаботиться, мой дорогой друг, — Михаэль мягко прижал его к себе, поглаживая по чуть отросшим тёмным волосам. — Я… это неправильно… — проскулил Киллиан, заливая слезами чужое плечо, — я ведь даже не могу дать тебе ничего взамен… только беру, беру и беру… и даже не справляюсь с элементарными супружескими обязательствами, но ты всё равно продолжаешь приходить и помогать мне… и я не понимаю… — Посмотри на меня, — Михаэль мягко приподнял подбородок бывшего бога мудрости, — в первую очередь ты мой друг, которого я очень ценю и люблю, и лишь после земной супруг, которого я никогда не просил о сексе без согласия на то. И в том, что я хочу помочь тебе, просто так помочь, по-человечески, нет ничего такого, что обязывало бы тебя отплачивать мне раз за разом… Ты слишком долго был один и устал быть сильным, поэтому нет ничего плохого в том, чтобы позволить себе опереться на подставленное дружеское плечо. — Я… — начал Киллиан и запнулся, не зная, что ему на это сказать. — Позволь себе хоть немного отдохнуть. Рука Михаэля соскользнула с его волос, теперь мягко оглаживая спину, и бывший бог мудрости доверчиво уткнулся в чужую грудь и сдавленно пробормотал: — Благодаря тебе я и так могу позволить себе немного больше, чем раньше. — Так почему же не хочешь позволить себе пожить хоть немного для себя? — Мой сын болен, а дочерям нужна родительская поддержка, и ещё… благодаря тебе и другим, я и так делал и делаю то, чего раньше не мог себе позволить, — Киллиан приподнял голову и слабо улыбнулся. — Если улучшенное лекарство действительно поможет, то количество курсов Джастина сократится до восьми в год и полученных денег хватит на то, чтобы обеспечить ему по меньшей мере двадцать два относительно спокойных года. Мне теперь хватает чем и на то, чтобы баловать моих детей, да и, сам я неожиданно получил возможность не только обеспечить моим детям хоть какое-то достойное и безопасное будущее, но и увидеть хоть что-то в мире и попробовать то, чего прежде не пробовал. Это уже само по себе замечательно и, честно говоря, я сомневаюсь в том, что имею право на нечто большее. — Разумеется, что имеешь, как и любой другой, хотя и стоит придерживаться разумных границ, — Михаэль ласково взъерошил волосы бывшего бога мудрости. Киллиан мягко поцеловал чужую шею, лишь после осознав, что на нём нет никакой одежды, даже простыня куда-то делась и отчего-то это не могло не смущать. — На ней были следы крови и пота, поэтому пришлось отправить её в стирку, — просто отозвался Михаэль, которому легко было говорить в своей длиннющей футболке, и собирался добавить что-то ещё, но был прерван новым и таким знакомым голосом. — Если этот бесстыдник будет тебя смущать, то смело отвесь ему подзатыльник. — Алек? — краска смущения залила щёки Киллиана, потому что хоть они и пересекались тогда в Египте и ещё тогда Селкет не высказывала ничего против того, что Тот и Гор периодически занимались сексом, но всё же… — С чего это я бесстыдник? — искренне возмутился Михаэль. — С того, что ты был готов и с собственным братом переспать, не говоря уже о том, что вы поцеловались, — фыркнул Алек. — Между прочим, Габриэль ко мне первым тогда полез! И я не мог не проучить его, хотя бы в отместку за то, что ранее он своими сексуальными поползновениями по незнанию так смутил Рафаэля, что младшего трясло, словно осиновый лист! И даже сейчас у меня не сестра, а сексуальная маньячка! — Ты от неё и Самаэля в развитии недалеко ушёл, Heleh, — насмешливо фыркнул Алек, похоже, на самом деле претензии не имея. — …но я более сдержанный, Selai! — не сразу нашёлся с ответом Михаэль и ехидно протянул. — Или мне стоит тебе напомнить, что это ты первым из нас двоих обзавёлся любовником? — Потому что мой муж оказался идиотом в отношении сообщения важных вещей, в то время, как я себе всяких глупостей напридумывал, — Алек щедро отвесил супругу подзатыльник. — Больно же и, между прочим, я потом не раз извинился за это, Selaifieleh, — Михаэль потирал затылок с лёгким возмущением поглядывая на своего супруга. — Ты всегда можешь извиниться ещё разочек, — милостиво разрешил Селафиэль, — потому что у тебя это безумно хорошо получается, ol graa ar ol ipamis, но теперь изволь всё-таки найти для нашего гостя приличную одежду. — Сейчас что-нибудь подберу, — Михаэль поспешил скрыться на втором этаже. — А я думал, что у вас в семье он главный, — пробормотал Киллиан. — Так он и главный, но это не мешает мне не позволять ему увлекаться командованием, — пожал плечами Селафиэль. Киллиан лишь кивнул, потому что каким бы смущающим не было осознание того, что некая часть всё ещё жаждала Алека, но в активной позиции представить собеседника для него являлось делом трудным — строгий и правильный, но вместе с тем мягкий и в чём-то слабый Селафиэль, казалось, сам напрашивался на запредельные нежность и заботу. — А как вы вообще познакомились? — не сдержал любопытства Киллиан, потому что Михаэль если ему что и рассказывал, то либо историю всех ангелов в общих чертах, либо что-то мрачное из собственной биографии и как-то вскользь о том, что им с Селафиэлем было комфортно друг с другом. Кроме того, разговор сейчас сгладил бы повисшую неловкость из-за того, что бывший бог мудрости сидел голым перед тем, кому ещё месяц-полтора назад остро хотелось вставить. Пожалуй, даже неудивительно, что тогда сразу после взрыва Селафиэль испугался того, что будет изнасилован… — По приказу Создателя меня должен был учить Самаэль, но спустя несколько тренировок мой наставник заявил, что, такой неумёха, я ни на что не годен… наверное, меня убили бы, ведь это тогда широко практиковалось, если бы не вмешался Михаэль, заявивший тогда, что Самаэлю, как сильнейшему среди всех, трудно адекватно оценивать свои способности и ученики командующего нередко получают серьёзные травмы на тренировках и едва ли успевают сориентироваться, чтобы иметь возможность хотя бы увернуться, не говоря уже о том, чтобы познать особенности своих возможностей… Создатель сказал Михаэлю, чтобы тот сам учил меня… если честно, мне в тот момент казалось, что я попал из огня да в полымя, потому что… каким бы жестоким не был ломающий все кости на простой тренировке Самаэль, Михаэль считался тем, кто был в разы хуже, хотя бы из-за того, что управлял льдом и первым придумал пытать человеческие души, не говоря уже о том, что сражаться его учил именно Самаэль… ещё Разиэль, первый ученик Михаэля, никогда не рассказывал ничего о том, как проходили тренировки, лишь вскользь упоминал об особом подходе, поэтому на первую тренировку я шёл в ужасе, — Селафиэль сжал своё левое запястье, глядя лишь на свои руки. Новый наставник повернулся к нему, отвлёкшись от рассматривания одного из апельсиновых деревьев, и кошкой скользнул ближе: — Трясёшься, словно осиновый лист. Неужели я настолько страшный? — Да, наставник, — тихо отозвался он, боясь посмотреть в чужие глаза и борясь с желанием зажмуриться, потому что предыдущий наставник за неспособность смотреть в лицо опасности легко мог сломать несколько костей. — И почему же ты боишься меня? — чужие пальцы подняли его голову за подбородок, вынуждая смотреть в холодные серые глаза. — Отвечай, когда тебя спрашивают, солдат. — Я… я боюсь, что мне будет невыносимо больно на наших тренировках, потому что вы жестоки не меньше, чем командующий, наставник, — из горла вырвался приглушённый всхлип, потому что когда он был учеником командующего, то тот нередко, сломав все (или почти все) кости, запрещал ему покидать истерзанное тело, тем самым продлевая мучительную агонию, с которой он не мог справиться, не мог преодолеть и не рыдать взахлёб, ещё больше выводя командующего из себя. — Ну-ну, не надо плакать, в этом нет ничего постыдного, — новый наставник неожиданно мягко взял его дрожащие руки в свои и легонько, ободряюще сжал, поглаживая пальцами нежные ладони. Он зажмурился от накатившего облегчения, но не сумел сдержать ни крика, ни слёз, когда острая боль пронзила левую руку. Дрожа всем телом, он в шоке смотрел на свою насквозь пробитую острым куском льда ладонь… Больно. Больно. Больно и… очень холодно… он всхлипнул, не понимая, почему с ним так поступили… Он ведь… он ведь изо всех сил старался не злить наставника! Слёзы покатились с удвоенной силой. — Не вздумай вытаскивать самостоятельно, потому что повредишь себе руку ещё больше и, соответственно, собственноручно причинишь себе ещё больше боли, — предупредил его наставник. — А теперь сядь и держи спину ровной, солдат. Его трясло так, что сесть он смог разве что с чужой помощью, но с тем, чтобы держать осанку практически провалился, а потому вздрогнул, когда ладонь наставника легла прямо между лопатками, правда, чуть пониже: — Я сказал, держи спину ровной, солдат. Он молча подчинился приказу, тщетно пытаясь проглотить слёзы и набраться смелости смотреть в глаза наставнику, усевшемуся напротив. — Боль является неизменным спутником существования, а потому тебе, солдат, придётся свыкнуться с ней, хочешь ты того или нет, — голос наставника казался скучающим и в чём-то пугающе отстранённым, — но ещё прямо здесь и сейчас тебе стоит раз и навсегда запомнить, что я не мой брат и не стану наказывать за какое-либо проявление слабости на тренировках, однако подобное промедление в настоящем бою может обойтись гибелью твоих братьев и сестёр. Запомни, в настоящем сражении не может существовать боли и даже если тебя изнутри раздирает на части, ты должен стоять до последнего… впрочем, я уже вижу, что ты с этим не справишься, потому что не в состоянии абстрагироваться от боли и сосредоточиться на первостепенных задачах. Глупо было просить дать ему ещё один шанс, поэтому он ещё ниже опустил голову, даже не пытаясь перебороть слёзы, и еле слышно попросил: — В таком случае, смею ли я надеяться на Вашу милость… — в горле у него пересохло, — и быть убитым быстро и почти безболезненно, наставник? Щёку обожгло хлёстким ударом чужой ладони, и он невольно схватился здоровой рукой за горящую часть лица. — То, что ты неспособен стоять в первых рядах, атакуя или сдерживая натиск врага, ещё не означает, что ты бесполезный, солдат! И я не верю в то, что ты хочешь позорно сдохнуть безвольной тряпкой! — рявкнул наставник, наваливаясь на него сверху и сжимая тонкое горло в своих руках. Он захрипел и судорожно забился, пытаясь сбросить с себя противника, но, похоже, уступал тому в физическом плане из-за травмы левой руки и того, что слёзы всё ещё катились из его глаз. Кажется, он разодрал себе руку льдом ещё больше и, наверное, у него была лишь одна возможность попытаться хотя бы вырваться. Он наотмашь ударил противника своей стихией, зная, что сможет ослепить того, пусть и ненадолго, но достаточно, чтобы самому отползти подальше, потому что он всё-таки не умеет сражаться — предыдущий наставник так и не провёл ему ни одной тренировки, хотя бы самую малость объясняющей, как правильно наносить удары и искать уязвимые точки — а потому для любого противника он не представлял угрозы, умея лишь убегать. Только вот сейчас бежать было некуда, хотя бы потому что новый наставник, пусть и вслепую, но смог его найти и заставил испуганно вжаться в дерево с пониманием того, что за то, что посмел поднять руку на наставника, его накажут. Он зажмурился в ожидании удара. Чужая рука неожиданно мягко легла на голову и даже можно сказать ласково взъерошила его волосы: — А ты неплох, солдат, но запомни, когда бьёшь более сильного противника в глаза, шею, живот или пах, то удирать надо намного быстрее и желательно с использованием собственных ног. Наставник присел рядом и с трудом, но нащупал его левую руку, после чего кусок льда просто исчез, а ладонь была бережно перевязана куском белой ткани. — Думаю, на сегодня более чем достаточно и тебе есть о чём подумать, а о помощи с пострадавшей рукой советую попросить Жену нашего Создателя. Ещё не хватало, чтобы ты себе болезнь какую занёс. — А как же Вы, наставник? — он перехватил чужие руки прежде, чем собеседник успел уйти. — Вы ведь из-за меня совсем ничего не видите! — Если я не ошибаюсь, то это временно, поэтому переживать не о чём, — наставник спокойно улыбнулся. — А что если я перестарался и это вовсе не временно? — он неосознанно вцепился в чужие руки ещё сильнее. — Ладно, я схожу с тобой к Жене Создателя и заодно присмотрю, чтобы тебя не прибили, но после ты от меня с этим отстанешь, независимо от силы твоих ударов и прочего, понял?