Давай отойдем

      — …Дерьмо.       Астарион испуганно отшатнулся и попятился назад. Ты еще сколько-то мгновений потратил, чтобы понять, что происходит, и всего одно — на осознание.       Это было очень самонадеянно, пытаться укусить тебя во сне. Ты не был удивлен, потому что имел дело с упырями раньше. Ты бы ни с чем не перепутал эту бледную красоту. Эти шрамы на шее, очаровательные клычки, которые он так старательно пытался скрыть, прикрывая улыбку рукой. Он думал, ты не замечаешь, как он крадется из лагеря посреди ночи, и как, вернувшись, нервно трет мылом свою рубашку у ручья.       Он смотрит на тебя растерянно, а ты, задумавшись, смотришь на него. Думаешь о том, как здорово было бы чаще видеть его таким. Напуганным. Загнанным.       — Это не то, что ты думаешь, — лепечет он, примирительно подняв руки. Ты улыбаешься, поднимаясь с лежанки, и двигаешься в его сторону. Он пятится.       — Давай отойдем, — ты киваешь в сторону спящих спутников и идешь в лес, не оборачиваясь. Тебе не нужно его видеть, чтобы знать, что он идет за тобой.       Ноги сами привели тебя на поляну, где, по иронии, всегда происходит все самое интересное. Здесь ты не раз ублажал Шедоухарт, здесь же принимал в зад огромный медвежий член Хальсина. Но Астарион был особенным. Ты мог сколько угодно пытаться утихомирить растущее внутри тебя вожделение, но уже очень скоро стало совершенно ясно — и тысяча суккубов не сможет отвратить твои мысли от него даже на секунду. Это… было утомительно. Но теперь… Ох, он еще не знает, какую бездонную яму вырыл себе своим неосмотрительным, но оттого не менее очаровательным, поступком.       Ты остановился, он тоже. Ты развернулся, смотря на него сверху вниз. Ты, к слову, наслаждался этим фактом.       — Слушай, давай ты не будешь принимать поспешных решений, хорошо? Признаю, ситуация неоднозначная, но я надеюсь на все твое понимание…       — Я понимаю.       Он недоверчиво поднял брови.       — Что, вот так просто? Не пойми неправильно, я рад, что мои специфические вкусы не стали помехой нашей нежной дружбе, просто обычно я наблюдаю реакцию несколько, гм, иную…       — Можем продолжить тут.       Ты сел на холодную землю, опершись на ствол дерева, и стянул с плеча рубашку, оголяя шею. Ты не боялся стать вампиром. Отчего-то ты был абсолютно уверен, что Астарион не был истинным. Слишком уж он радовался своей, очевидно, новообретенной свободе. Должно быть, счастлив был оказаться подальше от своего мастера. Это выглядело даже немного жалко, если быть честным.       Астарион было замешкался, но, видно, голод так душил его, что времени на разговоры тратить совсем не хотелось. Ты был того же мнения. Ты давно ждал этого. В паху сладко заныло, и мышцы живота свело от предвкушения. Он неуверенно опустился рядом с тобой на колени. Осторожничает? Сейчас? Ты схватил его за ляжку и перекинул его ногу через свои. Теперь ты мог чувствовать коленом его промежность — о, да. Самодовольно улыбаясь, он поерзал на тебе, устраиваясь, аккуратно заправил твои волосы за ухо. Ах, бедный, наивный Астарион. Он думает, что контролирует положение. Он думает, его очаровательное личико и неудержимая харизма сводят тебя с ума.       Он не знает, что ты никогда и не был в своем уме.       — Вот уж не думал, что ты такой мазохист, — Астарион улыбался во весь рот. Сложно было не заметить, как он наслаждается этой возможностью.       — Вот уж не думал, что если дать тебе выбор между болтовней и долгожданным ужином, ты предпочтешь болтовню, — прорычал ты, хватая его за шею и притягивая ближе. Порой тебе хотелось оторвать ему челюсть и раскрошить ее молотом.       — Ох, милый, поверь, мне тоже не терпится… — Он жадно вдыхает жар твоего сочного тела, и…       Вот оно. Ох, Баал, помоги не сорваться прямо сейчас. Его клычки прокусывают кожу на твоей шее, и ты слышишь, как сладко она трещит под их напором, высвобождая густую, горячую кровь. Если жизнь должна оставаться в теле, то почему она так охотно утекает из нее? Твой голос звучит хрипло и сквозит нескрываемым удовольствием:       — Не смей пролить ни капли. Я редко бываю таким щедрым.       Астарион сосет так увлеченно, что ты можешь слышать тихое чавканье. Он весь подрагивает от наслаждения, его пальцы на твоей шее сводит от восторга. Ты обхватываешь руками его задницу и притягиваешь к себе вплотную, не стесняясь прижиматься к нему своим распирающим штаны членом. Он посмеивается, не прерываясь. Ему хорошо. И тебе тоже. Ты представляешь, как твоя кровь течет в его глотку, как обволакивает его изнутри, впитывается в мясо, смешивается с его кровью, и голова просто кругом идет. Ты разводишь его ноги шире, сжимаешь его бедра, ребра, плечи. Он весь твой. На всю его оставшуюся жизнь.       — Ауч! — Астарион отшатнулся, хватаясь за плечо, — Я все понимаю, ты в восторге, но можно немного нежнее? Руки мне еще пригодятся, — он соблазнительно улыбается окровавленными губами.       — Я не сомневаюсь… — Тебе смешно. Тебе хочется хохотать от восторга, ты еле сдерживаешься. Проводишь большим пальцем по его нижней губе, собирая кровь, настойчиво раздвигаешь его губы. Попутно подтягиваешь силу, дарованную Отцом, к месту укуса и чувствуешь, как срастается кожа. — Пей еще.       Просить дважды не пришлось. Вновь треск кожи, восхитительное чувство потери, пьянящий металлический запах, собирающееся внизу живота возбуждение. Ты судорожно расстегиваешь штаны и кладешь руку Астариона на свой член под его удивленный вздох, двигаешь рукой, показывая, чего от него хочешь. Он подчиняется без вопросов — размазывает выделения, поглаживает головку большим пальцем, умело сжимает ствол. Теперь ты чувствуешь его стояк тоже.       Как бы ни хотелось позволить ему выпить тебя всего и отправить прямиком в пасть Баала, все самое интересное было только впереди. Ты взял его за волосы и мягко потянул, заставляя посмотреть на себя. О, боги, как он прекрасен. Мутный взгляд, приоткрытые от удовольствия губы, кровь, размазанная по лицу… Твоя кровь. Почему тебя это так злит?       Потому что он собирался взять это без позволения. Выпить твоей крови тихо, незаметно, безнаказанно. Самовольно присвоить то, что принадлежит одному лишь Отцу. Тебя потряхивает от ярости, но, кажется, Астарион решает, что тебя охватило возбуждение, потому что с самодовольным видом продолжает надрачивать, потираясь пахом о твои колени. Видно, совсем разомлел.       — Понравилось? — шепчешь ему в губы, поглаживая шрамики на его шее. Интересно, было ли ему так же хорошо тогда, как тебе сейчас.       — Это потрясающе, — хрипит он. — Я, если быть честным, впервые пробую кого-то кроме кабанов да крыс. — Он смущается, будто готовится к насмешке. — Ты у меня первый…       Ох. Какая же прелесть.       — Как ты считаешь, я заслужил награду за такую доброту?       Ты не можешь сдержать улыбки. Стараешься себя контролировать, но руки трясутся и сами собой все сильнее сжимают его податливую, хрупкую плоть. Его щеки раскраснелись, но тело по-прежнему бледное, бескровное. Совсем как у милого трупа.       Астарион видит что-то, что его пугает. Он уже не узнает тебя. Ты был совершенно другим то недолгое время, что он тебя знал. Ты приложил немало усилий для этого. И вот он, твой долгожданный приз за терпение. Сидит на тебе такой непонимающий, растерянный, настороженный. Он привык к ужасу в глазах жертвы. И, кажется, начинает догадываться, кто из вас двоих жертва сейчас.       — Дорогой, мне так неловко, что я прервал твой сладкий сон. Давай-ка вернемся и уложим тебя под теплое одеяло. Продолжим наши невинные развлечения в другой раз, согласен?       А-ха-хаа-хааа! Ах-ха-ха-ха-ха…       Глупый агнец. Как же ты можешь отпустить его сейчас? Ты терпел слишком долго. Ты уже слишком красочно представил себе все, что собираешься с ним сделать, чтобы просто так отступить. Нет. Не-е-ет. Милый, милый Астарион. Он будет только твоим сегодня. А потом… Отец позаботится о нем. Единственный, кому ты доверяешь своих любимых.       — Я хочу получить свою награду сейчас.       Астарион улыбается, но ты чувствуешь, как напряглись его мышцы под твоими пальцами. Ты понял, что перестарался. Он может передумать и сбежать сейчас, а ты так и не узнаешь, какая гибкая у него поясница, как громко он стонет под тобой, как сладко трещат стенки его кишок, как восхитительно хрустят его вывернутые суставы. Нет, нет, ты не мог этого допустить.       — Прости, я был груб. Просто я так давно этого ждал. Я хочу тебя с той самой секунды, как впервые увидел, — ты ласково гладишь его по волосам, смотришь с самой искренней нежностью, и он расслабляется в твоих руках.       — Иу, как слащаво. Но это я могу понять, — он самодовольно ухмыляется, и ты ликуешь. — Ты уж лучше расслабься, будь так добр, и доверь дело мастеру.       Он наклоняется и — о, боже — касается губами головки твоего члена, и, ты клянешься, она была готова вот-вот порваться от напряжения. А потом — о, боже — он заглатывает его весь, преувеличенно громко причмокивая, раскачивая бедрами и поглаживая рукой яйца. Ты не уверен, у всех ли вампиров врожденный дар так потрясающе сосать, но мог с уверенностью сказать, что ничего лучше этого рта твой член еще не знал. Ты чувствовал, как головка скользит по ребристому небу, раздвигает миндалины, чувствовал, как его рука сжимает ствол, спускается к мошонке, гладит ее так нежно, и в твоем горле застревает самый искренний стон за всю твою жизнь, а руки бесконтрольно хватаются за серебристые кудри. Кажется, ты сжал слишком сильно, потому что Астарион дернулся и, по ощущениям, распорол тебе клыками член.       — Ох, извини, — он осматривает обильно кровоточащий порез прямо на твоем стволе, морщась, — Должно быть, ужасно… Больно… — Ты с большим удовольствием замечаешь, как он облизывается, провожая взглядом густую каплю крови, стекающую по яйцам к тебе в штаны.       — Слижи все, — командуешь ты, и он не сомневается ни секунды, будто только этого и ждал. Его жадный язык просачивается во все твои складки, собирает кровь вместе с потом и пылью, и тебе интересно, зная его чистоплюйство, насколько далеко он готов зайти. Так мило. — Довольно. Встань.       Астарион поднимается, пьяно покачиваясь. Ты заботливо придерживаешь его за локоть. А потом толкаешь на дерево и стягиваешь его штаны, прижимаешь его своим телом, тянешь руки к шнуровке его рубашки. Он почему-то напряженно перехватывает твои запястья и застывает в нерешительности.       — В чем дело? Ты передумал?       Он молчит, а потом вздыхает, будто решаясь.       — Нет. Просто я… — Он дрожит, то ли от страха, то ли от злости. — Нет. Всё в порядке. Давай.       Ты отступил, позволяя ему самому снять с себя рубашку, потому что подумал, что ему так будет комфортнее. Стесняется? Тебе в это не верится. Может ли быть под ней что-то… личное? Он стоял спиной к тебе, справляясь со шнуровкой, а когда закончил, тебе открылся потрясающий вид на его истерзанную, изнасилованную кожу. Дьявольские ритуальные символы испещрили его нежную бледную спину. Как отвратительно. Настолько отвратительно, что ты уже почти не можешь сдерживать свое возбуждение. И злость. Кто тот ублюдок, что испортил его раньше тебя? Ты сжал кулаки, стараясь подавить истерику.       — Мерзкое зрелище, да? — Астарион усмехнулся так, будто это ничего для него не значит, но ты знал, что он переживает. Это было видно по его напряженным плечам и опущенной голове. Ему… нужна поддержка. Ты мягко улыбнулся.       — Да.       Ты ведь не это собирался сказать. Он едва уловимо вздрогнул и замер.       — Мне уйти?       — Нет.       Ты забрал из его оцепеневших рук рубашку и повесил ее на ветку рядом, аккуратно свернув. Ты знал, как он ей дорожит. Он позволил тебе это. Он был напряжен. Пристыжен. Растерян. Зол. А ты наслаждался этим.       Ты прижал его к дереву своей грудью, мягко целуя в шею. Гладил его обнаженную талию и уродливые шрамы на лопатках. Он не сопротивлялся. Ты окружил его собой, своей заботой и теплом. Но он почему-то все еще был напряжен. Хочет поговорить об этом?       — Расскажешь мне?       Астарион горько усмехнулся.       — Подарок от моего мастера.       Его руки без энтузиазма поднялись и потянулись к тебе. Голова запрокинулась назад, подставляя шею под поцелуи.       — Забудь о нем. Ты мой теперь.       Ты ревностно дернул на себя его бедра, прижимаясь горячим членом к его заднице, размазывая предэякулят между ягодиц.       — Неважно, помню я о нем или нет. Это не помешает ему прийти и взять свое.       Волна ярости, захлестнувшая твой разум, была такой мощной, что тебе пришлось использовать всю свою выдержку, просто чтобы не порвать его пополам на месте. Ты только понадеялся, что она не просочится в твои слова.       — Если он посмеет явиться, — твои пальцы надавили на его податливый, скользкий от твоих выделений сфинктер, — я сначала оторву ему одну руку, — средний палец скользнул внутрь, сразу же стиснутый нервными мышцами, — потом вторую, — его анус охотно принял и второй палец, и третий, — а потом посажу на кол, — вторая твоя рука сжала его хрупкую, тонкую шею, — и мы с тобой будем наслаждаться этим зрелищем до самого рассвета…       Астарион дрожал под твоими руками. Его бросило в пот, его ноги подкашивались, и дыхание стало тяжелым. Ему так хотелось верить… Ты тихо шепнул ему на ухо:       — Я тебя защищу.       Ты предположил, что сейчас он начнет возражать, что никакая защита ему не нужна — гордости ему не занимать — но тебе не хотелось это сейчас слушать. Едва он открыл рот, ты сунул туда пальцы, надавил на язык, оттягивая челюсть. Кровавая слюна потекла по запястью. Пальцы другой руки так настойчиво толкались в его задницу, что он едва удерживался, чтобы не прижаться чувствительным членом к жесткой коре. Он стонал так сладко, извивался так грязно, что твоя хрупкая выдержка очень быстро дала слабину. Ты схватил его за бедра и резко, пока он не сообразил, вогнал в него член настолько глубоко, насколько позволило то мизерное количество смазки.       Ночной воздух пронзил крик боли. Астарион пытался вырваться, и ему почти это удалось — он стал гораздо сильнее, насытившись твоей кровью. Но ты держал крепко. Ты только что его получил и не собирался отпускать. И, хотя ты был готов наслаждаться его воплями бесконечно, вы были в этом лесу не одни, и привлечь зрителей не хотелось, поэтому ты вынул из его рта уже изрядно покусанные пальцы и потянулся за его рубашкой. Астарион сделал пару быстрых вдохов и тут же воспользовался краткосрочной свободой, очевидно, чтобы попытаться испортить вечер:       — Какого дьявола ты делаешь, кретин?!       Прижимая его бедрами к дереву, ты быстро прокинул наспех свернутую в жгут рубашку перед его лицом и потянул ее с двух сторон на себя, раскрывая его рот до едва слышимого треска щек.       — Милый, ты должен быть тише. Пожалуйста.       Ты вскользь подумал, что Астарион может собой гордиться. Еще никто не слышал от тебя таких нежных слов. Этот маленький вампиреныш и правда стал тебе очень дорог.       Ты замер, давая ему несколько секунд, чтобы прийти в себя и обдумать твою просьбу. Он предпринял еще несколько безуспешных попыток вывернуться и напряженно замер, похрипывая.       — Спасибо, — мягко шепнул ты ему в ухо, перехватывая концы тряпки левой рукой, а правой скручивая его руки за спиной. Он дышал так быстро и дрожал так напугано, что твой член, слегка обмякший от его ругательств, снова стал наливаться кровью прямо в его заднице. Ты продолжил двигаться, оттягивая его голову назад, чтобы наслаждаться немыми обещаниями смерти в его блестящих глазах.       Он наверняка растерян и напуган. Твой бедный мальчик. Наверняка ругает себя за доверие и наивность. О, Астарион, милый, не нужно этого делать. В конце концов, все закончилось как нельзя лучше. Вы вдвоем в прекрасном ночном лесу, и никого рядом. Наслаждаетесь друг другом. Теряетесь друг в друге, как какие-нибудь влюбленные подростки. Разве это не предел мечтаний?       Член ужасно саднило после неосторожного укуса и совершенно сухого проникновения, но ты был счастлив разделить с Астарионом боль. Ты с трудом проталкивал его внутрь, стараясь уловить каждый крошечный звук, каждый мимолетный спазм. Ты ждал так долго. И ты хотел взять все.       Прошло сколько-то времени, прежде чем тебе это наскучило. Астарион уже не зажимал задницу, не кривился от боли. Только продолжал смотреть сердито. Ты знал, что к любой боли можно привыкнуть. И поспешил исправить это недоразумение. Ты наспех завязал концы рубашки на узел, вышел из него и развернул к себе. С наслаждением слизал с его лица слезы и кровь. Нежно пригладил растрепавшиеся кудряшки у висков и лба. Чувства распирали тебя.       — Я люблю тебя, Астарион.       Он не отвечал, только сжимал зубами грязную от крови тряпку и сверкал на тебя глазами, полными… презрения. Ты весь сжался под этим взглядом. Ты ожидал злобы, ненависти, ярости. Но не этого. Он смотрел на тебя, как на дерьмо с сапог. Как на последнего на свете человека.       — Не смотри на меня так…       Голос, к твоему позору, дрогнул. Это было больно. Ты думал, между вами такая любовь, что Астарион простит тебе все. Да, ты был немного груб, но разве это повод смотреть вот так?       — НЕ СМОТРИ НА МЕНЯ ТАК!!!       Не помня себя от злости, ты ударил его по лицу. Его голова дернулась, как кукольная, и ты услышал треск то ли лопнувшей от удара коры, то ли его расколовшегося черепа.       Астарион свалился тебе под ноги, как мешок с мясом. Ты ждал, что он сделает, но он ничего не делал. Только лежал неподвижно. Глаза умиротворенно закрыты, кровь медленно стекает по щеке. Ты вздохнул, наклоняясь к нему. По крайней мере, ты избавился от этого гнетущего ощущения никчемности под его взглядом. Пальцы попытались нащупать сердцебиение на запястье. На шее. Под ребрами?..       Нет. Что?       Не может быть. Ты же совсем слабо ударил. Легонько.       Ты осторожно перевернул его, чтобы осмотреть затылок. Или, хм… то, что от него осталось. Под белыми кудрями, теперь уже грязно-бордовыми, ты увидел огромную вмятину с торчащими из-под кожи обломанными краями.       Почему-то ты оказался не готов. Почему-то грудь сдавливали подступающие слезы, и руки, нежно гладящие бледную исполосованную спину, не слушались и дрожали. Все должно было быть не так. Ты все испортил. Астарион, ты все испортил.       Ты не знаешь, сколько ты так просидел, нашептывая молитвы Баалу. Обнимая своего любимого и наблюдая без интереса, как что-то вязкое течет из его головы. Слушал, как личинка, беснующаяся где-то там, внутри мертвого мозга, истерично долбится в твое сознание, не желая умирать вслед за ним. Тебе это, в конце концов, надоело. Ты просто хотел посидеть в тишине еще немного.       Сунув руку в еще слегка теплый мозг, ты нащупал личинку и сдавил в кулаке, наслаждаясь ее предсмертной агонией.       Ты развернул Астариона к себе лицом и нежно поцеловал его приоткрытые губы, чувствуя только железо и соль. Восхитительно.       Надо спрятать труп.