Школа для взрослых

      Спустя полчаса.       — Как это ты без машины? — сжимаю оплетку руля, а могла бы шею Александра. — Знал, что будешь пить? Или опять предполагал?       — Машина в сервисе, — скучающе отрезает он и откидывается на сиденье. — Тебе не кажется, что Мия и Макс странные?       — Мия и Макс? — смеюсь и мельком на него поглядываю. — А все остальные тебя не смущают? Мия и Макс как раз таки самые адекватные.       — Нет, — задумчиво проговаривает Нильсен, — я следил за ними все время. Они чувствуют себя вполне комфортно, несмотря на весь происходящий хаос, да и скрыли ото всех, что нашли подсказку. Это странно, Агата.       — Потому что Неизвестный собрал всех, у кого есть какие-либо отклонения. Твое отклонение: ездить в стриптиз-бар к старой знакомой и игнорировать мои сообщения, так что лучше молчи, кто тут странный, ладно?       — Я случайно туда забрел. Опять ты за свое, — страдальчески стонет он.       — И до тех пор, пока не съем весь твой мозг чайной ложкой!       Кое в чем Алекс все-таки прав, но я сейчас слишком горда, чтобы с ним соглашаться. Мия и Макс уехали в разные стороны, разошлись как в море корабли. На прощание не поцеловались, не обнялись, не перекинулись банальным «спокойной ночи». Вели себя словно незнакомые люди. Они единственные, у кого уйма нераскрытых загадок, в то время как другие участники читаются, как раскрытая книга. Но завтрашний день все покажет, тем более будет возможность узнать у Мии интересующие подробности.       Неизвестный — редкостный паразит, играющий на нервах. Нет точной информации, один несчастный конверт с письмом, в котором сказано приходить в школу в восемь тридцать на протяжении недели. Потому что за нарушение — наказание. Какое? Сюрприз от Неизвестного. Задолбал играть в кошки-мышки. Мне надоест, и я нахрен откажусь от всего, что меня связывает со школой для взрослых. Кроме Нильсена, конечно.       Паркуюсь возле нашего подъезда и, бросив на Александра недовольный взгляд, покидаю салон автомобиля. Если вы не в курсе, то мы живем вместе, делим одну постель, но после того как я, крича на весь подъезд ругательства, выгнала Алекса, он эти три дня провел хрен знает где. Точнее не хрен знает где, а под крылом заботливой и умеющей сострадать чужому горю Мишель.       В тишине поднимаемся на пятый этаж. Я упрямо молчу, Нильсен копирует мое поведение. Повторюсь: он меня бесит, но разлюбить человека по щелчку пальцев невозможно. Отчаянно тянет-тянет-тянет, но стоит прикоснуться, как меня будто бы бьет током, мол: проснись, Агата, Алекс настоящая свинья, рано сдаваться. Однако я вопреки всем «Нет» продолжаю делать крошечные шаги навстречу.       Заходим в квартиру, и я небрежно бросаю сумку на тумбу. Оттуда вываливается перцовый баллончик, и Нильсен негромко присвистывает:       — Это предназначалось для меня?       — Не успела воспользоваться, хочешь, мы это исправим? — поворачиваюсь к нему лицом и вскидываю подбородок.       Александр концентрируется на моих губах и мучительно медленно под мой шумный вздох облизывает свои. В воздухе сгущается невыносимое напряжение, и я тяжело сглатываю.       — Хочу.       Он наклоняется непозволительно близко, а я стою как вкопанная, не в силах отступить. Нильсен обдает горячим дыханием ухо и хрипло шепчет:       — Тебя хочу.       А затем нежно прикусывает мочку и несильно оттягивает зубами.       — Месяц, — так же тихо произношу, пока внутри взвешиваю все «за» и «против».       — Следующий, — Александр нахально пробирается ладонью под верхний слой одежды, слабо сжимает грудь, и я непроизвольно покрываюсь мелкими мурашками. — С ума меня сводишь…       Нет-нет-нет, не в этот раз. Вмиг дерзко зарываюсь пятерней в его волосы и одним резким движением вынуждаю взглянуть на меня.       — Разве можно хотеть одновременно трахнуть и убить человека, м? — шиплю ему прямо в губы.       — Я всегда хочу одно и то же. Тебя, Харрис, — с этими словами Нильсен второй рукой несколько грубо стягивает с меня узкую юбку.       Не препятствую. Перешагиваю ее, толкаю своего ненаглядного к стене и принимаюсь расстегивать пуговицы на рубашке. Мне плевать, какой сценарий у него в башке вертится. Мои брендовые трусы с ананасовым принтом он обязан оценить по достоинству. Ананасы нынче в моде.       — Да? Так почему же в выходные побежал зализывать раны к другой? Я в этом настолько плохая? — в подтверждение провожу языком по шее Александра, и его дыхание сбивается.       — Ты меня выгнала, — неодобрительно хмурится он. — Где мне нужно было спать?! У двери на коврике?       — Я не умею долго обижаться, — коротко чмокаю его в губы, — особенно на тебя.       — Заметно, — огрызается Нильсен, и я нарочно дергаю ремень на джинсах, мщу таким образом. — Агата.       Предупреждает меня, но я не робкого десятка: быстро справляюсь с пряжкой, нагло ныряю ладонью в боксеры и обхватываю член.       — Что? Хочешь что-то сказать в свое оправдание? — совершаю плавное движение вверх-вниз, и Александр сквозь стиснутые зубы процеживает:       — Нет.       — Хороший мальчик, — не прекращая стимуляцию, самодовольно хмыкаю.       Александр пыхтит, как разъяренный бык, и, судя по выражению лица, ему явно не нравится мое обращение, а вот ситуация, в которой он оказался… Но что поделать? Не мы такие, а жизнь такая неблагодарная или, напротив, снисходительная к мудакам штука.       Нильсен чересчур возбужден, чтобы противостоять в словесной схватке. Зуб даю, что не заикнется, ведь прекрасно осознает, что я выполню обещанное. А без секса, признаюсь, ни мне, ни ему под одной крышей сидеть не очень хочется. Я соскучилась по Алексу. По его члену.       — Хватит, — умоляет, когда нарочно замедляюсь, а потом вновь ускоряюсь. — Ей-богу, ты доиграешься, каттен, и я…       — Что? — резво отстраняюсь, и Александр, злобно сцепив челюсти, небрежно избавляется от рубашки, оголяя свое — не постесняюсь этого слова — шикарное тело.       — Иди сюда, — не просьба, а гребаный приказ.       Что-что, а матушка природа ничем его не обделила. Я о внешних качествах, если что. С другим можно поспорить, но немного позже, когда я уложу этого засранца на лопатки и покажу, кто в доме хозяйка.       — Еще чего, хочешь — возьми, — с вызовом смотрю ему в глаза и, хитро ухмыльнувшись, снимаю футболку вместе с бюстгальтером.       ГосподиБожеМой. На мгновение сомневаюсь, стоило ли его дразнить, ведь Алекс теперь усиленно пытается взглядом просверлить во мне дырку.       — Среди всех девушек я выбрал отбитую на всю голову. Твоя сучья натура не дает мне покоя, — бубнит под нос и угрожающе надвигается на меня. — Строптивая девица, что украла мое сердце.       — Да ты что? — наигранно удивляюсь, а в душе безумно ликую. — Каким надо быть идиотом, чтобы влюбиться в отбитую на всю голову девушку?       — Наверное, таким, как я, да? — парирует так спокойно, что мой запал конфликтовать до рассвета тотчас угасает.       — Наверное, таким, как ты.       Шаг. Еще один. Еще. Сердце падает в пятки, когда Александр молниеносно сокращает между нами расстояние и с остервенением впивается в мои губы. Сносит своим напором, заставляет податься назад, прислониться спиной к напольному зеркалу, которое я сгоряча, не посоветовавшись, приобрела после ссоры. Оно до сих пор бесит Нильсена, так и не свыкнулся с ярко-розовой подсветкой. А я считаю, что вполне годная покупка, ведь всегда в незыблемом порядке должна быть хоть капля невообразимого хаоса. Как и в наших отношениях, только наоборот — расставить бы все точки над «і»… Александр немедля углубляет поцелуй, отвлекает от мыслей и нежно пробегается подушечками пальцев по ключицам. Он бережно обвивает шею, но, скорее всего, мечтает меня нафиг придушить за каждую колкость, кусающую не хуже уличного блохастого пса.       — Ты худшее и одновременно лучшее, что со мной случалось, — то ли комплимент, то ли осуждение слетает с уст Нильсена, следует ему нехотя оторваться от меня. — Развернись, — мягко настаивает, и я послушно выполняю сказанное.       — Я хотя бы не шляюсь…       — Зато упрекаешь.       Александр по-собственнически скользит ладонью по телу. Судорожно вздрагиваю, когда прикасается сквозь ткань трусиков к клитору. Блядский боже, я горю. Готова взвыть из-за умелых манипуляций, что буквально выбивают твердую почву из-под ног. Бессмысленно отрицать — Нильсен непозволительно хорош в сексе. Прикусываю до крови внутреннюю часть щеки, лишь бы громко не застонать, не выдать ни одного звука, означающего — «Да, я тебя простила». Нильсен специально надавливает большим пальцем на чувствительную точку, испытывает меня на прочность, и я сдавленно шепчу:       — Ублюдок.       — И я тебе нравлюсь.       Назло развратно виляю бедрами, трусь задницей о его пах, раззадориваю до предела, играю по своим правилам. Черта с два я поддамся! Но у Алекса все, видимо, спланировано, потому что он не доводит дело до конца, оставляя меня без долгожданного за выходные оргазма. Легко щипает за призывно вздернутый сосок, скручивает, и протяжный стон против моей воли вырывается наружу. Нильсен периодически обращается со мной как с фарфоровой вазой, боится, что разобьет вдребезги. Однако я желаю, чтобы он был грубее. Или глубоко во мне. Склеил острые осколки.       — Ты где такое откопала? — слышу сзади смешок и ощущаю, как Алекс лениво ведет рукой по ягодице, подпитывает вожделение, будоражит. — Сексуально. Очень, — и отвешивает звонкий шлепок, из-за чего я невольно цепляюсь за его услужливо подставленное предплечье. Предугадал, зараза. — Мы кое-как можем доползти до спальни, каттен, или ты хочешь, чтобы я взял тебя прямо здесь?       Поднимаю голову и сталкиваюсь с Алексом через зеркало многозначительными взглядами. Нам достаточно секунды, чтобы принять решение, и оно, конечно, в пользу коридора. Второй хлесткий удар, сильнее предыдущего, приходится на вторую ягодицу, и я уже не сдерживаю себя, а изнемогаю, на грани лавирую, жажду, чтобы Нильсен не тормозил, не оттягивал неизбежное. И он, чертов телепат, опускает брюки вместе с боксерами, отодвигает ткань нижнего белья, проводит головкой по складкам, распределяя смазку, и плавно входит до упора. Прикрываю глаза, даю себе время привыкнуть, чтобы затем кануть в омут страсти, захлебнуться без шанса всплыть. Расслабляюсь, поворачиваюсь лицом к Александру, и он бегло осыпает поцелуями шею, ключицы, а потом опять толкается. Наращивает темп, не щадя меня, зная, как я люблю его таким. И я отчего-то в отражении вижу не дико трахающихся людей, а пару, которая не зацикливается на недопониманиях, всецело отдается, наслаждается компанией друг друга. Теперь я полностью осознаю, насколько Нильсен на меня влияет, и я буквально растекаюсь в его объятиях, в руках, что стискивают меня так крепко, словно я вот-вот испарюсь бесцветной дымкой, бесследно исчезну. Я его-его-его. Пусть меня назовут наивной дурой, и я, пожалуй, в чем-то согласна, но на то и проблемы в отношениях, чтобы над ними работать. Совершенству нет предела, а мы на начальной стадии.       Александр, не изменяя себе, по-хозяйски исследует мою фигуру, поглаживает, сжимает до красноречивых отметин, кусает, добавляет перчинки, но я бы сказала, что накладывает огромными ложками, чтоб уж наверняка.       — Люблю. Люблю. Люблю, — вколачивается в меня быстрее, вместе с этим вбивая признание. — Только тебя.       Меня не на шутку лихорадит, когда Нильсен переходит на бешеный ритм, когда к фрикциям вдобавок начинает ласкать клитор, когда, пресвятые ананасы, смотрит мне в глаза, ест взглядом. Я теряю связь с реальностью, как губка впитываю каждое движение, прикосновение, произнесенное слово. Оно меня заполняет, как и Александр, черт возьми, вдалбливается жестко, до следов, напоминающих о нашем сумасшествии, трогает. Не находит себе места, как и я, чувствует приближение финала, что волной удовольствия стремительно нас накроет. Мы сливаемся воедино, выкладываемся на полную, срываем стоп-кран и заканчиваем. Меня трясет как ненормальную, не улавливаю, что слетает с губ, но, видимо, что-то в стиле: «пожалуйста, трахни меня еще раз». Алекс делает контрольные толчки, выходит и с блаженным стоном кончает в ладонь.       — Вот и поговорили, — выдает он, держа меня, обмякшую после нашего бурного разговора о всем наболевшем.