Прошлое ещё дышит

      Искры мягко оседали на пол, тугая спираль вихря перемещения распускала кольца, тускнела. Остаточная магия с шипением мылилась на коже, оставляя после себя розовеющие ожоги.       Они свалились с глухим грохотом на ледяной каменный пол, шею прожгло чем-то горячим, словно металл расплавился и затопил сознание волнами нестерпимой боли. Связки, будто разодранные, не были способны на крик. Всё тело ломило и перекручивало. Гермиона тяжело дышала, из глаз ручьём катились слезы, понемногу отнимались конечности. Всё немело. Левая рука лежащего рядом Гарри была превращена в фарш, по скуле стекала струйка крови. Лица не было видно, но Гермиона надеялась, что он без сознания.       А ведь они оставили там Рона.       Ещё не оформилось понимание, чем было это «там», которое они покинули, и что готовило их новое «здесь», но почему-то было совершенно ясно, что в этом «здесь» они совсем одни.       Гермиона попыталась нащупать палочку, которую, как хорошо помнила, ещё какую-то минуту назад сжимала в руке, но потерпела неудачу. Пальцы не слушались, судорожно тряслись и перебирали воздух; она ощутила, как капля чего-то очень тёплого скатилась по запястью.       Она истекает кровью?       Их расщепило.       Где-то в глубине мрака коридора сгустилось странное напряжение, природу которого она не могла определить. Как тяжёлая волна, оно накатывало и отступало, пульсируя, казалось, в самих висках, в рваной ране на бедре, в сонной артерии. Зашуршала мантия, заспешили размашистые шаги, из-за поворота зашарил четко очерченный луч света. Она лежала неподвижно, затаив дыхание и мучаясь страхом. Наконец свет фонаря широкими мазками вырвал из темноты незнакомое лицо склонившейся над ней женщины. Внутренности стянуло судорогой, в животе что-то отчаянно забилось, так оглушительно и часто, что Гермиона поняла: это вместе с кровью, толчками и струйками, из неё вытекает жизнь. ***       Пробуждение принесло с собой тошноту. Замутило от запаха гноя и медицинских настоек, от пропитанной нашатырем ватки, которую услужливо сунули под нос.       – Где я?       – Я бы на твоём месте задала вопрос «Когда я?», – уклончиво ответила женщина, сидящая у её постели. Она вручила ватку Гермионе и подперла рукой подбородок. – Это Хогвартс. – Она метнула взгляд к окну. – Личные комнаты преподавателя, то есть мои. Судя по состоянию маховика, вы двое далеко забрались.       Гермиона откашлялась. Её прошиб холодный пот.       – Что с маховиком? – спросила она, пересиливая першение в горле.       Женщина молча потянулась к прикроватной тумбочке и вытащила из ящика маховик. Показала его на весу, придерживая за цепочку; корпус оплавился и представлял собой бесформенную золотую кляксу, погребшую в своих недрах песочные часы. Цепочка выглядела немного лучше, но и на ней виднелись следы плавления.       Рука Гермионы против воли ощупала шею. От мысли, что цепь начала плавиться прямо на коже, её обуяла тревога. Пальцы нашли едва зарубцевавшийся шрам.       – Останется след, – подтвердила женщина. Она говорила очень расслабленно, беспристрастно.       Потихоньку пришло осознание происходящего. На стене висел календарь за тысяча девятьсот сорок пятый. За окном кружились хлопья снега, а оконную нишу венчала гирлянда. Крестиков в календаре набралось немного: Гермиона не смогла различить конкретную дату, но это точно было начало января.       Воспоминания возвращались смазанными картинками. Последнее, что она помнила, были странная вязь заклинания и занимающийся вихрь. Она не спросила причины. Просто не успела.       И даже не попыталась уговорить Гарри взять с собой Рона.       Рон говорил ей что-то важное в минуту последней встречи, что-то, из-за чего его очень не хотелось видеть, но каким мелочным и незначительным это показалось сейчас.       – Я в прошлом, – проговорила Гермиона и моргнула.       – Да, – серо ответила женщина. – А твой друг ещё не очнулся.       – Но вы же его лечите?       – Лечу конечно.       Гермиона выдохнула, голову тут же прострелило болью. Она в смятении смотрела перед собой, смотрела пусто и равнодушно, не понимая, что делать и о чём думать.       – Что же теперь будет... – Гермиона обхватила голову руками. Лоб оказался покрыт испариной, а волосы грязны и наскоро убраны в хвост. – Нас серьёзно расщепило, да?       Женщина взглянула без сочувствия. В её глазах, серых и холодных, как и комната, в которой они находились, не было ничего живого.       – Всё поправимо, в этом вам повезло. Я изучила маховик и могу с полной уверенностью сказать, что вы отделались лёгким испугом, особенно учитывая, что формула использованного заклинания никуда не годится.       – Откуда вы знаете про заклинание?       – Оттуда и знаю, – пожала плечами она. – Ты посмотри, что стало с маховиком. По нему всё видно.       – И правда...       Мозгу всё никак не давалось до конца переварить факт того, что эта безумная авантюра удалась. Гермиона искренне надеялась, что это стоило того. Оставалось только дождаться встречи с Гарри и получить объяснение.       – Скоро увидитесь, – кивнула женщина, угадав её мысли.       – Кто вы?       – Я преподаю историю магии. – Она закрыла глаза. – Профессор Тод. Твайла Тод.       – Гермиона Грейнджер. Что я буду должна за помощь?       Женщина приоткрыла один глаз.       – Сущую малость. Ты ответишь на несколько моих вопросов и ничего более не будешь должна.       – Каких вопросов? – Гермиона нахмурилась.       – Касательно вашего пребывания здесь.       – Я не буду раскрывать вам ничего связанного с будущим.       – Видишь ли, – Твайла неприятно улыбалась, – у меня с тобой сформировался долг жизни. Сожалею, но, кажется, ты вынуждена ответить на мои вопросы. Или я могу попросить более значительную плату.       – Вы в своём уме? – риторически уточнила Гермиона. – Простите за грубость, но вмешиваться в ход времени – опасно и эгоистично, и я не...       – Меня не интересует будущее, – Твайла заговорила раздражённо. – Меня интересует только, как и зачем вы оказались в прошлом. И повторяю: несколько вопросов – ничтожная плата, и я вольна изменить требования, если вздумается.       – Это угроза?       Твайла смерила её острым как бритва взглядом.       – Это совет. Подумай о том, что станет с твоим другом, если я откажусь помогать и предъявлю вас, скажем, директору.       Гермиона закусила губу. Директором в этом времени был Диппет, но даже попади они к Дамблдору, гарантии безопасности никто не давал.       – Спрашивайте.       В воздухе что-то неуловимо хрустально звякнуло. Коротко, даже одобрительно, будто скрепляя соглашение.       – Рада, что мы поняли друг друга. Первое – из какого года вы прибыли?       – Из тысяча девятьсот девяносто восьмого, – нехотя ответила Гермиона. Она отвела взгляд, снедаемая отвращением к тому, что делала. Выбирать приходилось между жизнью Гарри и риском нарушить ход истории. Имела ли она право распоряжаться сведениями, которыми обладала, в личных целях?       – Второе: какие события были последними, что вы застали в своем времени? Опиши в двух словах. Не нужно конкретики.       – Я уложусь в одно слово. – Гермиона помедлила, покатала металлический вкус этого слова на языке и ответила: – Война.       – Вы пришли сюда предотвратить войну?       – Я не знаю. Гарри не успел сказать.       – Последнее... Кто начал войну?       – Тёмный лорд, – пробормотала Гермиона. – Если мы чем здесь и займёмся, то, вероятно, им.       – Вот как, – Твайла приподняла брови. – Под Тёмным лордом ты подразумеваешь Геллерта Гриндевальда? Это что же, война будет длиться ещё столько лет?       – Нет.       – И кто же ваш Тёмный лорд?       – Этого я не скажу, – противясь зудящему внутри желанию выложить всё как на духу, отказалась Гермиона.       – Долг, – нараспев напомнила профессор.       В груди сжалось, хрустнуло, самовольно вытолкнув на язык ответ:       – Том Реддл, – мрачно произнесла Гермиона и поёжилась от звучания этого имени.       Твайла лишь хмыкнула.       – Я мало знакома с этим человеком, но из него, пожалуй, вышел бы неплохой Тёмный лорд.       – Почему вы так считаете?       – Беда часто приходит оттуда, откуда её меньше всего ждёшь. В нашем случае – от примерного префекта – как раз вроде мистера Реддла. ***       Спустя несколько дней она начала вставать с постели и прогуливаться по покоям. В них было несколько комнат. Спальни: её, Гарри и самой профессора; личные ванные и общая гостиная, с пола до потолка заставленная разнокалиберным хламом вроде живых статуэток фавнов, танцующих цикличный танец на своих подставках, искусно декорированных шкатулок, старинной кофемолки и фигурки пузатого Хотэя, и всё это не собирало на себе ни пылинки, сияло здоровым начищенным блеском и выглядело как новенькое. Стену с дверью в спальню профессора занимали шкафы, в которых обнаружилось засилье магловских книг, другую, напротив камина – рамка с заключённым под стекло огромным голубым морфо, а под ней – резной деревянный комод. Камин напротив входной двери задорно потрескивал огнём, на стене за ним располагалось зашторенное окно. Однажды Гермиона выглянула в него, и от открывшегося пейзажа ей стало дурно. Там раскрывался вид на Лондон – раскуроченные бомбёжками дома криво выпятили ребра арматурных сеток и сложились горами бетонных костей. В городе действительно ещё недавно шла война.       Часы на каминной полке отстукали восемь вечера. Они сидели у огня в плетёных креслах-качалках, охваченные напряжённым ожиданием. По прогнозам профессора именно сегодня должен очнуться Гарри.       В дверь постучали. Гермиона замерла с палочкой в руке. Твайла пошла открывать.       – Что вы делаете здесь в такое время? – зашипела она визитёру, выходя в коридор. Дверь осталась неплотно прикрыта, и Гермиона отлично слышала каждое слово.       – Я не мог не прийти. Это по делу Слизнорта, – заторопился высокий мужской голос.       – Говорите. Только быстро.       – Я только что из Больничного крыла, мне поручили сообщить директору, что Слизнорта нужно доставить в Мунго.       – Ясно, – по тону было слышно, что Твайле этот расклад не нравился. – Сколько у нас времени?       – Учитывая, в каком режиме сейчас работает Мунго, от силы дня три.       – Не уложимся?       – Не уложимся.       – Плохо, – зло процедила Твайла. – Поговорите об этом с Диппетом. У вас же есть допуск в кладовую Слизнорта? Отлично. Убедите директора, что мы и сами справимся, просите две недели.       – Яд не поддается анализу, я не могу ничего обещать. Он может не вспомнить, кто подал вам бокал.       – У меня уже есть рецепт антидота. Должен сработать, от вас нужны только некоторые специфические ингредиенты.       – Слава Мерлину, – с облегчением выдохнул мужчина. – Диппет согласится. Начнём сегодня?       – Нет времени.       – Завтра?       – Посмотрим.       – И ещё, – он колебался, – я подумывал взять с собой помощника.       – Кто угодно, если не будет мешаться.       Гермиона услышала скрип в комнате Гарри.       Твайла, видимо, тоже, поскольку начала спешно прощаться. Её собеседник зашаркал прочь, и шаги сопровождались постукиванием, словно он опирался на клюку. Профессор вернулась в гостиную.       – Быстро к нему, – скомандовала она Гермионе и махнула рукой в сторону комнаты Гарри. – Объясни всё, что можно объяснить. Я приду позже.       Гермиона послушно встала. Подошла к двери и застыла, не зная, с чего начать разговор. Она видела его раны и ожоги, и выглядели те куда серьезнее, чем её собственные, но Твайла уверяла, что сейчас Гарри куда лучше. В любом случае, Гермиона наконец получит шанс узнать, зачем он всё это затеял, и на фоне этого шанса меркли все страхи.       Зашла без стука и мягко закрыла за собой дверь, окончательно отрезав комнату от внешнего мира. Пути назад не было. Права на ошибку – тоже. ***       Пробуждение било все рекорды паршивости. Веки неохотно разлепились, всё тело тут же обдало болезненным ознобом, затем по рукам пошел зуд. Особенно сильно обожгло им левую, по самое плечо замотанную бинтом. Гарри попытался подняться, кровать протяжно проскрипела в ответ, и тело с этим отчаянным звуком было совершенно согласно; сесть не получилось, даже оторвать затылок от подушки удалось с большим трудом. Поборовшись с собой до мушек перед глазами, он устало уронил голову обратно, поддавшись плену мягких простыней. Кожа под бинтами ужасно свербела. Всё вокруг пропахло травами и спиртом, этот запах был до того резким и омерзительным, что вышибал слезы.       Светлая комната не содержала в себе ничего кроме двери, кровати и окна напротив. Он сощурился от яркого света и всмотрелся в абсолютную белизну неба, в кусочек каменной стены, выглядывающий у самого краешка окна, в летящие косыми чёрточками снежинки. Хогвартс? С такими травмами его должны были доставить в Больничное крыло, но место, в котором он оказался, ничем на него не походило. Быть может, его отправили в Мунго? Если бы ещё помнить, что случилось перед этим...       За дверью глухо переговаривались голоса. Один из них казался смутно знакомым, но всё никак не вызывал в памяти образ своего обладателя. Но голос был женский, это он сразу понял. Второй точно был знаком. Сердце забилось быстрее.       Гермиона?       Спустя несколько секунд, когда открылась дверь, он уверился в своей догадке. Она стояла перед ним – на вид здоровая, светящаяся решительностью и тёплой улыбкой. До того как увидел её, он даже не осознавал, насколько соскучился, хотя и не знал, сколько времени прошло с последней встречи. Не знал итога битвы, не знал совсем ничего, но был счастлив уже тому, что видел её. Гарри вернул подруге широкую улыбку.       Гермиона кинулась к постели, стиснув в крепких объятиях. Перекосило от боли в левой руке, но он закрыл глаза на эту мелочь и счастливо рассмеялся. Гермиона в его руках застряслась, заходясь всхлипами.       – Ну что ты? Со мной всё в порядке, правда, я...       – Мне было так страшно! Если бы ты не очнулся, я бы сошла с ума. Мерлин, Гарри, мы же здесь совсем одни. Совершенно. – Она отстранилась и заглянула ему в глаза, утирая слезы. – Почему мы не взяли с собой Рона?       – Понятия не имею, – ответит он с угасающей глуповатой улыбкой. – Куда не взяли?       В её глазах что-то померкло. Словно теплился в них какой-то огонек, а теперь потерял силу, оставил. Гермиона побледнела.       – Ты ничего не помнишь? Она предупреждала, что так может быть, но как же... Как же так?!       Гермиона засуетилась, заметалась по комнате от угла к углу. Он смотрел на неё в замешательстве.       – Мы ведь выиграли? Волдеморт мёртв?       Мысль о поражении не приходила Гарри в голову. Это нечто само собой разумеющееся: если он жив, значит, война кончилась, кончилась в их пользу. Окатила волна ужаса. Снег за окном. Сколько он был без сознания? За это время могло произойти что угодно. Гермиона остановилась и посмотрела с мольбой во взгляде. Но он, как ни старался, не мог вспомнить ничего. Абсолютный ноль. Только Запретный лес и тяжесть Воскрешающего камня в руке.       – Мы в прошлом, Гарри. И я ничего не знаю о том, зачем мы здесь. Ты не успел сказать, – беспомощно залепетала она. – И Рон остался там.       Он услышал фантомный треск стекла. В воздухе что-то оглушающе разбилось, и этот звук распространился в голове, затопил собой всё сознание. Ничего не осталось. Только ужасающе громкий треск. ***       Сон обступает тишиной и тенью, наполняется отдалёнными детскими криками и разворачивается длинным пустым коридором. Под ногами сипит на все лады и идёт волнами рассохшийся паркет, он бежит вперёд, спотыкаясь о торчащие гвозди и забытые детьми помладше игрушки. В нескольких метрах впереди мелькает хвост мышиного цвета. Кошка отчаянно мяукает и бросается за поворот, уходя от погони, а он всё бежит и бежит, преодолевая бесконечные повороты и лестницы, отбиваясь от толстых больших рук воспитательниц, что-то кричащих ему с высоты своего роста. Кошка удирала раз за разом, но сегодня он вознамерился во что бы то ни стало догнать её. Наконец, последний поворот. Здесь уже некуда прятаться, этот коридор кончается тупиком. Их разделяют считанные шаги. Животное щетинится и шипит, вздыбя шерсть, пятится с поднятым хвостом к стене. Она из тех кошек, что кусаются. Она царапается. Отбивается с той яростью, с какой умеют только уличные, потасканные жизнью звери, он это прекрасно знает, и всё равно не собирается отступать. Подскакивает к ней, наваливается всем телом, выпуская свою карманную Тьму на волю. Клыки мажут по тыльной стороне ладони, но не рассекают кожу даже неглубокой ссадиной. Кошка перестаёт сопротивляться. Она обмякает и напоследок бьёт хвостом пол, взметая облако пыли. Это уже неинтересно. Стоит спрятать её где-то в комнате, дать прийти в себя и уже после этого продолжить.       – Том!       Истошный вопль воспитательницы слегка отрезвляет.       – Она стащила у меня еду, мэм, – выдаёт ли его дрожащий голос?       Грубая хватка рук, отталкивающих назад, подсказывает: выдаёт. Они перестали верить ему, что огорчало и злило. Годы стараний впустую. Он с ненавистью стряхивает с себя чужие мозолистые ладони. Они ещё сочтутся. Не сейчас, но позже – обязательно сочтутся. ***       Утро выдалось до того тихим и умиротворённым, что Гарри ненароком возвращался несколько раз к надежде на то, что вчерашний разговор с Гермионой был таким же нелепым сном, как и ночные приключения в личине Реддла.       Эльф принёс завтрак в постель и предложил свежую газету. Гарри с радостью согласился и сразу отложил еду на потом, с замиранием сердца ожидая Пророк. Чуда не произошло. Первым, на что упал взгляд, была дата, однозначно подтверждающая слова Гермионы. Сорок пятый год. Война с Гриндевальдом в разгаре, Лондон в руинах, а где-то в другом конце замка сидит живой Реддл из плоти и крови – так же завтракает, читает новый Пророк, готовится к началу триместра и знать не знает ни о каких Пожирателях Смерти и собственном статусе следующего Тёмного лорда. Тем лучше. Так убить его будет даже легче.       Гарри нарочно не поднимал эту тему во время вчерашней встречи с Гермионой – знал, что она скажет, а потому хотел оттянуть неприятный разговор. Подсознательно понимал, что она не поддержит идею убийства – не поддержит и будет права, но лишь отчасти. Никакие призрачные «а что если...», касающиеся хода истории, по его мнению не стоили тысяч жизней, которые можно спасти одним этим убийством. Он мог сдаться и начать хандрить, позволить себе медлить и жалеть их с Гермионой из-за этого чудовищного сюрприза в виде внезапно откатившегося на пятьдесят с гаком лет времени, но предпочитал сосредоточиться на том, что можно извлечь из их положения. Жизнь дала ему лимон, пусть подгнивший и хиленький, и он был намерен выжать из него какой-никакой лимонад. Гарри с остервенением смял газету. Хоть что-то предпринять – его долг.       Но покинуть постель всё ещё не представлялось возможным. То ли так работали какие-то колдомедицинские заклинания, то ли ещё что, но ноги не слушались и даже не ощущались полноценно – всё тело сковало онемением, и он очень надеялся, что в том была острая необходимость, потому что промедление становилось невыносимым.       Ближе к обеду пришла Гермиона. Она старалась подбадривающе улыбаться, но лицо её хранило отпечаток бессонной ночи и глубокого отчаяния.       Она протянула стакан с прозрачной жидкостью. Глядя, как подозрительно Гарри его осматривал, поспешила успокоить:       – Просто вода. И немного эликсира с настойкой полыни – придаёт энергии. Мне нужно наложить несколько диагностических заклинаний, – добавила Гермиона, когда Гарри осушил стакан. – Ляг и расслабься.       Он нехотя подчинился. Закрыл глаза и постарался абстрагироваться от навязчивого желания прямо сейчас вскочить с кровати и побежать что-то делать. Они теряли время, которого и так оставалось в обрез. Уже сейчас Реддл имел два крестража, и Гарри совсем не хотелось давать ему фору для создания нового. Он не был уверен в том, сколько времени имел в запасе. Может, полгода или месяцев восемь, а может, не имел и недели. Все знания о Реддле и крестражах сбились в один тугой неразличимый ком. Он посмотрел в потолок. Тот ответил равнодушной холодной серостью штукатурки.       – Закрой глаза! – требовательно гаркнула раскрасневшаяся от старания Гермиона, сосредоточенно выводя палочкой немыслимые узоры. В воздухе потянулись расплывчатые символы и образы, сквозь кожу полилось слабое зеленоватое свечение неясной формы. Постепенно пятна стали очертаниями напоминать органы. Зрелище было до того тошнотворным, что Гарри поддался внезапно накатившей усталости и сомкнул веки, вернувшись к мыслям. Очнулся только от робкого кашля Гермионы:       – Ты в хорошем состоянии. Куда лучше, чем я ожидала, честно говоря. Быстро поправился, – она натянула ту же обнадёживающую улыбку, что и раньше. На этот раз получилось лучше. – Кстати, у меня есть небольшой подарок... Меня поэтому не было с утра, пришлось выбраться в Косой переулок, – извиняющимся тоном пояснила Гермиона. – В общем, держи. Но за это надо благодарить не меня, а профессора. Я познакомлю вас вечером.       В руки скользнула длинная узкая коробочка с вензелем Олливандеров. Пальцы Гарри примёрзли к крышке, одновременно желая и боясь открыть её. Сердцебиению вторила слабая пульсация изнутри коробочки. Он не подумал сразу, но это имело смысл – раз палочка Реддла уже существовала, значит...       Крышка слетела на пол, он жадно разорвал бумагу, в которую была бережно завернула палочка. Его палочка.       – Остролист, одиннадцать дюймов, перо феникса в сердцевине, – торжественно отрапортовал незнакомый голос у двери.       Палочка так и ластилась к рукам, согревая их так же, как согревала в первую встречу.       – Это... Это волшебство, Гермиона, – Гарри лучезарно улыбнулся. Его наполняла эйфория. Пришло стойкое убеждение – да, теперь нипочем даже Реддл, никакие силы не смогут заставить сдаться. Палочка снова с ним, и ничто уже не имеет значения.       – Ясное дело, – ехидно прокомментировал тот же незнакомый голос.       – Я же сказала, благодарить стоит не меня, – пожурила Гермиона. – Знакомься, Гарри, это профессор Тод. Это по её милости мы живы.       При взгляде на темноволосую женщину с бесцветным строгим лицом в его груди повисла неясная тяжесть. Они скрепили знакомство рукопожатием, от которого ощущения только усугубились.       – Справедливости ради отмечу, что мисс Грейнджер не права. Деньги на палочку я получила от школьного фонда, так что технически в этом приобретении нет моей заслуги. – Она повернулась к Гермионе. – Остальные вещи, необходимые для начала учёбы, доставят позже. Рождественские каникулы продлены в связи с военным положением, так что у нас ещё будет время поставить тебя на ноги, парень, – кивнула она в сторону Гарри. – Уже завтра сможешь попробовать пройтись. Только не тревожь лишний раз руку – она у тебя сильно пострадала во время перемещения.       Профессор вскоре ушла, а Гермиона ещё долго болтала о том, что изменилось в Косом переулке – по её словам, правда, практически всё было по-прежнему. Он только кивал невпопад и завороженно осматривал палочку, изредка пуская что-то простенькое, вроде Темпуса или Люмоса, просто чтобы удостовериться, что палочка – та самая, настоящая и единственная. Её не хотелось ни на секунду выпускать из рук.