The right person, the wrong universe

Валера брал его грубо, быстро, не замечал вырывавшихся время от времени удивлённых вскриков Лёвы, доносившихся то сверху, то снизу — зависило от позы. И даже несмотря на непроизвольно издаваемые звуки, Лёва был совсем не против такого секса, а если бы Валера попытался его сделать своим пиявцем, пока вылизывал дурманно пахнущую шею, бесконечно влюблённый Лёва подставился бы сам. Ему потребовалось больше четверти часа, чтобы отойти не от сумасшедшего марафона секса с Валерой, а невероятной близости с человеком, о котором Лёва мечтал уже не один год. Ощущение потной груди под рукой, заводило в сотню раз быстрее толчков по простате, а зрительный контакт в миссионерской позе запомнился лучше стойки раком. — Лёва! — суровый вид Валентина Сергеевича вырывает Лёву из сладострастных мечтаний и возвращает на кухню, где готовится завтрак. — Да? — Лёва вытягивает руки вдоль стола, затем снова убирает, тщетно пытаясь придать своим действиям непринуждённый вид, ведь заранее знает о чем пойдёт разговор с утра пораньше. — Мне очень хочется спросить, почему тебя не было полночи дома, но разящий запах альфы уже все рассказал, — Лёва неосознанно опускает голову вниз, тем самым избегая жёсткого взгляда мужчины. — Ты же понимаешь, сейчас не время для развлечений. Любой находится под подозрением. Разгоряченные яйца на сковородке начинают лопаться от высокой температуры, — почти такой же высокой, какой наполнено расстояние между Валентином и его подопечным, — но никто даже не смотрит в их сторону. Лёва обречённо вздыхает, потому что понимает — его аргументы ничто в сравнении с железобетонными убеждениями Валентина Сергеевича. Он, не поднимая глаз, все же предпринимает слабую попытку объясниться: — Ночью я точно был не с тем, кого мы ищем. Валентин нарочито громко выключает плиту и накладывает еду Лёве в тарелку, чтобы в следующее же мгновение не дать парню даже притронуться к завтраку, продолжив свою тираду. — И давно ты стал настолько способным, чтобы определять стратилата именно во время совокупления?! — с каждым словом повышая тон, прикрикнул мужчина, и Лёва испуганно положил вилку, не желая нервировать своими действиями. И, кажется, такая тактика действительно в какой-то мере успокаивает Валентина: он наконец приступает к еде, позволяя своим молчанием сделать Лёве то же самое, однако гложащее чувство внутри не даёт ему этого сделать. Безбожная ложь по отношению к Валентину Сергеевичу съедала Лёву задолго до его первого секса с Валерой: неимоверная привязанность к возмужавшему альфе только усилилась, стоило им посмотреть друг на друга спустя три года. Лёва знает, о чем рано или поздно Валентин Сергеевич заговорит с ним, ведь не может человек беспричинно прожигать в нем дыру недобрым взглядом и отсекать любые попытки довериться вампиру, которого знает не первый год. Валентин доедает порцию, когда Лёва аккуратно начинает разговор: — Я понимаю, что подверг нас опасности этой ночью, но клянусь… — Себя, — перебивает Валентин, и Лёва опешивает: мужчина даже не пытается придать голосу стальных нот, чтобы сымитировать наказание. — Ты подверг себя опасности, Лёва. Никто из нас не находился в большей опасности, чем ты. Я понимаю, у вас возраст такой, когда очень хочется перепробовать всё в постели, но надо потерпеть. Опасно доверять незнакомцам. Валентин поднимается с места, убирая грязную посуду со стола. Весь его вид кричит о том, что им не о чем больше говорить, и разговор закрыт, однако Лёве покоя не даёт неопределённый конец. Он встаёт следом. — Давайте я, — шлепая мужчину по плечу, Лёва отодвигает мужчину в сторону, чтобы помыть посуду. — Раз хочешь… В раковине, кроме использованных тарелок, стоит пустая бутылка водки. Лёва специально не трогает её до последнего, будто не желает признавать существование. Он уверен, что ещё вчера утром никаких бутылок из-под спиртного в квартире не было. — Валентин Сергеевич, вы снова… — Лёва сам не понимает, пытается он достучаться до совести мужчины, или же винит самого себя. Валентин сперва молчит, наблюдая, как в окне, сзади него, щебечут птицы, а затем говорит с бесконечной тоской в словах, как будто Лёве совсем не нужно это знать, но не сказать ему будет преступлением. — Ты хороший парень, Лёва. Отличный помощник. Красивый омега, но тебе стоит знать, что далеко не все альфы в молодости умеют признавать в омегах что-то более интересное, чем их растяжка. — Я понимаю, но этот не такой, — Лёва знает, о чем говорит Валентин Сергеевич. Он смотрит мокрыми глазами на мужчину, сидящего напротив, и мотает головой. Не говоря ни слова, Валентин подходит к Лёве и некрепко обнимает его. Немой поддержке парень доверяет моментально, в первые в жизни прижимаясь к мужчине настолько близко, однако не ощущая ни капли стеснения, присущей отношениям омеги и альфы. Лёву накрывает с головой чувство защищённости, и он решается обнять Валентина Сергеевича мокрыми руками за шею, а хлюпающим носом уткнуться в плечо. Для него объятия оказываются первым шагом к созданию настоящей семьи. — Я был с Валерой, — Валентин подался ухом вперёд, в попытках услышать слабое блеянье Лёвы из-под плеча. Наконец разобрав слова, мужчина с сожалением думает, что не сильно-то ему и хотелось знать правду. — Глупый ты, Лёва, — как можно спокойнее произносит Валентин, несмотря на расходящуюся злость внутри. У него в голове не укладывается, насколько можно пренебрегать правилами ради… Ради чего? Недолгой детской симпатии? Бессмысленного желания заняться сексом? — Мне с ним хорошо. Я люблю его. — Он вампир, Лёва. Наш враг, — как бы Валентину Сергеевичу ни было тяжело это произносить, видя мгновенные изменения в глазах влюблённого до одури парня, он продолжает говорить правду: — Как только найдём стратилата, его нужно убить. — НЕТ! — мгновенно отшатываясь от мужчины, рявкнул Лёва. — Он кровосос, Лёва! Неизвестно, сколько ещё протянет на крови одного лишь Игоря. Оглянуться не успеешь, как Лагунов перекусает весь город! Лёва злостно пыхтит, медленно отходя в противоположный угол комнаты и изредка вытирая со щёк слезы, неприятно забегающие за шиворот. — Валерка хороший, — пытается возразить Лёва без особого запала. Замечания Валентина Сергеевича не безосновательны: возможно, за Лёву и правда говорит слепая влюбленность, а не рациональность. Валентин почти в голос стонет от безысходности. Щенячая преданность Лёвы могла бы усилить его, если бы сейчас они не охотились за стратилатом, а альфой парня не оказался Лагунов, чьи нравственные ориентиры все ещё не до конца понятны. — Что бы я ещё хоть раз в жизни связался с омегой… Лёве кажется, что его ударили под дых. Человек, которому он беспрекословно подчинялся, доверял собственную жизнь на протяжении трех лет; альфа, чьи интересы никогда не затрагивали вторичный пол Лёвы, теперь не желает даже иметь дело с омегами. Они пересекаются взглядами, и будь Лёва чуть более внимателен, понял бы, что Валентин Сергеевич мгновенно пожалел о сказанном. Лёва с отвращением отворачивается от мужчины, торопливо покидая квартиру и не удосуживаясь хотя бы оглянуться на крики Валентина за спиной. Сурово хлопнувшая дверь заставляет мужчину остановиться и не догонять Лёву, которому следует побыть одному. Юношеский максимализм, думает Валентин. Всегда верный их общему делу Лёва, но впервые влюбившись, вполне ожидаемо не воспримет чужие замечания о Валерке всерьёз и устроит небольшой бунт. Поболтается по городу и вернётся. Но проходит час, второй, минует уже пятый, а знакомого, почти детского омежьего аромата, мужчина не слышит. Нервозно повозившись с третьей за два часа кружкой чая, куда заранее был добавлен пустырник, в руках, Валентин твёрдо решает отправиться на поиски ребёнка. Он даже не думает ставить в известность Игоря и остальную детвору, в особенности Лагунова, и будто не желает признавать, что с ними поиски могли быть эффективнее. Стук в дверь отвлекает мужчину от разглядывания собственного отражения в кружке с чаем, и он, тихо поднявшись с места, идёт к двери, попутно схватив в руки арбалет. — Кто? — прицелившись с внушительного расстояния, спрашивает Валентин через закрытую дверь. — Валь, это мы с Валерой, и нам срочно нужно тебе кое-что рассказать, — голос Игоря звучит бодро, как всегда бывает — стоит только Корзухину приблизиться к доктору. Валентин Сергеевич нехотя снимает с прицела дверь, кладя арбалет на трюмо, и выпускает гостей внутрь. Валера тут же принюхивается, в то время как Игорь без задних мыслей разувается и подходит ближе к Валентину. — Мы знаем, кто стратилат. — Где Лёва? — не дав договорить другу, вклинивается Валера. Как же Вале хочется думать, что Лагунов из искренней заботы так, а не от недостатка омежьего аромата в квартире волнуется. Мужчина упрямо смотрит в сторону, как будто Валера способен узнать только по его взгляду, какая перепалка произошла сегодня утром между ним и Лёвой. Но Лагунов, кажется, и правда не глуп. — Он ушёл? — Валер, погоди ты, — перебивает его Игорь, считая свою тему важнее. — Глеб — стратилат, и если мы хотим дать ему отпор, то должны начинать готовиться прямо сейчас. Он силён. Валентин старается внимательно слушать Игоря, изредка ловя взглядом его ухмылки и полуулыбки, никак не вяжущиеся с ситуации, в то время как Валера непрерывно смотрит на дверь красными голодными глазами, предчувствия что-то. Вампир одним прыжком отскакивает вглубь коридора, когда в подъезде падает чья-то тушка. Валерины глаза наливаются ещё более алым цветом, но он не двигается, только кивает головой на звук. Как оказывается, последнее движение не требовалось: стоило услышать за дверью протяжный стон боли, как Валентин и Игорь тут же выбежали из квартиры и хватают на руки окровавленного Лёву. Парень окаменело держится за рассеченный живот, только потерянным взглядом реагируя на громкие команды Валентина Сергеевича Игорю и просьбы самому Лёве убрать ладонь. Тяжёлая голова так и норовит упасть на грудь; держаться на плаву помогает голос доктора, который уверенно заматывает живот Лёвы. — Унесите его. Пожалуйста, — уже нечеловеческим голос умоляет Валера, стоит только Валентину оголить место, откуда идёт кровь. — Потерпи, Лагунов, он и так много крови потерял. Обхватывая руками Лёвы свою шею, Валентин подхватывает парня руками под поясницу, чтобы как можно скорее донести его до машины, когда как Игорь побежал вперёд заводить мотор. Вечер сыграл им на руку: никто не заметил ничего странного: ни раненого Лёву, ни вампира. Валера позволяет себе выдохнуть, когда теряет обонянием кислый запах крови. Придя в свое обычное состояние, он опять ощущает себя ничтожеством. Протерев сильно глаза, да так, что в них видна целая вселенная, Валера устало вздыхает. Быть вампиром тяжело. Желать крови всех, даже самых дорогих — неописуемо больно, терять человечность в своих поступках — невыносимо. Вчерашняя ночь с Лёвой будто вернула Валеру в прошлую беспечную жизнь, где шея человека могла значить многое: интимное, возбуждающее, сладкое; но только не место, где кровь самая сочная. Лёва не совсем не боялся его, даже наоборот: слишком громко показывал, насколько ему хорошо, что весточка от соседей прилетела прямо по батареи. Или ему кажется? Лёва вёл себя необычайно тихо, постанывая лишь иногда. Валеру возбуждал вид беспомощного омеги под ним, от которого шёл запах смазки? Шея интересовала из-за артерии, по которой течёт горячая, но дурная кровь? Валера не помнит. Он понятия не имеет, пересёк ли границу человечного внутри себя, или же его ещё можно спасти.

***

Лёва приходит в сознание спустя два дня; его отлично заштопали врачи: повязка на животе сидит так туго, что Лёва едва может шевелиться. — Не переусердствуй, — с доброй насмешкой в голосе замечает Игорь. Он откладывает книгу в сторону, поддаваясь вперёд к Лёве, чтобы потрогать слегка влажный лоб. Ладони, лежащие на белой простыне, непроизвольно сжимаются, и Лёва тихо шипит. По всей видимости, боль заживающей раны ударила с новой силой. — Позвать врача? — Не надо, все хорошо. Лёва ненадолго поворачивает голову к окну, Игорь его терпеливо ждёт, не отвлекает, несмотря на то, что очень хочется рассказать, что же тот пропустил, лёжа в больнице. — Отец Глеб… это он меня так, — шепотом говорит Лёва Игорю, но тот, кажется, уже всё знает. — Этот кошмар позади, Лёв. Все кончилось хорошо, — как же омеге хочется, чтобы эти слова, поглаживая его ослабевшую ладонь, говорил не Игорь. — Валя с Валерой скоро придут: они были здесь полчаса назад, но решили сходить домой, чтобы принести тебе вещей на смену. Можешь ещё поспать. Лёва с пониманием того, что Игорю, видимо, не очень-то и хочется нянчиться с ним, кивает. Остаётся дождаться Валентина Сергеевича с Валерой, рядом с которыми Лёва не будет чувствовать себя обузой даже с изуродованным животом. Проходит не более пятнадцати минут, прежде чем в палату заходят новые посетители. Игорь и Лёва, на которого стоило Вале лишь мельком глянуть, как у того тут же разгладились суровые морщины, поворачиваются на звук, чтобы в следующую секунду искренне улыбнуться. Валера упорно держится входа в палату, непонятно, из-за чего: никто не истекает кровью, в отличие от Валентина, быстро подошедшего к больничной койке. — Очнулся, Лёвушка, — потрепав, как маленького, по щеке, с широкой улыбкой шепчет мужчина. — Валентин Сергеевич, — с придыханием отвечает Лёва, накрывая чужую ладонь своей и слегка приподнимаясь на постели, — простите, я виноват. — Хлопов, молчи. Моё старческое сердце чуть не остановилось, когда ты вернулся домой, поэтому лучше тебе не напоминать. Прыснув со смеху, Лёва говорит: — Обещаю. Валя сухо улыбается уголками губ, будто собираясь сказать что-то важное. На палату опускается практически ощутимая телом тишина, и Игорь ненавязчиво всех информирует, что подождёт в коридоре. — Я много думал над твоими словами, Лёва, и пришёл к выводу, что не в праве отбирать у тебя право на счастье, — продолжает Валентин, сильнее вцепившись в слабые руки Лёвы. Лёва прерывисто вдыхает. Слова Валентина Сергеевича окончательно выбивают воздух из лёгких, он едва может кивнуть в ответ и сразу смотрит на Валеру. Тот, для которого будто бы подействовал непонятный сигнал, подходит к Лёве в плотную, берет аристократическую ладонь омеги в свою и молча покрывает её горячими поцелуями. Валя к тому времени уже ушёл к Игорь. — Валер, ты чего? — удивлённо восклицает Лёва, ужасно скрывая удовольствие, что распаляет сильнее. Его кожа благоухает для Валеры. Специфический аромат рыжих омег переплетается с уникальным Лёвиным, образуя райский уголок для Валериной души. — Я люблю тебя, — Валера впервые за встречу смотрит Лёве прямо в глаза, и тот не может не охнуть: лицо Валеры красное, покрыто слезами. Растирая по щекам Валеры капли, Лёва, не желая превращать момент воссоедния в дешёвую пошлость, поддаётся вперёд и крепко обнимает Валеру. Он отвечает тем же, зарывается носом в рыжую косму, откуда больше всего слышится запах. — Он что-то сделал с тобой? — едва слышно спрашивает Лёва, глядя прямо в глаза. Валера возвращается в объятия, не желая раскрывать все тайны минувшей ночи. Ему нужно лишь немного человеческого тепла, потом он справится сам, в одиночку. — Хочу поцеловать тебя. — Так чего же ты ждёшь? Рукой отводя длинную чёлку Лёвы в сторону, Валера влажно касается чужих губ, несколько раз причмокивая, старается запомнить их сладкий вкус. — Я зайду к тебе завтра, Лёв. Принести что-то? — уже у двери буднично интересуется Валера. — Не надо ничего. Просто приходи. Валера не приходит ни завтра, ни через неделю. Лёву выписывают почти через месяц, но Валера не появляется даже тогда. Игорь упорно молчит, искренне сам переживая за друга, однако Лёве постоянно кажется, что даже если Игорь понятия не имеет, где Валера, то хотя бы знает мотив его действий. Все тщетно: Валера исчезает из жизни Лёвы. Со временем, спустя месяцы апатии, ко всему, что когда-то являлось неотъемлемой частью жизни, Лёва с Валей переезжают в Москву. Лёва, желая избежать одиночества, пока Валентин Сергеевич работает в районной детской поликлинике, решает пойти учиться в техникум. А потом… на последнем курсе встречает Володю. По прошествии пяти лет Валера для него, как альфа, которого Лёва бесконечно любил, уже не существует: в душе поселилось чувство незавершенности и несправедливости, но не более того. А Володя по-детски предлагает погулять вдоль набережной, провести время вместе — расслабиться, несмотря на настораживающие изменения в стране. Они наслаждаются друг другом так, будто им обоим по двенадцать, и кроткий поцелуй в уголок губ под ветвистым деревом — за гранью разумного. Встаёт Володя на одно колено через два года, а ещё через год… Лёва, находясь один дома, слышит в полдень, когда Володя обязан был быть на работе, звонок в дверь. — Я слышу — иду! Кто там? — Лев Хлопов здесь проживает? — дежурно интересуются за дверью. — Уже не Хлопов, а вы… — чуть приоткрывает дверь Лёва и замирает. — Валера Лагунов. Валера — вампир. Возможно, один из самых сильных особей, которых только можно встретить, но сейчас, ожидая, пока Лёва решит полностью выйти на лестничную площадку, он ощущает неслабый мандраж во всем теле. Волнуется, потому что понимает: ему нет прощения. Бросить Лёву на произвол судьбы, не попрощавшись, подло. Лёва все же выходит к Валере, и тот давится воздухом: Валера знает, что Лёва замужем, но, как оказалось, увидеть того беременным, был не готов. Честно сказать, в Лёве изменилось многое: волосы больше не отдают золотисто-рыжим, потускнели; глаза смотрят потерянно, уголки губ неизменно приспущены вниз. Валера сглатывает, не решаясь посмотреть на человека, отдалённо похожего на того, кого он любил все эти восемь лет. — Ты бросил меня, — начинает Лёва. — Поступил по-скотски: не объяснил причину, и я более, чем уверен, что подговорил Игоря молчать. Надрывающемуся голосу Лёва старается придать стальные нотки, но ввиду его уязвленного положения, ему едва удаётся это сделать. Однако, на Валеру все равно производится впечатление, из-за чего он резко поднимает глаза, смотрит прямо в душу ослабевшему Лёве напротив. — Мне нужно было защитить тебя. На тот момент я не знал, что стало со мной, и к чему все может привести, а я не мог рисковать тобой, — переводит дыхание, продолжает: — все эти восемь лет я думал о тебе, винил себя, за то, что поступил так опроменчиво с тобой… — А сейчас пришёл, потому что тебя совесть заела. Обо мне ты вообще не подумал. Валера мотает головой и решается подойти ближе, чтобы удариться в оправдания. — Лёв, я понимаю, ты замужем, и дела до альфы из прошлого тебе нет; просто выслушай меня, прошу. Лёва сжимает губы в узкую линию, мотает головой и уже хотел было зайти обратно в квартиру, как его властно, но с осторожностью хватают за кисть. — Я не хочу тебя слушать, мне с Володей хорошо. — Знаю, знаю, — нервно шепчет Валера, с ужасом наблюдая, будто со стороны, за своим желанием снова прикоснуться к Лёве. — Правда рад, что ты смог жить дальше, и поздравляю с пополнением. — На жалость давишь? — Совсем нет, — стушевался. Лёва неуверенно вырывает руку из мягкой хватки и наблюдает, как Валера ещё больше хмуриться. Он вздыхает и старается подбодрить Валеру хлопком по плечу. — Мне было безумно тяжело отойти от того, что произошло между нами и забыть о тебе. Если честно, то на первое свидание с Володей я пошёл ради Вали, которому, кажется, от моего одиночества было ещё больнее. Ты же знаешь, что у них с Игорем дочка родилась? — Знаю, — пристыженно бурчит Валера. — Я не могу тебя простить и не думаю, что мы сможем общаться в будущем, но… ты можешь сейчас рассказать мне всё, что хотел, — незамедлительно продолжает Лёва. От Валеры слышится тихий всхлип, и он отвечает: — Мне нечего тебе сказать. Я поступил, как идиот. Только теперь у меня никого нет, потому что я вампир, который не может понять самого себя, — громко вздохнув, Валера измученно улыбается и смотрит на тронутого до глубины души Лёву. — Та смена в Буревестнике — лучшее время в моей жизни, Лёв, правда. — Валер… — Лёва бросается в некрепкие объятия, насколько ему позволяет живот, — приходи сегодня к шести к Игорю и Вале, они нас с Володей приглашали, тебе тоже рады будут. — Приду, — нет, не придёт и вообще больше никогда не потревожит Лёву и семью близкого друга. — Хорошо, — мягко улыбается Лёва, отстраняясь. — Тогда до вечера? У тебя есть их адрес? — Да, есть. До вечера.