***
— Гарри! Гарри! – Донеслось до героя, скованного очередным кошмаром. Кошмаром, где он вновь увидел их. Вновь увидел их живых. И находясь в состоянии полусна, он даже не был уверен, что хуже. Проснуться? Или провалиться обратно в столь сладкие грезы? А может быть, в Бездну? Он и сам не понял, как это произошло. Только он слышал наполненный тревогой сиплый голос Рона. Потом резко гул, похожий на церковные колокола. И тишина. Пугающая. Но одновременно завораживающая. Родная. Желанная. Жаль и она продолжалась недолго. Теплый луч солнца прикоснулся к лицу, возвращая телу мага все ощущения, миру – все краски. Однако стоило Гарри открыть глаза и проморгаться, как неожиданно к нему пришло осознание: это не его комната. Слишком уж бедна и скудна она была на вид. Чулан под лестницей – даже он – показался бы в сравнении с ней царскими хоромами. Ведь в нем хоть что-то да было. А здесь... Голые стены. Один маленький стол с подкошенной ножкой. Гниющая деревянная тумбочка без дверки. И жутко пахнущий матрас в углу. Собственно, на нем Гарри и очнулся. А еще комната была до безумия маленькой. С решетками на окнах. Что так беспощадно давили вместе с тем всем прочим, что ютилось в таком тесном пространстве. — Урод! – Раздалось откуда-то со стороны коридора. Дверей в каморке не наблюдалось, так что увидеть ораву детей-мальчишек, просто подняв голову не составило труда. Гарри привстал. Шум и непонимание ситуации уже начинали раздражать. Поднявшись, пришло осознание, что мир стал больше и четче обычного. Или... Он стал меньше обычного. Герой осмотрел свои руки. Детские. Блять. Попытка нащупать палочку не оправдала себя. Призвать магию даров – тоже. Она даже не ощущалась. И Гарри чувствовал себя, как обычный человек. Маггл. Тем не менее размышлять дальше на данную тему не предоставилось возможности. Ведь оскорбление прозвучало снова. И справедливая натура Поттера просто не могла оставаться в стороне. Так что переступив через порог, он направился к разборкам. Ведь они ими и являлись. Группа маленьких – примерно шести-семилетних – мальчишек, скучковавшись, нависала и глумилась над таким же ребенком. Ну, может на вид чуть меньше, чем они. Растолкав их, – навыки аврора очень пригодились, помогли не допустить лишних ранений – он вытянул мальчишку из кольца. Взял за руку. И в спешке увел в то место, где совсем недавно очнулся. Насколько маг понял – это его территория. И, возможно, там для явной жертвы скорее всего было более безопасно. Справедливости ради, за ними и впрямь никто не пошел. — Зачем? – Задал вопрос мальчик, как только Гарри отпустил его руку. И черты его лица показались такими знакомыми, как-будто они с Гарри встречались раньше. – Я справился бы и сам. — Меня зовут Гарри. Очень приятно. – Былой маг постарался быть дружелюбным. Вышло неплохо. Улыбка так и осталась сияющей. — Том... – С прищуром представился в ответ собеседник, ответив на рукопожатие. – Том Реддл. Пазл понемногу начал складываться. — Что-ж, Том. Ты – не урод. Ты особенный.***
Так завязалась их дружба. Впоследствии она стала крепче. Переросла в крепкую, настоящую привязанность. Том искренне любил и ценил Гарри. Любил так, как не любил ничего более в своей жизни. Ведь он был первым, кто не отвернулся от него. Был первым, кто принял его таким, каким он являлся. Назвал особенным. Назвал волшебником. И Том творил для него это волшебство. Творил бескорыстно. Ожидая в ответ лишь улыбку и яркий свет зеленых глаз. И Гарри улыбался ему. Улыбался и радовался тому, что не узнает в Томе Темного Лорда. Что не узнает в друге убийцу своих родителей. Что Том с каждым днем их общения становился хоть чуточку лучше. Он помогал Гарри освоить маггловские дисциплины. Первое время защищал от нападок старших. Даже подправил всем жителям приюта воспоминания, дабы они не называли Гарри каким-то чужим именем. Пусть и сам прекрасно помнил, что мальчишка раньше отзывался на Вильяма, и никак иначе. — Интересно, а есть ли другие волшебники? Такие, как я? – Стоял солнечный теплый летний день. Двое мальчишек лежали на мягкой, мокрой от росы, ярко-зеленой травушке и обсуждали свою любимую тему – магию. — Я считаю, что так. Возможно у них даже есть свои общины. Школы. И, возможно, ты туда когда-нибудь попадешь. – Гарри уже смирился с тем, что стал обычным. Все же никакие чудеса не могли заменить ему дорогих людей. И осознание того, что выпал шанс исправить их судьбу в гораздо лучшую сторону... Этот шанс был бесценен. – Выучишься. Найдешь себе друзей-волшебников. И все у тебя будет! — А ты? – Неожиданный вопрос выбил Поттера из колеи. Даже так... — А я? Выпущусь из приюта. Воля Первозданного – стану врачом. Ведь нет в мире ничего ценнее жизни. — Истина. – Как будто бы он этого не знал. Еще с "года хвори", – год, когда из-за неизвестной болезни почила половина приюта – маленький Реддл уяснил данную ценность. Когда ощутил на себе, впервые, страх. Страх за жизнь другого. Страх за жизнь обычного. Хотя... Нет. Гарри не являлся обычным. Особенный. Как и сам Том. Ценнейший из ныне живущих. Достойный вечности. Вечности с ним. И Том поклялся. Они ее получат. Ускориться пришлось, когда началась война.***
Хогвартс принял Реддла неплохо. Не с распростертыми объятиями конечно. Из-за крови. Однако с явным интересом. "Откуда этот маггл знает парселтанг?" Слизерин оценил. Дал шанс. И Том за него ухватился. Впрочем, он всегда отличался особой старательностью. Потому, оправдать ожидания старших – даже превзойти их – не составило особого труда. Так что в конце концов молодой волшебник, ровно также, как и его предшественник, обзавелся всеми возможными полезными связями. Включая лидирующий род Блэков, род Малфоев и, как не удивительно, Поттеров. Юный Флимонт поразительно сильно был похож на его первого, единственного друга. Лишь с тем отличием, что был еще более безрассудным. И у Гарри не было фамилии. Впрочем не так важно. Похож и похож. Все равно – не он. Гораздо важнее было то, что его стали звать на лето, Рождество погостить. Тот же Абраксас наседал на него каждый год. Вальбурга. Альфард. Но как вообще возможно было выбрать хоть кого-то из них, когда дома его ждал Гарри? Особенно в такое смутное время. Когда Том целыми днями подолгу засиживался в совятне, только и надеясь, что сова принесет письмо. Что сова прилетит. И он не получит ту ужасную новость. "И когда Гарри стал для меня таким важным?" – Вопрошал маг у себя, вновь не находя себе места. Ответ же был один. Всегда. Да, когда-то он действительно был ему просто другом. Тем не менее времена изменились. Опасность обнажила истинные чувства. И вот, Тому уже шестнадцать. У него целый мир и всего один друг. Который вовсе не друг, а возлюбленный. Возлюбленный чистой, невинной и искренней любовью. На которую, как Том ранее думал, он был не способен. Мир изменился, когда Гарри попросил подождать.***
Гарри считал себя старше. Но, когда ты вновь становишься ребенком, эти границы смываются. Он едва ли ощущал себя девятнадцатилетним. Скорее шестнадцати... Условий для эмоционального развития в приюте не находилось. Пусть у него и остались большинство своих воспоминаний о тех временах. О той жизни. О тех людях. О том Томе. О Волдеморте. И страшной войне. Может поэтому он и впрямь подался в медбратья? Как только смерть вновь переступила через его порог. Как только он вновь увидел погасшие глаза... Погасшие глаза своей подруги. Милая Милли. Настолько похожая на смесь Гермионы и Рона, что сердце щемило при одном взгляде на нее. И подступали слезы... — Гарри! – Ни крик, ни недовольный тон вошедшего в палатку не смогли бы отвлечь целителя от его работы, пошатнуть его сосредоточенность и невозмутимость. – Какого Мерлина ты забыл на фронте?! — Том... – Ох как он злился. – Мы так долго не виделись. Неужели ты сейчас хочешь тратить нервы и время на разборки и ссоры? — Почему ты мне ничего не сказал?! Почему я должен все узнавать с уст Мари, когда единственный человек кого я хоть во что-то ставлю – это ты?! – Возгласы перешли в шипение. Один из признаков того, что Том по-настоящему взбешен. Конечной точкой можно было бы назвать парселтанг, но до него пока... — Какого С-салазара?.. – А нет. Вот он. Пожалуйста. — Том. Я не хотел волновать тебя еще больше. Твои письма говорили за тебя. Ты всегда пишешь бегло, когда переживаешь. А тебе нельзя. Иначе не сможешь учиться. Я еще помню, что ты поставил себе цель запечатлеться в истории, как Великий Волшебник. "Я уже им стал." – Хотел было поделиться новостью о своем бессмертии Том, однако прикусил себя за язык. Гарри еще рано об этом знать. Он всегда был против убийств. И скорее всего не поймет, даже если Том скажет, что Миртл умерла случайно. Даже если пообещает, что ограничится одним крестражем. Ну... Двумя. Еще одним для Гарри. — Закроем тему. Но я все еще на тебя обижен. В следующий раз предупреди, пожалуйста, когда соберешься принять настолько безумное решение. — Обещаю. Он солгал.***
Это произошло ночью. Нападение. Тревога. Нехватка рук. Усыпленная бдительность Тома, что так наивно полагал, что Гарри не преступит за границу привезенного им защитного артефакта. Утром – пустая постель... Паника. Трупы, что привезли... Облегчение от того, что Гарри среди них не оказалось... Раненые. И еле дышащее, до неузнаваемости бледное тело. Лишенное глазных яблок. — Гарри... – Нет. Том решил. Все для себя решил. Он заберет его отсюда. Любыми средствами. Несмотря ни на что. Без чьего-либо одобрения или согласия. И он забрал.***
Василиск не трогал Гарри. Он его охранял, как и велел его хозяин. Пусть охранять в принципе то было не от кого. Возможно, лишь от самого себя? Когда Том спустился обратно, то застал весьма странную и не менее волнующее его сердце – хотя, казалось бы, куда еще более – картину. Его возлюбленный танцевал. Он встал с постели... Как будто-то бы днями ранее не лежал в ней, словно фарфоровая кукла. — Hey, little train. Wait for me... Гарри действительно исполнял танец. Медленно плавно. Но так уверенно. Ничего не замечая вокруг. — I once was blind but now I see... Словно не он сейчас наступал своими босыми ногами на кости. На кости мелких животных; крыс, что единственные забредали в Тайную комнату. На кости прочих жертв Василиска. Он двигался так, словно бы их и не было. Словно не они сейчас вбивались в его тонкую кожу, пробивая ее до крови. — Have you left a seat for me? Гарри вел этот танец. Ведь рассчитан он был на двоих. Едва ли у него не было партнера. Да, Том его не замечал. Тем не менее, не все можно лишь увидеть. Что-то достаточно просто чувствовать. Просто знать. — Is that such a stretch of the imagination? Шаг. Шаг такой наполненный отчаяния. И такое же падение. Настолько ожидаемое, что Том успел его даже подхватить. Пока Гарри еще более не изранил себя. В край. У него оказались мертвецки холодные руки. Что пугало, в совместимости с бледностью его тела. Дрожи его рук. Что так безысходно потянулись к лицу мага, стоило только тому уложить слепца на подушки. — Я вижу... — Что ты видишь?.. – Еще более сдавленный голос. Гарри не мог видеть. Никакая магия не смогла бы вернуть ему зрение. После того, что он пережил. Такие чудеса поистине присутствовали лишь в сказках, написанных магглами. И это означало одно... — Я вижу... – Том остался без ответа. Конечно, он все прекрасно понимал. Но не желал смиряться! Он стал одержим. Одержим идеей подарить бессмертие своему возлюбленному. Магглу, чья судьба его действительно ему не была безразлична. Даже не допуская в мыслях тот факт, что Гарри и так от такой жизни только страдает. Том зарылся с головой в теорию. Начал пропускать уроки. Больше не интересовался сдачей экзаменов и своей репутацией в школе. В его жизни остались только библиотека, теория, эксперименты и Гарри. Что с каждым днем чах на глазах. Тем не менее Том чувствовал. Чувствовал всем своим нутром, что она близко. Разгадка совсем близко! Она просто вертелась на языке! Еще немного и он спасет его. Спасет того, кто дорог. Если надо – изобретет свое. Свой ритуал. Совместив два или несколько из наследства других магов. Он уже пробовал так с заклинаниями... Хорошо получилось... И ритуал получился бы. Обязательно получился бы. Если бы не время. Оно не щадит никого. Через месяц и один день Гарри скончался. Не проснулся. Не очнулся от блаженного сна, что запечатлел ему улыбку на лице. И смерть эта не была неожиданной. По крайней мере, когда Том в очередной раз спускался в Комнату, то уже не ощущал всю ту сладость своего бессмертия.