☽
На этот раз они впервые отправились в относительно холодные края, где лето больше смахивало на привычную Феликсу позднюю осень. Благо, дожди здесь были редкостью, чему он, являясь гибридом кота, был более чем рад – да любой другой был бы рад, потому что не приходилось бояться за то, что потрёпанная палатка или шалаш протекут посреди ночи, заставив принять незапланированный душ. Незнакомая деревня приняла их, несмотря на здешний климат, довольно тепло, уж тем более гостеприимно, когда узнали, что их стая из далёких краёв. Многим нравилось слушать истории от путешественников и обмениваться с ними необычными для обеих сторон вещами, отчего проблем не возникло вовсе: стае выделили большую и чистую поляну на окраине, где удобно было расставить шатры и палатки. Детям и вовсе позволили спать в домах охотников и травников, что подробно рассказывали о здешней природе, и показывали диковинные растения или шкуры животных. А тем, у кого совсем скоро должна была начаться течка или гон, даже выделили отдельные домишки, служащие для омег и альф деревни, которым нужно было уединение от семьи в этот период. Феликсу в какой-то степени нравился факт его приближающейся течки, ведь впервые за долгое время у него была возможность поспать на удобной кровати, а не тонком матраце, под которым были лишь земля да сено. Да, у него не было пары или хотя бы кого-то, кто мог бы ему помочь в этот период, но в любом случае это пройдет немного более приятно, чем обычно. На самом деле, он никогда и не думал жаловаться, потому что привык, да и рад был хотя бы этому, но разница в комфорте чувствовалась явная, на что просто невозможно не обратить внимание. Путешествовать с полноценными кроватями как минимум для половины стаи было практически невозможно, поэтому такая мелочь ощущалась для Феликса мечтой – слишком сказочно и непривычно для него. Также, ему не хотелось вставать с лучами солнца, как обычно. Чаще всего он ложился спать как только темнело, потому что держать свечи в палатке было небезопасно, а занять себя чем-то в темноте, несмотря на хорошее ночное зрение, было трудно. Если же с ним что-то случится, то никто из стаи попросту не смог бы искать его в ночи, так что по очередному негласному правилу всем было запрещено гулять в этот период времени. Утром ему нравилось прогуливаться по окрестностям и разминать затёкшие конечности, но сейчас... Ему хотелось лежать и никогда не лишаться этой мягкости под собой, что напоминала пушистое облако. Впервые Феликс позволил себе встать в полдень, хотя этого, кажется, никто из стаи и не заметил вовсе – все разбежались кто куда, будучи слишком занятыми, чтобы заметить его отсутствие. Выйдя на крошечную веранду, он понял, что лёгкая ночная рубашка – подарок от местных, потому что омега привык спать в более уличной одежде, что было совсем не принято здесь – не лучший выбор для прогулок в прохладный климат, но, в любом случае, это помогло ему проснуться. А ещё знакомый звук, раздающийся где-то возле его ног. Уличные коты всегда тянулись к гибридам кошачьих, поэтому и Феликс не был исключением. Парочка особо назойливых уже во всю тёрлись о его ноги, выпрашивая ласки и угощений, что юноша с радостью готов был им предоставить: играться с ними он любил, а еду местные заботливо оставили в небольшой кухне, оснащённой прохладной каморкой, где еда хранилась немногим дольше. Там он и нашел рыбу, судя по запаху, выловленную аккурат вчера, во время их приезда, поэтому поделиться ею со своими братьями меньшими он мог со спокойной душой. Феликс не любил завтракать, поэтому съел совсем немного и выпил травяной чай, а после сразу же накормил котов, что уже небольшой группой тёрлись о его временное пристанище. Убедившись, что всем достанется поровну, он стал наблюдать за ними, гладя тех, кто уже поел, и аккуратно отодвигая тех, кто норовил украсть чужую порцию. Утренняя идиллия, тишину которой внезапно нарушил незнакомый голос. — Можно погладить? — Феликс вздрагивает от неожиданности и сначала даже не совсем понимает вопрос, стоит ему бросить взгляд на того, кто его задал. Почему-то оторвать взгляд не получалось вовсе: незнакомец был невероятно красив и, как и он, являлся гибридом кота, но немногим шире в плечах и, особенно, в бёдрах, что из-за положения оказались прям у лица повернувшего голову омеги. Осознание немногим неприличной позы и не совсем тактичного осматривания чужого тела заставили его покраснеть и отвести взгляд. И только спустя пару секунд он осознает, что ему, вообще-то задали вопрос. — Да, конечно, они же не мои и вроде не агрессивны к... — Феликс запинается, ещё больше заливаясь румянцем, когда незнакомец начинает гладить по голове его, заставляя кошачьи уши мило трепетать, а табун мурашек приятно бегать по коже. Это немного обескураживает, поэтому незнакомцу приходится взять инициативу в свои руки. — Спасибо, — хихикает он. Феликсу отчего-то его смех нравится до дрожи в ногах, но это он списал бы на достаточно долгое сидение на коленях. — Меня Минхо зовут. Ты ведь из той стаи, что приехала из тёплых краёв? — Да, — тихо говорит омега, вновь забывая часть разговора. Это совсем не похоже на него, но сейчас юношу больше волнует то, что до него лишь спустя время доходит, что он всё ещё не представился. И отчего он так смущается? — Я Феликс. Он протягивает руку для того, чтобы пожать ладонь новому знакомому, но тот вместо простого приветствующего жеста тянет Феликса на себя, заставляя встать. От неожиданности он теряет равновесие и утыкается носом прямо в чужую грудь. Слишком стыдно и приятно одновременно. Хочется, чтобы это мгновение никогда не прекращалось. — Приятно познакомиться. Прости, твои ноги дрожали и мне показалось, что тебе нужна помощь, чтобы встать, — Минхо взаправду помогает ему лишь встать и держать равновесие. Это простая вежливость, но от нее почему-то у Феликса летают бабочки в животе, заставляя чувствовать себя странно-приятно. — Хочешь прогуляться? Омега кивает, не найдя слов – на самом деле, у него все мысли спутались и он попросту не знал что говорить в такой ситуации. Он боялся, что в какой-то момент скажет что-то не то, хотя никогда ни перед кем не испытывал трудностей в общении. А ещё ему очень хотелось принять предложение о прогулке, потому что с недавних пор ему и по душам поговорить было мало с кем. Хотя, возможно, не только поэтому. Феликс готов идти прямо сейчас и совсем не понимает почему Минхо смотрит на него так странно, а тишина между ними становится слегка напряжённой. В смущении он слегка одёргивает свой рукав и, внезапно для себя, осознает что именно было не так всё это время. Он всё это время стоял перед Минхо в спальной рубашке. — Я... Сейчас переоденусь, — краснеет Феликс, мгновенно забегая в домик. Практически ничего не говоря, он уже успел накосячить, что расстраивало даже больше, чем отсутствие более-менее опрятной одежды, которая бы годилась не только для путешествий и ночёвки в маленькой палатке или повозке. Вчера у него совершенно не было времени постирать что-либо, поэтому из парадного было только то, в чём он приехал, даже отчасти испачканное пылью. Меньше всего Феликсу хотелось идти в этой одежде, поэтому в поисках чего-то ещё, он наткнулся на одну вещь, о которой за всё то время пребывания в тёплых краях, забыть успел. Ему всё ещё не было понятно, почему из всего разнообразия вещей Чан на память подарил ему именно длинную накидку, что с их привычным климатом будет даже бо́льшую часть зимы пылиться в небольшом сундуке, но сейчас... Это было похоже на знак судьбы, потому что спасало ситуацию, да и сам Феликс за пару минут в ночной рубашке на улице уже успел продрогнуть от холода, отчего выбор был очевиден. Тёмно-синяя ткань почти полностью скрывала его одежду, но была лёгкой и под стать погоде. Он старался собраться как можно скорее, ибо боялся, что Минхо утомится его ждать, поэтому уже через пару минут вновь вышел на веранду, полностью готовый к прогулке. — Пойдём? — Феликс спрашивает это непривычно тихо, словно боясь, что всё ещё завтракающих котов может распугать его громкий голос. Это было беспричинно, ведь он не один раз кормил их во время диалога с кем-либо, но сейчас все мысли вновь занял Минхо. Было что-то чарующее в том, что он следил за их братьями меньшими, пока омега отходил – даже точно также осторожно отгонял тех, кто лез за второй порцией! – отчего сердце Феликса не могло не растаять. Он понимал, что влюбляться вот так вот в незнакомца, как минимум, глупо, но ничего не мог поделать. У него даже толком не получалось понять та самая любовь ли это в принципе, потому что никогда не испытывал ничего подобного, поэтому боялся спугнуть, так и не осознав своих чувств. Всё это слишком... странно, отчего с одной стороны спешить не хотелось вовсе, а с другой – наоборот, ощущалось необъятное желание прыгнуть в этот омут как можно скорее. От Минхо пахнет альфой, поэтому Феликс совершенно не боялся идти с ним на прогулку в достаточно оживлённый зверьми лес. Не то, чтобы он и один в таких местах ходить не любил, просто... Он чувствовал себя защищённым от чего-либо. Почему-то не совсем так, как с Чаном, когда они вместе искали в лесу травы или охотились, но точно так же надёжно, поэтому всё было в порядке. Во всех действиях Минхо чувствовалась забота. Безусловно, вся стая Феликса заботилась друг о друге, но отчего-то Минхо делал это иначе – в хорошем смысле слова: он внимательно слушал, помогал перелезть через упавшие деревья, убирал летающий повсюду пух с волос и одежды, и ещё много-много всего, что заставляло краснеть и благодарить каждый раз, хотя необходимости в этом альфа не находил. Почти всю прогулку они держались за руки, но так, чтобы Феликс в любой момент мог убрать свою, если ему станет некомфортно или неудобно. Из полевых цветов Минхо собрал целый букет из трав и цветов, вручив его юноше, а тот, в свою очередь, рассказал о всех своих познаниях о тех его составляющих, которые узнал, пообещав как-нибудь приготовить из этого чай или ароматизированные масла. Они много разговаривали, но всё ощущалось так, словно они знали друг друга с рождения, хотя в какой-то степени были абсолютно разными: совершенно разное окружение и традиции стай не оставались бесследными в их познаниях и мировоззрении, но вместо того, чтобы ссориться, они решили делиться этим, узнавая друг друга лучше. Феликсу казалось, что он попал в сказку – всё было так, как он представлял себе в мечтах, что не верилось. Мало с кем он мог поговорить обо всём этом в стае, поэтому Минхо был для него своеобразной отдушиной, слушая и рассказывая о себе в ответ. Феликс был почти полностью уверен, что влюбился, но отчего-то боялся в этом признаться себе и уж тем более Минхо. Вдруг, он его высмеет? Вдруг, это поставит их обоих в неловкое положение? Вдруг, Минхо больше никогда не захочет общаться с ним? Все эти мысли нагнетали, хотя сама прогулка была волшебной. Чтобы не расплакаться от неопределенности прямо здесь, нужно было отвлечься. Как хорошо, что всё вокруг так напоминало о прошлом. — А ещё в одном из мест, где мы когда-то часто останавливались, было красивое озеро, — Феликс с теплотой вспоминал те времена, когда их путешествия из-за каких-либо причин некоторое время были ограничены относительно небольшой территорией. То озеро отчего-то нравилось ему больше всего, несмотря на все цветочные поля, горы и деревни, в которых он когда-либо бывал. — Тебе там нравилось? — Минхо внимательно слушал, оглядываясь по сторонам и особенно внимательно вглядываясь в ту сторону, куда они шли — пару минут назад Феликс едва ли не вступил в ядовитый куст, поэтому осторожность и волнение были оправданными, отчего слишком увлечённый диалогом омега особо не обращал на это внимание. Его больше интересовало то, как мило прижималось к голове кошачье ухо Минхо, когда тот обращался к нему. Ради того, чтобы посмотреть на это подольше, Феликс готов был хоть в десять ядовитых кустов залезть, хоть и понимал, что смысла в этом не было – в этом случае им придется прекратить прогулку, чего ему хотелось сейчас меньше всего на свете. — Да, — по нему было видно, что ему грустно вспоминать об этом. — Многим не нравилось большое количество насекомых у воды ночью, но я бы даже хотел там жить. Самое печальное, что мне одному не дали разложить там палатку хотя бы на день-два. — Понимаю, — от этого признания ушки Феликса в заинтересованности встают дыбом, умиляя уже Минхо. Прежде они достаточно редко встречали гибридов кошачьих где-либо, поэтому такая реакция друг на друга была неудивительной. Они правда делают это так часто? Каково другим часто наблюдать за всем этим? — У моих родителей как-то была земля в одной из соседних деревень, аккурат возле водоёма. Мы редко туда ездили, поэтому они решили её продать. Я не бывал там, кажется, уже целую вечность. Феликс не находил слов, чтобы описать своё сочувствие. Его тоска по какому-то красивому месту и вровень не стоит к той, что ощущал кто-либо, лишившийся чего-то постоянного. С ушедшими из стаи людьми он это сравнивать не хотел, но определённо почувствовал отдалённое сходство, поэтому решил, что лучшим ответом будет просто обнять Минхо. Так они стоят несколько мгновений, пока альфа внезапно не вспоминает кое-что важное, наконец-то отвлекаясь от своих мыслей, но своей неожиданностью слегка пугая Феликса. — Хочешь, кое-что покажу? Это недалеко отсюда, мы успеем вернуться до захода солнца, — идея звучала заманчиво и юноша не мог не согласиться. — Конечно, — на самом деле ему хотелось сказать, что он был бы не против вернуться и глубокой ночью, ведь всецело доверяет Минхо, но сразу же понимает, что это неправильно. То, как его воспитывали, не позволяло ему считать это чем-то обыденным и приличным, поэтому ему приходится сдержаться от этих слов, хотя выговориться хотелось. Феликс не уверен, что они достаточно близки для таких обсуждений, поэтому колеблется прежде, чем всё же решиться на это. — Если честно... У меня есть один секрет. Пожалуйста, не рассказывай его никому, в особенности, кому-то из моей стаи. — Естественно, я никому не скажу, — Минхо выглядел обеспокоенным, но по нему было видно, что он готов слушать даже если это было чем-то взаправду очень серьезным. — Мне нравится гулять по ночам, — Феликсу немного стыдно об этом рассказывать, но он сразу же объясняет всё. — У нас есть правило, по которому всем запрещено покидать место привала или проживания после наступления темноты, если в этом нет сильной необходимости, но я же хорошо вижу в темноте, поэтому могу легко ориентироваться и не потеряться и... В общем, я иногда – совсем редко! – иногда так гуляю, но рядом с лагерем и, конечно же, не в преддверии течки. — У вас за нарушение правил сильно... Наказывают? — Нет! Я не это имел ввиду! — Феликс не хотел, чтобы кто-либо плохо подумал о его стае, поэтому такой вывод Минхо вызвал у него небольшую панику, хотя он и понимал почему именно тот так сказал. Ему потребовалось пару секунд, чтобы сделать глубокий вздох и продолжить более спокойным тоном. — Это просто... Правила же созданы не просто так, да? И их нарушения оттого и называются неправильными, потому что плохие, но иногда мне просто не спится, вот я и... Делаю это, хотя довольно часто жалею, но, знаешь, иногда хочется немного... Подышать? Выражение лица Минхо не выглядело осуждающим. На самом деле он вообще не понимал почему Феликс так переживает по этому поводу, но это показывало всю суть их парадокса: у них было так много общего и разного одновременно, что в голове не укладывалось. И дело не только в окружении – их характеры были до абсурда разными, но их почему-то тянуло друг другу вне всякой логики. — Ты бы очень удивился, когда узнал, сколько детей и подростков нарушает у нас правила, если те не имеют серьезных последствий, — Минхо ничуть не высмеивал рассказ Феликса, но пытался смягчить обстановку и убедить его, что всё не так страшно, как он себе представляет. — Я сам таким грешил и однажды, своровав у соседа яблоки, мне прилетело от него одним прямо в голову, — Феликс от услышанного издает тихий безобидный смешок, видя, что Минхо сам рассказывает эту историю с улыбкой. — И ты прав, но я не думаю, что твои ночные прогулки кому-то навредят в безопасной местности. Я, как и обещал, никому ничего не скажу, но почему ты просто не поговоришь об этом с главой стаи или кем-то из старших? — Почти всегда это заканчивается каким-то очевидным ответом, не меняющим ничего, так что я даже не пытаюсь. Я никакие другие правила не нарушаю, да и это не хочу, просто... — Феликс не может и сам назвать причины. Может, его кошачья натура иногда хотела обрести свободу именно ночью, может, это был его запретный плод, к которому его тянуло, а, может, было ещё что-то, что заставляло его это делать. — Понимаю, — после недолгой тишины говорит Минхо. — Я сам люблю гулять ночью, поэтому не вижу ничего плохого в твоих действиях. Быть может, нам, котам, это просто по душе? У Феликса сердце замирает от его взгляда – такого успокаивающего и пронзительного, что волнение взаправду сходит на нет. Теперь он знал, что не был одним таким, и это больше не казалось ему странным. А ещё, похоже, это придавало ему смелости, иначе Феликс никак не может объяснить самому себе почему ему вдруг захотелось задать такой внезапный вопрос. — Так ты... Не против недолго прогуляться после захода солнца? Если у тебя, конечно, нет никаких дел и... — Я буду только рад, — мягко отвечает Минхо. Настолько мягко, что у Феликса сердце щемит на протяжении всей прогулки от взгляда, которым его укрывают – это слово как нельзя лучше подходило для описания того, что с ним делал альфа одним лишь своим существованием. Это чувство не покидает его ещё очень долго, согревая вместе с тёплым одеялом в уютной постели. Как бы двояко не звучало, это была лучшая в жизни Феликса ночь: они с Минхо вроде бы просто гуляли, но ощущалось это так, словно они несколько месяцев провели вместе, зная друг друга как никто другой. Тем местом, про которое говорил альфа, было скрытое в чаще леса чистое озеро, что от окружающих его деревьев выглядело ещё более сказочно – те словно защищали его от чужих глаз, поэтому даже сам Минхо не сразу вспомнил конкретное местонахождение водоёма. Как бы Феликсу ни хотелось искупаться, прохладная погода не позволяла этого сделать, отчего приходилось довольствоваться лишь красивым видом, но и это юношу вполне устроило. Так они сидели вплоть до захода солнца, после чего любовались звёздами и восходящей луной в отражении. В такой момент не хотелось ничего говорить и куда-либо уходить, но вернуться в деревню им всё же было необходимо – Феликс переживал, что кто-то мог поднять панику и собрать людей на их поиски, если их пропажу всё-таки заметили, или, что ещё хуже – у него начнётся течка, что должна пойти в ближайшие дни. Он от частых переездов попросту не имел точного цикла, но знал лишь предположительную фазу луны, когда это должно произойти – колебания в прогнозе составляли не больше недели, и всё же Феликс старался осторожничать. Идти так далеко за пределы безопасного места было рискованно и, пускай рядом с Минхо он чувствовал себя защищённым, ему не хотелось проводить течку посреди леса, в часе ходьбы от деревни. Он даже не думал о том, что это, в теории, будет его первая течка с кем-либо, потому что Минхо внушал доверие и одним своим присутствием не давал сомневаться в себе. Им обязательно нужно было сначала поговорить на эту тему и обсудить все нюансы, хочет ли альфа этого в принципе, но... Где-то в глубине души Феликс хотел, чтобы всё началось преждевременно. Даже если прямо здесь – в чаще леса, где на его запах могли собраться любопытные звери, не давая им полностью уединиться. Но это было неправильно. Именно по этой причине Феликс с грустной улыбкой на лице слушает напоминание Минхо о том, что им нужно идти. Ночи здесь холоднее, чем казалось изначально, поэтому юноша лишь сильнее укутывается в свою и мило одолженную альфой накидку, устало пробираясь сквозь кусты и ветки по едва виднеющейся тропинке. Это была приятная усталость – Феликсу нравился этот день и ему совершенно не хотелось, чтобы он заканчивался. Минхо же убедил его, что они встретятся завтра. Так и проходят несколько дней: они гуляют, говорят обо всём на свете, кормят местных котов и выполняют мелкие поручения кого-то из травников обеих стай: будь то прополка сорняков небольшого цветочного участка у окраины леса или сбор желудей и ягод. Это были, скорее, просьбы, поэтому за общением им удавалось выполнить их довольно быстро – ещё до обеда, который они проводили за пикником у ближайшей речки. Минхо ежедневно плёл венок Феликсу: не совсем аккуратно, но очень мило и надёжно, а тот не снимал его ни на секунду прежде, чем лечь спать – и то, просто потому что боялся его помять. На утро, если бо́льшая часть цветов в нём увядала, омега расплетал венок и заправлял наиболее свежие себе за ухо или вплетал в волосы, когда была такая возможность. Феликс хотел выглядеть соответствующе, ибо Минхо был самым настоящим романтиком, которого в любовных романах описывают, заставляя читателя влюбляться в него точно также, как и главного героя. Также, каждый день он вручал омеге букет, используя его любимые цветы, что тот как-то раз упомянул в разговоре. Из их части Феликс делал для них обоих травяной чай, что было приятно пить в такую погоду, а оставшимся либо украшал своё временное место жительства, либо отдавал травникам в обмен на что-либо. Феликс никогда так часто не гулял по лесу, как с Минхо. Ему это нравилось, но даже в новой среде ему это так быстро надоедало, что уже на четвёртый день он был готов помогать охотникам разделывать туши животных, чем ещё раз идти за необходимыми травникам дарами природы. Сейчас же ему хотелось поселиться на безлюдной поляне, окружённой деревьями. Вместе с Минхо. И вот, вновь гуляя по лесу, они в который раз забылись, разговаривая обо всём на свете. Рассеянные лучи солнца и большое количество зелени вокруг них придавало их времяпровождению особую атмосферу, которую они уже не могли ассоциировать с чем-то другим. В один момент дышать становится отчего-то так трудно и легко одновременно, а тон беседы становится всё тише, пока не наступает комфортная тишина, задающая непривычный настрой. Феликсу лицо Минхо казалось таким идеальным, что часами его вблизи хотелось рассматривать. На этот раз его взгляд отчаянно был прикован отчего-то исключительно к губам, рассказывающим что-то наверняка интересное, но не совсем понятное сейчас омеге. Все его мысли были заполнены одним простым, но таким греховным желанием, что приятная дрожь пробирала каждый сантиметр его тела от возможности этого действия. Даёт ситуации пойти на самотёк, по непонятной себе же причине придвигается ближе, ощущая ответное движение, и... Это неправильно. — Прости, я не должен был. У тебя, наверное, уже есть кто-то, — говорит Минхо, когда осознает, что между их губами расстояние каким-то образом стало лишь в пару сантиметров. — С чего ты взял? — Феликс искренне недоумевал. Ему казалось, что это он сделал что-то не так, заставив альфу прервать их возможный поцелуй, поэтому хотел знать конкретную причину. Он был огорчён, но пытался не расплакаться. Неужели у них ничего не выйдет? — Мы встретились возле домика для проведения течки и ты был в ночной рубашке. Логично, что тебя там поселили не просто так, — Минхо явно хотел сказать что-то ещё, но в последний момент передумал. — То, что у меня бывает течка, не означает, что у меня есть кто-то, — Феликс не совсем понимал чужие слова, но не считал их глупыми. Обучение и традиции в их стаях в корне различались, поэтому причин на такие выводы было множество и ему искренне хотелось разобраться в происходящем. — А как же твоя накидка? — В каком смысле? — От неё разит альфой, — Минхо говорит это без какого-либо презрения, а наоборот с неким... Переживанием, но достаточно резко, чтобы дать понять, что ему трудно понять иную причину этого. Феликс только сейчас осознает, что было не совсем правильно неоднократно идти на прогулки с альфой, что ему в теории симпатизировал, в одежде другого альфы. Почему-то раньше у него не было мыслей, ведь ему никто и не нравился особо, а в стае все знали об их дружеских взаимоотношениях с Чаном, так что теперь Феликсу стыдно за это, хотя его никто и не обвинял. — Мой друг оставил мне её на память, когда ушел из стаи, найдя себе пару в одной из деревень, — кратко объясняет он. — Она красивая, но я не подумал, что тебе может быть неприятно, прости. — Всё хорошо, тебе не за что извиняться. Это ты прости, что задаю так много вопросов, просто... Ты мне нравишься, но мы выросли в совершенно разных традициях и окружении, поэтому я не совсем понимаю что для тебя приемлемо, а что – нет. Я боюсь всё испортить и... — Минхо не успевает договорить, когда Феликс перебивает его поцелуем. «Ты мне нравишься» – всё, что требуется ему, чтобы понять взаимность своих чувств, а всё остальное было не таким важным сейчас. — Ты мне тоже очень нравишься, — вся уверенность в какой-то момент улетучивается, а на смену ей приходит смущение. Феликс может поклясться, что этот поцелуй – самая смелая вещь, которую он когда-либо делал за всю свою жизнь, отчего ему явно нужна была эмоциональная передышка. Они снова целуются, а после сидят во всё ещё комфортной тишине, думая о происходящем. Думая, что сказать. Не потому что нечего, наоборот – слишком много всего, что нужно было обсудить, но не хотелось думать ни о чём. Плечо под головой Феликса и руки, обнимающие его, так и манили забыться во времени, чему он без проблем отдавался. Но в какой-то момент Минхо нарушает тишину первым. — Это ведь наверняка больно, проводить течку в одиночестве, — отчего-то говорит он. Видимо, этот вопрос не давал ему покоя всё то время, что они молчали, поэтому Минхо и задал его первым, чтобы иметь возможность думать о чём-то ещё. Феликс краснеет, понимая, что о нём, вероятно, переживают. — У нас просто пытаются как можно быстрее найти кого-то, чтобы не испытывать болезненных ощущений, а саму любовь либо вообще дальше не ищут, либо находят её в более позднем возрасте. Встретить омегу нашего возраста без пары здесь редкость, поэтому я и представить не могу что ты ощущаешь во время каждой течки. — Звучит в какой-то степени грустно, — Минхо не отрицает, кивая на слова Феликса об сложившейся у них традиции. — Наша стая слишком маленькая для такого, да и сложно найти человека, который согласится провести остаток жизни без определённого дома. А от семьи отказываться ради кого попало не хочется вовсе, вот и приходится терпеть. На самом деле проводить течку в одиночестве не так сложно из-за чудотворных настоек нашего травника, но всё равно не особо приятно. В особенности, если этот период припадает на очередной переезд, потому что дно трясущейся повозки, несмотря на несколько слоев ткани, всё равно очень неудобное. Феликс сводит рассказ в шутку и Минхо даже улыбается, видя то, с какой задорностью омега хихикает, но на деле вся эта ситуация заставляет их больше задуматься. Традиции их стай были далеко не самыми логичными, мешая многим полноценно жить, что они поняли только сейчас. Это не было чем-то необычным, просто... Грустным. Феликс знает, к чему в итоге может прийти этот разговор, если они решат продолжить тему, но не знал будет ли так наверняка. Пока что они просто молчат, пока в душе буря эмоций, страха и желания, самого потаённого и бесстыдного, по мнению омеги. И в глубине души Феликс хочет, чтобы Минхо предложил это. Чтобы сделал первый шаг, раскрыв свои намерения, что у омеги на лице читались, поэтому ему-то и было стыдно признаваться. Чтобы всё было прямо как в сказке, только вместо просьбы руки и сердца совершенно другая, но не менее интимная фраза, заставляющая краснеть, смущаться и... — Хочешь провести эту течку со мной?☽
Минхо никогда не искал любви намеренно. Даже если ему суждено будет провести всю жизнь в одиночестве, он считал, что это всяко лучше, чем провести её с нелюбимым человеком. На самом деле, учитывая традиции его стаи, которым он не последовал, ему казалось, что если у него и получится найти пару, то в значительно позднем возрасте – лет так в тридцать пять минимум и то, если повезёт. Но судьба решила иначе. Минхо довольно редко встречал гибридов котов, что уж говорить о том, чтобы те были ещё и омегами его возраста, отчего Феликс заинтересовал его с самого прибытия в деревню – Минхо, как и многим, было интересно что за гости пожаловали к ним, но не сказать, что шел он их встречать специально. Ему лишь посчастливилось увидеть их у въезда в деревню, а там уж и торчащие кошачьи уши и хвост у одного из пассажиров повозки тотчас забрали всё его внимание. Минхо знал, что эта стая не задержится у них надолго, но ему хотелось хотя бы пообщаться со своим сородичем. Отчего – непонятно, потому что это практически ничем не отличалось от общения с каким-либо другим незнакомцем, просто... Он так чувствовал. В первый же вечер глава стаи и его заместители забрали новоприбывших гостей к себе, обсуждая деловые моменты и все действующие здесь правила, а ночью, когда все уже расходились по своим спальным местам, Минхо не хотел беспокоить наверняка утомившегося дорогой и разговорами омегу – об этом он понял тогда, когда увидел, что тот направляется именно в домик «для течки». Он не следил за ним, честно, но... Возможно, он был настолько очарован таким милым юношей, что невольно рассматривал его всю дорогу от дома старейшины? Минхо, на деле, вообще не вспомнит с какого момента стал заворожен им, поэтому сказать точно никогда не сможет, но в этом необходимости-то и не было. Первый шаг он делает утром, встав с первыми лучами солнца. Он ждал вдалеке, сидя у крыльца собственного дома и используя хорошее кошачье зрение для того, чтобы наблюдать. Найти нужный домик в любой момент не составляло труда – вокруг него вилась стайка котов, что были заинтересованы новым запахом своего предполагаемого собрата. Минхо их понимал. Он не обращал внимание ни на кого вокруг, хотя многие посчитали бы его действия – смотреть в одну точку часами, дожидаясь чего-то – довольно странными, но, благо, почти все были увлечены гостями деревни, отчего проводили завтрак, медленно перетекающий в полдник, за одним столом с самыми общительными новоприбывшими и даже не заметили необычное поведение парня. Он сейчас был ещё больше похож на кота, наблюдая за чем-то новым и интересным, что наверняка изменит его жизнь хотя бы на некоторый период. Незнакомец такой милый, что Минхо хочется его укусить, проявляя нежность во всех её смыслах. «Можно погладить?» – первое, что невольно слетает с губ, когда он решается подойти ближе. Он смотрит на чужие уши и хвост, понимая, что хочет прикоснуться, потрогать на ощупь и убедиться, что сидящий перед ним ангел настоящий. Феликса это смущает и, чёрт возьми, какой же он милый и в этом своём настроении – его хочется обнять, затискать и зацеловать, а ещё легонько покусать, оставляя метки, много меток, и вылизать. Минхо никогда не испытывал этого ощущения. Он не знал, ведут ли так себя альфы его рода по отношению к любовному интересу, он один такой странный или к Феликсу у него были совершенно другие чувства. Но с каждым днём Минхо понимал, что определённо точно хочет быть рядом и даже провести всю свою жизнь вместе именно с этим омегой, хотя всё ещё не понимал откуда ему на голову свалилось такое сокровище. У них было так много общего, что ему всё это начало казаться сном. Самой прекрасной грёзой, которой он ни в коем случае не хотел лишаться, просыпаясь. Но позже он стал сомневаться. Феликс был слишком идеальным омегой в понимании Минхо, да и его накидка полностью пропахла альфой, поэтому смелости на то, чтобы предложить занятому, в теории, юноше что-то больше дружеских отношений, не было вовсе. Их диалоги всё больше вели к чему-то бо́льшему, но характер Феликса был таковым, что любые его слова можно было отнести как и к желанию романтики, так и к предложению крепкой дружбы. Лицо Феликса вблизи казалось Минхо таким же красивым, как и в любой другой день, но в тот момент отчего-то по-особенному – хотелось пересчитать веснушки на его щеках, а собственную руку, убирающую ему прядь за ухо, не отстранять ещё несколько мгновений. Глаза напротив так блестели и манили, что сопротивляться невозможно, хотя Минхо даже не пытался. Но ему на мгновение стало стыдно, когда он осознал, что находился в паре сантиметров от идеальных губ скорее всего занятого омеги, что было в корне неправильным. Также, нужно было как минимум спросить хочет ли Феликс этого, отчего альфа не мог перестать себя корить вдвойне. Также, Минхо было стыдно признаваться в своих догадках насчёт теоретического партнёра омеги. Если окажется, что он взаправду существует, то его знания на этот счёт делали его действия неправильными вдвойне, что выставляло его в плохом свете. Им действительно нужно было поговорить. Минхо не ожидал, что чувства Феликса окажутся взаимными, наконец-то случившийся поцелуй таким сладким, а падающие на них лучи солнца, пробирающиеся сквозь листву – такими тёплыми. Не ожидал, что они могут попробовать нечто бо́льшее, чем дружба, что прикосновения друг к другу будут такими приятными, а разговоры станут более откровенными, хотя всё ещё не будут нести в себе серьёзных проблем или недостатков. И уж тем более он не ожидал, что через неделю, после их знакомства, у него будет возможность провести с Феликсом его течку. Омега сам, будучи в здравом сознании, пожелал этого, поэтому Минхо хотел сделать всё как можно более приятно, безболезненно и безопасно. Он чувствовал большую ответственность, но был ей рад, тщательно подготавливаясь ко всему тому, что в теории могло произойти: будь то желание поесть или незапланированная лихорадка, лекарства от которой на всякий случай стояли в кухонном шкафчике. Минхо хотел, чтобы первая не одинокая течка Феликса прошла для него настолько благоприятно, насколько это вообще было возможно, поэтому безоговорочно выполнял все его пожелания, заранее оставив в прикроватном столике несколько склянок с различными настойками и много воды и еды, что без проблем могла бы несколько дней пролежать вне погреба. — Чего ты хочешь, котёнок? — Минхо гладит омегу по голове и стирает влажным полотенцем капли пота с нахмуренного лба, стараясь говорить тихо и размеренно. Он вычитал много теории и был готов практически ко всему, что чаще всего происходило в течку, но вся эта суматоха отвлекла его от изначальной цели этого периода. — Тебя, — Феликс льнет навстречу к его ладони, ластится, подобно котёнку, и тянет руки к чужой одежде, намереваясь снять ту. Сам он уже был полностью обнажён от настигшего его жара, но альфа снял лишь верхнюю одежду, что его совершенно не устраивало. Хотелось внимания, поэтому Минхо тут же поспешил его дать. Он раздевается в одно мгновение – резко и быстро – но при этом его движения непосредственно на кровати в корне противоречат этому темпу. Он боится ненароком навредить или испугать Феликса своей скоростью и возможной неаккуратностью, из-за чего невольно умеряет свой пыл, стоит ему оказаться прямо над омегой. Его открытость сводит Минхо с ума, вынуждая почти все мысли сводить к желанию поцеловать, вылизать и пометить красивую шею с мелким вкраплением ярких веснушек. И Феликс обнажает её ещё больше, откидывая голову назад. Сдерживаться сложно, но Минхо пытается – ему хочется услышать прямую просьбу соображающего омеги, касающуюся даже временной метки, поэтому приходится подавлять чужой скулёж от бездействия другими способами. Поцелуи сейчас в корне отличаются от тех, что они практиковали в лесу. В тот раз главенствовала нежность вместе с невинностью и приятный трепет расплывался теплом по всему телу, заставляя дрожать от мурашек. Теперь же Минхо руководствовался жадностью – всё ещё не грубой, но такой сильной, словно чужие губы были для него воздухом, без которого и пары минут нельзя прожить. Феликс отвечал тем же. По мере возможности и с более частыми перерывами в силу сбитого дыхания, но отвечал точно с таким же желанием и мольбой во взгляде. Хотелось большего, поэтому Минхо наконец-то приступает к выполнению его просьбы, окуная пальцы в ароматное масло. На самом деле, в нём не было необходимости, потому что Феликс уже тёк так, что можно было и не заморачиваться с подготовкой, но альфа просто не мог этого сделать – слишком уж он переживал насчёт того, что может сделать неприятно или даже больно, поэтому решил уделить больше внимания именно этому процессу, успокаивающе расцеловывая возлюбленного вне чувствительных мест. Почему-то это ощущается намного интимнее, чем полноценное проникновение или всё то, что было между ними раньше. Два пальца входят так легко, а ощущение вокруг них такое странное и горячее, что сначала сбивает с толку альфу, читавшего до этого лишь теорию. Это приятно, хотя его руки никогда не были чувствительны или что-то в этом роде, поэтому ему требуется время, чтобы опомниться и продолжить. Это помогает Феликсу привыкнуть к новым ощущениям, которых он сначала даже боялся – несмотря на доверие и любовь к Минхо, у него был страх того, что что-то пойдёт не по плану или ему по каким-то причинам будет больно, несмотря на всю ту нежность и заботу, которыми одаривал его альфа. Откуда он взялся – непонятно, но теперь Феликс наконец-то расслабился и чувствовал себя хорошо. Даже слишком. Хотелось ещё, отчего он начал извиваться на постели, более жадно отвечая на поцелуи и громко простонав, когда Минхо ввёл в него третий палец. Когда пальцев внутри него было уже четыре, Феликс полностью потерялся в наслаждении, с трудом фокусируя взгляд на чём-либо и не сразу осознавая, когда к нему обращались. Минхо понял, что уже пора. Напоследок убедившись, что всё в порядке, он отстраняется, вытирая пальцы о собственное бедро, и вновь наклоняется над Феликсом, втягивая его в поцелуй, чтобы отвлечь. Не столько от возможных неприятных ощущений – хотя это тоже было важно – сколько для того, чтобы он не чувствовал себя покинутым даже на столь короткий промежуток времени, пока Минхо не пристраивается, входя до одури медленно. Больше удовольствия ему приносили не обволакивающий жар и теснота, которых Минхо никогда не испытывал, а вид того, насколько в этот момент было хорошо Феликсу. То, каким отзывчивым он был на прикосновения; то, как яркий румянец раскрасил его щёки; то, каким красивым было его лицо, на котором отчётливо проступало необъятное удовольствие. Для Минхо эта картина бесценна, отчего он старается запомнить каждую секунду, одновременно с этим начиная двигаться и устанавливая медленный темп. Хочется сорваться, пометить и искусать, но он не может – нужно быть аккуратным, как бы они оба не желали этого. Феликс же не знал куда себя деть, цепляясь то за простыни, то за чужие плечи, то вовсе вплетая пальцы в пушистые волосы альфы, слабо дёргая их во время каждого толчка. Минхо не возражает. Лишь вылизывает нежную кожу шеи, поощряя, или иногда аккуратно убирает чужие руки, если это могло быть неудобно при незначительной смене позы. В один момент ему приходится отстраниться, чтобы иметь возможность ускориться и подарить Феликсу оргазм как можно быстрее – он сам по ощущениям был уже на грани, чего не мог себе позволить сделать первым из принципа. Юноша на это сначала невнятно мычит, пытаясь вернуть альфу в прежнее положение, чтобы иметь как можно больше физического контакта с ним, а потом громко стонет, неожиданно для себя кончая. Феликс никогда прежде не испытывал такого великолепного оргазма: удовольствие растекается по телу, дрожью пробирая каждую клеточку кожи, всё тело в один момент чувствуется таким расслабленным и лёгким, а ощущение приятного тепла, когда альфа изливается в него, словно продлевает это наслаждение. Минхо решает не вводить узел, поэтому сразу же после этого выходит, не давая тому увеличиться. Пока что рано. У них есть все необходимые настойки на случай, если это всё же случайно произойдёт, но... Пока что рано. После секса течка ненадолго отступает, так что разум Феликса слегка прояснился, давая ему соображать хоть немного, пускай из-за усталости это было и трудно. Первое, что он делает после этого – отстраняется от горячей груди возлюбленного, падая на подушку и тихо стоня в удовольствии. — Я не такой удобный? — Скорее в шутку говорит Минхо, нисколько не обижаясь – его внутренний альфа даже умиротворённо мурчит от вида того, что омега хорошо себя чувствует на прохладной стороне кровати. — На самом деле да, — смеётся Феликс, вместо объятий беря его за руку, переплетая пальцы. — Довольно редко выпадает возможность поспать в нормальной кровати, вот я и пытаюсь пользоваться возможностью, прости. Это так... сказочно. — Тебе не за что извиняться, — Минхо думает, стоит ли ему... Сказать ещё кое-что. Фактически, признаться в любви, но немного завуалированным вопросом, что уставший мозг омеги вероятно даже не сможет сразу осознать. — Хочешь спать на такой каждый день? — Это всё равно невозможно. — Почему? Феликс на это смеётся. Его голос слегка хриплый, но всё такой же красивый, заставляя Минхо влюбляться в него снова и снова. — С такой кроватью невозможно путешествовать, да и в палатке места почти не останется при ней, глупыш, — безобидно обзывается омега. Ему и в голову не пришло, что вопрос изначально имел немного другой смысл. — А если ты останешься здесь? — Минхо решает сказать прямо. Это трудно, но в другой момент он боится, что струсит, так и не признавшись. — Со мной. Построим или выкупим домик на берегу озера и будем жить там до старости. Я люблю тебя. Феликс определённо не это ожидает услышать. Ему нужно обдумать, понять и принять, на что сейчас сил не было вовсе. Но он не может не ответить искренне, поэтому говорит только то, в чём уверен наверняка. — Я тебя тоже. Феликс не знает как поступить. Размышлять на эту тему в данный момент хотелось меньше всего, в особенности, над таким сложным выбором, от которого невольно слёзы на глаза наворачивались. Он взаправду тоже любил Минхо и хотел спокойной жизни, но с другой же стороны – он любил свою стаю, это очень серьезное решение и... — Не думай об этом сейчас, котёнок, — Феликс невольно льнет к чужой ладони, гладящей его по голове, и губам, целующим его в лоб. — Это трудное решение и, каким бы не был твой выбор, я всегда на твоей стороне, так что не грузи себя этим сейчас. Тебе нужен отдых. Феликс вздыхает, закрывая глаза. Всё это ощущается так правильно и необходимо, что он не может не послушать Минхо, и ложится спать, размышляя ни о чём и всём одновременно – произошедшее попросту само лезет в голову. Кажется, Феликс уже пришел к окончательному решению ещё тогда, когда сногсшибательный незнакомец погладил его по голове, породив самые необычные и приятные чувства в нём. Осталось лишь придумать то, как сказать о своём уходе стае, но это уже после течки. Сейчас он думал лишь о себе и Минхо, совместном будущем и домике на берегу озера, что они обязательно выкупят или даже построят самостоятельно.