┈───ᗊ───┈
Когда я, как глупая, смотрю на поднос с завтраком, украдкой оглядываясь по сторонам, ища мрачного жнеца — не меньше, единственное, что я вижу вокруг, — это серые крылья, милые улыбки, обращенные не в мою сторону, конечно. А потом за мой стол садится тот парень, от которого я хотела сбежать. Его имя я вспоминаю спустя несколько долгих секунд — Энди, и это совсем лишает меня и без того отсутствующего аппетита в это утро. Он, конечно же, скрыл серые крылья, отмечая этим свой талант и особенность, а я в тайне мечтаю, чтобы ему их просто вырвали. Энди не сделал мне ничего плохого, просто решил составить компанию, но этого сегодня достаточно, чтобы попасть в мой черный список. Я не выспалась, мне полночи снилась прошлая жизнь, снился папа, а потом я проснулась из-за того, что меня что-то разбудило. Кошмар, который рассеялся слишком быстро, чтобы я запомнила его очертания, или это был он? Незнакомец… — Хочешь, мы можем потренироваться вместе? Я научился в этом году скрывать крылья, могу и тебя научить? Что думаешь, Вики? Я моргаю, смотря перед собой в ничем непримечательное лицо, думая, не послышалось ли мне. Энди наворачивает бутерброды, словно это последняя в его жизни пища. На губах скапливаются мелкие крошки, и я отвожу взгляд. Может ли быть стыдно за действия незнакомого человека, поправочка, бессмертного? Может, сейчас именно такой момент? Мне хочется провалиться под кафель, чтобы просто никто не видел меня в его компании. — Думаю, что ты уже вчера говорил мне о том, что научился скрывать крылья. Поздравляю второй раз. А как у бессмертных с памятью? Есть сложности? — обычно я добрее, я улыбаюсь и ношу маску хорошей девочки, но это утро… сегодня все кажется не таким: не вкусным, пресным и серым… Может, это из-за цвета окружающих меня крыльев, а может из-за того, что я не увидела за завтраком незнакомца. — Вообще нет, — рассуждает парень на полном серьезе. — Память не изменяется, но физические возможности увеличиваются, — Энди будто и не замечает мой сарказм, которым можно отравить небольшое государство. При словах об увеличении возможностей, он облизывает губы, частично собирая крошки, и поигрывает бровями, намекая на степень этих увеличений. Держись, Вики, просто улыбнись и спроси у него. Притворись, что тебя не тошнит и тебе не хочется промыть глаза святой водой. — А не знаешь случайно: ты же уже пять лет тут, наверное, со всеми общаешься, — сарказм смешивается с лживым медом, и уровень поражения с одного государства увеличивается до парочки, но то, что я заливаю Энди в уши, только заставляет его глаза светиться гордостью. — Я вчера встретила одного непризнанного, у него волосы темные, ниже плеч, может, ты встречал такого? Ну, давай, Энди, такого не пропустить. Давай, даже твое либидо должно было обратить внимание на тот мужской магнетизм. Непризнанный как будто шевелит шестеренками в своем мозгу, но по факту он просто жует, чтобы потом сделать большой глоток апельсинового сока, облизнуть губы и ответить: — Не, не встречал. Я физически борюсь с желанием удариться головой о поднос. Да как можно не знать-то? — Ясно, — стараюсь утопить свое разочарование и улыбнуться максимально дружелюбно. — Ну, ладно, — я отодвигаю поднос, так и не прикоснувшись к еде. Мой голод явно не утолить пищей, это где-то на уровне инстинктов. — А почему ты спрашиваешь? — теперь Энди не светится гордостью, а скорее недоверием и подозрением, явно ища ответы на моей груди, скрытой под толстовкой. Мужской пол смертных не сильно отличается от бессмертных, в случае Энди точно. — Да так, просто, — говорить правду я, конечно, не собираюсь, как и продолжать неприятный разговор. — Вики, ты же знаешь о законе Неприкосновения? До выбора стороны нам нельзя заводить отношения ни с одной из сторон, а после можно только с идентичной, я вот собираюсь стать ангелом. С твоими волосами тебе бы очень подошли белые крылья. — О, — протягиваю, складывая губы. Я, конечно, знала о законе, и из всего сказанного Энди только один момент — нет, два — заставляют меня удивиться. — Пять лет заиграли новыми красками, сочувствую, — но мои слова явно не достигают адресата, и я просто отмахиваюсь, поднимаясь, собираясь покинуть это место. Скажем, навсегда. Раз я могу не есть, то я не буду этого делать. Компания все равно отбивает аппетит. — Какую сторону ты выберешь? — Энди приходится повысить голос, чтобы вопрос догнал меня в спину, вынуждая поморщиться. Вся столовая обращает на меня внимание, и голоса затихают в ожидании ответа, явно чтобы или поддержать, или порицать выбор. Он что, думает, что я с ним? Фу. Лучше пять лет одиночества. — Свою, — отвечаю, не поворачиваясь и даже не надеясь на то, что Энди мог услышать. Выбор стороны — это кажется как нехилое испытание. Я еще даже не смирилась с тем, что умерла, а теперь от меня еще ждут ответа, кем я хочу стать? Я хочу стать врачом, но этот вариант никого не устроит тут. Я больше не могу хотеть стать врачом, зачем бессмертным медики, они даже не болеют, им не нужно вырезать аппендициты, у них не бывает низкий гемоглобин. Они сразу идеально устроенные и созданные без изъяна. Они, но не я. Ночью я опять поднимаюсь на чердак. Сердце грохочет в груди так, что если бы я посмотрела на ткань толстовки, увидела, как оно стремится вырваться наружу. Сегодня полет на пару этажей дается мне так же сложно, как и вчера. Возможно, Геральд был прав: мне нужно больше тренироваться и меньше себя жалеть. Ничего же уже не изменить? Я точно не проснусь утром дома, в маленькой спальне под ритмичные удары часов на стене. И если я хочу перестать быть неприметной и слабой, мне нужно перебороть себя и перестать оплакивать собственную смерть. Легче, конечно, подумать, чем осуществить задуманное, особенно, когда сердце каждый раз сжимается, если я вспоминаю, что папа остался один. — Эй, ты тут? — тьма чердака обволакивает как мягкое покрывало. Да, тут пахнет пылью и старыми книгами, но также тут ощущается спокойствие. Мими точно знала, что мне тут понравится, возможно, это ее дар эмпата, а может, за пару недель проливания слез в подушку она решила показать мне место, где можно быть не в комнате, но и не на глазах у других. Я спрашиваю тишину, а звуки будто поглощаются тенями вокруг. Я ожидала услышать эхо, но ничего нет. Иду по дорожке между мебелью, по которой шла прошлой ночью. Но если вчера я двигалась на свечение луны с противоположной стороны чердака, то сейчас я хочу увидеть не луну и не звезды, а моего мрачного жнеца. Мы можем даже не разговаривать, просто сидеть с протянутыми ногами, курить и наслаждаться одним воздухом для двоих. Это странно, но эти эмоции помогают мне не думать о том, что я потеряла и лишилась слишком многого. Вчера на чердаке мне было спокойнее, чем за последние две недели, чем в объятиях Мими, а она точно применяла на мне свой дар. Вчера мне было просто достаточно молчать и изучать незнакомца с профилем греческого бога. Но его нет. На том месте, где вчера сидела мрачная курящая фигура, сейчас лишь пустота, из-за которой в легких становится мало кислорода. Но а чего я ожидала? Это была просто короткая, ни к чему не обязывающая встреча, приятный диалог и необычное послевкусие, словно я прикоснулась к пустоте, которая стала интереснее ярких красок вокруг. Мне бы, наверное, нужно уйти, забыть о чердаке, меньше перематывать нашу встречу на повторе, но вместо правильного решения я достаю пачку и подцепляю сигарету, прокручивая ее за фильтр между пальцами, и даже этот процесс ощущается пустым. А потом замечаю книгу, лежащую на том месте, где я вчера сидела, подглядывая за мужчиной. — Ты не забыл… Про меня, наш разговор, про разделенные звезды. Я поднимаю увесистый старый фолиант, который не похож на библиотечный: все они помечены на первом развороте номером секции. Но тут лишь чистота и шероховатость бумаги, эта книга из личного архива. — Откуда у непризнанного такая книга? Мне хочется вновь услышать голос — тот глубокий, который был отстраненным, словно неживым, но слишком привлекательным. Я жду, что он ответит, скажет прочитать каждую страницу, но единственное, что сейчас есть тут из звуков, — мое сердце и дыхание. Между страниц книги я замечаю угол пергамента: «Перед тобой предстало все время мира. Используй его с умом». Почерк мелкий, ровный, доведенный до идеального наклон, каждая повторяющаяся буква — точная копия предыдущей. А в центре перо — серое, невзрачное, то, которое я крутила вчера перед тем, как уйти? Оно мое?┈───ᗊ───┈
Я возвращалась на чердак каждую ночь, порой встречая рассвет, сидя с книгой на коленях. Мне удалось раздобыть немного свечей, отчего чтение в темное время суток стало более реальным. В начале я хотела навести тут порядок, разобрать старые книги, музыкальные инструменты, поврежденные временем, но потом решила, что это сотрет то чувство крошечной тайны, когда я встретила тут мужчину, говорящего о звездах. Я все оставила на своем месте, каждый сантиметр чердачного пространства запомнил наш короткий диалог. Книга оказалась, на удивление, полезной: там четко прописывалось, как нужно защищать свою энергию, проникать в сознание и выстраивать необходимый барьер. Но все это нужно было изучать еще и на практике, а у меня никого не было, чтобы даже попросить позаниматься со мной. Конечно, был Энди, но я лучше буду тренироваться на кошках, чем окажусь с непризнанным в одной комнате по собственной воле. Правда, кошки на небесах не водились, были морские драконы, но Мисселина строго настрого запретила к ним приближаться, пригрозив тем, что они не воспринимают непризнанных. Как и все тут. Даже сами непризнанные не любили себя за свои серые крылья. Конечно, это не относилось к Энди. Подбородок он задирал так высоко, что можно было через ноздри увидеть отсутствующий мозг. Я все еще злилась на него и могла себе это позволить. А он в свою очередь пытался завести диалог, позвать позаниматься вместе, пока я улыбалась как святая и материла его про себя как сапожник. — Это что? Рывок? Голос Геральда заставил меня почти потерять недавно обретенное равновесие. Я спряталась за школой — с той стороны, куда не выходили окна из классов, библиотеки и спален. Я надеялась, что не привлеку внимание и смогу попробовать полетать, хотя бы попытаться; крылья совсем не хотели меня слушаться, мешали спать и отказывались поднимать меня выше, чем на четыре взмаха. То, что я удачно поднималась на чердак из окна спальни, — небывалая удача. — Рывок? — переспрашиваю, вытирая испачканные руки от недавнего столкновения с землей. Я не смотрю в глаза Геральда, зная, что он не постесняется прочитать все то, что я пытаюсь скрыть. — Ты пыталась быстро взлететь. Это называется рывок, — он стоит передо мной, но я смотрю на стену за его спиной. — Ну, я пыталась просто взлететь, без рывков, без быстро и так, чтобы меня никто не заметил, — я все же смотрю на Геральда, чтобы попытаться считать выражение на его лице. Злость, огорчение? Но единственное, что я вижу, — это веселье? Ему весело? — Весело, — отвечает на неозвученный вопрос, складывая руки перед грудью, и явно сдерживается, чтобы не рассмеяться надо мной. Я опускаю взгляд и сжимаю руки в кулаки, но из-за длинных рукавов толстовки он этого не замечает. Я хотела стать врачом, хотела спасать жизни, не калечить людей. Но в бессмертных реалиях приоритеты развернулись на сто восемьдесят градусов, этого усмехающегося демона хочется предать анафеме, полностью нарушая клятву Гиппократа. — Перестаньте это делать, — гневно шиплю, пиная травинку ботинком, выражая всю свою злость на природе, которая не виновата. — Перестань быть как открытая книга, Вики, мне даже не нужно прикладывать усилия. Когда начнется учебный год, каждый сможет читать все твои мысли, страхи и потаенные желания. Они будут видеть твоими глазами, чувствовать и манипулировать, — голос Геральда спокойный, уравновешенный, он не хочет запугать меня, а просто констатирует факты. — Я пробовала! — что-то ломается внутри меня: уверенность, которой и так почти нет. Вера в собственные силы рассеивается, как недавно стирался сигаретный туман. Что я могу? Бывшая смертная с разбитыми мечтами. В этот момент я опять смотрю на Геральда, ощущая, что мне больше нечего скрывать. Он хмурит брови, потирает переносицу и выдыхает. — Ладно, попрошу одного из учителей взять тебя на раскрытие силы раньше твоего потока. Он лучший по доведению до предела, это должно помочь, — в его голосе слышится поощрение, но я чувствую лишь приступ паники. — Какого предела? — скрываться в комнате или чердаке кажется все больше отличной идеей. Я уже не злюсь, мне страшно. — Увидишь, — профессор подмигивает, явно считывая меня за секунду. — И когда делаешь рывок, нужно складывать крылья, чтобы уменьшить сопротивление воздуху. То, что ты делала, когда я пришел, похоже на попытки птицы киви полететь. Я хмурюсь, мои эмоции вновь возвращаются в режим агрессии. Птицы киви не умеют летать, он издевается? — Именно, — Геральд опять отвечает еще до того, как я выплевываю свое возмущение. А потом он немного присаживается, складывает крылья и взлетает вверх как пробка из шампанского. Бесит. Мими периодически присылает мне письма, рассказывая о том, что ее отец устроил настоящий бал маскарад по приезде дочери домой, а ее школьные друзья, Ади и Сэми, пробрались в погреб и вынесли несколько ящиков отменного глифта. Этих школьных друзей я не видела и, что такое глифт, не знала, но читать неаккуратный почерк было приятно. И я сравнивала стиль ее письма с коротким сообщением, которое было вложено в книгу… Они так отличались: у соседки, которая родилась демоном, был почерк подростка, который пытается записать лекцию, а у непризнанного — словно он оттачивал мастерство каллиграфии с детства. Я старалась не думать о своем мрачном жнеце и под конец августа почти стерла его из своей памяти, при этом изучив книгу от корки до корки, используя перо в качестве закладки, а записку я спрятала под матрац. Когда на календаре было тридцатое августа, я вернула книгу на место, положив ее на пол у вертикальной балки чердака. Перо я оставила внутри, надеясь, что он сохранит его для себя. Это было на грани интима, я словно вложила себя между страниц старого фолианта. Мими забила все шкафы дизайнерской одеждой с Земли. Даже для меня. — Это что, ремень? — я повернула экспонат, найденный в собственном шкафу, которого до возвращения Мими не было. Она привезла не только пакеты с вещами, но и умиротворение, спокойствие в спальню — то, что пропало после ее отправления на каникулы. Но это не заполнило пустоту внутри, сигареты не заполняли ее дымом, а от вида новых вещей не возникало чувство восторга. Но по тому, как светились глаза Мими, я заставила себя улыбнуться и попробовать изучить новые покупки, сделанные для меня. Мими закатила глаза и с улыбкой покачала головой, забирая у меня из рук подобие пояса, правда, немного странного. — Это юбка, Вики, а не пояс, — она приложила не пояс к своим бедрам и покрутилась, наглядно показывая, как это должно быть красиво. Вот только «красиво» — это было не то слово, которым можно было определить вещицу. Скорее — как будто при ее создании закончился материал. — О, — единственная буква, которая могла описать состояние. — Я это носить не буду, — когда Мими состроила глаза милого кота из мультфильма, я все равно не купилась. — Не обсуждается. Соседка сразу стерла с лица кота и отмахнулась: — Попробовать стоило, — она ткнула в меня пальчиком, обводя воздушный овал: — Но вот в этом на тебя никто даже не посмотрит, демоны так не одеваются. Мне стало обидно за толстовку, будто ее обвинили в геноциде над модой, но я не собиралась так просто сдаваться. — Но и я не демон, Мими, смотри, у меня серые крылья. Соседка даже не посмотрела на меня, занырнув в дизайнерские пакеты. — Это временно, поэтому нужно сразу показать, на чьей ты стороне. Избегай белого — это цвета ангелов, — начала она список очередных запретов. — Надо найти тебе хорошенького демона, чтобы все поняли, что ты не с этими бледнокрылыми. Соседка говорила на полном серьезе, пока доставала вещи и в воздухе прикладывала их ко мне, прикидывая, подходит или нет. Если бы она спросила у меня, то на каждое из рассмотренных ей вещей я бы ответила «нет». — А как же закон Неприкосновения, мне как-то не хочется еще раз умирать, — или хочется? Но это я, конечно, не озвучила. — Так что я бы предпочла, чтобы ты не знакомила меня ни с кем. — Это все старые правила и традиции, о которых рассказывают на уроках, запугивая непризнанных. Никто давно не соблюдает эти запреты. Последняя казнь была в прошлом веке, и то там ангел и демон открыто заявили о том, что хотят связать себя узами брака. Нет огласки — нет проблем. Просто не попадайся никому на глаза и все будет хорошо. Из уст Мими это звучало так просто, как будто мне дали учебник и сказали по нему провести операцию на сердце, главное, читай и режь, — и все будет хорошо. Спорить с соседкой я не стала, просто отмахнулась. Убедить ее все равно не получится, а спорить не хочется. — Пойду подышу свежим воздухом, — бросила ей в спину и вышла за дверь спальни, двигаясь к первому балкону в коридоре. Выпрыгивать из окна спальни казалось небезопасным в компании Мими, она точно будет задавать вопросы, а мне не хотелось делиться. Конечно же, я вновь отправляюсь на чердак. В последнюю ночь перед началом занятий исчезла книга и вместе с ней осколок моего недавно воскресшего сердца.┈───ᗊ───┈