🔥Лёд веков🔥

       Если долго, прям до напряжения, сильно сжимать веки, представляя возлюбленного во всех деталях, не отвлекаясь на посторонние мысли, а затем, резко открыв глаза, посмотреть на однотонную поверхность — перед тобой возникнет образ наяву, правда, всего на несколько секунд. Но и этих секунд бывает достаточно, чтобы не дать отчаянию своими ледяными пальцами сковать сердце в крепкой хватке страдания. Давно, очень давно, ещё во время смертной жизни, я прочитала об этой иллюзии в каком-то из женских журналов.       Сейчас, лёжа на полу в стерильно-белоснежной комнате, ставшей моей темницей без времени и пространства, я спасаюсь от безумия, проделывая этот трюк уже в который раз. Когда боль в глазах становится невыносимой - раскрываю глаза, сердце замирает от его образа.       Холодный, наполненный льдом, взгляд голубых раскосых глаз заставляет трепетать, так же, как его настоящий обладатель. С восторгом рассматриваю идеальные, тонкие черты лица, фарфоровую кожу, на которой особо выразительным росчерком играют чёрные, удивительно правильной и красивой формы, брови — большая редкость для мужчины, даже бессмертного. Небольшие полные губы, выглядят так, будто накрашены, на контрасте с молочной кожей и длинными белыми волосами. Заплетая их в стройный ряд кос на правом виске, их владелец не позволяет волосам сотворить преступление против этого мира — скрыть чарующую красоту своего прекрасного лица. Прежде чем мираж исчезает, я успеваю насладиться прекрасным золотом его мощных крыльев.       Да, Эрагон, словно любимое дитя Шепфа, был образцом идеального ангела во плоти. Юность его бессмертного тела, перечёркивалась мудрым, отстранённым взглядом, часто это было настолько явно, что казалось древний старик, заточённый в этом молодом теле, вот-вот лишится чар и станет морщинистым и дряхлым.       Прожив рядом с Мальбонте десять лет, я редко ощущала огромную многовековую разницу в возрасте, иногда одергивая себя из-за этого. С Эрагоном пропасть многих тысяч лет чувствовалась постоянно.       Сложно не вздыхать, от осознания того, что я всё чаще провожу между ними параллель. Мой жизненный опыт уже несколько месяцев даёт сигналы о том, что Вики крепко накрепко влипла.       В заточении, на которое меня обрёк Голод, пришлось укрепиться в уверенности того, что я зациклилась на бывшем главном советнике Цитадели, а ныне главаре отряда сопротивления. Как же это раздражает. Тяга к холодным, не тактильным мужчинам, однажды меня погубит, причём раз и навсегда.       Поднос с принесённой мне едой отправляется в стремительный полёт. Его дребезжание у входной двери разрезает вязкую тишину, сообщая о прибытии в конечную точку. Шум разбитой посуды звучит как музыка для моей души. Разнообразие. С наслаждением разглядываю следы, оставленные разлетевшимися остатками еды и напитков — убогое развлечение, для неспособной освободиться, бессильной непризнанной.       Всего лишь игрушка в руках нового хозяина... С силой бью ногой в самое большое пятно оставленное чем-то съедобным. Капли и комки еды разлетаются в хаотичном танце, продолжая уродливый узор с двери на полу и стенах, оставляя влажные некрасивые отпечатки на туфлях и подоле платья. Разглядываю испачканный наряд - малая плата за жалкое разнообразие в жизни пленницы.       Теперь уродство украшает, избавляя от белой пустоты стены .       Мой голодный бойкот стал более эффективным вместе с тренировками до изнеможения. Повторяю удар, за ним следующий, ещё, ещё, ещё, ещё. Да, омерзительно белая дверь — не хитрый противник, и да, она не способна наполнять тело болью от очередной атаки…       Опять возвращаюсь мыслями к Эрагону… Гневный удар, пришедшийся на ручку двери, содрал до крови костяшку на правой руке, заставив отступить от моего инертного противника. Хм… Даже такой жалкий оппонент способен ранить меня. В памяти всплывают слова серафима, о том, что я сама держусь за свою слабость и человечность, не пользуясь дарами своего бессмертия. Снова поток образов моего наставника сковывает воспалённый разум.       Когда же я успела предать свою, как мне казалось, вечную любовь к Мальбонте и зациклиться на этом древнем серафиме?        Вики — специалист по антикварным бессмертным. Наш дивиз — «Чем холоднее, тем горячее»… Идиотизм просто.       Память начинает выдавать уже отточенную до автоматизма карусель Эрагона в моей жизни. Тяжело вздыхая, облокачиваюсь о стену и, медленно сползая по ней, достигаю пола своей пятой точкой, на которую так мастерски создаю огромное множество проблем. Сопротивляться бесполезно, поэтому ведомая играми разума, плыву по течению воспоминаний.       Вот я - бывшая соправительница Небес в унизительном ошейнике, с замиранием сердца наблюдаю, как прекрасное лицо искажается презрением и гордый советник бросает вызов Чуме.        Да, он не первый, кто так делает, но в отличии от остальных дерзнувших, он не просто выжил не склонившись перед этой психопаткой, а ещё и возглавил сопротивление, дав надежду сотням бессмертных, чего при большем могуществе не стал делать Маль, с его жаждой мести. Будучи правителем, он просто наплевал, на нас всех, встав на сторону всадников.       Вот я, с замиранием сердца... О, Шепфа! Это не скудность моего языка, а грустный факт, который я осознала только в заточении, каждая встреча с Эрагоном заставляет сердце замирать и не сводить взгляда с его неземной статности и величия.       Следующий вираж карусели "Эрагон". Тогда, во дворе школы моё внимание не было приковано ни к сражающимся Дино или Люциферу, ни к освободившему меня Малю и даже не к вернувшейся из небытия матери. О, нет…       Я с трепетом наблюдала, как стремительно, сложив крылья, серафим нёсся на встречу древней, более могущественной силе. Как ведомый криками верного ворона, ловко уворачивался от смертоносного меча Войны. Это был завораживающий танец смерти, в котором он был прекрасно обученным гениальным танцором. И даже под туманящим разум воздействием всадника, наполняемый гневом и злостью, Эрагон был прекрасен.       Долбанное совершенство во плоти.       Скрип от движения ручки кажется громогласным в звенящей тишине. Ложусь на пол, так, чтобы боковым зрением видеть пришедшего. Да, я надеюсь , что будучи ослабленной и молчаливой, не буду отличаться от остальных. Голод, сильно разочаровавшись в своём плане, отпустит меня из этого белого плена. Наивно? Но лучше, чем ничего. В последнее время, он приходит и просто сидит рядом, уже не пытаясь заговорить, наполняя комнату едким запахом сигарет, пока я проваливаюсь в воспоминания или делаю вид, что сплю.             Каких же усилий мне стоит сохранить отстранённо-безразличный вид, когда в дверях я краем глаза вижу не всадника, а Астарота.       Ему-то что тут надо? Ели он провинился в чём-то и будет заточён здесь, это действительно станет пыткой.       Прислонившись к стене и приняв вальяжную позу, со своей фирменной ухмылкой на лице, с первых же секунд полукровка вызывает во мне волну раздражения немыслимой мощи. Рядом с ним каждый раз я ощущаю возможность открыть в себе скрытый потенциал силы: испепелять взглядом, бить волнами раздражения, душить яростью. При всей своей внешней привлекательности, он всегда словно красная тряпка для бешеного быка.             - Ничего себе! Какая встреча, - дыши, Вики! Дыши!             - Меня обижает твоя неприязнь! - продолжай дышать, Уокер! Его насмешкам не выбить нас из образа безразличия.        Быстрый анализ - бежать бесполезно. Вряд ли Астарот, по своей воле помогающий всадникам, пришёл меня спасти. Для наказанного - бравада слишком едкая, а значит у него какая-то цель, которую я не собираюсь помогать достигать. Без тьмы Маля мне не успеть освободиться самой. Значит буду игнорировать этого выскочку.             - Голод решил, что тебе не хватает общения с другими. Как бы ты не изображала из себя неприступную крепость, даже всадник заметил те искры, то напряжение, что возникает между нами, - добавляя наигранной томности и мешая её с привычной насмешкой, говорит метис.       Это уже слишком. Тоже мне собеседник. И прежде, чем я успеваю совладать со своими эмоциями, рука взмывает вверх, пальцы складываются в популярный среди смертных жест, оставляя средний палец возвышаться в одиночестве над согнувшимися собратьями.             - Астарот, тебя заждались с той стороны двери! А то вдруг туфли Чумы покроются пылью без твоего языка, - смакую каждое слово.       Как же легко он разозлился. Видимо, с данным жестом близнецов успела ознакомить Мими, так страстно полюбившая его на вылазках в мир смертных, ещё во времена обучения.       Удовлетворённая своим по-детски дерзким выпадом, совсем несвойственным для бывшей соправительницы, готова погрузиться в воспоминания, успев подумать, что наблюдай этот разговор, сдержанный Эрагон, он был бы явно недоволен моим поведением. Опять этот серафим! Это точно зацикленность!       Рассуждения отвлекли и мне не удалось сдержать удивления, когда надо мной нависло раздражённое лицо метиса.       - Продолжаешь набивать себе цену, звёздочка?! - его голубые глаза метали молнии презрения, но при этом в них бушевала и неприкрытая похоть.       Как и всегда его близость вызывает моментальный отклик моего тела. Настойчивый голос Эрагона, звучащий на задворках памяти и призывающий дышать, не помогает.       Всё тело напрягается, а попытки дышать вынуждают через чур сильно вздыматься грудь, сдавленную глубоким разрезом платья.       Это, конечно, не укрывается от дерзкого полукровки. До того, как успеваю среагировать, его рука впечатывается в пол в нескольких миллиметрах от моего лица, приближая выражение с довольной полуулыбкой непозволительно близко. Стоит шелохнуться, и наши носы начнут соприкасаться.       В миг дышать становится нечем. Чувствую как краснею.             - Очень скоро ты поймёшь перед кем давно стоило склонить голову, как я и говорил, - и несмотря на колкость этих омерзительных фраз, вместо того, чтобы залепить ему в очередной раз за его дерзость, продолжая всё сильнее краснеть, наблюдаю как его взгляд задерживается на губах.             Вот же ж высрань Шепфамалувская! Ну на кой я зеркалю его движения, приоткрывая свои губы? Естественно, он доволен такой неосознанной реакцией.        Резко отстранившись и улыбаясь, направляется в сторону двери. Запущенная ему в след туфля не успевает достигнуть своей цели и лишь бьётся о многострадальную поверхность двери, плюхаясь в разбросанные остатки еды, за ней с гневным криком отправляется и следующая.       Устав от злости на себя и этого наглейшего из всех известных мне бесячих бессмертных, решаю приступить к очередной тренировке по авторской системе главного серафима Небес.       В отличии от моей выдержки, спокойствию наставника можно было только завидовать. Эрагон точно не позволил бы себе такой слабости. Уж я то знаю на все сто процентов.       С момента освобождения меня и большого количества бессмертных из лап Чумы, лидер единственного сопротивления всадникам взял над жалкой опустошённой демонессой шефство. Начались изнурительные тренировки.       Этому предшествовало одно из тех воспоминаний, что словно школьный кубок или грамота у смертных, хранилось на почётной полке памяти, как сказала моя мать — большая редкость и стоить хорошенечко запомнить это. Я поверила ей, но только в этом. Миг, в который Эрагон похвалил меня за убийство всадника, стерев зарождающееся сожаление и горечь от этого поступка, стал главным достижением за последнее время.       Отказываясь замечать абсолютно очевидное и оправдывая это чем угодно нелогичным, я изнывала от нетерпения при ожидании каждой новой тренировки. Мои наряды становились всё откровенней, сборы всё дольше. В ход шло всё: макияж, глубокие вырезы, обтягивающие фасоны. Во время тренировок, получая болезненные удары энергетических шаров, я падала в самые вызывающие позы, способные подтолкнуть самого Шепфа согрешить, причём дважды. Но все попытки оставляли серафима равнодушным. При отработке скорости и уклонения, я не упускала ни одной возможности упасть на Эрагона, к сожалению, навыки серафима не позволяли этому случиться и раз за разом я растягивалась у его ног, стараясь при этом быть весьма притягательной.       Но то ли я израсходовала весь свой запас обольщения, то ли у бывшего главного советника Цитадели были совсем другие предпочтения, то ли верный законам Шепфа древний ангел, даже не допускал мысли нарушить уже давно не действующий закон «Неприкосновенности» - результат всё равно был нулевым. Эти мысли побуждали следить не проявляет ли Эрагон интереса к ангелам девушкам или парням. И снова ничего.       Сложно понять сколько прошло времени, но устав от бесполезного избиения белых стен и дверей, опускаюсь на пол, откинувшись на заведённые за голову руки, погружаюсь в воссоздание образа…       Скрип двери вызывает раздражение. Так чётко вырисовывающийся образ златокрылого серафима разбивается звуками неторопливой поступи всадника. Его шаги я теперь способна отличить от любых других, кажется, даже в оживлённой толпе.       Ели сдерживаю ироничный смешок. Да, идиотский пример. В присутствии Голода любая толпа становится менее оживлённой, если выживает, конечно.       Вонь от сигаретного дыма заполняет помещение, постепенно усложняя дыхание. Значит сидит рядом. Закрытые, будто сном, глаза не позволяют быть точно уверенной в этом, а мощная давящая древняя сила, в отсутствии зрения, так же не даёт определить местонахождение от ощущения его энергии.       - Видимо не то, - абсолютно бесстрастно, без каких-либо эмоций говорит Голод, прежде чем покинуть комнату.       И снова звенящая тишина. Опять стерильная белизна и чистота, сводящей с ума комнаты. Ни оставленных мной пищевых узоров, ни погнутого от полёта подноса, нет ни одного окурка или хлопушки пепла на полу. Насчитав около 300 шагов по всей комнате, чувствую настоящую сонливость, облюбовав дальний от двери левый угол, готовлюсь отправиться в очередной сон. Надеюсь, что в этот раз попаду в гости к Шепфамалуму, пришедшему ко мне недавно во сне, всё же что-то лучше, чем совсем ничего.       Ничего у меня теперь и так предостаточно.       Но вместо этого вздрагиваю от того, что ручка двери вновь приходит в движение.       О, Шепфская кончина! Неужели Чума узнала обо мне и пришла забрать для своих психопатических забав? Или же Орден Сопротивления пришёл мне на помощь? Вдруг после спасения, стоившего мне свободы, Эрагон вновь решил рискнуть и вернуться за своей ученицей!? Может я всё-таки для него важна?       От последних мыслей, подскакиваю. Чувствую, как туманная перспектива разливается по всему телу переполняющей меня радостью, заставляя трепетать каждое пёрышко на крыльях. Успеваю принять гордый вид, будто я тут не умираю со скуки развлекаясь ерундой, а как истинная правительница веду стратегическое планирование спасения мира.       Ну же… В ожидании мгновения так любят становиться вечностью! Эти долгие секунды приносят разочарование. Мой взгляд встречается с пылающим алым огнём в глазах Люцифера, стоящего на пороге и взволновано оглядывающего меня с ног до головы, ели сдерживаю вздох разочарования. Увидев очередного визитёра от моих потуг изобразить величие, статность и спокойствие не осталось и следа.       Смена настроения не останавливает Люци. Быстро проследовав навстречу, он заключает меня в объятья. Не смотря на то, как отчаянно, будто в страхе потерять меня на всегда, его руки сжимаются на теле, как опаляет жаром его дыхание, мои мысли далеки от романтических. Почему-то вопрос того, заметил ли он то, как платье перепачкано едой, украшающей белоснежную дверь до прихода Голода, и заметил ли, что я босиком вытеснили мысли о нашей встрече.       Вики Уокер не любит брать ответственность за чужие чувства. Я и за свои-то взять её не могу. Его пылкая нежность вызывает укол совести за случившуюся ночь. Оправдание - мы же договорились забыть случившееся, не помогает.       Быстрый анализ - освобождать меня он не собирается.             - Что он с тобой сделал? - резкий вопрос, вырывает из мыслей и заставляет увидеть, что время объятий закончено. Его внимательный осмотр раздражает.             - Ничего.             - Не ври! Не щади меня. Скажи правду.       А вот это уже интересно. Да, покинутая Мальбонте, лишённая сил, я нашла утешение в объятиях Люцифера. Но неужели он воспринял это, как возобновление наших отношений… Дерьмово. Очень. Появляется лёгкое раздражение от действий всадника. Чего он этим добивается? К чему эти визиты… Мда… С другой стороны, может стоит воспользоваться этой возможностью и не щадить Люцифера, как он попросит, прояснив этот момент здесь и сейчас…             - Клянусь! Ничего, - Вики, ты идиотка… Скажи ему!             - Как ты нашёл меня? - вместо того, чтобы расставить все точки над и, спрашиваю у Люци. Может всё же освободит…             - Голод сам предложил навестить тебя. Сказал, что ты стала неинтересным собеседником и может это тебя расшевелит...       Мда… Бедный всадник. Разобраться в личной жизни Вики Уокер не получается, даже у самой Вики Уокер. Соболезную, древний, но 2:0 не в твою пользу.       Люцифер продолжает что-то говорить, но я его уже не слушаю.             - Спасибо, что навестил, - с улыбкой, дружелюбно, дождавшись пока он остановит свой рассказ о неудачной попытке пронести камень-портал, пытаюсь закончить нашу встречу.             - Я пока не смогу вытащить тебя отсюда. Но попытаюсь сделать, всё что в моих силах.       И прежде чем я успеваю, что-то ответить, он стремительно увлекает меня в поцелуй. Мда… О том, что я не люблю его, он узнал перед войной, ещё находясь в Школе ангелов и демонов, мне удалось сообщить, что наши отношения закончены, ведь все мысли были уже заняты Мальбонте и для принца Ада в моём сердце не оставалось места. Страсть же между нами, всё ещё распаляет моё тело словно по щелчку, как и прежде. Его нежные и такие настойчивые поцелуи будоражат не на шутку, когда с губ начинают слетать тихие стоны, а его крепкие руки по-хозяйски впиваться в ягодицы, вжимая меня в напряжённое тело, Люцифер расправляет крылья и окутывает меня ими.       Находясь в тёплом коконе мощных алых крыльев и подаваясь на встречу его жарким поцелуям, я тону в алом пожаре глаз того, чьи чувства я отбросила однажды, чтобы в скором времени поступить так же. Укол совести смешался с отрезвляющим стуком в дверь.       Люцифер вздрагивает, грязно выругивается и отстранившись внимательно смотрит мне в глаза.             - Мне пора.             - Да, да. Конечно, - проклиная себя за эту слабость и краснея, испытываю чувство стыда и радости от того, что всё не зашло дальше.             - Я… люблю тебя! - пятясь медленно к двери и не сводя с меня взгляда, прежде чем покинуть комнату уверенно говорит он.       Эхо его слов, раздаётся в воспалённом разуме, соединяясь с звуком закрывающейся двери. Идиотка! Какая же я идиотка! Для чего мне это? Зачем я снова и снова позволяю себе играть с чувствами тех бессмертных, что не заслуживают моего предательства.       Не в силах удержать слёз, падаю на колени. Истерика, явно, то удовольствие, которым в этой тишине могу насладиться в полной мере.       Если бы можно было стать олимпийской чемпионкой по дисциплине «Художественная истерика» - в личном первенстве мне не было бы равных. Судьи, глядя на то, как сейчас я с яростью разбиваю свои кулаки о стены, как расправляя крылья взмываю к самому потолку, чтобы сложить их, падая вниз, как яростно рву платье в драные лоскуты, как расшвыриваю аксессуары, выдирая их из своей причёски вместе с клоками волос, поставили бы высшие баллы за трудность программы и её исполнение. А льющиеся по щекам слёзы и отчаянные крики невнятного раскаяния принесли бы высшую оценку артистичности… Мои метания, оставляющие после себя на белизне стен яркие кровавые отметины, которыми вскоре была усеяна вся белоснежная темница, принесли бы высокий бал хореографии… Мда… Я была бы бессменной чемпионкой.       С этими мыслями, обессилев и опустившись на пол, я позволяю себе заснуть.       Почувствовав едкий запах сигаретного дыма, продолжаю делать вид, что сплю. Всадник, ощутив моё пробуждение и убедившись в таком же нежелании вступать в беседу, задумчиво произнёс:             - Опять не тот... Хм... - покидает место заточения, о чём сообщает хлопок всё той же, уже ненавистной мне двери.       Как я и думала. Открыв глаза, не вижу ни единого следа своего драматического выступления. В углу на полу стоит поднос с ароматной едой и бокалом глифта. Чуть поодаль виднеются три стопки одежды у каждой из которых стоят по паре туфлей.       Какой заботливый всадник. Идеи о том, как Голод выбирает наряды для своей зверюшки, его образы, копающегося в чьём-то женском шкафу, или посещающего «бутики» для бессмертных, почему-то меня забавят.        Решение испортить дары всадника, назло пленителю, продолжая быть босоногой оборванкой, извозюкавшейся в остатках еды и продолжающей хранить обет безмолвия, исчезло само собой, стоило лишь увидеть те наряды, что подготовил Голод. Да, у него определённо отличный вкус.       Потратив много времени и выбрав самое шикарное одеяние, попутно осушив бокал глифта и по традиции отправив его вместе с подносом полным уже остывшей еды в полёт до мерзко-белой дальней стены, я не удивилась тому, что другие варианты одежды и обуви исчезли, вместе с ошмётками, бывшими раньше платьем.       Глифт на голодный желудок сразу же ударил в голову.       Дверь снова отворилась. Уже не было ни взволнованности, ни удивления, скорее меня одолевало раздражение.       Какой-то проходной двор, а не заточение, честное слово!       Я знала, кто сейчас войдёт в эту дверь. Не понимаю, почему Голод не привёл его первым. Но кто поймёт этих всадников, они все странненькие.       То, как войдя, он быстро осмотрел меня на наличие ранений, или каких-то других признаков насилия, вызывает волну раздражения. Или же во мне говорит глифт, поднимая со дна накопившиеся обиды, разочарования и укрепляя раздражение к себе от слепой покорности этому метису - мне плевать       Несмотря на то, что под его пристальным взглядом я всегда чувствовала себя словно нагая или полностью открытая, тьма этих непроницаемых глаз в этот раз не разжигает во мне страсти. О, нет!       Он делает несколько порывистых шагов на встречу и на секунду не может скрыть удивления, когда я пячусь назад.             - Голод привёл меня сюда в надежде, что ты станешь разговорчи… - я не дала ему договорить.             - Я знаю, что он меня не собирается отпускать, можешь не утруждать себя объяснениями, -с слегка заплетающимся языком, собрав в себе все остатки надменности бросаю в ответ.             - Ты пьяна?       Смотрит на меня таким взглядом, от которого хочется съёжиться, но одурманенный разум находит это скорее забавным, чем опасным.       Зная, что мои мысли теперь открытая книга для него, я улыбаюсь и представляю яркий образ того, как дверь этой комнаты распахивается и появляется Эрагон, спасающий меня из заточения, вынося из этой проклятой комнаты на руках, крепко прижимая к себе. Сжавшиеся на секунду кулаки метиса дают понять, что сообщение доставлено.             - Отсюда не выбраться. Этой комнаты не существует.             - Как это? - удивление от сказанного, сбивает с меня всю спесь.             - Пока не знаю, - приближаясь и продолжая буравить меня взглядом, бросает Мальбонте.       Ну нет, дорогой! Никаких поцелуев! Создавая, яркий образ того, как обхватив за шею бывшего главного советника цитадели, жадно впиваюсь в его губы, испытываю гнусную радость, от того как метис застывает передо мной. Злость плещущаяся в глубине его глаз, усиливает внутреннее ликование.       Но это всего лишь миг, краткая секунда личного торжества, сразу же стёртая не знающим поражения в любых сражениях могущественным бессмертным.       Его большой палец проходится по нижней губе, и я уже слышу, словно через пелену, обещания убийства всадников. Одного прикосновения достаточно, чтобы подавить любые попытки противиться нашей связи.       Конечно, он впивается в мои губы, делая это по-собственнически, настойчиво, заставляя меня терять любые крупицы сопротивления, становясь покорной и кроткой, обвивать его шею руками, вжиматься в мощное напряжённое тело, возбуждение и жар которого не скрыть никакой одеждой. Не оставляет ни единого шанса, на то, чтобы не отвечать на его голодную страсть со всей отдачей. Запах Мальбонте, принадлежащая ему сила, которая своей мощью, будто проходит током по венам, стали такими желанными будто принадлежат мне.       Но прервав поцелуй он сделал огромную ошибку, то гипнотическое влияние, что оказывала его близость, словно растворилось. Даже Великий Мальбонте допускает просчёты.              - Что ему от тебя нужно? Только общение? - хриплым голосом, выдающим возбуждение, спрашивает он.             - Ничего того, что мне не понравилось бы ему давать, - улыбаясь самой лукавой улыбкой, с удовольствием наблюдаю, как смыкается его челюсть и вновь вспыхивают недобрые огоньки в глазах, единственное, что может выдать его немую ярость.             - Скоро ему придётся тебя отдать, - сжимая до боли мои щёки, притягивая к себе и испепеляя взглядом, наполненным тьмой, он ледяным тоном будто бы высекает каждое слово в моём сознании.             - А после… Больше НИКТО не заберёт тебя. НИКТО! - сжимая челюсти и делая ударение на отсутствие тех, кто сможет помешать ему выполнить обещание, отпускает меня и стремительно покидает комнату, не оборачиваясь.       - Да, блядь! Вики! Как же ты уже заебала своими мужиками! Это слишком даже для демона! - думаю, если бы у меня была частичка личности, подобная Бонту, она бы сказала именно это. И я бы с ней согласилась.       Да как так? Я абсолютно точно влюблена в Эрагона. Но несмотря на бесчисленное количество обид и боли, которые принёс мне Мальбонте, моя нездоровая тяга к нему всё так же крепка. И казалось бы, хватит с тебя Уокер, но нет, я будоражу себя флиртом с Астаротом, засматриваюсь на его брата близнеца и не даю остыть страсти Люцифера. И тут список явно не окончен — флирт с всадниками, что может быть волнительнее? И если Война покинул список, напоровшись на свой меч… Ну ладно, будучи заколотым мной, то вот Голод…       Дверь открывается. Я встречаю всадника, который был лёгок на помине, взглядом полным враждебности. Мой раздражённый вид явно, радует его гораздо больше, чем предыдущая отстранённость и театральный сон.             - Тебе понравился мой подарок? - понимаю, что он о встрече с Малем, но молчу.             - У вас с ним что-то есть? - снова молчание в ответ.             - Решил, что ты будешь рада! - его ухмылка переходящая в улыбку завораживает... Да, драный Шепфа, Уокер, соберись!             - Я буду рада, если ты меня выпустишь! - как я и думала, эти слова стирают улыбку с лица всадника.       Едкий сигаретный дым опять заполняет пространство комнаты, пока всадник внимательно рассматривает меня, думая о чём-то своём, и не говорит ни слова. Уходя, он приумножает моё раздражение. Ну и зачем приходить, чтобы испортить вонью и так ужасное место для обитания? Тоже мне, нашёл себе место для курилки, - финальное возмущение перед провалом в сон.

❤❤❤

      Разбивая тишину коридора гулом тяжёлых шагов, Мальбонте торопился, чтобы вновь оказаться в своих покоях. Злость, переполняющая его от тех видений, что посылала Вики в белой комнате, грозила нарушить целостность непроницаемой брони спокойствия и вынудить совершить необдуманные поступки.       Но сколько бы Маль не пытался выбросить из головы образ, в котором она так страстно целует серафима, тот всё ярче вырисовывался, будоража тьму внутри него. Погружённый в свои гневные мысли, он не обратил внимание, на яркую энергию бессмертного, которая с каждым шагом приближалась к нему.             - Поздравляю! Настала твоя очередь терять её! - когда эти слова донеслись до Мальбонте, он едва взял себя под контроль, чтобы не вздрогнуть от неожиданности. На подоконнике, покачиваясь от почти опустошённой бутылки глифта, восседал Люцифер.             - Ты пьян! - сохраняя безразличие в голосе отчеканил метис.             - Почему тогда, на войне, она выбрала тебя? Почему встала на твою сторону предав нас всех и позволив умирать одному за другим? Почему? - игнорируя замечания Маля и гневно буравя пылающим взглядом собеседника, бросил наследный принц Ада, шумно отпивая из бутылки.             - Молчишь? Ага. А я-то думал, что ты её никогда и не любил... И представь моё удивление, когда после меня, Голод позвал в свою белую комнату тебя, - Мальбонте слушал внимательно, пытаясь не выдать своего жгучего желания, размозжить голову этому наглому демону за его дерзость.             - Неужели Великий и всесильный Мальбонте не знал, что он не первый, кто посетил принцессу в заточении? - усмешку прервал очередной шумный глоток.             - А я ведь опять признался ей в любви. И знаешь что? Она ничего не ответила. Я так был зол! Глупая непризнанная, не смотря на всю твою жестокость, снова выбрала тебя, - новый глоток, поднял сильную волну раздражения, самообладание покидало бывшего правителя.             - Почему она вновь выбрала тебя? Этот вопрос приводил меня в бешенство… - театральная пауза Люцифера заставила сжать слушателя челюсти и кулаки, чтобы не вырвать его язык.             - И... О, Шепфа! Подгоняемый своей злобой Мальбонте, не замечая меня, летит прочь от белой комнаты. Это ли не подарок судьбы? - новый шумный глоток.             - Ах-ха-ха. Но я ошибся! Уокер нашла ещё более ужасное чудовище, ради которого можно предать весь мир! Ах-ха-ха! Теперь и ты… - договорить свой монолог Люцифер не смог.       Крепкая ладонь метиса плотно сомкнулась на его горле. Глаза окутанные тьмой, стараясь прожечь его своим гневом, внимательно наблюдали за тем, как по лицу демона расплывалась хищная ухмылка, пока сжимающая шею рука поднимала тело насмешника всё выше, вынуждая вместо издевательского смеха издавать хрипы.       Вопреки болезненной хватке, на лице Люцифера продолжала красоваться едкая улыбка, а сквозь хватку наружу пробивались всё новые и новые хрипы. Ярость Маля доставляла ему явное удовольствие, без ненужных слов подтверждая правоту.       Звук удара выскользнувшей бутылки об пол из слабеющей руки демона, заставил Мальбонте прийти в себя и взять контроль над эмоциями. Рука, сжимающая горло сына сатаны, разжалась и тот безвольной грудой рухнул на мраморную гладь.             - Ах-ха-ха! Я её уже потерял. Теперь твоя очередь! Ах-ха-ха! Твоя очередь!- вновь и вновь доносились до метиса, хриплые возгласы Люцифера, пока Маль вышагивал по коридору, чувствуя внутри кипящую от гнева тьму, и всё дальше удалялся от встреченного им демона.       - Никто... Не заберёт... Её... После... Никто... Не заберёт... Её... После... Никто... Не заберёт... Её... После... - как молитву, раз за разом, повторял Мальбонте в течении всего пути до своих покоев, а затем и всю бессонную ночь, нарезая круги по комнате до самого утра.