***
Костя повернул ключ в тугом замке. Тьфу, ну и темень. Могли бы они хоть свет ему включить, что ли? Нашарил выключатель. Включилось несколько бледных ртутных ламп в передней части класса. Гриша едва заметно дёрнул плечами, но не проснулся. Педсовет постановил перевести Новикова в группу Бельского. Ничего нового: старшие преподаватели любили подкидывать младшим «сложных деток». Ну, в общем, Костя морально приготовился встретить реально трудного подростка, понавообразил себе невесть что. А тут? Хулиган — последнее, кого напоминал бегунок. Острые локти, тонкие руки. Маленький совсем патлатенький мальчик. Он в каком классе вообще, в седьмом? Задремал, бедняга. Ну что ты будешь делать. Костя аккуратно похлопал мальчика по плечу. — А? Что? — захлопал глазами Новиков. — Привет, дружочек. Ты Гриша Новиков, да? Кивнул, чуть зажмурился. Испугался? — А я Константин Василич Бельский. Лучше Костя. Будем знакомы. Костя сжал холодные пальцы маленькой Гришиной ладони, потряс их, отпустил и взгромозился на парту перед Гришей. Гриша, кажется, не видел ещё этого учителя, или, точнее, препода — в лицее форсили по-взрослому, называли учителей преподами. Совсем молодой парень. И какой-то… Ну, нормальный, что ли. — Я, типа, теперь твой куратор. Педсовет назначил. Ну, если ты захочешь, конечно. Мы в лицее никого насильно не держим. Если хочешь отчислиться, то вперёд. Убегать, так сказать, не обязательно. Отправим домой и денег на дорогу дадим. Но всё-таки интересно, что да почему. Сильно по дому скучаешь? — Нет. Вообще не скучаю, — отрезал Гриша и отвернулся к окну, где располагалась недоступная теперь для него улица. — А что тогда? Расскажи, интересно же. Гриша сглотнул. Вот опять лезут в душу, кто его просит! Правда показалось почему-то, что уж этому (почему-то) можно сказать всё. И как начал шпарить, чуть на плач не срываясь: — Ну, что тут рассказывать? Да, сбежал. И ещё убегу! Куратор достала до невозможности. Всю душу вынула. Ну не идёт у меня математика. Разве тройки недостаточно? Нет же, обязательно надо на каждом собрании допечь человека. — Угу, бывает. А ещё что? — И математичка не лучше. Дура. Как ни старайся, я у неё уже записан как троечник, больше тройки не получу. Я и решил — да ну его всё! Психанул, с кем не бывает. Сосед по комнате тоже хорош. Индюк. Старшак. Действительно, класс седьмой, подумал Костя. И с кем я его селить буду? Кто его возраста у меня? Разве что Гошка Литвинов. Ну, конечно, мда. Нервно, нервно. — Ну так это не беда, переселим. — А разве, ну, можно? Мне куратор говорила… — Новиков повернулся лицом к Косте. — Можно, конечно. Ну а что, прям тяжко тебе в лицее? Ты же первый год? — Ну, как вам… — Тебе. — Ну как тебе сказать. Тяжело. Но есть прикольные преподы. Я бы остался. Если можно. — Это ты должен сам решить. В тройках не вижу ничего страшного, это тоже оценка. Переселить — переселим. А вообще — пойдём-ка отсюда… Голодный? Курточку захвати с собой. И всё? Вот так легко? В тройках не вижу плохого… Переселим… Так просто? Все эти вопросы вертятся в голове у Гриши, но он стесняется их задать.***
Гриша и подумать не мог, что Костя поведёт его на улицу — туда, откуда его не так давно с таким трудом достали. Бульвар встречает их холодной сыростью и запахом прелой листвы. Костя идёт быстро, почти бежит. Гриша не находит ничего лучше, как уцепиться за край его пальто, чтобы не отстать. Он понимает, как это глупо и по-детски выглядит, но ничего не может с собой поделать. — А куда мы? — Ну ты же проголодался, да? Покормить тебя надо, а столовка закрыта. В конце бульвара — полукруглая стекляшка «Макдональдса», почти пустая в это время. Костя выбирает (не без умысла) столик у самой двери: — Посиди тут пока. Что тебе взять? — Наггетсы… — И всё? Не стесняйся. — И всё… Я наггетсы жуть люблю. — Двадцать штук съешь? Разве бывает двадцать штук наггетсов? Костя, наверное, шутит. Но Гриша кивнул. — А вы… то есть ты не боишься, что я опять сбегу? — Не-а, не боюсь, — ответил Костя, повернулся и пошёл на кассу. Если бы это была бы его куратор, или завуч — да хоть директор! — Гриша бы обязательно убежал, назло, как и решил. Но тут что-то держало его. Что? Да хрен его знает. Двадцатинаггетсовая коробка Гришу, в самом деле, шокировала. — Это всё мне-е? Я думал, ты шутишь про двадцать наггетсов. — Дружочек, я никогда не шучу. Ну, почти. Ешь давай, всё-таки надо вернуться к отбою, — ответил Костя, кусая глянцевый бок двойного чизбургера.***
Назад шли уже спокойнее, время позволяло. — А вы… — Ты. — А ты меня будешь наказывать за то, что я сбежал? Ну, там… — Нет, Гриш, не буду. И за тройки не буду. И от старшака переселю. Третий раз будешь спрашивать? Костя улыбался. Помолчали. Еле слышно хрустели под ногами чуть подмёрзшие листья. Гриша подумал, что когда есть крепкая рука, за которую не стыдно уцепиться, лицей кажется не таким гадким. Бежать оттуда с каждым шагом хотелось всё меньше. Чуть меньше половины от двадцати наггетсов приятно грели безразмерный карман Гришиной курточки.