разрушатся рамки, исчезнут пределы
далекое станет близким
услышу я то, чего знать не хотела
в спешке и шуме, и в качестве низком
настоящие вещи всегда так некстати
♫ Flёur — Голос
— Кретин! Хирако Шинджи поморщился, отводя телефон от уха — вопли Хиори начинали переходить в ультразвук. И чего он такого сделал? Не купил ей печенье? Случайно съел порцию ее мороженого? Забыл заплатить по счетам? Вроде бы нет. — Козел! Мудак! Придурок! — Хиори, — сказал Хирако, подождав, пока вопли стихнут, — что случилось? В трубке красноречиво обиженно шмыгнули носом. Только этого не хватало. — Хиори? — Ничего не случилось! — рявкнула она. — Ясно? Ни-че-го! Удачного дня! Идиот! — и бросила трубку. Хирако вздохнул, спрятал телефон, сунул руки в карманы и посмотрел на небо — ясное, голубое, апрельское. В воздухе пахло весной и кружили на ветру лепестки сакуры. — Так что случилось? — спросил Оторибаши Роджиро, шагающий рядом. Хирако скривился, как от зубной боли. — Как обычно. Хиори злится, что ее запихнули в школу с раздельным обучением и математическим уклоном. Ее бесят учителя, одноклассницы, соседки, техперсонал, проще сказать, что ее не бесит. А я тут причем? Я ей что, отец? Даже не дядя. Но она звонит не своей матери, а мне. — Может, ты ей нравишься, — улыбнулся Рюджиро. — Я ее брат, — хмыкнул Хирако. — Дело семейное, но мне она не нравится. Как сестра — да, как девушка… И как я могу ей нравиться? Ты же наверняка слышал все, что она про меня думает. Роджиро пожал плечами. — Девушки часто ругают тех, в кого влюбляются. — Ну уж нет, — отрезал Хирако. — Я серьезно намерен работать и не отвлекаться ни на что. И ни на кого. Мне нужно укрепиться, заслужить авторитет… Кошмар, чем я думал, когда шел в преподаватели? Точно не башкой. — Да ладно тебе, все в первый день нервничают, — назидательно произнес Роджиро. — Даже я. На нервничающего он был абсолютно не похож — спокойный, как всегда, равнодушный, сосредоточенный на себе. И чего ему нервничать; преподавать будет музыку, там не шумят на уроках, туда идут либо те, кого заставляют родители, либо те, кто сам питает интерес к искусству, в обоих случаях в их школе это платно, потому ученикам невыгодно нарушать дисциплину. Хирако же угораздило стать преподавателем обычной обязательной для всех физики. На самом деле он обожал свой предмет, с детьми и подростками ладил — раз уж они с Хиори до сих пор друг друга не убили, и новой работе был рад, но все равно волновался.***
— Сразу два новых учителя, — мечтательно протянула Мацумото Рангику. — Я попала в рай! Может, заняться музыкой? Всегда подозревала в себе скрытый талант к фортепиано! — Учитель музыки — гей, — отрезала Исе Нанао. Лицо Рангику смешно вытянулось. — С чего ты взяла? — Ну как. Смотри, какой он ухоженный. Длинные волосы, маникюр, на губах гигиеническая помада, брови выровнял… Одет с иголочки вплоть до ботинок. И смотрит внимательнее на парней, а не на девушек. В отличие от второго блондина — тот и лохматый, и в не самой идеальной рубашке, и галстук не подходит к брюкам, и таращится на девчонок, — объяснила Нанао. — Я могу и ошибаться, но сенсей — гей с девяносто трех процентной вероятностью. — Жаль, — вздохнула Мацумото. — У тебя же есть парень, — напомнила ей Хинамори Момо. — Есть, и я люблю Хисаги, но я же не собираюсь встречаться с сенсеем, — засмеялась Рангику. — Так, пококетничать. Они оба совсем не намного нас старше. Момо присмотрелась к двоим мужчинам, стоящим на школьном дворе. Оба почти одного роста, оба светловолосые, но у Оторибаши волосы светлее, у Хирако — с оттенком в рыжину. Оторибаши идеально красив, как с картинки: правильные черты лица, изящная осанка, плавные жесты. Хирако… Хирако горбился, часто кривлялся в разговоре, и красивым его можно было назвать лишь с натяжкой. — А девочки тут хорошенькие, — сказал Хирако. Роджиро закатил глаза. — Только что говорил, что тебя никто не интересует, кроме работы. — Да, но я ж не собираюсь их клеить. Так, полюбоваться. Вон та рыженькая почти как модель, и та, рядом с ней… и… — Хирако поперхнулся воздухом. Третья девушка в сравнении с рыжей пышногрудой красавицей и утонченной грациозной брюнеткой в очках была на первый взгляд ничем не примечательной. Темноволосая, с пучком-оданго, нежной кожей, милым личиком и большими глазами. Ничего особенного, таких пруд пруди… но она притягивала взгляд Хирако, словно магнит. — Ты что? — шикнул Роджиро. Хирако отвел глаза, надеясь, что девушка не заметила. — Ничего.***
Первым уроком была алгебра. — Здравствуйте, сенсей! — хором проскандировал класс, почти синхронно поклонившись учителю. Момо не любила математику, никогда не старалась получать на алгебре и геометрии высшие баллы, довольствуясь проходными, но в старшей школе преподавателем стал Айзен Соуске, и с тех пор она уделяла его предмету гораздо больше времени. Айзен был потрясающим. Он напоминал речного бога: высокий, широкоплечий, с каштановыми волосами, немного волнистыми на кончиках, пронзительным взглядом карих глаз за очками в прямоугольной оправе, очень доброй улыбкой и мягким голосом. Иногда Момо казалось, что он смотрит на нее по-особенному, не так, как на остальных. — Здравствуйте. Надеюсь, ваши каникулы прошли хорошо и вы готовы потрудиться? — стекла очков сверкнули на весеннем солнце. На парту Момо легла записка. Рангику сидела, глядя в другую сторону, будто совсем ни при чем, но в записке ее почерком значилось: «Признайся ему наконец!» Признайся… легко сказать — трудно сделать. Айзену тридцать, Хинамори — восемнадцать. Он не женат, но вдруг у него есть девушка? А если и нет — зачем ему школьница? В следующем году Момо выпустится, но это значит еще больше препятствий: поступление в университет, учеба, если и отношения — то на расстоянии. Но в чем-то Рангику права: попробовать стоит. И о чувствах, что испытывала Момо, Айзену стоило знать.***
Первый день для Хирако прошел неплохо. Зря нервничал — ученики не шумели, не мешали уроку, тихо-мирно слушали его объяснения, кто-то сидел в телефоне, но после замечания извинялся и хотя бы временно, но возвращал внимание учителю. Что и ожидалось от старшеклассников — хотят поступить, должны стараться. Как назло, класс той милашки с оданго ему сегодня не достался, зато он узнал, как ее зовут — Хинамори Момо. Забавно — персик. Очень подходящее ей имя. Была бы она не ученицей… Хирако встряхнул головой. Апрельские сумерки пахли цветами. Выйдя из опустевшей школы, Хирако закурил и достал телефон — написать Хиори, в ее школе тоже должны были закончиться уроки, и, в отличие от него, домой она не шла — тетя Хикифунэ определила дочь в пансион для девочек, где из нее пытались сделать настоящую леди и математика одновременно, и неизвестно, кто из Хиори получался хуже. Она не завела друзей, и хотя ворчала на брата, все же радовалась их разговорам и перепискам. Написать Хиори Хирако не успел — боковым зрением заметил что-то на крыше. Что-то, чего там не должно было быть. На самом краю крыши стояла Хинамори Момо.***
— Я вас догоню, — сказала Момо Рангику и Нанао, когда уроки подошли к концу и они собирались домой. Решила спонтанно, не дойдя до обувных шкафчиков, и ответа подруг не дождалась, чуть ли не бегом помчавшись в математический класс. Айзен-сенсей был там, сидел за столом и что-то писал — Хинамори не рассматривала, что. Он отвлекся от работы, переведя на нее вопросительный взгляд. — Хинамори-кун? — Айзен-сенсей, — Момо сглотнула, — мне надо с вами поговорить. Нет… мне надо вам кое-что сказать. — Я вас внимательно слушаю. Тэндзин наверняка выглядел так же после обожествления. Невыносимо красивый, источающий тепло и свет, спокойствие и разум… как мужчина вроде него может полюбить школьницу? Но она же и не рассчитывает на взаимность, просто не может больше держать в себе. — Айзен-сенсей… я люблю вас! Вдруг его взгляд изменился — за стеклами очков блеснуло что-то хищное, совсем ему не присущее. Айзен медленно встал, сделал шаг к Момо, обошел ее и закрыл дверь кабинета. Ключ щелкнул в замке, и в этом звуке ей показалась обреченность.***
Ветер, поднявшийся к закату, трепал черные волосы, выбившиеся из оданго. Крыша была не самой высокой, но, упав отсюда, можно было сломать шею. Умереть, исчезнуть, перестать существовать… интересно, она станет бабочкой? Черной адской бабочкой; самоубийцы попадают в ад. Может, зря она так? Сестра будет плакать… и Рангику с Нанао… но отойти от крыши не выходило. Край тянул ее к себе, как магнит. — Что ты здесь делаешь? Хирако-сенсей возник рядом с ней, как из воздуха — не было, и вот он. Облокотился на ограждение крыши, лениво прикуривая сигарету, и голос его звучал так же лениво-протяжно, не так, как принято учителям при виде попытки суицида школьника. Момо не ответила. Что она здесь делает, было очевидно. — Дай угадаю — кто-то узнал, какое у тебя нижнее белье? — Хирако ответа и не ждал. — И теперь все смеются? Или парень отшил? А может, девушка? Всякое бывает… Да что он себе позволяет?! Не думая, быстрым движением Хинамори схватила учителя за руку, в которой он держал пачку сигарет — отнять и выбросить. — Эй, не отнимай смысл моей жизни! — возмутился он. — Лучше расскажи, что случилось! Какой смысл ему рассказывать? Никому нельзя рассказывать, только хуже сделает себе и сестре, а Хирако ей никак не поможет. И это не его дело. — Меня… отвергли, — через силу выдавила Момо, потому что иначе сенсей бы не отцепился. — Я очень сильно его любила, а он… — Он бросил такую девушку? — возмутился Хирако. — Вот идиот! Он еще пожалеет, я уверен! Момо шмыгнула носом. Закат краснел на горизонте. — Ты правда уверена, что хочешь отсюда прыгнуть? — мягко спросил Хирако. — Это больно. Здесь… — он посмотрел вниз. — …метров десять. Падение с десятиметровой высоты займет около одной целой и четырех десятых секунды. Если не успеешь потерять сознание… Я тебе не завидую. — Откуда такие точные расчеты? — мрачно спросила Момо. — Я учитель физики. Ну сама подумай, — он стряхнул пепел вниз. Хинамори проследила взглядом за летящими пепелинками, — дался тебе какой-то парень, который тебя не любит? Найди себе кого-то другого. — Будто это так легко, — буркнула она. — Легко. Слышала про эффект подвесного моста? Когда человек идет по подвесному мосту, то цепляется за первого, кого увидит впереди, и, увидев в нем опору, а также спутав волнение от страха высоты с зарождением чувств, человек влюбляется. — Вы же физик, а не психолог, — проворчала Момо. — Да-а… — Хирако растрепал волосы пятерней. — Но у меня тоже есть любимый человек. Знаешь, когда я устраивался сюда, думал, что все внимание буду уделять только работе, но уже на школьном дворе увидел ее. И пропал. Это было похоже на вспышку молнии или взрыв… хотя я очень мало о ней знаю. Но когда я увидел, как она стоит на крыше… Что?! Момо замерла. — Хинамори Момо, — перехватив ее запястье, Хирако заглянул ей в глаза. Его глаза были карими, но совсем не похожими на те, другие, совсем недавно пустые и жестокие. — Хочешь встречаться со мной? Что за бред? Невысокий каблук поехал по гладкой поверхности, Момо потеряла равновесие, и полетела бы вниз, если бы Хирако не успел поймать ее за руку. Рванул вверх, перетаскивая за ограду, неожиданно оказавшись сильным. Ее поймали в ловушку. — Оригинальный способ отговаривания от самоубийства, — Момо чувствовала, как лицо пылает румянцем. — О чем ты? Просто будет обидно, если ты умрешь раньше, чем я тебя соблазню, — Хирако улыбнулся во весь рот. Когда он не кривлялся, у него была красивая улыбка. — Не думайте, что я так легко влюблюсь, — Хинамори встала, отряхнув юбку. Пошла к выходу с крыши, ощущая спиной взгляд сенсея, и, несмотря на все пережитое сегодня — умирать уже перехотелось. Хирако не мог быть серьезен в своем признании, но он повел себя очень мило. А Айзен… что Айзен? Она же хотела, чтобы ее первый раз был с ним, вот и получила желаемое. Дура набитая. Хирако накрыл лицо рукой. Закат пылал пожаром.