попробуем прожить за полчаса сто жизней
в одном озарении осколки видений
всего, что было до нас и будет потом
затихнув, сердце к сердцу, прислушаться, вглядеться
и до невозможного станут похожи
печальные повести разных времен
♫ Fleur — Два облака
Сон упрямо не желал приходить. Хирако повернулся на бок, ткнувшись носом в подушку, и с силой зажмурил глаза. Часы показывали 02:05, вставать на работу нужно было через каких-то три часа, чтобы успеть подготовить класс к первому уроку, и хотя он честно лег в девять, вежливо послав к черту Роджуро с его предложением пойти немного выпить, и даже не стал играть в любимые ММО, которыми снимал стресс и усталость после работы, и выпил горячего молока — все равно заснуть не получалось, а если получалось… …Хинамори стояла перед ним в мокрой школьной блузке. Через белую ткань явно просвечивало белое же кружевное белье, через белье — острые соски. Распущенные черные волосы струились по плечам, темно-вишневые глаза сверкали, припухшие губы чуть приоткрылись, от нее пахло персиком, и он мог протянуть руки, схватить ее в объятия, зарыться носом в макушку, ничего больше, только держать ее, не отпуская, греть, баюкать… но он был взрослым мужчиной со взрослыми желаниями. Распахнув глаза, Хирако повернулся на спину, уставившись в потолок. Посмотрел на часы — 03:59. Около часа сна за ночь; в последнее время, с тех пор, как он увидел Момо без форменного пиджака, дольше часа спать Шинджи не мог.***
— Вста-ать! — Хирако усилием подавил зевок, превратив его в свое обычное протяжное приветствие. — Поклон! Выглядел он ужасно. Момо замечала это не первый раз за последнее время — после инцидента с Комамурой прошла неделя, уже спустя три дня сенсей превратился в тень самого себя. Ничем это не выказывал, вел уроки в своей насмешливой манере, но тени под его глазами становились больше и чернее, лицо бледнело, и даже сутулиться он стал сильнее прежнего. Работа учителя — тяжелая, особенно перед экзаменами, но почему-то у Хинамори было смутное ощущение, что это ее вина. И она так и не поблагодарила Хирако за все, что он для нее сделал, и не угостила ничем, хотя собиралась. Каждый день собиралась, но уроки отнимали все свободное время — часто Момо засыпала прямо за столом. Лиза либо будила ее и ругалась, либо накрывала плечи сестры пледом и оставляла в покое — сама была таким же трудоголиком и могла понять младшую. — Тема урока, — доска скользнула вниз, — электромагнитные колебания. Кто назовет их виды? Исе-сан? Нанао сверкнула очками. — Радиоволны, микроволны, инфракрасное излучение, видимый свет, ультрафиолетовое излучение, рентгеновские лучи и гамма-лучи. — Верно, спасибо, — кивнул Хирако. — Так вот, гамма-лучи…***
После последнего урока он чуть не взвыл от облегчения — чудом не перепутал ни одну формулу, чудом не назвал одного ученика именем другого, но второе — потому, что к концу дня старался избегать имен вообще. Голова гудела и шла кругом. Оставив уборку кабинета на дежурного, Хирако вышел в коридор, и понял, что ему слишком паршиво, чтобы идти домой, и лучше полежать в медпункте. Хотя бы немного. В медпункте Шинджи еще не был, но здесь все было устроено, как во всех больницах: белые стены, белое постельное белье на кроватях, белые ширмы между ними, белый халат школьной медсестры, с которым ярко контрастировали ее черные волосы, заплетенные на оригинальный манер: коса не сзади, а спереди на груди. Хирако прочитал имя на бейдже: Унохана Ячиру. — Депривация сна, — сказала она вместо приветствия. — Что же вы себя так довели? Хирако молча дернул плечами — сам бы хотел знать, почему. Вопрос «какого черта» крутился в его голове с первого дня учебного года. — Вы за таблеткой или просто отдохнуть? Если за таблеткой, то я бы посоветовала Дайвиго. — Я бы и то, и другое, — пробормотал Хирако, неожиданно робея перед взглядом голубых глаз Уноханы. Она казалась очень милой, но от нее исходила такая аура, что по спине бежали мурашки. Шинджи не хотел бы ее разозлить. — Держите, — она вручила ему блистер маленьких розовых таблеток. — Две штуки перед сном. Если будете их пить, примерно на сутки воздержитесь от вождения автомобиля и приема алкоголя. — А курить можно? — уточнил Хирако. Унохана усмехнулась. — Можно, хотя я бы не советовала. Проглотив дурацкое неуместно рвущееся наружу «простите» Хирако сел на кровать. Унохана плавно встала. — Думаю, вам не нужен присмотр врача, Хирако-сан. Мне пора домой. До свидания, — она склонила голову. Если бы Шинджи стоял, невольно в ответ согнулся бы в поясном поклоне, но он сидел, и поэтому тоже ограничился кивком. Когда Унохана-сенсей исчезла за дверью, оставив после себя нежное благоухание горечавки, Хирако улегся на кровать, завел одну руку за голову и повертел в пальцах блистер таблеток. Принять и поспать? У него не было автомобиля, пил он редко, только в компании с друзьями, что в ближайшее время не планировалось… — Хирако-сенсей? — Момо-чан? — он подпрыгнул на кровати. Усталость мгновенно как рукой сняло. — Что ты тут делаешь? — Я дежурная, — она показала на белую с красным крестом нашивку на плече. — Состою в комитете здравоохранения. Вы плохо себя чувствуете? — Нет, — быстро сказал Хирако. Момо недоверчиво на него посмотрела. — Просто не могу спать, — признался он — все равно она должна была заметить таблетки. — Ничего страшного, от бессонницы не умирают. — Нет, но вы можете серьезно заболеть, — сказала Момо. — Здоровый человек может выдержать семь или восемь суток без сна, но уже на третий или пятый день в организме могут произойти необратимые изменения. Например, разовьется сердечная недостаточность, или артериальная гипертензия, или диабет, или случится инфаркт миокарда, или ожирение… — она усмехнулась. — Впрочем, последнее вам вряд ли грозит. — Кошмар, сколько ты знаешь страшных слов, — проворчал Хирако. — Собираешься стать врачом? — Нет, — удивила его Момо. — Я хочу поступать на юриста. — Да ладно? — удивился Шинджи. — На юриста? Ничего себе. Тогда зачем тебе комитет здравоохранения? Глаза Хинамори сверкнули. — Унохана-сенсей. Она… она невероятная. То, что она умеет… — Момо покачала головой. — Я все равно не превзойду ее, потому и предпочту быть юристом. — Так ею восхищаешься, что я ревную, — протянул Хирако. — Я думал, что у тебя один любимый учитель. Тот самый старый физик, рискующий подхватить инфаркт миокарда, диабет, ожирение и что там еще? До того сортирующая что-то на полках Момо засмеялась в кулачок и присела в изножье его кровати. — Вы не старый. Вам двадцать пять, не больше. — Ты рылась в моем личном деле? — Что вы. Я же вижу, сколько вам лет. Хотя, — Хинамори сощурилась, — вы за эту неделю стали будто лет на десять старше. — Так уж и на десять. — Может, на пятнадцать. Вам спать надо, я пойду, не буду вам мешать, — Момо хотела встать, но ее запястье обхватили чужие цепкие пальцы. — Посиди немного со мной, — попросил Хирако. — Чуточку. Пожалуйста. Он не мог спать, видя ее во сне, но стоило реальной Момо оказаться рядом, и его охватило спокойствие и умиротворение, такое, что одна мысль об ее уходе пронзила ледяной стрелой. Хинамори притихла, не возражая. — Ложитесь, — шепнула она одними губами. Мысленно Хирако представил, как она могла бы сказать это в иных обстоятельствах, но уставшее тело никоим образом не среагировало на мысли. Он лег, закрыв глаза. Ладошки Момо сжали его руку — горячие и нежные. Спящим он выглядел совсем иначе. Момо сидела, боясь пошевелиться, и разглядывала спокойное лицо, не искаженное привычными гримасами. Тонкие черты, правильный нос, сухие губы… интересно, как он целуется? Обыкновенно он целуется, одернула себя Момо. Как все люди целуются, так и он, вариантов немного. Почему она думает о поцелуях? Переведя глаза с губ Хирако на его руку, Хинамори заметила, что у него длинные тонкие пальцы. Красивая форма ладони, выдающаяся косточка на запястье… и шрам? Да нет, показалось. Или?.. Хинамори очень аккуратно приподняла ткань рукава. Не показалось. На бледной коже над венами явственно проступали линии шрамов, оставленных чем-то острым. Значит, он тоже когда-то хотел покончить с собой.