как справиться с привкусом резким, с новым пасмурным всплеском? с обидой кромешной, с разбитой надеждой? над суровой кали-югой, над тьмою упругой утешитель, баюкай
♫ Flёur — Утешитель
В отель Момо вернулась к вечеру. Ее никто не искал — никаких звонков и смс-ок на телефоне она не обнаружила, что только порадовало. Всем было не до нее, по пути в номер не встретился никто из знакомых — но в номере сидела Лиза. Закинув ногу на ногу, листала томик очередной манги, увидев сестру, подняла глаза. — Раньше не могла сказать? — устало спросила Лиза, снимая очки. — Что? — Момо смутилась. Не могла же она расстаться с Кьёраку из-за Нанао? Почему тогда здесь, одна, а не с ним? — Что твоя подруга — племянница Шунсуя. Я чуть со стыда не сгорела. Она на меня так смотрела, ты бы видела, — Лиза поежилась. — Какой-то идиотский сюжет индийского фильма, не хватало только танцующих слонов. — Когда бы я сказала? Я не была уверена, пока не увидела Кьёраку. — А потом? Мы собирались на пляж, неужели сложно было… — Лиза потерла переносицу. — Еще и бросила меня. Не знаю, куда ты удрала, но это было нечестно, персик. — Прости, — пролепетала Момо, опуская глаза. Она так и не вошла в номер, топталась у двери, как опоздавшая на урок школьница. — У вас с Кьёраку теперь проблемы? — Проблемы? Ха! — Лиза довольно улыбнулась. — Наоборот. Он заявил, что это судьба, и начал еще чаще говорить о женитьбе. Что ты мнешься, садись уже, — она похлопала по подлокотнику плетеного кресла рядом со своим. Хинамори с облегчением вздохнула, послушно присаживаясь. — И ты действительно думаешь выйти за него? — По мнению большинства — давно должна была выскочить с разбегу и моментально забеременеть, в идеале двойней, — хмыкнула Лиза, вытягивая ноги. Левую щиколотку обвивал ножной браслет. — Это же подарок небес. Красивый и богатый. Не дурак. Не старик. Без выводка детей и бывших жен. А я тут нос ворочу. — С ним что-то не так? — Да все с ним так. Нормальный мужик. Не без своих тараканов, но кто без них? С ним все хорошо. Со мной — не очень. — Онее-сан? — удивленно протянула Момо — ранее сестра не была замечена в неуверенности в себе. — Я не знаю, хочу ли замуж, — объяснила она. — Это очень серьезный шаг. Если решим развестись, появятся дополнительные проблемы. Вдобавок я не хочу детей и не представляю себя в роли домохозяйки. Хинамори попыталась представить Лизу домохозяйкой — на кухне в белом фартуке с розовыми сердечками, готовящую обед, и фыркнула, сдержав смешок — сестра никак не подходила этой идиллической картинке. Карьеристка Лиза, которая так много работала для повышения, и вдруг — фартуки и обеды? — Вот и я о том же, — она будто угадала мысли младшей. — А вдруг он хочет традиционную семью? И штуки три детей? — Разве вы об этом не говорили? — снова удивилась Момо. Насколько она знала Лизу — та всегда дотошно все обсуждала, любую мелочь, вплоть до организации общего завтрака длительностью в десять минут, когда им обеим случалось пересечься на кухне перед учебой и работой. — Не говорили. Но он пока что не сделал мне официального предложения, хотя, почти уверена, это впереди. Раз он притащил сюда свою родню и предложил притащить тебя. Вот как ляпнет перед всеми: выходи за меня, а я что скажу? Дорогой, давай сначала обсудим несколько пунктов? — Лиза закатила глаза. — Больше всего боюсь, что скажу «нет». Машинально, не думая. — Скажи, что подумаешь, — предложила Момо. — Да-а, это добавит мне сотню очков в глазах обеих Исе. Их великолепному брату и дяде на щедрое предложение руки, сердца и капиталов отвечают не «конечно, господин» а «я подумаю». — Господин? — засмеялась Хинамори. — Никогда не замечала, чтобы у Нанао было такое отношение к дяде. Иногда кажется, что она совсем его не уважает. — Да она глаз с него не сводит, будто сама влюблена! — вспыхнула Лиза. — Крутится вокруг постоянно! — И называет его старым извращенцем, алкашом и бабником… — Что? — Лиза издала звук, похожий на хрюканье. — Эта госпожа Совершенство? — Она просто боится, — взвесив все, Момо решила, что сестра важнее подруги, и никаких особенных секретов Нанао она не выдаст. — Раньше у Кьёраку были мимолетные интрижки, а теперь он настроен серьезно, и, как она говорит «приведет в дом чужого человека». — Вот как, — заинтересовалась Лиза. — А какая она, Нанао? С подругами Момо ее старшая сестра общалась только приветствиями и прощаниями, если встречала их вместе; вечно занятая, она не тратила время на детей. — Она строгая, — подумав, сказала Хинамори. — С виду — ужасно строгая, но на самом деле милая. Не из тех людей, которые считают правильным только свое мнение. Она интроверт и перфекционист. Очень ответственная, одна из лучших учениц, староста класса, но вряд ли ей это нравится. Не знаю, кому и что она хочет доказать, но почему-то у меня именно такое ощущение — что она что-то кому-то доказывает, поэтому старается учиться как можно лучше. А еще она вечно стремится выглядеть идеальной. Во всем. При этом она очень хорошо дружит с Рангику, которая полная ее противоположность в некоторых вещах. — Хм, вот как… А что она любит? — Ты не поверишь, — засмеялась Момо, — но она любит эро-мангу. — Что? — расхохоталась Лиза. — Эро-мангу? — Когда я устраивала ночевки с подругами и тебя не было дома, я показывала им твою библиотеку, — призналась Хинамори. — Нанао была в восторге. — Так она заочно меня знает? — напряглась Лиза. — Что ты наговорила обо мне своим друзьям, признавайся! Момо смущенно потерла нос. — Только хорошее. — Врешь. Но да ладно, — смилостивилась Лиза. — У тебя на меня ничего нет. Никакого компромата. Про своих предыдущих мужчин я и так не собиралась ничего скрывать. Замужем не была, долгов нет, детей нет, судимостей нет. Ничего нет, только работа, квартира и сестра. — И собака. — Это твоя собака. — И золотая коллекция эротики, — насмешливо сощурилась Момо. — А еще кладбище ненужных покупок. — Это сокровищница, а не кладбище, ясно? — Да-да, — Хинамори прикрыла глаза. — Скажи это своей помаде трехлетней давности… или четырех. — А тебя где носило? — вспомнила Лиза. — В жару, в чужой стране… какого черта ушла гулять одна? — Не хотела мешать, — пробормотала Момо. Все это было еще так живо — прикосновения горячих ладоней, губы на губах, заполненность внутри. До дрожи хотелось еще — или хотя бы просто его увидеть. Не Хирако-сенсея, а Шинджи, уютного и как будто родного. — Понятно, что не хотела, но где ты была? — Лиза строго нахмурила брови. — Гуляла. — Гуляла, — повторила сестра. — И где ты гуляла? — Нашла уединенный пляж и фоткала ракушки. — Предъяви фото, — Лиза протянула руку. Момо, закатив глаза, протянула ей телефон — она специально сфотографировала несколько живописных раковин на берегу, так, чтобы в кадре был только песок и нельзя было понять, что это за место. — Да уж, ракушки, — Лиза вернула младшей телефон. — Скучная ты, персик. Девчонки убегают от родственников на курортах, чтобы потусоваться на вечеринке или охмурить парня, а ты убегаешь фоткать ракушки. Это в тебе от твоего отца. — Отца? — Момо притихла. Она не помнила родителей, но Лиза — помнила, только никогда о них не говорила. Никогда или очень редко. И ни слова — про отца Момо. Ей не досталось от него даже фамилии, мать дала второй дочери свою, девичью. Развелась с ним после рождения Момо почти сразу, хотела вернуться к отцу Лизы, и, когда они ехали оформлять документы для нового брака, у машины отказали тормоза. Господин Ядомару и госпожа Хинамори погибли, а второй муж госпожи Хинамори канул в Лету. — Он тоже любил фотографировать, — медленно проговорила Лиза. — И был тем еще занудой, но мать на нем будто помешалась. Бабушка говорила — он ее загипнотизировал или приворожил. Она бросилась, как в омут, развелась с отцом, оставила меня ему… Ни с того ни с сего, у них с папой не было проблем, я не помню, чтобы они ругались. Дался ей этот Айзен. — Ч-что?.. Мир крутнулся бешеной каруселью перед глазами: верх и низ перепутались, если бы Момо стояла — она бы упала. — А что такое? Момо? — ахнула Лиза, увидев ее лицо. — Тебе плохо? Почему, почему, ну почему ни разу не говорила сестре, как зовут того математика, который ей нравится? Если бы сказала… Лизе всегда было все равно, что творится у Хинамори в школе, ей хватало знать, что Момо не обижают и что она хорошо учится… учителя менялись каждый год, Айзен преподавал в ее классе в первом году старшей школы… и в последнем… — Момо? Да что с тобой? Он мог быть однофамильцем. Или родственником. Он знал ее фамилию, не мог же он… с дочерью… это она не знала, но он же знал… — А-айзен, — голос вышел дрожащим, — С-соуске? — По-моему, не Соуске, другой какой-то, — наморщила носик Лиза. — Да что случилось? — Извини, мне нужно побыть одной! — выпалила Момо.***
Из отеля она почти выбежала, зашагала, не разбирая дороги, неважно куда, но вперед. К вечеру поднялся ветер, хлестал по щекам влажными порывами. Чайки кричали, и голоса их походили на плач. Закат алел на горизонте кровавой раной, но вместо заката Момо видела другое: вот Айзен улыбается ей и хвалит ее старания, вот принимает ее угощение на день святого Валентина и улыбается так же мягко, вот касается волос в пустом классе, где она осталась делать уборку, как дежурная, вот после ее признания закрывает дверь и тесно прижимает к себе, садит на парту, руки шарят по телу… Момо зажала рот, борясь с тошнотой. Как он мог так поступить, если все это время… знал? Кроме ужаса и омерзения, внутри медленно поднимала голову пламенная ярость. Ярость такая жгучая, что могла бы вылететь из кончиков пальцев огненными шарами, сжечь пляж, отель, остров, весь мир. Как он мог быть таким ублюдком? Как она могла быть такой дурой? Очнулась Момо, когда ноги лизнула морская волна; настоящий пляж был далеко, здесь — просто побережье. Если пойти дальше… если позволить волнам поглотить ее… если воды сомкнутся над головой… — Решила пройтись перед сном? Момо обернулась, и Хирако чуть не отшатнулся — такой был у нее взгляд. Ни разу он не видел столько боли и гнева в одном человеке, и с чего бы, еще пару часов назад все было хорошо… — Момо? Он ничего не знал, ничего, ему нельзя было знать. Идиотизм дешевой мелодрамы, сюжет индийского фильма, и правда — только слонов не хватает… Момо всхлипнула, закрыв лицо руками, и осела прямо в воду. Пришла в себя она на руках у Хирако, несущего ее к берегу. Он сел на песок, устроив ее на коленях, убрал волосы со лба, позвал: — Момо, ты что? — Ничего… — Так я и поверил. Только не говори, что твоя сестра все узнала, запретила нам встречаться и ты поэтому пошла топиться. Разыгрывать сюжет Ромео и Джульетты нужно на двоих, между прочим, — ворчливо сказал Хирако. — Если бы, — мрачно сказала Момо. — А что тогда? — напрягся Шинджи. — Что-то с твоей семьей? Именно с семьей… — С друзьями? Эй, не молчи! С друзьями. Точно. Как она сразу не догадалась? Телефон был с собой, в сумочке через плечо, звонить при Хирако в другом случае Хинамори бы не стала, но ей было восхитительно все равно — пусть хоть небо упадет на землю прямо сейчас. Она высвободилась из объятий, только чтобы вынуть смартфон и набрать номер. Шинджи, замерев, ждал. — Привет, Момо-чан! — услышал он из трубки мужской голос. Веселый голос; кто бы это ни был, он был рад слышать Хинамори, и она вдруг немного расслабилась. — Привет, Ренджи. Можешь прямо сейчас… — Момо набрала воздуха. Глянула на Хирако, закрыла глаза. — …пробить по базе данных Айзена Соуске? — По поводу? — теперь Ренджи заговорил деловито. — По каким критериям? — Его родственники. Те, кто носит ту же фамилию. Мужчины. В Токио. — Спасибо за уточнение, один момент, — он отвлекся на поиск, стуча по клавишам — Момо не думала, когда звонит, забыла про разницу часовых поясов, но Ренджи часто не спал по ночам и ей повезло застать его за компьютером, где он работал или играл. — Та-ак, Айзен, Айзен, Айзен… Айзенов в Токио совсем мало, если это мужчина, круг еще больше сужается. Вот. Трое. Будешь смеяться, все коньки отбросили. — Имена назови! — потребовала Хинамори. — Да чего ты так нервничаешь? Хм, это, судя по дате рождения, отец. Айзен Юкитака. Его сыновья — Айзен Соуске и Айзен Кадзутака… Момо напряглась, как тетива. — Кто из них был женат на женщине по фамилии Хинамори? Хирако тихо охнул. — Хм… Кадзутака, — сказал Ренджи. — Умер в прошлом году в психбольнице. Суицид, на первый взгляд. Опа, — Хинамори услышала клик мышки. — А он и не Айзен. Его из приюта взяли, усыновление оформили. Момо крепче сжала руку Шинджи. — Усыновление? Он не родной брат Айзена Соуске? — Нет, точно нет. Могу еще порыться, сложить картинку в общую кучу и выдать тебе нормальную информацию. Попрошу Акона, он у нас гений в поисках. — Спасибо, — искренне поблагодарила Хинамори. — Большое тебе спасибо! — Чего ты, мы же друзья, обращайся, — буркнул Ренджи и сбил вызов. Мир снова сделал кульбит — обратно с головы на ноги. Момо вдохнула; дышать стало очень легко и свободно, увидела небо, догорающий закат, лицо Хирако — и заплакала, уткнувшись носом в его грудь. — Эй, Момо… Бесполезно — звать, трясти, обнимать крепче, все бесполезно, когда так плачут. Все, что он мог — держать ее, и он держал, дожидаясь, когда она выплачется и все расскажет — если расскажет. Если не расскажет, он сам узнает… как-нибудь, как угодно, но узнает. Наконец слезы закончились. Хинамори затихла, крепче прижавшись к сенсею, сказала: — Только что я узнала, кем был мой отец. — Отец? — ему передалась ее недавняя дрожь. — Только не говори, что… — Нет, — Момо нервно засмеялась. — Нет. Не он. Он даже не дядя. Он просто… никто. Совсем никто. Мертвец. И остальные… все они… как хорошо, что они умерли, — вырвалось у Хинамори. — Все со стороны моего отца и он сам… как это хорошо! — Да уж, — криво усмехнулся Шинджи. Что еще сказать — он не знал, утешать не умел, женские слезы вгоняли его в ступор и плачущих женщин он видел редко — только Хиори в детстве ревела, и то, если сильно злилась. Какие могут быть слова утешения для девушки, которую изнасиловали, и сделал это не кровный, но родственник? — Спасибо, — сказала ему Хинамори. — Мне за что спасибо? — Я почти пошла вперед, — она прижалась мокрым носом к его шее. — Море будто звало. Убаюкивало. Говорило — под водой будет хорошо, никаких тревог, а морская соль очистит грязь… И я почти пошла вперед. Шла бы и шла, пока не достигла бы дна… а ты меня нашел. И позвал. — Смотри на меня, — Хирако заставил ее поднять голову. — Слушай сюда. Если в твою очаровательную головку опять придут мысли о самоубийстве, то запомни: одной помереть не получится. Прыгнешь ты, прыгну и я. Выпьешь яд, я заколюсь, как Ромео. — Это он пил яд. — Неважно. Завязывай с попытками суицида, ясно? Между прочим, это статья двести три. И статья двести двадцать восемь. И статья двести семнадцать! — Ничего себе, — пробормотала Момо. — Как вы много знаете. Покушение на убийство, покушение на насильственный захват и увод… а при чем тут статья двести семнадцать? — Ты собиралась оставить меня на произвол судьбы, как это при чем? — Вы не старик и не ребенок. — Но я все равно в тебе нуждаюсь. А еще, — он посерьезнел, — ты нужна своей сестре. Своим подругам. Своему псу. Тому белобрысому рассказчику легенд про сакуру. Этому парню, Ренджи, тоже. А ты кидаешься в море из-за призраков. Немедленно пообещай, что больше так не сделаешь, ясно? — он легонько встряхнул ее за плечи. — Ясно? Никогда! Обещай! Горько улыбнувшись, Момо подняла мизинец, соединив его с мизинцем Шинджи. — Обещаю.