и карма обнимет меня
и соленая ночь, лаская джазом, собирает в дорогу
и заполняет пространство между мною и тобой теплом
долбаный космос
♫ Alai Oli — Долбаный космос
День Эмансипации пролетел ярким разноцветным вихрем, и все время Хинамори была с Лизой — сестра цеплялась за нее, не отпуская, то ли боясь за младшую после ее внезапного исчезновения, то ли таким образом пореже оставаясь наедине с Кьёраку. По ночам они не могли быть порознь, но по ночам, не сомневалась Момо, им было чем заняться, помимо разговоров о будущем. Нанао тоже стала чаще общаться с Лизой, но даже так сестра не отпускала Хинамори, и улизнуть не получалось. С Хирако выходило лишь обмениваться сообщениями, и что он делал, Момо оставалось только догадываться, а после фестиваля все засобирались домой — на острова надвигался циклон, что помешало бы приятному отдыху. Кьёраку предлагал полететь куда-то еще, но Лиза напомнила, что им нужно работать, а девочкам — готовиться к учебе, и уже спустя каких-то три дня самолет из Нассау приземлился в Токио. Хирако вернулся следующим рейсом. Пока Момо была с родственниками, он спал, ел и часто днями почти не выходил из номера, но активный отдых не любил и считал, что прекрасно провел время — хотя ему было мало Хинамори. Ее всегда было мало; Шинджи подозревал, что никогда не сможет ею насытиться. Прошлое у нее было странное, связь с якудза могла бы настораживать, но не настораживала — Хирако попытался посмотреть на Момо трезвым взглядом не по уши влюбленного мужчины, который идеализирует объект своих мечтаний, и даже так ничего подозрительного не увидел. Девочке просто повезло, что ее друг оказался членом якудза, и что она нашла в себе силы попросить его избавиться от своего обидчика. В ее личном школьном деле, которое он изучил еще в самом начале, не было ни единого дурного слова — хорошие оценки и положительные отзывы учителей: старательная, способная, талантливая… и в эту идиллию вкрадывался инцидент, когда в последнем классе средней школы она нечаянно разбила окно мячом, не туда отбив его на уроке физкультуры. Невиннейшая из проделок, но это показалось Хирако особенно милым, и он мог живо представить, как Хинамори краснеет и извиняется в тот момент.***
В Токио было серо — в сравнении с Багамами везде было бы серо. Лиза не уехала в новую командировку; просыпалась утром и шла на работу, возвращалась поздно вечером. Момо нырнула в учебу — восполнять то, что могла забыть; если позволить дать себе слабину и целыми днями гулять или переписываться с Хирако, то можно получить не лучший балл. Она прямо сказала ему: неделя, и потом они увидятся; Шинджи скучал, но у него тоже появилась работа — близилось начало второго семестра, учителя начинали готовиться к нему заранее, а после работы во время летних каникул вполне легально было пойти выпить пива. — Давно мы так не сидели, — заметил Роджуро. — Давно, — Хирако сгрыз соленый крекер. — Как твои музыканты? Не нашел в этой школе второго Моцарта? — О-о, — загадочно улыбнулся Роуз. — Моцарта не нашел, а вот Бетховена… — Глухого кого-то, что ли? — заржал Хирако под укоризненным взглядом друга. — Зря ты так. Она действительно гениальна. — Она-а? — протянул Шинджи. В охмелевшем мозгу шевельнулась смутная догадка, что это может быть Хинамори. — Кто она? — Жестокая девчонка, разбивающая мои мечты, — Роуз подпер щеку рукой. — Она превосходная пианистка, она могла бы собирать полные залы, она с легкостью наигрывает любую мелодию, а какие у нее тонкие изящные пальцы! Пока что это описание с Момо более-менее сходилось. Хирако нахмурился. — И что же она за мечты твои разбивает? — Она не хочет быть музыкантом, — трагически поведал Роджуро. — Она избрала иную стезю, приземленную, банальную, где нет места истинному творчеству, — он утер скупую слезу. — А… и кто это? — Куроцучи, — страдальчески закатил глаза Роуз. — Куроцучи Нему-сан. Она хочет быть ученым, представляешь? Ученым! Этот прелестный цветок намерен увядать в лаборатории! — А-а, — расслабился Хирако. К Нему он был безразличен; ее способности оценивал высоко, но не более. — Жалко, да, — добавил он, чтобы не расстраивать друга. — Жалко — это слабо сказано… это огромная потеря для мира музыки, — Роуз опрокинул в себя еще одно сакадзуки. — А что насчет тебя? — Что насчет меня? — Ты закрылся. Не ходишь выпить на выходных, на переменах где угодно, но не в курилке, и рожа у тебя чересчур одухотворенная. Неужели влюбился? — Одухотворенная? — Хирако ощупал лицо. Меньше всего собственная физиономия казалась ему одухотворенной, но со стороны видно лучше. — Так влюбился? — гнул свое Роуз. — Ну влюбился. — А говорил — рабо-ота, никаких же-енщин, — передразнил его друг. — Кто она? — Она… Хирако замолк. Он знал Роджуро со средней школы, был в нем уверен, он не стал бы сплетничать, но признаться в том, что влюблен в школьницу… что спит со школьницей… — Ученица, что ли? — спросил Роуз. — Ты что! — Шинджи подпрыгнул на стуле, чуть не разлив саке. — С чего ты взял? — Ну а кто еще… Ты вечно в школе торчишь. Если бы завел пассию вне работы — сбегал бы раньше при первой возможности, а ты наоборот, до последнего в своем классе кукуешь. Наконец-то стал надевать не мятые галстуки, почему-то в прошлой школе тебе было плевать. И ведешь себя загадочно, хотя всех своих предыдущих сразу тащил на общую тусовку со мной и Кенсеем, скажешь, нет? — Как будто их было много, — проворчал Хирако. — С тех пор, как Кенсей увел у меня Маширо, я не хочу знакомить с вами своих девушек. — Но это ученица? — Роуз будто его не слышал. Что ты будешь делать… Шинджи развел руками: — Да. Так получилось, — и пересказал почти всю историю, начиная от случайной вспышки молнии в школьном дворе и заканчивая тем, как Момо приходила его лечить. Умолчал об истинных причинах ее попытки суицида и о том, что между ними было — поцелуй на ее день рождения и многократный жаркий секс. — Ну ты и попал, — резюмировал Роуз. — Ага, — Хирако покачал в руке сакадзуки, любуясь тем, как плещется золотистая жидкость. — Еще как попал. — Хинамори, Хинамори… — Роуз прижал палец к губам. — Она часто делает ошибки в пьесах для фортепиано, хотя потенциал у нее есть. Не гений, но при желании и упорстве что-то бы вышло. — Она тоже не хочет быть музыкантом. Она собирается стать юристом. — Да что такое, — расстроился Роуз. — Почему никто в моем выпуске не хочет играть? Остаток вечера они провели, не возвращаясь к теме Хинамори. Роуз, как казалось Хирако, не был заинтересован ни в противоположном поле, ни в своем, ни с кем не встречался, все свободное время посвящая любимому увлечению, и страдал на тему музыки, пока оба не дошли до кондиции, когда пора было расползаться по домам. Вечерний свежий воздух пах осенью и был прохладным, но не отрезвил. Хирако шел, покачиваясь, плохо разбирая дорогу и едва соображая, куда идет, пока не ткнулся лбом о двери. Потянулся за ключами, вынул, повернул в замке — ничего не получилось. Попробовал еще раз и снова потерпел неудачу. — Черт, — пробормотал Хирако. Надо же было так нажраться, что теперь он не может попасть домой и бодается с дверью. Паршивое состояние, хорошо бы его таким никогда не увидела тетя… и Хиори… и Момо… перед ней было бы особенно стыдно. После очередной тщетной попытки открыть дверь распахнулась сама собой — и Хирако выронил ключи, распахнув рот. На пороге стояла Момо в домашнем халате и с распущенными волосами. У него дома, в таком виде… когда успела прийти, зачем, им вроде бы рано жить вместе… Прихожая за спиной Хинамори на его прихожую не походила. Метнувшийся к ногам Комамура тоже портил привычную картину родного жилища. — Хирако-сенсей, — тихо поинтересовалась Момо. — Вы что, пьяный? — Да, — честно признался Шинджи. Медленно накрыло понимание: он пришел не домой. Он притащился домой к Хинамори. Поздно вечером и в стельку пьяный. Хорош сенсей. — Повезло тебе, что Лиза не дома, — Момо закатила глаза. — Заходи, чего на пороге топчешься? Послушно Хирако вошел, ощущая себя до невозможности глупо. — Если тебя тошнит, — деловито сказала Хинамори, — уже знаешь, где ванная. — Не тошнит, — Шинджи помотал головой. — Я почти в норме. Ну… почти. — Почти, — ядовито поддакнула она. — Я слопал три порции кохи-зелли, так что не переживай, — Хирако смущенно потер нос и под скальпельным взглядом Момо побрел к ванной. Включил холодную воду, сунул голову под кран, растирая уши и мысленно ругая себя на все лады: надо же было так облажаться! Что она теперь о нем подумает? Дожидаясь сенсея, Момо поставила чайник — заварить кофе. Его внезапное появление скорее обрадовало ее, чем напугало, и, хотя она не очень любила пьяных мужчин, то, что Хирако в таком состоянии явился к ней, было даже мило, как и его растерянный вид. Он так долго плескался в ванной, будто планировал утопиться, но в конце концов появился на кухне — мокрый, виноватый и несчастный. Без рубашки, с растрепанными волосами. Все равно красивый. — Только не говори, что ты холодной водой мылся, — сказала Хинамори. — А какой еще? — Ты же опять простудишься. — Лето, не простужусь, — он уставился в пол, как нашкодивший школьник. Момо стало смешно. — Пей, — сказала она, вручив ему чашку крепкого кофе. — Садись, — кивнула на стул. — Что за повод? — Просто… — Шинджи запустил пальцы в мокрые волосы, ероша их на затылке. — Выходной. Я правда не часто так! — вскинулся он. — Крайне редко! Только по праздникам… ну ладно, сегодня не праздник… но мы с Роузом давно не собирались выпить… черт, страшно представить, что ты обо мне думаешь, — он накрыл лицо рукой. — А что такого… — Хинамори отпила свой кофе. — Со всеми случается. — Я честно не собирался в таком виде к тебе являться, — простонал Хирако. — Ноги сами принесли. Наверное, потому, что до чертиков соскучился. — Скоро первое сентября, — сказала Момо. — Будем видеться каждый день. — Разве это «видеться», — страдальчески протянул он. — Нет, я понимаю, все понимаю, я подожду тебя сколько нужно, и уже меньше полугода осталось… Он был таким трогательным сейчас — мокрый, грустный, взъерошенный… Хинамори облизала губы. Нельзя: и так неизвестно, что на самом деле Хирако о ней думает. Говорить можно что угодно; она не верила, что он так легко примет ее секс с дядей (хотя и не с родным, и по незнанию), друга-якудза и практически заказ убийства человека. Если она будет слишком часто давать волю бушующим гормонам, то точно покажется ему нимфоманкой. — Я домой пойду, — сказал Шинджи, допив кофе. — Спасибо тебе, прости за неудобства… — Куда ты пойдешь? Ты простудишься, — нахмурилась Момо. — И тебя еще шатает. Я на диване постелю. — Нет, — твердо отказался Хирако. — Я не маленький. И домой дойду, и не простужусь, — нельзя было оставаться с ней таким. Нельзя было; в любой момент его крышу могло сорвать, и если он потеряет контроль и утащит ее в постель, то может повести себя грубо. — Ладно, — не стала спорить Хинамори. Уходя, Хирако вспомнил: — А твои соседи? Увидят, что к тебе посреди ночи пришел нетрезвый мужик, вопросы начнутся… — Скажу, что ты ухажер Лизы. — Неплохо, — Шинджи криво усмехнулся. — Но, если честно, это паршиво — вот так прятаться. Я хочу быть с тобой не тайком. Я хочу идти по улице и держать тебя за руку. Хочу целовать в кафешках. Хочу обнимать во время фейерверков в толпе, а не в безлюдном закутке. Хочу всем с гордостью говорить: она моя, потому что я этим правда горжусь. Момо вспыхнула, давя желание затащить Хирако обратно домой и впиться в губы жарким поцелуем. — Осталось меньше полугода, — тихо напомнила она. — Да, знаю… но завтра, если у тебя будет время — давай сходим куда-то? Я хочу нормально перед тобой извиниться, и не надо отказываться, если ты меня простила — я себя нет. — Давайте сходим на фестиваль О-Бон? — вспомнила Хинамори о близящемся празднике. — Я надену юката. — Соблазняешь, — хмыкнул Шинджи, — а поцеловать тебя нельзя. Что ж, желание принцессы — закон. — Только я приду с сестрой, — опомнилась Момо. — Но можно, как на Танабата… прости, что только так, — она печально опустила взгляд. — Я тоже приду с сестрой, — помрачнел Хирако. — И с тетей… — и тут же повеселел, — Будет повод вас познакомить. Столкнемся в толпе, я ахну: вот моя любимая ученица! — он рассмеялся. Хинамори невольно заулыбалась в ответ.***
На утро голова раскалывалась. Вчерашние кохи-зелли и холодный душ не помогли — Хирако не тошнило и он быстро вернулся в более-менее адекватное состояние, чтобы говорить с Момо незаплетающимся языком и дойти до дома, но утром все равно настигла головная боль. — Доброе утро! — пропела тетя из коридора, отчего висок пронзило тупым сверлом. …тетя? Ах да, О-Бон. — Шинджи, ты еще спишь? Десять утра! — Бухал, наверное, — послышался ехидный голос Хиори. — Как ты разговариваешь? — одернула дочь Хикифуне. — Не «бухал», а «пил». — Пьют воду, а саке бухают, — парировала Хиори. — Или коньяк. Или виски… — Пиво, — уточнил Хирако, высунув голову из своей спальни. — Но я давно не практиковался и меня развезло. Простите. — Кошмар, — тетя смерила его взглядом. — Я думала, ты не можешь стать еще более тощим. — Я работаю, обаа-сан, — скривился Хирако. — У меня нет времени. — Нет времени поесть? Это никуда не годится, — заявила тетя. — Пойду сварю тебе суп из акульих плавников для начала. Какой ты пример сестре подаешь! — запоздало вспомнила она упрек, махнула рукой и уплыла на кухню, загремев там посудой. — Ты с ней был? — шепотом спросила Хиори. — С кем? — Хирако прикинулся, что не понимает. Хиори с трудом сдержалась, чтобы его не пнуть, покосившись в сторону кухни — на шум пришла бы мать. — С моей будущей онее-сан, конечно! — Думаешь, я с ней пью? — оскорбился Хирако. — Да не вчера, идиот! Летом! — Хиори закатила глаза. — Не твое дело, — отрезал Шинджи. — Ага, — довольно закивала сестра. — Значит, был. И как у вас продвигается? — Завтра я на ней женюсь, — оскалился Хирако. — Что за глупые вопросы? Так я тебе и рассказал, как у нас продвигается. — Но хорошо или она уже послала тебя к черту? — не сдавалась Хиори. — Хорошо, — неуверенно протянул Шинджи, искренне надеясь, что вчера не сильно отпугнул Момо. — Только попробуй облажаться, ясно? — зашипела младшая. — Не приведешь мне онее-сан — я тебя прикончу! — Она не щенок на поводке, чтобы ее привести, — огрызнулся Хирако. — Здесь все зависит не только от меня. — Так сделай так, чтобы она не прекращала тебя любить. Хотя это и сложно, — Хиори смерила брата критическим взглядом. — Бедная моя онее-сан, ей придется жить с таким, как ты… — Заткнись, мелочь, — посоветовал ей Шинджи. — Суп почти готов! — позвала тетя из кухни.***
В отличие от Танабата, О-Бон Момо всегда отмечала с Лизой. Сестра неизменно находила время приехать на три дня, где и с кем бы ни находилась, они вместе надевали юката, шли танцевать вокруг ягура, а потом смотрели на фейерверки, а иногда ехали к Сумидагава пускать по воде фонари. Подруги Момо присоединялись к ним, если только они встречались в толпе и решали погулять вместе. — Ты купила мне новую юката? — удивилась Момо, когда Лиза вынула легкое летнее кимоно нежного желтого цвета с узором в виде языков пламени на рукавах. — И себе, и тебе. Пора нам обновить гардероб, как думаешь? — Лиза подергала себя за косу. — И прически бы сменить… — Марумагэ себе заплетешь? — съязвила Момо. — Нет, решила надеть фату в европейском стиле, — ошарашила ее сестра. — Следующим летом. — Что? — ахнула Хинамори. — Так ты все-таки… Лиза покраснела. — Мы с Шунсуем все обсудили. У него и в мыслях не было превращать меня в домохозяйку; как он сказал — без меня вся его фирма развалится, — она довольно усмехнулась. — И детей он пока не хочет. Или совсем не хочет. В ближайшее время точно не готов. Соответственно, мы узаконим то, что спим вместе; по-моему, идеально. — А госпожа Исе и Нанао? — С Нанао мы подружились, — Лиза виновато заулыбалась. — Еще на Багамах стали общаться, прости, что вышло у тебя за спиной, но ты все время куда-то пропадала. А госпожа Исе молчаливая, но, кажется, я ей нравлюсь. Она очень добрая. Похожа на нашу маму. — Так ты выходишь замуж! — наконец полностью дошло до Момо. — Поздравляю! Онее-сан, я так рада! — До лета еще есть время, — ворчливо сказала Лиза. — Может, я застукаю его с какой-то девкой и все сорвется. Давай лучше наряжаться. Хинамори не стала спорить — Кьёраку мог завести интрижку на стороне, как бы печально ни было это признавать. — Давай правда сделаем традиционные прически? — загорелась Лиза. — Только не марумагэ, а цубуши-шимада. Будем как горожанки эпохи Эдо. Кроме юката, наденем гэта… — Давай, — поддержала ее Момо.***
Выглядели они обе так, словно сошли со старинных гравюр. Лиза в темно-бордовом юката казалась настоящей женой самурая или онна-бугейша, и Момо надеялась, что не теряется на фоне сестры. Площадь заполняли люди; кто-то танцевал у ягура, кто-то гулял по торговым рядам. Где-то играла музыка, ночную тьму ярким рыжим светом озаряли фонари, призванные указывать путь душам умерших. — Пойдем купим поесть? — предложила Лиза. — Давай, — согласилась Момо. — Я бы съела тайяки, — об этом они с Хирако договорились заранее, и у киоска с тайяки издали была заметна его блондинистая макушка. — О, — разыграл удивление Шинджи превосходно. — Хинамори-сан, добрый вечер! Ядомару-сан, — он поклонился Лизе. Момо склонила голову перед красивой высокой женщиной в фиолетовом юката, с собранными в простой хвост волосами — тетей Хирако. Хиори, все с теми же двумя хвостиками, одетая в розовое юката, широко заулыбалась. — Привет! — Обаа-сан, это моя ученица, — представил Шинджи Момо. — И ее сестра. Хинамори-сан, Ядомару-сан, это моя тетя, Хикифуне-сан, и кузина, Хиори-чан. — Очень приятно, — сказала Лиза. Хикифуне одарила сестер теплой улыбкой: — Какие шикарные у вас образы! Настоящие дамы Средневековья! — Мам, может, пойдем ловить золотых рыбок? — уцепилась Хиори за рукав Хикифуне. — Давайте все пойдем! Телефон Хирако издал трель. Он скорчил недовольную рожу, глядя на экран. — Это босс, — кисло сообщил Шинджи. — Директор. Я не могу не ответить, — и приложил к уху трубку. — Алло-алло? Генрюсай-сан? Ох, правда? Прошу меня простить за доставленные неудобства, сейчас же все исправлю… ключи у сторожа, так? Благодарю вас, простите еще раз, — сбил вызов и развел руками. — И вы меня простите, дамы, но я вынужден вас покинуть. На завтра срочно нужны документы, а у меня ничего не готово, сегодня не сделаю — завтра меня испепелят… — Что поделать, — печально сказала Хикифуне. — Придется тебе идти, и в следующий раз выполнять работу вовремя. — Конечно, обаа-сан! На прощание Хирако послал воздушный поцелуй якобы Хиори, но рядом с ней стояла Момо, и было сразу ясно, кому этот поцелуй предназначался. — Мы тоже пойдем? — вопросительно сказала Лиза. Золотая рыбка вылетела из сачка, падая прямо на ее юката. — Ой-ой-ой, простите! — завопила Хиори. — Я не удержала! Надо скорее засыпать солью или застирать… только где здесь стирать… В который раз уже Момо так убегала. Посмеиваясь про себя, она отступила назад, скрываясь в толпе, пока Хиори и Хикифуне хлопотали над Лизой.***
— Я не думала, что ты такой хороший актер. Заброшенную террасу уже можно было по праву считать «их» местом. Момо облокотилась на перила рядом с Шинджи. — Я сам не думал, — усмехнулся он. — Но иногда, если нужно… — Твоя сестра очень милая, — заметила Хинамори. — А тетя — просто прелесть. — О да, она прелесть… Но знаешь, кто главная прелесть сегодняшнего вечера? — Хирако развернул Момо к себе, держа за плечи. — Ты невероятно прекрасна, — он прочертил пальцами по ее открытой шее. Хинамори вздрогнула. — Щекотно. — Да? А так? — Хирако провел по другой стороне шеи. — Тоже. И где твое юката? — нахмурилась Момо. В отличие от Танабата, учитель был в обычной одежде. — Как где… Меня же по легенде должен был вызвать Генрюсай, — напомнил ей Хирако. — И как бы я в школу поперся в юката? А тетя не настаивала, ей плевать на традиции. Зато у меня есть подарок, — он вынул из кармана коробочку. — Держи. Это не в знак извинения. Это в знак моей любви, и, помнишь? Это метка. — Спасибо, — ее щеки порозовели. Момо немного боялась, что в коробочке окажется кольцо, но это были серьги — маленькие, изящные, золотые с рубином. — Дай помогу надеть, — предложил Хирако. — Уши у тебя проколоты? — Да, хотя я редко ношу серьги, но проколоты. — Вижу… и прическа у тебя так удобно открывает ушки, — не удержавшись, Хирако притянул Момо к себе за плечи и коснулся губами мочки. Она тоже не выдержала — развернулась, встала на цыпочки, потянулась за поцелуем, обжигающим ее губы. Ладонь Хирако легла на ее талию, другая рука скользнула ниже, оглаживая бедро, и Момо полностью потерялась в нем, растворилась, растаяла… …в реальность ее вернул насмешливо-ехидный голос: — Так вот куда ты все время убегала, да? Отпрянув от Хирако, Хинамори с ужасом уставилась на Лизу — и небо взорвалось фейерверком.