Сокровище дракона

      Он — тот, что шел по кровавой тропинке всю Войну. Он — тот, кто не жалеет своих противников, пронзая их копьем быстро и четко, не наслаждаясь страданиями, но удовлетворенно слушая песнь самой Смерти, которая преследовала его по пятам, возвеличивая его на троне, выложенном черепами архонтов. Она шептала, чтобы тот медленнее прерывал их жалкие жизни — так слишком резко обрывается сердцебиение, ей не удается услышать последние несколько ударов, дабы запечатлеть их в вечной мелодии. Парень — совсем молодой полудракон — только тихо усмехается. Он совершенно не уважает тех, кто пытается растянуть чужие муки, пусть даже война есть война. Его задача — выжить, отомстить за убитых соратников, озарить закат кровью, принося души в жертву. Он — убийца, но Он — не мучитель. Безжалостный монстр, жаждущий честного сражения, а не загнания в угол жалкой жертвы. Его тело было само по себе мощным оружием — когти, мощный хвост с шипами –этого было достаточно, чтобы справиться, если Моракса смогут обезоружить. Еще у него было прекрасное чутье, и оно сейчас вопило:       — Рядом живое существо, — он касается раздвоенным языком губ, проводит им на мгновение по воздуху, ощущая аромат боли, сладкий и удушающий, пахнущий гнилыми розами. Страха не было — это показалось странным. Была злость, бушующая лавиной крови с железным привкусом. Неужели до кого-то, кто был заодно с этой жалкой богиней, которую он вот-вот убил, кто-то добрался одновременно с ним? Или раньше? Но тогда почему оставил в живых? С этим нужно было разобраться. За неприметными камнями, поваленными неправдоподобно ровно, нашелся вход в глубокую пещеру. Пахло сыростью. обгоревшей плотью, немного — мочой и рвотой. В общем, целый набор, который скорее вводил в заблуждение, чем давал что-то понять. Неужели это — наоборот — ее жертва? Тогда старый вопрос проигрывался с новой силой — оставила в живых чтобы что-то поиметь или чтобы мучился до нужного времени?       Его шаги были слышны, кажется, даже снаружи. Четкие, громкие и быстрые — они разносились эхом во все стороны. Где-то впереди он услышал затравленный вздох — живое нечто замерло в ожидании, почти слышно напрягая все мышцы. было ощущение, что дикий зверь готовился к прыжку — не иначе. Такое развитие событий заставляло шагать быстрее вглубь, растягивая уголки губ в подобии улыбки, на деле — в дикий звериный оскал. Было великим удивлением найти на полу большой круглой комнаты не большого монстра, а мальчика. Маленького, почти хрупкого. Пол был усыпан окровавленными перьями, которые когда-то были белыми. Мокрые и грязные, они напоминали не нечто благородное, а скорее кучки, какие обычно оставляют хищники на месте охоты. Жалкое зрелище. Паренек перед ним сидел на коленях, все его тело было опутано волшебными цепями. Он смотрел на Моракса со смесью злобы и интереса — похоже, компания в последнее время у него была ограничена.       — Для чего ты пришел? Хозяйка скорее всего прикажет убить тебя, и если ты не силой с бога, у тебя нет и шанса, — он рычит, но мужчина не ведет и бровью. Зачем только предупреждает? Или ему жалко избавляться от первого неизвестного разумного существа?       — Я и есть бог, а она мертва. Можешь не утруждать себя моим убийством, если не хочешь. Как тебя звать? — он смотрит прямо в глаза, испуская всем телом власть и силу.       — Если она и правда мертва, то и имя мое умерло с ней. Не надо меня звать. Вы здесь за тем, чтобы убить и меня? — он дерзок, очень дерзок. Это вызывает волну раздражения и заставляет приставить острие копья к его горлу — угрожая, но не раня. Безымянный на это только скалится, поднимая гордый подбородок выше, отчего кончик гладит нежную кожу, разрезая. Темная алая капля течет вниз по его голому торсу, выглядит это совершенно. Грязно, немного мерзко и по-животному завораживающе.       — Я пока не решил. Ты не выглядишь как ее верный человек, — он прочитал в глазах вопрос и хрипло рассмеялся, — даже собак верных на таких цепях не держат. Ты же знаешь, то раз она мертва, то и заклинания ее не имеют веса? — он видит, как трясутся цепи, но сил уже недостаточно, чтобы просто сломать их руками. С тихим свистом копье рассекает воздух — и мальчик жмурится, ожидая боли и скорой кончины, но только чувствует, как ему внезапно становится тяжелее держать себя. Он падает на колени вперед грудью, оказавшись почти распятым на полу в позе звезды. На руках и ногах все еще висели цепи, но по ощущениям — обрывками.       — Не может быть… — он тихо бормочет, теряя сознание. Это дает больше возможностей рассмотреть бедного и подумать — а что делать? Забирать его с собой было бы весьма опасно, оставлять тут — жестоко. Добить? Нет, он не чувствовался как враг. Моракс сел на корточки, проводя ладонью по волосам, покрытым запекшейся кровью. Несильно сжал, приподнимая голову и открывая лицо. Его веки слегка подрагивали, но он выглядел намного спокойнее, чем будучи в сознании. Потом глаз архонта зацепился за его спину — на ней висели, безжизненно болтаясь, сломанные крылья. Похожие на ветки, обернутые грязной тканью, они представляли из себя сборище переломанных косточек, которые, кажется, только и делали, что ломали. даже кожи — и той местами не было. Мужчина дотронулся до оголенного мяса, замечая, что это не вызывает никакой реакции у беззащитного сейчас тела. Он смелее подвинул его, пытаясь понять, что можно сделать. Ничего. совершенно ничего не чувствовали эти бесполезные теперь крючки мертвого мяса да обрубленного на корню основания. Они висели так — просто потому что некому было убрать. Снова взмахнуло его оружие — отрубая эти позорные теперь уже куски. Из осторожных, идеально ровных ран полилась кровь вперемешку с гноем, который копился там, похоже, годами. Моракс отрезал с себя кусок ткани, заматывая его торс крепко-крепко. Нет, теперь он не может бросить его. Что-то первобытно-отцовское проснулось глубоко, помечая этого звереныша «своим», но не дитем. Просто своей собственностью, сокровищем, которое блестело не хуже золотых гор. Разберется с его дурным характером он позже. Главное — никому не отдавать.       Проснулся он уже в кровати в их защищенном лагере. К тому времени Моракс остался там один — из архонтов. Только верные адепты, которых он начал собирать, честно охраняли этот маленький кусочек оставшегося мира. Они ничего его не спрашивали — никто не задает вопросы, на которые не хочет знать ответа. Только принесли лекарственные зелья и свежие бинты — помочь «начальнику» спасти относительно невинную на вид жизнь. Он открыл глаза, тут же зашипев от непривычного яркого света. Где это он? Он не помнил совершенно ничего после тихого звона сломанной цепи. Поднял руки, с сомнением смотря на белоснежные бинты. Было больно двигаться, но нужно было обязательно разведать обстановку. Все его тело было равномерно обмотано и залито, по запаху, лекарственными травами. Особенно смущала спина. Он повернулся корпусом вбок, заглядывая за плечо, и не увидел… ничего. Пустая спина, замотанная так туго, что тяжело сделать вдох — он это только что заметил. Он и сам знал, что крылья спасти невозможно — он не чувствовал их, только тупую ноющую боль, которой больше не было. Но даже несмотря на это совершенно точно хорошее событие, он чувствовал подвох. Он поднял взгляд, встречаясь с янтарем чужих глаз.       — Что от меня нужно? — он держится раненым зверем. Да, благодарность есть, но раз он выжил — то будут максимально осторожен, чтобы это не «исправить» это в ближайшее время.       — Пока ничего. Откуда мне знать, что ты умеешь?       Мальчик смотрит на него внимательно. У мужчины, который назывался богом, необычная внешность полудракона. Пожалуй, он и правда не был похож на обычного человека. От него веяло опасностью, кровью и теплом. Последнее напрягало особенно сильно. Он присмотрелся, понимая, что скорее это можно было назвать жаром. Живой огонь в глазах, перебегающий на чешуйки.       — Слова о моем убийстве еще не были взяты назад. Если я буду бесполезным — умру? — эти самые змеиные глаза смотрят на него лукаво, хитро. Так, будто кажется даже, что лицо в целом улыбается. Но губы Моракса оставались неподвижны.       — Никто из моих людей не может быть бесполезен. А ты теперь мой. Ну так, что ты умеешь?       — Убивать. И зачем я вам? Буду дорогой игрушкой? Или опять рабочей силой для устранения грязи? Вы что-то слишком честны с такого рода пешками. Я даже было подумал, что вы приняли меня за личность, — он случайно перешёл на «вы», замечая определенную строгость в лице напротив. У него не было такого опыта, но что-то заставило его говорить уважительно. Что-то, спрятанное в этой мощной фигуре.       — Я хочу взять тебя в свои ученики. Ты будешь не убивать, но владеть оружием как мастер. Я вижу в тебе что-то, что мне нравится. Это все причины. Я предельно честен с тобой, потому что хочу дать тебе время привыкнуть и решить самому. Если захочешь, я дам тебе имя. Захочешь — отпущу или даже убью своими руками. Твоя судьба в твоих руках, безымянный.       — Я думаю, что мне все равно придется убивать. Я слышал вести о войне. Однако я буду благодарен за уроки владения оружием, — он слегка склоняет голову и глядит исподлобья, внимательно читает реакцию на свои слова. Мужчина приподнимает уголки губ — это, кажется, хороший сигнал.       — И то верно. Однако война — не первое дело. Надо успевать еще и жить, — он встает и подходит ближе, протягивает руку, отчего парень вздрагивает и автоматически уползает назад, вжимаясь спиной в стену. Он не отступал, но готовился — если что — к нападению. Но рука все же дошла до своей цели –поправила лохматые, но уже чистые, чего не заметил их обладатель, волосы.       — Доверие. Нам надо дать тебе понять, что новое место, в которое ты попал — не является враждебным. Это может быть непросто, но ты и сам поймешь. А пока — отдыхай и не думай ни о чем.       Не думать ни о чем получалось…никак. Однако через неделю он согласился на тренировки. Обучение шло плохо, со скрипом, у него постоянно что-то не выходило — и он злился. И вот он очередной раз лежит на земле, а ему в живот упирается копье. Его копье же лежало на земле недалеко. Ему было стыдно — он в очередной раз не оправдал ожиданий человека, который тратит на него так много времени! Однако он все равно продолжал бояться глубоко внутри, что что-то может случиться. Они тренировались в открытом поле — и пока безымянный юноша постоянно с ужасом оглядывался по сторонам, слыша малейший шорох. Он был готов перейти в режим рукопашного убийства, только чтобы защитить своего мастера. Хотя тот и говорил, что в защите нуждается скорее его ученик.       — Нет, так дело не пойдет, — он откладывает и свое копье на землю, протягивает руку, — вставай. Буду учить тебя не драться, а полагаться на партнера.       Он смотрит в ответ с непониманием, но руку предложенную берет. Его резко тянут вверх, отчего он напрягается всем телом, ожидая подвоха теперь уже от учителя. Но тот только с легкостью перышка поднимает его на ноги, кладет свободную руку на его талию, отчего в голове юноши не остается ни капли уверенности в том, что происходит.       — Чтобы полностью понять бой, нужно полностью понять партнера. Смотри, клади руку мне на плечо, медленно повторяй движение. Помни, я не твой соперник, не твой враг. Я — твой наставник. Я работаю не против тебя, а за тебя.       Они медленно, неуверенно и постоянно прерываясь, вальсируют по поляне. Вокруг тишина: даже природа, кажется, замолчала, чтобы не отвлекать их. Ноги постепенно привыкают к ритму, хотя голова все еще забита мыслями — попытками не сбиться.       — Отпусти себя, дай мне вести, расслабь руки, — шепчет Моракс на самое ухо, заставляя плавиться от жара, послушно прикрывая глаза, чувствуя, как неведомая сила движет его телом, унося в круговорот танца. Так продолжалось долго — пока в какой-то момент он не понял, не предугадал действия партнера, плывя по заученным движениям плавнее, медленнее, не со знанием, но с пониманием.       Они остановились, чтобы перевести дыхание. Ноги приятно гудели от напряжения. Лицо мужчины посветлело, на нем играла легкая улыбка.       — А теперь, — говорит он, щурясь как довольная змея, — падай.       — Что? — не понимает, смотрит с удивлением, на что слышит только повторение просьбы, — как это — падать?       — На спину, — пожимает плечами архонт, будто не понимая, что в этом такого. И он решает сделать это, зажмурив глаза до цветных пятен перед лицом. Он расслабляет все тело, переводит вес тела на пятки и летит вниз. Время замирает, внутренности сковывает леденящий душу страх. Он и раньше падал, но по своей воле — впервые. Голова закружилась, пара мгновений полета казалась вечностью.       Однако под конец, когда он уже думал, что вот-вот коснется головой примятой травы, его подхватили горячие и крепкие руки — буквально у самой земли. Это чувство расцвело внутри ранее не ощущаемым букетом эмоций, и из глаз брызнули слезы. Кажется, это был первый раз за последние несколько лет, когда он позволял себе плакать. Парень все так же не открывал глаза, чувствуя на щеке теплое дыхание, старался остаться в этом состоянии как можно дольше. Он впервые чувствовал себя настолько защищенным, будто это были и не руки вовсе, а целая непреодолимая стена вокруг него, способная отразить любую атаку.       — Сяо.       Он сначала ничего не понял, приоткрывая глаза.       — Что?       — Это теперь твое имя. Сяо, — повторил полудракон, прижимая к себе такого уязвимого в этот особенный момент ученика. Он не может сдержаться, рвано целуя того в шею, прикусывая острыми клыками нежную кожу.       — Ты — мой, — выдыхает резко, слизывая кровь и чувствуя, как дрожит под ним совсем еще юное тело, — никому не отдам, защищать буду до последней капли крови, — его рука гладит мальчика по бедру, слегка сжимая и надавливая на мягкую кожу ногтями. Он не позволяет себе слишком многого, но пока лишь помечает свою территорию, вдыхая приятный запах лекарственных трав.       — Ты — мое сокровище, я твой дракон.       А само «сокровище» лежит тихо, почти не дышит. Воздух становится жарче, но все, о чем он может думать — это то, что он не может сравнивать его со своей старой хозяйкой. Хотя ситуации на первый взгляд кажутся похожими. Он не чувствует себя в клетке, теперь уже «золотой». нет. Он чувствует себя скорее в надежной пещере со множеством выходов, которые хочется запечатать изнутри самому. Он свободен, но как же хочется посвятить свою свободу именно Ему.