Останься со мной

      Нил проснулся с ощущением глубокого падения, и только чудом не свалился со второго яруса кровати, вовремя обретя чувство плоскости под собой.              Физическое пробуждение явно отставало от психо-эмоционального, и в голове до сих пор настойчиво мелькали сонные картинки, никак не выпуская его из плена, не связывая реальность с иллюзией.              Со вздохом, Нил встряхнул рыжим беспорядком на голове, растер глаза, избегая прикосновений к искореженной на месте бывшей татуировки коже щеки. В висках тяжело гудело, будто двенадцатичасовой сон был самой страшной ошибкой. За окном только-только занимался рассвет, голубой холод неба висел слишком высоко, чтобы дотянуться до него чем-то, кроме сонного взгляда.              Не долго думая, Джостен спустился со своего места и юркнул в ванную комнату, планируя взбодриться ледяным душем. Пожалуй, лучше всего было бы, если бы из лейки на него сыпались кубики льда, но к его внутреннему разочарованию, поверх головы хлынула обычная холодная вода, больно обжегшая спящую кожу с за́мершими розовыми полосками от смятой простыни поверх старых и новых шрамов.              В голове навязчиво мелькали обрывки сна, и Нил с очередным недовольным вздохом выкрутил ручку крана на максимальный холод, все еще надеясь прогнать остатки глупого наваждения.              Уже которую ночь ему снился Эндрю. И это было намного страшнее, чем запах смерти, который он ощущал после каждого пробуждения раньше, когда все еще не закончилось. Это было намного хуже, потому что Нил ожидаемо изводился с каждым сном и еще более ожидаемо ничего не мог с этим сделать.              Зажмурившись, Нил сжал пальцы, пытаясь растормошить боль в ладонях от тянущих шрамов, но ее не хватило, чтобы перебить его мысли.              Посередине груди удушливо горело. Нил прижал руку к будто ушибленному месту и тут же вспомнил: в последний раз Эндрю все время опирался ладонью о его грудь, будто желая раздавить ребра, пока у Нила закатывались глаза и перехватывало дыхание.              Голени и бедра прошило неприятными колючими мурашками. Нил не видел, но чувствовал кожей, что от начала и до самого конца Эндрю внимательно на него смотрел, разглядывал каждую эмоцию, каждую мимическую морщинку. И от этого было так плохо и так хорошо, что Джостен, наверное, покраснел до корней собственных волос, но в тот момент это не имело никакого значения. Тогда он с невозможным чувством на дне живота ощущал вес чужого тела, сконцентрированный на грудной клетке, ощущал грубую нежность прикосновений и никогда, никогда не хотел бы, чтобы это заканчивалось.              Но сейчас он безрезультатно пытался отогнать все мысли в холодном душе, раз за разом терпя поражение. Почти так же, как он сдавался Эндрю. Совсем так же, как он сдавался Эндрю.              Едва не зарычав, он резко выключил воду и принялся растирать побледневшую от холода кожу полотенцем. Боли он не чувствовал — только распаляющую сердце злость.              Эмоции требовали выхода, но девать их было попросту некуда. Бегство всегда спасало его получше прочего.       Закрыв за собой дверь комнаты, Джостен отправился на пробежку, игнорируя свою слишком легкую футболку, совершенно не скрывающую шрамы.              Эндрю не появлялся уже много дней, считать которые потеряло смысл после первого двузначного числа, и после его очередного визита в Истхейвенскую клинику это было тревожным знаком. Аарон, как обычно молчал, Кевин уехал на летние каникулы, а из Ники было ничего не выбить, что выглядело слишком нетипично для болтливого кузена близнецов. Один раз он сухо обмолвился, что Эндрю сам появится, когда посчитает нужным увидеть команду, но Нилу этой скудной информации было неоспоримо мало.              Появится, когда посчитает нужным увидеть команду. Нил не думал, что имеет право, но уже некоторое время считал себя для Эндрю кем-то бо́льшим, чем часть команды по экси.              Каждую ночь его донимали фантомные воспоминания, и каждое утро он был злым и утомленным. Каждый день хотелось узнать, в какую комнату Лисьей башни сбежал его… некто, и выбить ответы кулаками, даже если Нил знал, что этот поединок отправит его прямиком в гроб. Он уже был знаком со смертью, и умирать было бы совсем не в первый раз.              Пробежка вокруг общежития с дальнейшим маршрутом «куда угодно» была рутинным событием и оставалась бы им дальше, если бы Нил Джостен не решил бросить взгляд на крышу, настолько далекую, что едва ли мог разобрать на ней что-то. Но почему-то именно в этот раз его глаза зацепились за маленькую фигуру.              Сердце пропустило удар и бешено заколотилось через пару мгновений, норовя выломать его ребра интенсивностью пульса. Кто-то стоял на крыше в предрассветной синеве. Вмиг растерявший всю злость Нил остановился, вглядевшись еще раз.              Только один человек мог выйти на крышу так беспрепятственно и в такое раннее время. Нил уже знал, кто смотрит на него с высоты полёта птиц.              

***

      Он знал, куда идти и буквально врезался в Эндрю на выходе с крыши. Кроссовки чуть не соскользнули со ступень, едва не отправив его в фатальное свободное падение по лестнице вниз. Чудом Нил удержался на ногах.              — Привет.              Эндрю никак не отреагировал, только поднял на него тяжелый непроницаемый взгляд, явно требуя прохода, пока — по-хорошему, но Джостен, почти прочитав его мысли, только выставил перед ним руку, преграждая путь еще сильнее.              Ничего не сказав, Миньярд флегматично моргнул, и — у Нила упало сердце — приоткрыв губы, едва заметно потянулся к нему. С этого всегда начиналось — всё. Всё, после чего у Нила кружилась голова, дрожали колени, и мышцы исходили тягучей истомой. Память учтиво напомнила, как бывает с Эндрю Джозеф Миньярдом, и Нил почувствовал, как напряглись собственные мышцы.              Он ожидал поцелуя. Хотя бы чего-то, что напомнило бы ему — они все еще существуют, и у Эндрю просто очередной сдвиг по его больной фазе.              Миньярд приблизился слишком очевидно, и Нил по инерции едва заметно приоткрыв рот, замер.              — Отойди, — это прозвучало с угрозой, почти шепотом. В мгновение ока Нила будто окатили холодной водой, и это подействовало куда лучше, чем ледяной душ этим утром.              Его ошибкой было протянуться к плечам блондина — Эндрю тут же исправил это недоразумение, грубо схватив и впечатав Джостена в закрытую дверь за теперь уже его плечи, вытеснив воздух из легких грубым ударом спины о плоскость металла.              — Руки, — почти прорычал Эндрю, и Нил, судорожно вдыхая, медленно поднял ладони, прижав их к закрытой двери.              — Эндрю… — только и выдохнул он, когда руки Миньярда сместились: правая — предусмотрительно на шею, левая, как в тот ненавистный и любимый последний раз — на грудь.              Золотистые глаза, поднявшиеся на него, содержали неявный вопрос, но в целом лицо Эндрю выглядело так, будто он не понимал, чего Нил от него хочет. Это внезапно разозлило рыжеволосого, заставив напрячься, но тут же присмиреть, как только пальцы сильнее сдавили шею.              — Почему ты избегаешь меня? — пожалуй, такие простые вопросы между ними всегда были редкостью, а содержание вообще оказалось вновинку. Нил вдруг понял, что Эндрю ни разу не бежал от него — даже тогда, когда не хотел принимать, и считал побочным эффектом своих дерьмовых таблеток.              Эндрю едва заметно покачал головой, словно давал безмолвный ответ: «Нет. Плохой вопрос, Джостен». Стиснув зубы, Нил дернулся, но чужие глаза опасно сощурились, а давление на грудь возросло от приложенной Миньярдом силы.              — Я… — Нил вдруг почувствовал неловкость, граничащую со стыдом. Такому холодному, внезапно совсем по-иному жесткому и отстраненному Эндрю было тяжело говорить то, что никогда не звучало, но всегда висело между ними, как один большой шар. И он не мог.              Под пристальным взглядом Джостен набрал больше воздуха, сморгнул пелену внезапного страха и, вновь подняв глаза на холодное лицо вратаря, раскрыв иссохшие губы.              — Останься со мной.              Он бы не заметли изменений, не знай он Миньярда так близко. На абсолютно безжизненном лице не переменилось ничего, только уголок губ предательски дернулся вверх и сразу же — ухнул вниз, ровно так же, как гулко забившийся пульс, который Нил то ли придумал, то ли ощутил собственной шеей через сдавление чужих пальцев.              — Я ненавижу тебя, — выдохнул Эндрю, сжимая так, что реальность пошла цветными пятнами, и силуэт голкипера стал всеобъемлющим, закрыв собой свет — настолько они были близко. Глаза Нила умоляли дать немного воздуха. — Когда же ты уже исчезнешь? — выдохнув это в самые губы, Эндрю решил, что куда больше воздуха Джостен нуждается в нем, и рыжеволосый почти захрипел, когда горячие губы жестко смяли его, сухие и обветренные.              Повинуясь инстинктам, он держал руки над головой и не трогал Миньярда, но благодарно громко вздохнул, когда пальцы выпустили его шею и принялись растирать покрасневшие следы.       В одном их поцелуе содержалось столько адреналина, что у Нила предательски задрожали ноги уже через десяток секунд, но Эндрю даже не планировал выпускать его, будто наказывая за нетерпеливость. Выдох обжег чужую скулу, когда Миньярд заменил ладонь грудью, теперь прижимая Джостена всем своим телом к злосчастной двери, которая должна была раскалиться добела от температуры кожи рыжеволосого.              Еще через несколько минут Нил настолько извелся, что не смог удержаться и совсем тихо, едва слышно простонал, и совершенно не понял, почему Эндрю мгновенно отстранился от него. Его взгляд был пристальный, выжидающий. На что Нил пойдет, чтобы добиться своего? Что сделает, чтобы получить желаемое?              Желаемое…              Нил сглотнул, облизав припухшие губы.              — Игра в правду? — почти сдаваясь, произнес он.              Немного подумав, Эндрю кивнул в его сторону, что, вероятно, означало, что Нил первым должен был сказать что-то, вот только что?              Совершенно точно было понятно, что Эндрю не будет ему говорить, чего ждет, не будет никаких подсказок или вопросов. И, выворачивая наизнанку свое сознание и даже «под», Нил судорожно думал, что хочет услышать воспаленный разум Миньярда. У нападающего не было никакой скрытой правды, вообще-то, эта игра уже давно не имела никакого смысла, но он сам предложил и, что куда важнее, Эндрю не отказался, значит, было что-то еще, но ответ никак не находился ни внутри, ни снаружи сознания.              — Эндрю?.. — сведя брови к переносице, Нил сдался, унизительно прося хотя бы подсказку. Эндрю почему-то выглядел куда более напряженным, чем секундой ранее, и Нил откровенно боялся опустить глаза вниз и потерять визуальный контакт с блондином.              — Мы оба знаем, — туманно произнес вратарь в сантиметрах от его губ, но не коснулся, лишь скользнул по ним взглядом и тут же вернулся к чужим голубым глазам, — Боишься сказать.              На несколько секунд воцарившаяся тишина заняла не только воздух вокруг, но и опустевшую голову Нила.       Мгновение. Мгновение. Мгновение.       И вдруг что-то оглушительно щелкнуло прямо внутри. Зрачок на долю секунды дал деру вширь, и, конечно, Эндрю заметил. В голове понеслась канитель бесконечного количества моментов, когда Нил целовал, тянул за волосы, выразительно смотрел и делал все, что только позволяла их неординарная ситуация, ронял бесконтрольные «Я», но никогда не заканчивал, давая понять, но не признаваясь в этом.              — Я… — Нил замолк, потому что Миньярд попал в точку. Он и правда так желал и так боялся, будто это было секретом. Легкие сдавило секундной паникой, а горло сжало подобно чужим пальцами несколько минут назад. Очевидно. Но признаваться Ему было особенно сложно.              Боясь вдохнуть и не выдохнуть, Нил поднял глаза на лицо Эндрю. Сухие покрасневшие губы разомкнулись, не набирая воздуха.              — Я хочу тебя, — его окатило кипятком в ту же секунду, стоило только сказать. И в то же мгновение чужие руки позволили ладоням упасть на жесткие светлые волосы, а губы накрыли поверх, втягивая в полный слюны и отдачи поцелуй.              Нил застонал, но больше не ощутил холода отстраненности. Тени ресниц трепетали на его порозовевших щеках. И, сморгнув невероятную тяжесть, Джостен осекся наконец заметив то, что случалось с ним в первый раз: Эндрю Джозеф Миньярд целовал его наотмашь с открытыми глазами.              Ощущение давления в сосудах и венах, так долго стоявшее во всем теле, неконтролируемо быстро понеслось к низу живота и ногам, лишая возможности мыслить и двигаться. Нил совсем не помнил, как они оказались в незнакомой маленькой комнатке, вмещающей в себя только скромную кровать и письменный стол даже без стула — казалось, что все это ничтожное пространство занимает тот, из-за кого он прямо сейчас сходил с ума.              Эндрю закрыл дверь Джостеном — он вломил его спиной во внутреннюю сторону до стука щеколды и скрипа сухого дерева, но отступил на шаг, ощутив, как внезапно рыжеволосый напер на него грудиной, не желая быть пригвожденным к очередной дверной поверхности.              Ковер оказался ворсистым и жестким, но Нил был благодарен даже за то, что Эндрю смягчил его падение поддержкой в затылке, и безошибочно оперся коленом между чужих бедер. К моменту, когда они приняли горизонтальное положение, Нилу начало казаться, что у него немеют кончики пальцев от напряжения.              Эндрю всегда рассыпал его в стеклянную крошку, но редко был щедрым на бесполезные прикосновения. Сегодня, в дымке рассвета, что-то точно было не так. Нил подавился вздохом, когда губы, которые он привык чувствовать на своих губах, сжали часто бьющуюся жилку на шее. Потянув в ответ за корни волосы Эндрю, он схватил большой глоток воздуха и ощутил, как все вздрогнуло где-то внизу от второго поцелуя в шею.              Будто его признание капитально изменило что-то между ними, голкипер лисов показывал ему что-то новое, и от этого нового Нил был готов прямо сейчас испытать свой лучший оргазм.              Эндрю неудачно сидел, бестактно опустив колено между чужих бедер, и Нила так и подмывало согнуть ногу в колене, но… он ведь до сих пор ни разу не касался Миньярда, молча принимая правила игры. Внезапное желание подтачивало его невозможно сильно, пока Эндрю увлеченно изучал свое новое открытие — его обнаженную кожу.              На мгновение Джостен замер. Сколько раз за сегодня между ними случилось то, чего не было еще никогда? Чужой язык расчертил бьющуюся венку, заставив вздрогнуть. Нил истрактовал это по-своему, и разрешил себе думать, что, если он умрет так, это будет его лучшая смерть.              Эндрю крупно вздрогнул, когда колено Нила ощутимо прижалось к нему снизу. От рыжеволосого не укрылось, как Миньярд замешкался перед тем, как подорваться вверх и мгновенно придавить его за плечи руками.              — Я говорил… — с рычащей угрозой начал он, но Джостен больше не мог выкинуть из головы секундное мгновение, в котором у Эндрю расползлись зрачки и вздрогнуло все тело, почти неосознанно задержав прикосновение еще ненадолго — желая оставить в памяти.              — Дай мне попробовать, Эндрю, — и не дожидаясь чужих запретов, Нил продолжил, — Я хочу коснуться тебя.              — Сегодня ты слишком часто что-то хочешь, — пренебрежительно произнес Миньярд, но это не обмануло Нила. Очередной поцелуй только утвердил его мысли: это зеленый свет. Эндрю не сказал, что он не может попробовать коснуться его.              Горячие руки под футболкой сжали грудные мышцы, выбив из горла непонятный разрозненный звук. Нил почувствовал, как жар заливает лицо и шею, в которую голкипер уткнулся взмокшим лбом. Должно быть, они впервые были так близко к такой близости, момент казался особенным.              Нил подался вверх аккуратно, и едва не ахнул, когда Эндрю сам, чуть расслабив ноги, опустился ровно настолько, чтобы между ними осталось катастрофически маленькое расстояние. От мягкого соприкосновения колена с промежностью Нила тряхнуло едва ли не больше, чем напряженного как струна Эндрю. Он схватил пальцами за скулы и вовлек в торопливый горчащий грубостью поцелуй, и пальцы сжались почти болезненно, когда Джостен неуловимо двинул коленом, проверяя, позволит ли ему Эндрю такую наглость.              Ощущения пьянили и уничтожали: он впервые чувствовал напряжение Миньярда, впервые так четко ощущал его желание, которое почти никогда не доводилось видеть. И всего лишь второй раз в жизни чувствовал горячие выдохи на губах — против воли. Потому что, он знает, Ему было тяжело показывать свою сексуальность кому-то и, возможно, даже себе. Но почему-то Нил не испытывал жалости — только желание показать, и продолжал аккуратно двигаться, ощущая все большее и большее давление сверху, будто Эндрю распластывается по нему, норовя грохнуться на шпагат.              Не прозвучало ни одного стона, но срывающееся дыхание блондина было настолько оглушительным, что Нила трясло изнутри. Пальцы Миньярда сжимались и разжимались на его груди, плечах, шее и волосах, будто он впервые не знал куда деться. Впервые так плохо контролировал ситуацию.              Все закончилось, когда Эндрю ощутимо начало трясти, и Нил почти оскорбился, что так и не смог закончить дело, но Миньярд резко спрыгнул с его колена и рухнул вниз, в пару ловких движений избавляя Нила от джинсов и белья — настолько неожиданно, что рыжий почти испугался такого нетерпения.              Он позволил себе только один взгляд вниз, и все стало предельно ясным: у Эндрю был масляный взгляд, красная шея и островки розового тепла на щеках, неприлично сильно вздувалась ширинка и дрожали пальцы. Он был слишком близок к черте — боялся в самый уязвимый момент близости оказаться в руках кого-то другого, а не себя, и Нил подумал бы об этом дольше, но растворился в собственном стоне и слабости, когда губы сумасшедше плотно обхватили его внизу, собирая всю чувствительность в концентрированную удовольствием боль языком.              Было почти стыдно признаваться в этом даже себе: Эндрю Джозеф Миньярд был прекрасен. Не нужно было делать ничего, чтобы оказаться на вершине — только принимать череду грубых прикосновений губами и ловких финтов языком, которые заставляли забыть свое имя.              Ногти заскользили по бедрам, ослепляя вспышкой царапающей боли, язык, прогнувшись, прижал головку к ребристому небу, и Нил взвился, заскулив.              Эндрю было мало.              — Не смей двигаться, Джостен, — Нил откровенно покраснел, когда поднял глаза на блондина: его губы распухли и блестели от смазки и слюны, крупной ниткой спустившейся на подбородок и даже на шею. Требование было похоже на испытание, но Нил принял условия, решив, что справится с этим. В глубине души он знал, что не справится никогда.              Он ощутил кожей усмешку, когда его дернуло от подныривающего прикосновения кончика языка к уздечке. И едва не забился на полу в исступлении, когда Эндрю взял его с первого прикосновения полностью, без следа совести прокатывая чувствительную головку по мокрой глотке, выдыхая через нос в гладкий лобок, и тут же подался вверх, по пути поворачивая голову и перетирая чувствительность Нила о кожу щеки, оттягивая.              Голос Нила должны были услышать жители первого этажа и крысы в котельной. Ноги затрясло, и пальцы заломило от желания коснуться головы Миньярда. Он дрожал в исступлении, дрожал даже там, внизу, во рту у Эндрю, который не собирался выпускать его из плена мучительного удовольствия.              За пару мгновений до оргазма Нил все же не выдержал и, забывшись, стиснул волосы Эндрю в своих руках, но Миньярд не сказал ничего — лишь сильнее втянул щеки, впервые так очевидно следуя за руками Джостена.              От оргазма заволокло в глазах и заложило уши. Нил вздрогнул несколько раз прежде чем его отпустило. Эндрю тоже выглядел немного осоловелым, но оставался в таком же напряжении, до которого его довел рыжеволосый минутами раньше.              Желание пронзило его внезапно — так сильно, что что-то надтреснуло в легких и зашумело в висках. С неясно откуда взявшейся силой Нил резко сел и едва не упал на не ожидающего такого поворота Эндрю. Он тут же предупреждающе сжал пальцы на плечах Нила, медленно облизывая влажные губы чуть более красные, чем розовость щек.              — Ты мне позволишь, — выдохнул ему в лицо Нил. На относительно спокойном лице глаза Эндрю выглядели бешеными, — Ты скажешь мне, как, и позволишь, — повторил он, заглядывая в золото широких зрачков.              Очередная вечность молчания, но совершенно другая: горячая, пылкая, топкая. От Эндрю буквально исходил жар. И это было невозможно перенести.              — Ненавижу, — Эндрю выдохнул. И в этом выдохе Нил поймал то исступление, которое блондин прятал под тысячью защитных реакций.              Миньярд вжал его носом в свою щеку, не дав опустить глаза вниз.              — Только один раз, — его дыхание понемногу сдавало плачевность его состояния — Он сам сдавался ему, — И ты не будешь смотреть, Нил.              А дальше они действовали на пару. Поколебавшись несколько долгих секунд, Эндрю одним жестом подвел чужую ладонь к своему паху, замерев вновь, собрался и нашел в себе силы уложить ее поверх. И стиснул зубы, когда Нил медленно, почти без нажима поступательно провел пальцами, умирая внутри. Эндрю наградил его едва заметным выдохом, который ощутился щекой и разорвался снарядом в сердце.              Нил расстегнул джинсы и аккуратно коснулся резинки белья — было страшно сделать что-то неверно, особенно, когда он ощутил, как резко Эндрю поджал живот, но не приказал ему остановиться. И это побудило к действию.              Джостен искренне не ожидал, что первое серьезное прикосновение наощупь даст такой эффект: Эндрю вздрогнул так, будто растерял всю свою многотонную защиту. Он был ужасно горячим внизу, почти дрожал.              И до того, как Нил решился двинуть рукой еще раз, поверх опустилась горячая ладонь Миньярда, сжимая чужие пальцы своими.              — Запомни, больше тебе это не пригодится, — противореча сам себе, Эндрю повел чужую ладонь вверх так, как этого требовало собственное тело. Нил быстро понял правила и просто скользил от основания к головке вместе с рукой Миньярда, сплетая их пальцы.       Он позволил себе рассмотреть зажмуренные глаза и морщинку в межбровье. Разрешил себе увидеть краешек закушенных губ. И за мгновение до конца, когда Эндрю начало совсем беззащитно трясти, он сделал то, что, очевидно не входило в планы блондина. Большой палец, ставший влажным от естественной смазки, поднялся по головке и несколько раз проскользил по уретре — так, как хотел бы сам Джостен.              Нил вздрогнул, когда услышал едва различимый глубокий стон сквозь сжатые зубы, когда скованность движений перешла в дрожь, когда рука стала горячей и мокрой. Он впитывал ощущения кожей, он растворялся в них и никак не мог поверить. Он умирал тысячи раз, впервые видя, как Эндрю достигает своего пика из-за него.              Это стоило того, чтобы пройти все пытки, все грани жизни и смерти, что выпали на его тяжелую дорогу. Это стоило всех мучений. Эндрю с его проблемами, провалами, пьянством, психопатией, депрессией и манией стоило всего, что произошло.              Нил Джостен хотел его. Хотел так же безумно, как и любил.