Если бы кто-то когда-то сказал Ло Бинхэ, что им будет помыкать маленький ребёнок, он бы убил глупца быстрее, чем тот успел бы договорить. Однако прямо сейчас император трёх царств сидел на коленях перед крошечной копией своего надменного учителя, и ни одной живой душе было не сдвинуть его с места. Троецарствие могло подождать.
— Не буду есть! — в очередной раз повторил малыш Цзю и отвернулся. Он отказывался от еды уже третий день подряд, и раздражение императора начало перерастать в беспокойство. К учителю он всегда был чуть менее равнодушен, чем ко всем остальным. От ненависти до странной любви… один беспомощный взгляд. Ребёнок не помнил своей прошлой жизни. Не мог помнить. Душа Шэнь Цинцю уже много лет как ушла на новый круг перерождения, покинув тело, проткнутое Синьмо. Ребёнок не помнил своего прошлого, но был похож на учителя до последнего взмаха ресниц.
Малыш Цзю хотел умереть точно так же, как хотел того пиковый лорд Шэнь.
— Хотя бы одну ложечку, Сяо Цзю. Посмотри, сам Император Троецарствия просит тебя об этом. Смилуйся.
— Нет!
Император трёх царств был бессилен перед ребёнком. Знакомые зелёные глаза всегда имели над Ло Бинхэ куда большую власть, чем им было позволено.
— Почему? Ты ведь голоден, малыш Цзю. Твой живот урчит, мы оба его слышали.
Крошечный Шэнь Цинцю скрестил ручки на груди и посмотрел на императора как на идиота. Как смотрел он-взрослый на пресмыкающегося перед ним юного Ло Бинхэ.
— Этому ребёнку не позволено есть, пока хозяин ему не разрешит. Пока не будет выполнена вся работа. А ты не мой хозяин.
Сяо Цзю купила у работорговцев одна из жён, поведясь на россказни о том, что этот ребёнок обладал даром провидца. Предсказания, правда, малыш так ни одного и не выдал, зато быстро стал любимой игрушкой императорского гарема. И головной болью самого императора.
Ребёнок даже по самым мягким оценкам «чудил». Мог быть покладистым и смирным, позволяя тискать себя, как мягкую игрушку, а в один день начать прятаться и огрызаться на малейшее прикосновение. Мог отказываться от еды, а потом наедаться до потери сознания. Мог запретить себе спать и бродил по дворцу, распугивая слуг. А мог и украсть с кухни ножичек и беспечно играть с ним, невольно повторяя стили боя Пика Искусств. Или разыгрывать ритуальное самоубийство, о котором никак не мог знать.
Его всегда останавливали раньше, чем он доводил игру до конца.
— Я хозяин всех хозяев, живущих под этим небом, и я приказываю тебе есть.
— Нет, — в глазах малыша Цзю плескалось то же выражение, что было у лорда Шэня в день его смерти. Бесконечная усталость.
— Ты хочешь, чтобы я наказал тебя?
— Этот ребёнок хочет, чтобы ты оставил его в покое.
И так каждый раз.
Малыш Цзю был нездоров. Постоянные недоедания и недосып, чрезмерные нагрузки при служении у работорговцев, вечные наказания — всё это подорвало его тело и дух. И ни хорошая еда, ни тёплая постель, ни внимание и забота не могли это исправить. Они казались ребёнку игрой. Затянувшейся игрой в куклы, где сам он — не более, чем соломенное чучело.
А чучелу не положены ни еда, ни сон.
— Чего ты хочешь? — Ло Бинхэ отставил в сторону миску с кашей, над которой лично трудился больше, чем над последним лакомством для жён, и протянул ребёнку пиалу с чаем. Запах, окруживший их, был тем же, что всегда едва ощутимо витал вокруг учителя.
Малыш Цзю ничего не ответил, только отвёл взгляд. Его желания никогда не играли реальной роли.
— Глупый ребёнок. Этот император даже не знает, что сказать. Придётся ему выкинуть эту кашу и сказать шицзе Нин, что А-Цзю опять ничего не съел. Она очень расстроится.
Это был грязный ход. Из всех многочисленных жён Сяо Цзю симпатизировал только Нин Инъин. Как и Шэнь Цинцю, он выделял её среди прочих и даже изредка просил о чём-нибудь. Например, посидеть с ним в грозу, которой, как выяснилось, очень боялся.
Ло Бинхэ не удостаивался такой чести ни разу, хотя и возился с ребёнком едва ли не больше, чем со всеми наложницами.
— Этот ребёнок поест, но только для того, чтобы порадовать шицзе Нин, — тихо проговорил малыш Цзю, глядя куда-то в сторону. Словно не верил сам себе. Не разрешал верить.
— Так-то лучше, — император отставил чай и зачерпнул ложкой кашу, протягивая её ребёнку. — Ешь, пока не остыло.
Скорбью на личике Сяо Цзю можно было мучить родителей, обожающих своих детей. Хотя для них пыткой стало бы даже то, что их ненаглядные пропустили хоть одну трапезу. Этот же ребёнок выглядел так, словно делал всему миру одолжение, когда без интереса гонял во рту еду, не решаясь её проглотить.
— Не нравится? — с упрёком спросил Ло Бинхэ, когда малыш Цзю наконец-то проглотил злосчастную ложку каши.
— Этот ребёнок не слишком чувствует вкус, чтобы понять.
Император едва сдержал в себе порыв прихлопнуть его на месте. Блюда, приготовленные им, завоёвывали женские сердца с малейшего кусочка, а этот наглец утверждает, что пища безвкусна!
— Ешь ещё.
Вердикт Сяо Цзю не изменился даже после того, как миска опустела и даже весь чай был выпит. Он просто отказывался признавать божественный вкус всего, к чему прикасалась рука Ло Бинхэ. Однако тёплая пища сделала своё дело, и скоро ребёнка начало клонить в сон. Разомлевший и впервые за несколько дней сытый, в своих светло-зелёных одеждах, он выглядел нежным лотосом, из последних сил держащим глаза открытыми.
Однажды учитель тоже выглядел так, когда юный ещё не-император украдкой увидел его с главой школы. Они виделись редко и ещё реже оставались выпить друг с другом, но именно в такие моменты пиковый лорд Шэнь терял часть своей безэмоциональной маски и становился простым человеком. Мог наконец расслабиться.
Ло Бинхэ не мог прогнать эту картину из головы почти неделю. А теперь видел её вновь.
— Угольки, — невнятно пробормотал малыш Цзю и помотал головой. — Это всё угольки виноваты.
— Какие угольки?
— До того, как этого ребёнка купили, хозяева иногда заставляли его глотать угольки на потеху публике. Этот ребёнок совсем забыл их вкус… — силы совсем оставили Сяо Цзю, и он медленно завалился вбок, отдавшись сну.
— Сколько же углей ты съел? — негромко спросил император, не ожидая ответа. Теперь он понял, что именно произошло, и злость ушла сама по себе. Нельзя злиться на ребёнка, чья очередная попытка оборвать собственную жизнь оказалась полным провалом.
…почему ты так хочешь умереть, малыш Цзю? Или лучше сказать, Шэнь Цинцю?
Тело Сяо Цзю практически ничего не весило. Ло Бинхэ легко поднял его, устраивая в своих руках как величайшую драгоценность. Ведь Сяо Цзю — именно она и есть. Магический артефакт, рядом с которым император Троецарствия может забыть обо всём.
Хрупкий белый лотос под светлыми одеждами покрыт синяками и ссадинами, шрамами и уродливым клеймом на спине. Маленький учитель не бережёт себя. Маленький учитель терпеть не может себя и всё вокруг.
Император не может терпеть жизнь без учителя. Они определённо стоят друг друга.
Каким же ты вырастешь, милое дитя?..
"У нее глаза как голубое небо в ожидании дождя.
Я ненавижу смотреть в эти глаза и видеть в них боль.
Ее волосы напоминают мне уютное, защищенное место, где я прятался ребенком,
И молился, чтобы гром с дождем обошли меня стороной..."
