Но ведь он ещё так молод

Всё началось ещё тогда, когда Пётр пришёл к власти... Хотя, нет, это уж слишком давно. Пожалуй, начнём всё-таки с того самого момента, как Валера впервые приехал в Петербург ради того, чтобы повидаться с его юным олицетворением. Впервые взглянув на Александра, он увидел в нём невинное, почти ангельские создание. Неужели Михаил с Рафаилом так озлоблены на это чудо с блестящими серыми глазками? В это действительно было трудно поверить. Его стеснённая поза, этот боязливый, но очень любопытный взгляд, то, как он пытался спрятаться за спиной императора — всё выдавало в нём самого обычного ребёнка. Но он, конечно, был вовсе не обычным, и это не только потому, что он воплощение города, так рано ставшего столицей государства. Нет, было в Саше что-то особенное. Что-то, что заставляло смотреть на него и скромно улыбаться в ответ. Что-то, что впоследствии так и тянуло принести ещё пару новых моделей кораблей, лишь бы вновь улицезреть радостный блеск его серебряных глаз. Что-то, что не давало устать даже после сотни вопросов. И как только это что-то не мог заметить тот же Москва? Тогда они, конечно же, официально познакомились. Вот только потом, как только Пётр отлучился по своим делам, Саша скромно подошёл чуть ближе и попытался завести разговор. Это показалось Воронскому очень милым, и он постарался разрядить обстановку, начиная говорить с дитём в дружелюбной форме. Как оказалось, пары фраз хватило, чтобы устранить неловкость, и Петербург начал довольно активно спрашивать обо всём, попутно рассказывая о своих повседневных занятиях. Валера только и успевал бегло отвечать, искренне радуясь такому вниманию. Пообщаться с этим маленьким солнышком было, кажется, приятнее, чем с сотней взрослых. Он чист и прост, и какое же счастье, что пока что окружение не оказало на него слишком большого влияния, чтобы убить детскую непосредственность. Но эта радость длилась не так долго, ведь нужно было возвращаться в Воронеж. Обратно Воронского провожает неизменный взгляд Петра Алексеевича и немного грустная улыбка Саши. Как только он успел так привязаться к Валерию за всего один день? Видеть расстоенное выражение этого невинного личика было невыносимо, поэтому Валера уже начал думать, когда приедет в следующий раз. Во вторую их встречу всё прошло даже лучше. Ребёнок очень уж интересовался кораблестроением, поэтому с настоящим наслаждением слушал рассказы старшего во время небольшой прогулки. Так они стали периодически видеться, раз за разом находя всё новые, иногда даже бессмысленные, темы для разговоров и способы провести время, пока Валерий не занят работой. Когда же Петра не стало, окончательно породнившийся с юным Питером Воронской утешал его, а попутно и самого себя. Конечно, чаще им было видеться нельзя, но при каждой встрече они продолжали рассказывать новое, что в итоге приводило к молчаливому осуждению совершенно не беспокоящегося о ребёнке Михаила. В конце концов, Валера несколько раз подумывал над тем, чтобы переговорить это с Москвой, вот только в итоге приходил к мысли, что уж лучше пусть он будет равнодушным, чем вечно раздражённым. Приходилось сразу после всех запланированных дел и встреч приходить в Зимний дворец, скрываясь от вездесущего Первопрестольного. Впрочем, Валера и не был особо против, ведь он по-прежнему просто не мог устать рядом с Сашей. Годы шли, правители менялись, а маленький Саша был в самой гуще политических событий, что очень напрягало Валеру. Старший совершенно не хотел, чтобы всё это испортило Романову детство, поэтому с каждым новым визитом чувствовал огромное облегчение, узрев всё ещё наивного и милого ребёнка. Саша же в моменты встреч так же мог отдохнуть от болота политики, в котором так рано погряз. В один из таких дней они долго гуляли вместе по набережной, как вдруг Сашенька задал внезапный вопрос, совершенно не в тему их разговора: — Валерий Семёнович, а вы меня любите? — Ну... Конечно, а как же нет... — Просто мне кажется, что меня мало кто любит. Друзей у меня почти нет, Михаил Юрьевич вообще меня ненавидит, и не только он. А остальным взрослым вообще как-то нет дела до меня... Валере снова стало больно, не хотелось слышать подобные слова от настолько солнечного, несмотря на пасмурную погоду, уже будто родного и любимого Петербурга. Сашенька не должен расти в одиночестве, постепенно будучи вынужденным стать холодной и рассчётливой столицей. Он слишком чувствительный и эмоциональный для этого. Придя во дворец с немного помрачневшим от таких мыслей Питером, Валера старается максимально быстро проскользнуть мимо Михаила, который всё же заметил это и хотел было что-то сказать, как неожиданно безразлично обернулся и направился в другом направлении, лишь секундно останавливая Александра, дабы сделать замечание, мол, негоже по дворцу бегать, после чего невозмутимо направился дальше, словно происходящее его волновало не более, чем оттенок платья французской графини на балу, на котором сам Михаил ни за что не побывает. Оставшееся время до вечера оба провели в покоях столицы. Саша уже давно умел читать самостоятельно, но просто не мог отказаться от того, чтобы ему почитали вслух. В итоге оба так увлеклись процессом, что старший и не заметил, как Петербург заснул, даже не раздевшись до конца. Вид полуодетого, расстрёпанного и такого умиротворённого Саши показался Воронскому настолько очаровательным, что он как можно тише отложил книгу и встал с кресла неподалёку от кровати, постепенно подходя ближе. Нужно, всё-таки, хотя бы одеялом его накрыть, а то ещё замёрзнет Отсюда открывался обзор на его расслабленное детское лицо. Совершенно чистая, гладкая кожа, изредка едва вздрагивающие длинные ресницы, тонкие брови, пухлые губы... И всё же он милейший ребёнок. Пожалуй, весь этот вид в совокупности с падающими из окна блеклыми лучами Солнца создавал самое красивое зрелище в жизни Воронежа. Он чуть наклонился, аккуратно надвигая край одеяла на небольшое тело, после чего снова оглянул столицу. Затем Валера убрал от глаз мешающую прядь волос и после, не удержавшись, легко коснулся губами Сашиного лба. Воронской замер в несколько сантиметрах от детского лица, на пару мгновений погружаясь в свои раздумия, после чего всё-таки решил отстраниться и отошёл к окну. С одной стороны, если бы Саша стал взрослым, то можно было бы наконец выразить свою любовь к нему иначе, чем вот так. Но с другой, взросление в таком окружении лишит его той особой чувствительности, которой он обладает. Возможно, то самое "что-то", что так привлекает к Саше, попросту исчезнет. Валера боялся этого, поэтому боролся со своими мыслями, уже начинавшими немного смущать.Уж лучше Саша подольше побудет простым ребёнком. Внезапно сзади послышался шорох, на что Воронской обернулся и снова подошёл к кровати. Кажется, Сашенька всё же проснулся, пусть и не полностью. Он лишь в полусонном состоянии пытался стянуть с себя лишние предметы одежды, но как только почувствовал прикосновение знакомой руки, с трудом раз лепил глаза, после чего принял от старшего помощь. Оставшись в одной только рубашке, Петербург словно лёг, почти тут же снова засыпая. Валерий же понял, что уже действительно довольно поздно, а значит пора бы ему уходить в другие покои. Напоследок он вновь задержался взглядом на спокойном лице Саши, и таки решаился наклониться ближе. Невесомо касается губами его губ, чисто символически показывая, как любит его, затем тут же отрываясь и бесшумно уходя в коридор. Конечно, Валера делал это с пониманием, что Сашенька ничего не почувствует, вот только после того, как дверь закрывается за спиной Воронского закрывается, Саша сонно приоткрывает глаза. "Я понял" — пронеслось у него в голове без контекста, после чего все мысли снова отключились, возвращаясь к прекрасному сну, где он вместе с Валерием Семёновичем гуляет по набережной...