Стоя на снегу у двери дома Шэня

      Холода пришли с первым снегом, но окутали лишь главный дворец.       Снег осыпал его пределы сугробами, но, выходя за пределы, таял мгновенно. Наблюдая за тем, как он опадает на вытоптанные тропинки, две девы бесцельно блуждали по двору. Одна — заклинательница, укутанная в тёплые меха вплоть до лица, вторая — демоница, будто назло непогоде щеголяющая голой кожей.       — Стоило надеть хотя бы сапоги. Мороз вот-вот усилится, — предложила первая, зная, что позже выслушивать жалобы снова придётся ей. Но от её слов снова отмахнулись.       — Какая разница? Даже если бы я заболела, умерла или превратилась бы в сосульку, этому помешанному господину не было бы до меня никакого дела. Он и на день своего полоумного не оставляет!.. Сам уже скоро полоумным станет — смотри, какой кошмар здесь устроил! Это ещё что: ты слышала, что он отстраивает Цанцюн? Скоро совсем нас бросит…       Её собеседница не стала отвечать. Упрямства демонице было не занимать. Их дорогой «муж», когда-то учтивый и заботливый, теперь и ухом не поведёт, что к ней, Лю Минъянь, что к вредной Ша Хуалин. Особенно к Ша Хуалин, посмевшей однажды пробраться в его покои, расцарапать «сопернику» тушку. Чудом удалось выдать это за любопытство, а не за покушение.       С тех пор, как бы она ни обращала на себя внимания, её безжалостно игнорировали. Тем злили только сильнее. Тем уставала сильнее Лю Минъянь — единственная, кто согласился выхаживать её после наказания дорогого мужа. Ревнивая демоница стала последней, кто пытался вернуть себе его любовь.       Не пройдя и чжана в спокойствии, она снова заговорила:       — Раньше я думала, у этого достопочтенного действительно ненасытный мужской голод, ведь его не может удовлетворить такое количество жён… И я была права! Как его могут удовлетворить хоть все женщины в Поднебесье, когда он — обрезанный рукав?       Снежинка упала Ша Хуалин на белый нос, и она громко чихнула. Лю Минъянь оставалось только вздохнуть. Медленным шагом она повела демоницу обратно в тёплый дворец.       В другой его части, на небольшой кухне, так бранимый повелитель демонов слабо зевнул.       Ло Бинхэ стоял перед чашей готового теста. Яйцо, второе, рисовая мука, и перемешать. Десерт обещал быть вкусным и порадовать учителя, как в прошлый раз. Честно говоря, это печенье они уже ели вчера, целую чашу, но обоим оно так понравилось, что не грешно было полакомиться им снова. Ещё немного муки, стакан воды и сахара, и снова перемешать. Убедиться, что тесто достаточно густое, чтобы можно было его выпекать… И, наконец, взять нож.       Тихо напевая себе под нос, Ло Бинхэ наблюдал, как алые капли окропляют его заготовку: первая, вторая, третья… Лезвие вошло чуть глубже — скользнуло по запястью грубее, задевая прошлые порезы, и кровь полилась тонкой струйкой. Считать капли больше не было смысла — тонким красным слоем они покрыли тесто по всей поверхности.       Кровь священного демона — интересное оружие. И дар, и проклятие. Если хоть капля находится внутри жертвы, то с собственной волей она может попрощаться, ибо владельцу крови станет подвластно всё: каждый её шаг, каждый вздох, каждое чувство… Тряпичная игрушка в руках у ребёнка или марионетка в руках опытного кукловода — вовсе неважно, ведь главное остаётся главным: жизнь испробовавшего крови как бабочка, пойманная в ладонь.       Всего лишь капля… а если её будет больше? Глоток, два, три… Будет ли сила контроля расти с каждым новым приёмом? У Ло Бинхэ была возможность проверить. И у него был повод.       Опыт был интересный, но и тот ещё не окончен: результат с каждым днём только сильнее радовал. Совсем недавно его учитель сам подошёл к нему и поправил запа́х. Ещё раньше — вдруг погладил по голове… А ещё раньше — начал ему улыбаться. Дохло и вымученно, зато с каждым днём всё шире… Больше он никому так не улыбался.       Перемешав тесто в последний раз, Ло Бинхэ взялся за выпекание. Не успела и палочка благовония догореть как всё уже было готово, аккуратно выложено на подносе и направлялось прямиком к учителю.       Со временем обязанности повелителя земель давали о себе знать всё сильнее, и накапливалось их огромными объёмами с безумной скоростью, но оставлять своего учителя Ло Бинхэ всё равно старался по минимуму. Не только из страха, что ему снова навредят, но и потому, что слуги каждый раз докладывали ему, будто господин Шэнь их не замечает. Сидит, не шевелясь, не глядя, ни на что не реагируя… Как хрупкая нефритовая статуэтка. Только тихое дыхание выдавало живую душу.       И Ло Бинхэ не поверил, пока, тайно не проследив, не увидел воочию. Странное чувство укололо изнутри, но его он быстро прикрыл полотном радости. Этому учителю больше не интересен никто, кроме его ученика…       Шэнь Цинцю сидел на краю софы, держа в руках подаренный недавно веер. Его руки и ноги ещё побаливали в местах швов, но уже полноценно могли двигаться и осязать, хоть выходило это и неловко. Приходилось заново приучать учителя ходить и держать в ладонях вещи. А до тех пор, пока он не привык, этот ученик совсем не прочь ещё немного покатать его в кресле или покормить…       — Всё готово, учитель. — войдя, Ло Бинхэ присел близь горного лорда.       — Спасибо, Бинхэ… — тот ответил как-то… по-каменному. Совсем безучастно.       Обычно тот поворачивался к нему, стоило только заслушать шаги, и встречал улыбкой или тёплым словом. В этот раз что-то было не так. Шэнь Цинцю выглядел чересчур отстранённо. Озадаченный ученик положил поднос на низкий столик у софы и подсел вплотную, приобнимая учителя за плечи.       Кровь внутри его тела бурлила, и он силой заставил того успокоиться.       — Хотите прогуляться после? — новая попытка разговорить.       — Не стоит…       Снова промах. Шэнь Цинцю смотрел на веер в руках пустым взглядом, едва сжимая его. Казалось, отбери — и не заметит. Только большой палец слегка поглаживал узоры родных гор. Темные круги под глазами выдавали усталость, хоть Бинхэ и старался, чтобы этот мастер спал хорошо. Даже если лекари твердили, что дело не во сне.       — Вы чувствуете себя нехорошо? — Ло Бинхэ спросил напрямую, лишившись привычной сладости в голосе, и Шэнь Цинцю вздрогнул.       Что-то тревожило его, но плотно сжатые губы показывали лишь нежелание делиться. И всё же, понимая, что этот ученик не отстанет, не добившись своего, его учитель сглотнул и нехотя признался:       — Сегодня… я видел кое-кого в окне.       — …       Улыбка Ло Бинхэ окончательно пропала, когда он понял, о ком всё это время думал его учитель. Из-за кого так переживал… Из-за человека, который никак не может оставить в покое их счастье. Стоило избавиться от него ещё тогда, после возвращения из другого мира… Теперь было уже слишком поздно. Приходилось терпеть его визиты как нашествие гадкой саранчи.       Видимо заметив негодование своего ученика, Шэнь Цинцю заволновался ещё сильнее и поспешил уточнить:       — Издалека. Я случайно увидел его… Просто случайно на глаза попался. Бинхэ, прошу… — хотелось сказать ещё много чего, но этот мастер прикусил губу. С ревностью его дорогого ученика шутки были плохи, он знал это. Осторожно взяв ещё тёплое печенье, Ло Бинхэ поднёс его к чужим губам, и те послушно обхватили его вместе с пальцами, погружая в рот.       — Он продолжает требовать, чтобы я отпустил вас.       — Я ведь уже просил передать ему, что… — прежде, чем Шэнь Цинцю закончил, ему снова дали печенье.       — Он не верит мне. Он не понимает. Учитель… — он наклонился к чужому уху, так близко, что от горячего дыхания на коже Шэнь Цинцю едва не подавился. Тело сжалось от напряжения. — Не хотите, чтобы я навредил ему? А если он навредит мне? У учителя, видимо, ещё остались дорогие ему люди… А у меня только он. Какая несправедливость.       — Бинхэ… Бинхэ единственный дорогой мне человек, — Шэнь Цинцю чуть запнулся в начале, но его слова в любом случае звучали для этого ученика неубедительно. — Я ведь здесь. Я никуда не уйду, никогда. Я всегда буду с тобой и… никто не навредит тебе. Пожалуйста, прошу тебя, и ты не вреди никому…       У Бинхэ не было сомнений, что ему в самом деле никто не навредит. Не сможет. И всё же, сердце его горело от этой ревности, стоило только вспомнить лорда пика Цюндин.       — Я верю вам, учитель. — с широкой, но совсем не дружелюбной улыбкой, он сжал ладонь на чужом плече, чувствуя, как тело Шэнь Цинцю затрясло. — Кроме меня… никто вас не получит. Даже частичку.       Сказав это, сам не заметил, как потянулся ещё за одним печеньем… В этот раз его руку перехватили.       — Я больше не хочу… — возразил Шэнь Цинцю, снова сглотнув слюну. Нездоровый цвет лица вновь выдавал нарастающую от паники тошноту. — Пообещай, что не навредишь ему. Никому. Прошу… Я сделаю всё, что ты хочешь.       Язык опалило уксусом. Быть может от того, что он знал — окажись всё наоборот, корми этого учителя сейчас кто-то другой, он и не думал бы защищать своего ученика. Зато так старается ради…       «Тц.»       Недовольный цык вырвался сам собой, и в то же мгновение, будто по команде, его учитель отпустил его руку. Запястья опали рядом с телом как две тяжёлые ленты, и ноги стали недвижимы. Преисполненный страха секунду назад, Шэнь Цинцю вдруг замер.       Его конечности всё ещё были при нём, целые, рабочие… но он их не чувствовал. Онемевшие, они стали простым украшением к его туловищу. Немой крик застрял в горле, так и не вырвавшись, когда в его рот снова пихнули печенье.       — Учителю нет нужды не доверять мне. Я не собираюсь вредить его бывшему коллеге. — проворковал Ло Бинхэ, играясь с чужими прядями, длинными и черными, как свежие чернила на пергаменте. — Учитель сам всё сделает. Пойдёт и заставит его навсегда нас покинуть. К тому же… с помощью крови, или без неё, мой дорогой учитель и так сделает всё, что я скажу. Ведь это и делают возлюбленные, да? А учитель ведь меня любит?       Довольный собой, он заглянул в чужие глаза. Черные, пустые глаза…       — Ты прав. Этот учитель любит тебя…       Шэнь Цинцю затих. Позволил обнимать себя, кормить, как позволял всегда. Тяжёлая голова склонилась Ло Бинхэ на плечо. Руки и ноги по-прежнему отказывались шевелиться.       Раздражение медленно сошло на нет, когда Ло Бинхэ снова посмотрел на учителя. Его учителя. Его Шэнь Цинцю…       Теперь он был такой же, как у его жалкой копии. Он день за днём добивался его таким: ласковым и добрым, заботливым… Даже если остались в его душе остатки прошлой мелочности и бесчестности, он выжил их настолько, насколько мог. Из такого ужасного человека он сделал то, что хотел, сделал настолько похоже, насколько мог.       Его Шэнь Цинцю теперь был идеален. Ло Бинхэ добился того, чего так хотел.       Теперь он должен быть счастлив.       После всего, через что прошёл… он заслужил своё счастье.       Он счастлив.       Он счастлив.       Он счастлив…