Супергерои работают без выходных

      Если вы мечтаете стать супергероем — возможно, на самом деле вы не знаете всех рисков и трудностей, присущих такой жизни.              В первую очередь у вас резко повысятся шансы умереть ужасной насильственной смертью в очень юном возрасте — или же потерять довольно важные для жизни части тела и его функции, такие как слух, зрение и вообще способность адекватно мыслить.       Вы станете резко популярны у «плохишей», ведь сначала вы будете работать на репутацию и пытаться помешать всем, кто желает навредить людям, а потом репутация начнёт работать на вас, потому что «плохиши» вдруг проникнутся идеей навредить конкретно вам — впрочем, не забывая и о большей части города «на десерт».       Ваш распорядок дня — если это очень важный аспект вашей жизни — будет полностью разрушен. Никакого ночного сна в собственной кровати, обеда в положенное обеду время и полчасика на спокойное залипание в телефон. Нет, увы, мир не будет ждать, когда у вас появится свободная минутка, чтобы спасти его — он потребует, чтобы вы подстраивались под него.       О да, кстати, подтянутое спортивное тело вы правда получите — вот только боли в мышцах, растяжения, ушибы и прочие прелести активности во всех плоскостях будут вашим бесплатным бонусом.       Скорее всего, вам придётся лгать своим родным, ведь вы думаете, что там убережёте их от всех рисков своей «тайной жизни» (кстати, это не сработает). А родные, в свою очередь, начнут думать, что вы спутались с «плохой компанией» — что, в каком-то смысле, правда.       А ещё у вас будет огромный риск пропустить очередной очень важный школьный тест, потому что злодеям плевать, в какой именно день творить свои злодеяния, что приведёт к тому, что вашу бабушку вызовут к директору на очень важный разговор насчёт вашей успеваемости.       И из-за того факта, что вы вроде как будете пытаться разделить свою гражданскую и супергеройскую жизни и скрываться под маской, о чём не знает почти никто, у вас автоматически не будет возможности оправдаться каким-нибудь, например, сумасшедшим учёным, которого пришлось ловить по трём кварталам, при этом стараясь уберечь случайных прохожих от падающих обломков зданий и летящих урн.       — Я даже не знаю, что с тобой делать, — Ребекка качает головой, с какой-то грустью глядя на него, стоящего под дверью администрации.       Кей тоже не знает, что с собой делать — он вообще очень плохо соображает прямо сейчас, если честно. Ему едва-едва удалось успеть сегодня в школу после утренней стычки с каким-то чудаком под псевдонимом Кенгуру: у чувака такие огромные прыжки, что Кей всё ещё сомневается, что здесь действительно не замешаны никакие сыворотки и суперсилы.       К несчастью для этого бедолаги — и счастью всех остальных — в роли преступника он оказался куда менее выдающимся, но всё равно потрепал Кею нервы и стал причиной подвёрнутой лодыжки.       Такая, казалось бы, нелепость: Человек-паук — и подвёрнутая лодыжку.       (Не считая, конечно, ещё одной порции свежих синяков поверх старых и полусошедших, когда его пару раз оттолкнули ногами в стену.       Самое грустное, что ему столько уже пришлось пережить, что подобная вещь даже травмой больше не кажется — так, всего лишь некоторая помеха при ходьбе и утомляющая необходимость скрывать хромоту от бабули).       — Любить, простить и отпустить.       — Люблю тебя, оболтуса, и так, — Ребекка со вздохом обнимает его за плечи, на секунду крепко прижимая к себе. Кей морщится — боже, как же у него всё болит, как после целого дня в спортзале у обычных, живущих обычной жизнью людей — но натягивает улыбку тут же, стоит бабушке отпустить его. Её ладони всё ещё лежат на его руках, осторожно сжимают, словно зная о всех синяках под одеждой.       Взгляд её — будто знает о нём всё.       — И прощать тебя не за что — твоя же жизнь, тебе её жить. Ты сам знаешь, как тебе лучше. Просто переживаю за тебя ужасно.       Они молчат, впитывая этот момент близости между ними — Кей даже вспомнить, кажется, не может, когда они в последний раз на самом деле обнимались и могли постоять вот так, без какой-то суеты.       Ему действительно повезло, что прошлым вечером он разыграл свою «ночёвка у друга» карту, что лишило его необходимости выдумать дополнительную ложь о том, почему его могло бы не быть во время завтрака дома.       Справедливости ради, он действительно пошёл к другу. То, что его специально настроенное на полицейский сигнал радио выхватило сообщение о новом злодее-чудике, прыгающем по городу в чёртовы пять утра — ну, так просто сложились обстоятельства.       В какой-то момент их молчаливых объятий Ребекка всё-таки встряхивается первая, убирает руки и ухмыляется так, словно ничего не произошло: семья притворщиков, пытающаяся утаить горечи под улыбками.       — Всё, иди теперь, иначе умудришься опоздать, даже придя в школу.       — Ты собираешься смотреть мне вслед, как надзиратель? — Кей отбивает в их ежедневной игре безобидных подколок (одна из его любимых частей их общей рутины) и медленно отступает по коридору к лестнице спиной вперёд.       — Конечно. Вдруг ты сбежишь через окно. Или рассыпешься пылью по пути на урок, ведь — как ты там говорил? — ты не имеешь «никакого влияния» на причины своих прогулов, так? — она хитро щурится, на что Кей отвечает только закатанными глазами и взмахом руки на прощание.       Несколько учеников отделяют их друг от друга на пару секунд, а после Кей уже взбегает по лестнице на второй этаж. Плохая идея, кстати: лодыжка пульсирует так, словно на ней обруч раскалённого металла. Даже лечебный фактор, повышенный благодаря паучьим способностям, не делает тебя абсолютно неуязвимым к травмам и не даёт способности мгновенной регенерации — а она была бы очень кстати с его-то приключениями.       Забежать в ближайшую уборную — дело минуты и очень широких шагов. Внутри, слава всевышнему, пусто и тихо, в отличии от слишком шумного и активного коридора. В висках ноет, словно кто-то методично стукает молоточками изнутри, пытаясь выбраться наружу — Кей с радостью бы этих неизвестных выпустил, если бы это означало, что в его жизни станет хотя бы на одну проблему меньше.       В комнате эхом разносится тихий гул бегущей воды, прохлада скользит по лицу и пальцам. Кей смотрит на своё отражение, смаргивая капли с ресниц: тёмные тени под глазами, уставший взгляд. Старая полоса почти зажившего пореза возле уха: сказал, что упал со скейта прямо в колючие кусты — а на самом деле ему в тот день едва не оторвало полголовы.       Смотреть на себя почти что больно.       Неудивительно, что у Ребекки взгляд был таким грустным — а как ещё можно смотреть на своего ребёнка, на котором и лица-то почти уже нет? Возможно, она правда всё знает. Или догадывается. Переживает, места себе не находит, но не говорит ничего.       Возможно, всё-таки стоит ей рассказать, перестать держать всё в секрете. Может, ей так будет легче: знать, куда именно он уходит, с чем именно сталкивается, а не сидеть и гадать, душу себе изводить. Всё равно ведь не сможет спокойно жить, а так хотя бы будет честно знать о рисках. И к кому, вдруг что, можно обратиться, если ему понадобится помощь.       Чутьё внутри вдруг дёргает — слабо, словно слегка потянуло нить, — а потом щёлкает ручка двери.       Опасным вошедшего назвать язык никогда не повернётся — и всё же нутро всё равно реагирует на него, словно имеет персонально настроенную волну.       — Выглядишь как смерть.       Кей тихо смеётся, встречаясь с ним взглядом в зеркале.       — Говорит человек, который выглядит так же, если не хуже, просто по умолчанию.       У Иво слишком хмурый взгляд и глубокая морщина по лбу, давно уже оставившая на коже свою тень. Кей ужасно не любит быть причиной появления этого выражения лица, но не быть у него попросту не получается: жизнь по-другому не складывается.       — Я в порядке, честно, — он скорее шепчет, чем говорит, и в какой-то мере даже не лжёт — в общем-то он и правда в порядке, особенно по сравнению с самыми ужасными эпизодами, которые ему пришлось однажды пережить. Парочка синяков и ушибленная нога — вообще мелочь, заживёт на раз-два. — Немного потрепало, но все части тела остались на месте. Кроме льда ничего и не надо больше.       — Лу уже на подходе.       Кей улыбается: естественно, у них всё схвачено. Столько уже успели пройти вместе, что некоторые вещи они делают без каких-либо слов или просьб.       Иво подходит к нему сзади, аккуратно берёт за плечи, прижимаясь едва ощутимо к спине. Его нос зарывается в слегка влажные волосы на макушке, пальцы гладят сквозь одежду, словно пытаясь успокоить натруженные мышцы.       Отчего-то вдруг нестерпимо хочется плакать.       — Ты ходил в душ? — Иво тоже шепчет. Слова его почти теряются в волосах, глаза закрыты — Кей видит часть его лица в отражении; закрывает и свои следом.       — Да, успел в школьные душевые сначала забежать, на пять минут буквально, просто пыль сбить и переодеться. Спешил до жути: оказывается, меня с утра к администрации «на ковёр» вызвали, вместе с Ребеккой, об успеваемости моей поговорить — точнее, её отсутствии.       — Такова цена спасения мира: рисковать собой во всех аспектах.       — Точно…       Они стоят ещё немного, просто молчат. Кей держит свои ладони поверх Иво, сосредотачивается на чужом дыхании и движении грудной клетки напротив своей спины, чтобы немного разгрузить голову.       В уборную в любой момент может зайти кто угодно, но кажется, что ничто сейчас не способно заставить их отстраниться друг от друга.       Только, возможно, та самая нога, которая никак не перестанет напоминать о себе.       — Слегка тяжеловато стоять, есть честно, — Кей бормочет, и Иво тут же берёт дело в свои руки: разворачивает его за плечи, осторожно подталкивает к подоконнику, авторитетно усаживает с вопросом «какая?» и тут же подтягивает вверх его травмированную ногу, когда Кей дёргает ей в ответе. Они в четыре руки развязывают шнурок, стягивают кроссовку и носок, подворачивают штанину.       Сама лодыжка, если честно, выглядит вполне себе нормально: возможно, покраснела только и слегка опухла, но без синяков и кровоподтёков. Иво пробегает пальцами, ощупывает тут и там, бросает взгляд на его лицо, считывая реакцию. Кей то морщится, то слегка качает головой; Иво поджимает губы, но вроде слегка расслабляется: морщина исчезает, плечи слегка опускаются.       Дверь снова щёлкает быстрой очередью, на секунду впуская внешний мир.       — Какие милые голубки на карнизе.       Приветствие от Лу, как обычно, просто бесценно.       — Которых наконец-то посетило их солнышко.       И сдержать улыбку при ответе, глядя на неё, не получается.       Лу, в отличии от них двоих, выглядит свежо и бодро; полна энергии, с румяными щеками и вместительным рюкзаком, в котором она уже возит рукой.       — Лёд, таблетки, аптечка? — её тон такой же авторитетный, как и у Иво: два командира. У Кея же больше нет абсолютно никакого права голоса в вопросах о своём здоровье, за которым он самостоятельно на самом деле не особо следит.       Без них, возможно, и Человека-паука в живых давно уже не было б.       — Я ногу подвернул, на самом деле, — он всё равно пытается вклиниться. Лу смотрит на его босую ногу, подымает бровь и молча протягивает термос со льдом Иво в руки.       Чувствуя себя слегка неловко, Кей добавляет:       — И голова разболелась.       Шуршащая пластинка обезболивающего отправляется следом, и Кей вдруг как-то совсем беспомощно смеётся: тихо и устало, хрипло выдыхая воздух. На чужой немой вопрос говорит только:       — Спасибо, лучик. Без тебя я бы просто потерялся во тьме.       Лу качает головой и отмахивается на него, пока достаёт ещё воды, но теперь тёплой и в пластиковой бутылке. Вокруг начинается лёгкая суматоха: упаковки шуршат, крышки откручиваются, руки мелькают. Усталость вдруг наваливается Кею на плечи всей своей силой, до этого дремавшей в костях, и он попросту откидывается спиной на оконную раму, позволяя своей «команде поддержки» делать с ним всё, что та посчитают нужным.       Запивая обезболивающее, Кей неожиданно понимает, как сильно у него на самом деле пересохло в горле. Рука Иво, тёплым грузом прижавшаяся к спине, приятно греет его внутренности вместе с каждым новым глотком, пока пустая бутылка не заскрипит в ладони смятым пластиком.       Холод металла на лодыжке, что успокаивает болезненный жар под кожей, и нежные поглаживания пальцев на лопатках ощущаются настолько великолепно, что Кей едва не отрубается тут же: плевать и на узенький подоконник, и на всех незнакомцев, которые могут зайти в уборную в любой момент — просто дайте ему уже спокойно, чёрт возьми, поспать.       Конечно же, в тот самым момент, когда его сознание уже начало скатываться в приятную дрёму, убаюканное комфортом и чужой заботой, внутрь их маленького «пузыря» врывается школьный звонок.       Непроизвольно вздрагивая, Кей открывает глаза и прищуривается на слегка размытый мир за его сонным взглядом. Лу, стоящая прямо напротив него, строит извиняющуюся гримасу.       — Школа не ждёт — даже супергероев.       Кей вздыхает и тянется за кроссовкой без пререканий.       Никто и ничто вокруг не может ждать: ни мир, чтобы его спасли, ни школа, чтобы в ней учились. Иногда ему даже кажется, что это всё такая нелепость: он спасает этот город от гибели раз за разом, уже столько времени, а ему всё ещё выдают предупреждения за пропущенные занятия и сон за партой.       Но, как сказал Иво: такова цена спасения мира.       И, что ж… ㅤ       Если ради мира во всём мире Кею придётся снова и снова рисковать не только своей шеей, но и образованием — он готов это сделать.