Sinfulness

Бессонница никак не желала отпускать меня третью ночь подряд. Не помогло даже перекладывание подушки с южной стороны на северную. А Она говорила, что это должно подействовать непременно. И снова мысли о Ней — таинственной прихожанке, которая незримо, змеёй, заползла в мысли и теперь отравляет изнутри. Взгляд падает на картину, что изображает горящие на кострах котлы, вокруг которых толпятся черти. Каково это — когда пламя ада лижет грешнику пятки? Видимо, мне предстояло это выяснить на собственной шкуре. А пока напоминание о расплате за греховность в этой картине, являлось лучшей её профилактикой. Видимо, бездейственной в моем случае. Интересно, помогают ли полотна на подобную тематику Ричарду, который следуя моему совету развесил их по стенам своего особняка? И сразу за этой мыслью, следующая, пахнущая греховностью: Кто же ты, странная прихожанка, являющаяся ночами и заполоняющая мысли? Нет, это невыносимо. Так больше продолжаться не может. Остаётся один проверенный способ изгнать из себя и бессонницу и недопустимые помыслы. Радикальный, но действенный. Быстро облачившись в сутану, я миную небольшой двор под покровом ночи и оказываюсь под сводами Собора. Здесь всегда звучит музыка — так эффективнее и проще приобщать людей к вере, доносить до них волю Единого Творца. Прохожу к боковой неприметной двери, скрытой за одной из исповедален. Едва приоткрывая дверь, слышу характерный свист рассекающего воздух хлыста. Похоже, не я один решил извлечь из себя греховность радикальными методами. В это полнолуние выстроилась очередь из желающих покаяться. — Ночи, Ричард, — с бесстрастным выражением лица наблюдаю за тем, как он спешно накидывает белоснежную рубашку поверх спины, вдоль которой тянутся алые полосы. Рубашка, конечно же, пропитывается кровью насквозь, так что по прибытии домой её непременно выбросят. Но приличия не допускали, чтобы младший по Сану прикладывался к перстню в полуобнаженном виде. — Prete, — он явно смутился моим внезапным появлением, но следуя правилам этикета, не стал интересоваться, каким ветром я залетел в эту комнату в такой час? — Чем сильнее боль — тем больше отпущение грехов и духовная чистота. Кладу руку на его плечо в покровительственном, наставляющем жесте. В интонациях сквозит официальная холодность. — Да, Padre… — привитая с ранних лет покорность воле Творца и измученный внутренней борьбой взгляд, что поднимает на меня. — Ступай, мальчик мой, и пусть Творец направляет тебя. Я рассчитываю на его немедленный уход, подходя к чёрному ящику, так символично окутанному золотистым светом Луны. В нём хранятся новейшие, ещё не испробованные предметы для пыток еретиков. И павших служителей Единого. В моем случае хлыст уже не поможет. Откидываю крышку, беря в руку один из пяти маленьких серебряных кинжалов, с большой палец величиной. Скидываю с себя верхнюю часть одежды, намереваясь приступить к самоисцелению. Не раз опробованный метод на разных орудиях. Знаю точки и места, куда можно бить без опасности для жизни. По крайней мере явной. Итак, приступим… — Prete? — ох, опять этот мальчишка. Замер в дверях, вместо того, чтобы бежать отсюда поскорее. Свою порцию страданий на эту ночь получил — свободен. — Вы уверены, что это так необходимо? — Как иначе испытать, будут ли пытки действенны для еретиков? Очистят ли они их изнутри? С этими словами я вонзаю кинжал на два указательных пальца ниже левого предплечья. Перед мысленным взором встает образ ночной прихожанки, так прочно засевший в воспоминаниях. Она улыбается и смотрит на меня. Спасительный холод металла загнанного под кожу рассеивает этот образ серой дымкой, чтобы после сменится ощущением раскаленной лавы. Плечо пронзает острая боль. Подавляю выкрики, припадая на одно колено — так легче терпеть. — Передай инквизиторам, что эти кинжалы неплохи в дозновательных методах. Ещё несколько проб — и хватит. Мои губы складываются в ободряющую улыбку, хотя знаю, что со стороны должно быть выгляжу как больной холерой. Бледный. С выступившей на лбу испариной. Брызги крови не заметны на чёрной сутане, но весьма примечательны на светлых волосах. Нужно будет тщательно смыть с себя все следы сегодняшнего эксперимента, чтобы не пугать прихожан своим видом. Ещё два удара кинжалами — в ногу, чуть выше колена. На третьем ударе вскрик сдержать не удаётся. Короткий, хриплый он разносится под высокими сводами. И я благодарен Ричарду за то, что он уже покинул здание к этому моменту. Зато её образ по мере, испарился. Тяжело дыша я перевязал нанесённые кинжалами раны и на скорую руку облачился в стану. Жжение под кожей усиливалось — что неудивительно. Подойдя к чаше я насыпал туда горсть перемолотой дурман- травы — великолепного средства против боли. Его выдала одна ведьма, прежде чем быть сожженной. Плеснув вина, из потемневшей бутылки, что была спрятана в алтаре, тщательно взболтал содержимое и выпил одним большим глотком. Вот и всё. Должно полегчать через некоторое время. Опускаюсь на скамью. Веки становятся тяжёлыми и я позволяю себе задремать. Где-то за окнами пронзительно кричит ночная птица, так что я открываю глаза и какое-то время прислушиваясь к шорохам, присматриваюсь к теням, скользящим по полу, стенам и потолку. Одна из теней постепенно складывается в женский силуэт. Очень знакомый. Ненавистный и вместе с тем — желанный. — Prete… — с таким мелодичным перезвоном адские колокола призывают грешников к ответам. — Прошу простить, если потревожила… Ты тревожишь меня с момента нашей первой встречи, милая. — У Вас что-то случилось? — обращаю к ней взгляд, привычно надевая маску официальности. Качает головой, аккуратно присаживаясь на край скамьи. Непозволительно близко ко мне. — Нет, просто… бессонница… искала, чем себя занять, а музыка здесь такая красивая. Спешно встаю, опасаясь, что стук сердца выдаст мои неравнодушные чувства. От её внимательного взгляда не ускользает то, как прихрамываю на ногу, не в силах справиться с последствиями нанесённых ран. Должно пройти несколько недель, чтобы травы подействовали. Такова цена за лекарство от бессонницы. Жаль, что нет лекарства от женского очарования. Неважно — изящная мраморная статуя это или живое воплощение изящества. — Просто гипнотическая музыка — как и твой взгляд. От подобных магических взглядов до пламени костра — один шаг… — Бессонница совсем измучила вас, — сочувствие и вот она оказывается в двух шагах от. Не простительно близко. — Позволите ещё совет? Усмехаюсь, смотря в её глаза, такие непростительно- глубокие. Колдовские. Можно утонуть, не успев сосчитать до трёх. — Ваши ухищрения с подушкой не подействовали вовсе. — Могу дать вам сбор трав от одного аптекаря. Заставляет провалиться в царство Морем за раз… Она осекается на полуслове, а мне мерещится недовольное змеиное шипение. — И я навсегда заблужусь в сонном лабиринте? Умно. По выражению моего лица, она не может понять — обижен я или шучу. Отступает на шаг назад, шепчет: — Я не то хотела… Извините… Мда, кажется перегнул палку с суровостью. — Нет-нет, все в порядке, просто неудачно выразился… Мое внимание привлекают разбитые часы на её запястье. Они остановились на времени 3:47 — Ваши часы, они сломаны… Она хмурится, рассматривает часы, делает судорожный вдох. О, как мне знакомо это выражение лица. Эта боль, что витает в воздухе. Не одну панихиду довелось провести за время служения. — Это в память о брате, — нервно прикусывает нижнюю губу. — Мы были очень близки. Беру её руку в свою, аккуратно, едва касаясь пальцами: — Ваша бессонница из-за него? Молча кивает, опуская взгляд в пол. Её щит даёт трещину, я чувствую это. — Плачьте, если вам это необходимо… станет легче. Снова кивок. И прямой взгляд на меня. Глаза в глаза. Слишком невыносимая проверка на прочность. Мои щиты перед тобой уже разлетаются вдребезги. Они оказались более хрупкими, чем ожидалось. Фарфор — и тот прочнее будет. — Спасибо. Я даже не знаю, естественно он или… его уби… Задыхается, будто давится воздухом, осада на ледяной пол. — Осторожнее, — оседаю рядом, поддерживая, при обнимая за плечи. От неё, тонким шлейфом, тянется аромат шалфея и полыни. Вдыхаю. Жар пламени на миг встает перед глазами. Но не до него в тот миг, когда прижимаю к себе вздрагивающую прихожанку. Ночную. Неправильную. Опасную. Но в этот краткий миг плевать на все правила и запреты. — Не плачьте, — шепчут губы, — все проходит и это пройдет. Все мы рано или поздно обратимся в пепел. Последняя фраза была чересчур резкой. Наверное в этом была причина её резкого отстранения. Поднимается, отряхивает чёрное шелковое платье, утирает глаза тыльной стороной ладони. — Простите, Padre, мне нужно идти. Уже… поздно. Куда же ты? — Конечно. Да осветит вера Ваш путь. Да избавит от лукавых происков злых сил и презренной магии… — Благодарю, — быстрый полуреверанс и вот она уже спешит прочь, через широко распахнутые двери. — Да защитит вас Свет, — шепчу вслед, держась за руку и зная, что рукав рубашки под сутаной уже насквозь пропитался кровью. Рядом с ней я совсем забыл о боли. Итак, на чем я остановился? Ах, да: Бессонница никак не желала отпускать меня третью ночь подряд…