Ты в моем вкусе

Хенджин в очередной раз сидел и откровенно залипал на парня, который, казалось, ничего не замечал, растягиваясь перед тренировкой. Хван проходился взглядом по напряженным мышцам рук, на которых проступали вены, рассматривал упругие ноги, обтянутые в тренировочную форму, и нехотя возвращался к собственному отражению в зеркале, разминая корпус. Скоро тур, надо было ставить новую хореографию, а все мысли были далеко не о танцах. Они виделись ежедневно, но делало это ситуацию лучше или хуже — трудно было сказать, так как порой просто смотреть — было мало, но и находиться где-то далеко — становилось пыткой. Из раздумий его вывел громкий удар дверью, когда в зал зашел Минхо. — Я надеюсь, все готовы учить новую связку, — он хлопнул в ладоши и прошел в центр зала, — А даже, если не готовы, то выбора у вас все равно нет. В колонках играла одна и та же песня по кругу, они учили сначала шаги, постепенно добавляя движения руками и корпусом. За годы выступлений все мемберы научились схватывать любые па-де-ша на лету, и теперь их тренировки не занимали много времени. Вместе со сменой ритма и тональности, менялись и движения, переходя от резких и быстрых к более плавным и тягучим. Этот новый трек еще никто не слышал, и они планировали впервые исполнить его на сцене. Им действительно повезло, что в их команде был Минхо, который умудрился за две недели выучить сорок танцев, побив тем самым, если не мировой рекорд, то рекорд в jyp — точно. И благодаря нему группа имела необычную хореографию на концертах и боли во всех частях тела после тренировок. Убедившись, что все усвоили движения и правильно их выполняют, Минхо начал расставлять мемберов, объединяя их по парам. Хенджин всегда испытывал противоречивые чувства, когда находился в непосредственной близости к объекту своего обожания. С одной стороны, была возможность невзначай, случайно прикоснуться к любимому человеку. С другой стороны, слово «случайно» тут точно не подходило, ведь хотелось прикасаться много, везде и специально. Их частенько ставили в пару, так как они по большей части отвечали за танцы в группе, а еще Минхо говорил, что они хорошо смотрятся рядом. Хван шумно выдохнул, зачесывая ладонью волосы назад, чтобы отросшая челка перестала лезть в глаза. Он перевел взгляд, смотря на своего улыбающегося партнера в связке и невольно усмехнулся сам. Удивительно, как Феликс всегда умудрялся сохранять приподнятое настроение, даже после нескольких часов изнуряющих тренировок. У этого человека либо был огромный запас энергии, либо нескончаемое трудолюбие, а скорее: и то и другое. Хенджин же ощущал себя вернувшимся из глубин адского пекла, вся его футболка была буквально насквозь сырая, а во рту было сухо, как в пустыне. Он подошел к зеркалу, взяв бутылку с водой, и с жадностью отпил половину, после физических нагрузок простая вода всегда казалась особенно вкусной, и Хван наслаждался каждым глотком. Когда все немного перевели дух и были готовы продолжать, Минхо вновь включил музыку и начал громко считать, ставя акценты на каждой восьмерке. Хенджин фиксировал руки на коленях, пока Енбок ловко подныривал под плечом, вставая в пол-оборота. Они обходили друг друга по кругу, не разрывая зрительного контакта и слегка ведя одними пальцами по спине. Неужели мелодия всегда была такой пылкой и страстной, или так ощущается взгляд Ликса на Хване? Старший отвечал ему таким же жгучим и хищным взглядом, рассматривая каждую веснушку на лице. Элементы танца становились все острее и энергичнее, трек переходил к крещендо, а дыхание полностью сбивалось. Рядом с Енбоком пульс всегда пускался в скачки, но видеть, как тот шумно выдыхает, приоткрывая свой рот, как облизывает пересохшие пухлые губы, как проходится по ним языком — было слишком греховно и сексуально. Если бы не жуткая усталость и ломота в мышцах, Хван был уверен, что его возбуждение было бы заметно. Хени проследил, как капелька пота медленно стекала по шее младшего, и громко сглотнул, перебирая ногами и стараясь не перепутать шаги. Не хотелось потом еще три раза повторять хореографию и подставлять остальных мемберов. Под конец трека они выстроились в общую фигуру и выполнили последнюю связку. Как только музыка закончилась, половина группы посыпалась на пол, другая пыталась отдышаться, отползая к дивану. Каким образом после такой хореографии еще несколько часов прыгать по сцене — было непонятно. Но они каждый раз снова вставали и снова прогоняли всю концертную программу. Такое ощущение, что в середине выступлений открывалось второе дыхание, когда участники слышали радостные крики стэй, и это придавало им сил. На сегодня весь поставленный план был выполнен и теперь можно было умирать с чистой совестью. — Устал? — спросил Феликс, кладя руку на плечо старшему. Хенджин почувствовал, как вздрогнул всем телом, но тут же взял себя в руки и постарался улыбнуться. — Минхо нас не щадит, — загнанно дыша, ответил Хван. Ликс всегда был тактильным солнышком, поэтому давно надо было привыкнуть к его мимолетным касаниям и дружеским объятиям. Но Хенджин не привыкал. Не мог. Как можно привыкнуть к тому, что твое сердце каждый раз готово выскочить из груди, когда тебя берут за руку; к тому, что по всему телу разливается тепло, когда нежно перебирают волосы за просмотром фильма; к тому, что на лицо лезет дурацкая улыбка, когда обнимают со спины. Совершено точно, уверенно, решительно — никак. Поэтому Хван все глубже тонул в своей влюбленности, не собираясь кричать sos или хвататься за спасательный круг. От тактильности Феликса было несколько проблем: когда он касался Хенджина — возбуждение, когда других — ревность. Хван был жутким собственником по своей натуре, поэтому всегда сверлил взглядом каждого, с кем обнимался Ли. Все чувства и эмоции, не найдя нужного выхода, копились и клокотали внутри, распространяя червоточину по всему организму. В районе груди зрело что-то не хорошее и периодически сильно покалывало. Вот и сейчас, пока все собирали вещи, чтобы вернуться в общежития, Хван пытался испепелить взглядом две спины. Перед его глазами была картина того, как Феликс вис на Чанбине, постоянно ощупывая его руки. Ли радостно улыбался и о чем-то увлечено рассказывал, не забывая параллельно нахваливать Чанбина. Кто там говорил, что «влюбленность — самое прекрасное чувство на земле»? Хван был готов подойти и собственноручно врезать этому человеку. Хенджин не чувствовал никаких романтических бабочек в животе, а только разрастающийся пожар, который был способен сжечь дотла и обратить его изнутри в пепел. Тот, кто был влюблен не взаимно или тот, кто боялся признаться в своих чувствах, никогда бы не сказал подобной чепухи. Любовь делает тебя слабым, обнажая все уязвимые места, а Хван ненавидел быть слабым, даже плакал беззвучно, укрываясь одеялом, чтобы точно никто не видел его таким. Почему чувства не поддаются логике и разуму, почему их просто нельзя выключить, как надоевшую передачу по телевизору. Тяжелее всего было ночью, так как днем удавалось отвлечься на расписание и повседневные дела, но, как только солнце пряталось за горизонт, вихрь из мыслей полностью окутывал разум, ведь от себя не скроешься и никуда не убежишь. По ночам, как будто бы все становятся откровеннее друг с другом и с самими собой, все чувства обостряются и вспыхивают с новой силой, а заживающие рубцы снова начинают кровоточить. Накрывало сильно: до сбитых костяшек и разбитых ваз, до сломанных мольбертов и порванных картин. Ревность перетекла в одержимость, хотелось привязать Феликса к себе и никогда никуда не выпускать. Бесили визажисты и стилисты, которые прикасались к Ли. Бесили фанаты, которые смотрели на Ликса и снимали его на свои телефоны. Бесили мемберы, которые могли с ним поговорить и позвать гулять. Бесил весь мир. Хени чувствовал так много всего, его мир буквально концентрировался на одном конкретном человеке, а всего вокруг как будто бы не существовало. Центр его вселенной, смысл его существования был определен. Если бы его спросили, готов ли он пожертвовать собой, чтобы спасти Енбока, то он бы не раздумывая ответил утвердительно, так как всегда выбирал его, а не себя. Хван понимал, что его мысли и чувства были далеки от понятия «адекватность», но ничего не мог с этим поделать. Спасало только то, что внешне это никак не проявлялось и все оставалось исключительно в его голове, так как Хван никогда бы себе не простил, если бы сделал что-то против воли Енбока. Хенджин шумно выдохнул, закинув сумку на плечо и вышел из студии, чтобы оказаться где-нибудь подальше от этих воркующих голубков. Хван однозначно был одержим и, к сожалению, не демонами, от осознания данного факта легче не становилось и надо было что-то с этим делать. Только вот что именно делать — было совершено не понятно. Как-то раз он смотрел сериал, в котором мужчина показывал на свою ногу, говоря, что отстрелил большой палец, чтобы не чувствовать боль от расставания. Хени даже не помнил название этого сериала, а конкретный момент как-то врезался в память. Хенджин не был сторонником таких радикальных методов, но врачи действительно подтверждали, что в момент получения физических увечий в организме вырабатывается эндорфин и притупляется боль. Все-таки пережить физическую боль было в разы проще, чем моральную. Но он айдол и вся его жизнь под вспышками камер, а стэй и так начали что-то подозревать после его «ушиба» руки. Хотелось ощущать уверенность и стабильность, чтобы человек также сильно нуждался в тебе, как ты в нем. Перерезать крылья, сломать ноги, перекрыть кислород, только, чтобы ты был нужен, чтобы без тебя не могли. Боязнь одиночества затмевала голос разума, было слишком страшно остаться одному, слишком страшно стать ненужным. Хенджина передернуло от собственных извращенных мыслей, должен же быть способ контролировать такое состояние. Вернувшись в свою комнату, он первым делом полез в интернет, гугля «тревожная зависимость», «болезненная привязанность», «ментальная одержимость» и начал переходить по разным ссылкам в поисках полезной информации. Возможно, стоило заказать и почитать более специализированную литературу по данным вопросам, но сейчас Хени решил обойтись сподручными средствами. Большинство сайтов рекомендовали обратиться к специалистам и не заниматься самолечением, но на некоторых Хван все-таки смог вычитать для себя интересные советы. Он стоял в душе, перебирая мокрые пряди на голове и пытался скомпоновать свои мысли в стройные предложения. Ранее Хван никогда не пытался облечь свои чувства в слова, а просто проживал их в моменте. Рекомендация гласила: «Если Вы боитесь рассказать о своей любви объекту симпатии, то попробуйте написать ему письмо, изложив чувства на бумаге». Отправлять или показывать свою писанину Хени, конечно же, не собирался, но сама идея показалась ему неплохой. Поэтому выйдя из душа, он отправился прямиком в комнату, чтобы засесть с листом бумаги, выводя строчки.

«дорогой мой Енбок~и,

в этом письме я бы хотел выразить все то, что не решаюсь сказать тебе глаза в глаза. попробовать описать мою любовь.

мне так больно от моих чувств, мне постоянно кажется, что ты со мной играешь.

ты как прекрасная красная роза, чей запах сводит с ума, но как только ты пытаешься ее обхватить, то тут же получаешь кровоточащие раны от шипов.

малыш, не испытывай меня, я боюсь, что могу не выдержать и сорваться.

одна проведенная с тобой ночь, перевернет всю мою жизнь и привнесет в нее смысл, ведь только ты можешь заполучить меня.

хочу, чтобы ты почувствовал мою любовь, чтобы ты подошел и попробовал меня, ты будешь вздыхать, а я буду шептать тебе о том, как ты прекрасен.

мне всегда так сильно хочется сократить расстояние между нами, чтобы после краткого вздоха, мы соприкоснулись, пространство между нами точно бы нагрелось и искрилось.

просто смотри на меня, я так хочу, чтобы ты смотрел только на меня и больше ни на кого. ведь мне нужен только ты, ты — мой мир.

из-за чувств к тебе меня посещают извращенные мысли, не делай меня плохим, я зависим от тебя, я тобой одержим. ты согреваешь мое холодное сердце.

если мы переступим границу, то ты не сможешь убежать, ты будешь моим. хочу, чтобы ты меня поцеловал, хочу поцеловать тебя. поцелуй меня или уйди уже из моих мыслей.

ты всегда так мягко на меня смотришь, что я устаю повторять, насколько сильно я к тебе привязан. я так боюсь тебе признаться, ведь ощущаю, что испорчу все за секунду, поэтому я сохраняю все наши совместные моменты и пытаюсь продолжать обычное общение.

без тебя я ни на чем не могу сосредоточиться. я хочу заставить тебя почувствовать свою любовь. интересно, какой ты на вкус? приди и попробуй меня сейчас же.

я сделаю все, чтобы тебе понравилось. хочу сократить эту пропасть между мной и тобой, чтобы расстояние между нами ушло в минус. ты каждый раз вновь распаляешь во мне огонь, даже, когда я уверен, что смог приручить свои чувства.

детка, как же я зависим от тебя, как же я одержим тобой.

поцелуй меня или оставь меня.

поцелуй меня или возненавидь меня.»

В конце Хенджин поставил дату и подпись с аккуратным сердечком сбоку. Проблемы это совершенно не решило, но зато Хени начал чувствовать себя лучше, как будто перестал все держать в себе и наконец-то смог с кем-то поделиться, и пускай этот «кто-то» — лист а4 и стены собственной комнаты. Наверное, стоит начать вести дневник и хотя бы в нем фиксировать собственные мысли. Хван осторожно запечатал письмо в конверт и каллиграфическим почерком вывел на нем «для Феликса». Время близилось уже к двум часам ночи, поэтому закинув конверт в верхний ящик письменного стола, Хенджин пошел готовиться ко сну, попутно листая баббл и отвечая на вопросы стэй. Хван любил общаться с фанатами, каждый раз удивляясь тому, как грустно он ест и смеясь во весь голос со сравнений Сынмина с песиками. После этого вечера особенно ничего не изменилось, все участники также были загружены расписанием, тренировками и написанием новых треков. Они любили постоянно пробовать что-то новое, поэтому даже в свободные дни занимались саморазвитием: кто-то брал уроки вокала, кто-то учил иностранные языки, а Хенджин опробовал новый вид живописи. В выходные они все вместе посещали караоке и горланили любимые песни, удивляясь терпению хозяев заведения. Хан с Минхо несколько раз исполнили Limbo дуэтом, так что теперь все ждали их фит на сцене. Сынмин каждый раз воровал Volcano у Хана, исполняя ее с невероятным рвением. Чан пытался повторить низкую партию Феликса из God’s menu, от чего последний звонко смеялся. Чонин демонстрировал свои навыки в троте, Чанбин пытался побить рекорды в скорости читки, а Хенджин просто наслаждался совместным времяпровождением, наблюдая за мемберами с дивана. В один из дней, когда Хван собирался в душ, чтобы смыть с себя усталость после проведенного дня, ему позвонил Феликс. — Хенджин~а, привет, ты сейчас дома? — на том конце раздался теплый голос. — Ага, я так устал после тренировки, что смог донести себя только до кровати, — пожаловался старший. — О, а ты помнишь, как в прошлый раз мы страдали фигней в караоке и каждый писал по строчке? — Феликс выждал паузу, пока Хенджин вспомнит и согласно промычит, — Так вот, Хану зачем-то понадобился этот листок, что-то он там хочет вычитать для лирики, хрен знает что, если честно, а вроде ты его тогда забирал. — Ладно, а он сам-то зайти не мог? — Не думаю, что в ближайшие дни Минхо его выпустит из комнаты, — засмеялся Ликс. — О боже, — взмолился Хенджин, не желая знать подробности. — Я тут рядом прохожу, не против, если я зайду? — Да-да, я только сейчас в душ схожу, если что код от двери ты знаешь, а этот невероятный шедевр нашего коллективного творчества лежит у меня в ящике в столе. Хван успел только найти на стеллаже полотенце, как на пороге его комнаты уже стоял Феликс. — Привет, — улыбаясь произнес младший. — Ты что стоял у входа, когда звонил? — спросил Хван, пропуская гостя в комнату. — Ну почти, — пожал плечами Ликс. — Ладно, я в душ, чувствуй себя как дома, — сказал Хени, перед тем, как выйти в сторону ванной комнаты. Хени медленно потащился в душ, постоянно цепляя спадающие тапки. Достигнув своей цели, он разделся и встал под теплые струйки воды. Нормально настроить температуру было тем еще испытанием, повернешь на миллиметр в сторону и прохладная вода тут же сменялась раскаленной лавой. А, если кто-нибудь на этаже решит постирать, то поймать нужную позицию становилось вообще невыполнимой миссией. Убедив себя, что контрастный душ даже полезен для организма, Хенджин перестал ворчать и наконец-то смог расслабиться, подставляя лицо под капли. Он любил легкие ненавязчивые запахи, поэтому гель для душа чаще всего выбирал какой-нибудь фруктовый. Хван несколько раз прошелся по телу, распространяя сладкий аромат по душевой и вдруг дернулся в осознании. Как он мог забыть, что в этом гребанном ящике лежит то самое дурацкое письмо. Хени в одно мгновение смыл всю оставшуюся пену, накинул на мокрое тело халат и выбежал, надеясь, что Феликс ничего не нашел. Был мизерный шанс, что Енбок решит посидеть в телефоне или пойдет рассматривать книги на полках, но, когда дверь в комнату открылась, то все его надежды рухнули в одночасье. Ликс сидел на стуле и бегал глазами по строчкам из того самого письма. Хенджин сглотнул образовавшийся в горле ком, сердце стучало так быстро и сильно, будто пытаясь пробить грудную клетку и убежать куда-подальше. Уровень стресса достиг своего возможного максимума, и Хени начал медленно приближаться к Ликсу. Хван нервно кусал губы, пытаясь что-нибудь придумать в оправдание, какую-нибудь тупую историю, которая объяснила бы происхождение данного письма. Но осознав, что в стрессовой ситуации, его мозг вообще отказывается работать, решил сказать правду. — Эм, не бойся, я не буду ничего подобного с тобой делать, — выдохнул Хван, усаживаясь на кровать. — А если я не против, — Феликс встал со стула и подошел к старшему. — Что? — Хенджин непонимающе поднял взгляд. — Ну…ты мне тоже…нравишься, — после этого признания Хван притянул Ликса к себе и тот очутился у Хени на коленях сидящим в пол-оборота. — Я очень счастлив, — Хенджин сильнее стиснул Феликса в объятиях, — Но я очень сильно боюсь, — он попытался спрятаться где-то в районе шеи Енбока. — Чего ты боишься? — Я боюсь, что наврежу тебе своим состоянием, что не смогу себя контролировать и причиню тебе боль, что я полностью растворюсь в тебе и потеряю себя, что не смогу пережить расставание, ведь не буду видеть свою жизнь без тебя… — тараторил Хван. — Я готов быть с тобой рядом и помогать тебе, — Феликс развернулся лицом к Хенджину, — Можем вместе сходить к психологу, вон как он Хану помог с тревожностью, он теперь даже несмотря на панические атаки может выступать, — заверил его Ликс. — Даже, если я буду каждый день спрашивать: «ты все еще меня любишь?» — щенячьим взглядом просмотрел Хени. — Да, я готов каждый день отвечать тебе, что люблю тебя больше всех на свете, — улыбнулся Енбок. — За что мне так повезло, — Хенджин переместил Феликса, помогая перебросить вторую ногу через его бедра и сесть лицом к лицу. — Ты просил поцеловать тебя, — Ли обвил ладонями лицо Хени. — Я не… — договорить Хван не смог, так как его губы накрыли губы Енбока. Феликс трепетно целовал, поочередно сминая губы, метался от нижней к верхней и обратно, боясь углубить поцелуй. Хенджин плавился от поцелуев, хотелось одновременно пищать на ультразвуке от радости и стонать от возбуждения. Трудно было поверить в то, что это происходит наяву. Может он поскользнулся в душе и сейчас лежит без сознания. Но Ликс так ощутимо перебирал пальцами волосы, слегка надавливая и массажируя кожу головы, что нельзя было сомневаться в его реальности. Это было настолько приятно, что Хенджин был готов закончиться ровно на этом моменте и на этом месте, главное, что его сейчас целовал Феликс. Хван оглаживал руками лопатки, очерчивал талию, спускался к бедрам, сжимал ягодицы. Не выдержав последнего, Ли толкнулся языком в рот и усилил напор. Они переплетали языки, хаотично вылизывая рты друг друга. Никакие сны и фантазии и в сотой мере не передавали того, как восхитительно было целоваться с Ли. Не удержавшись, Енбок повалил Хенджина на кровать, припечатывая спиной к простыне. Халат тут же был развязан и улетел в неизвестном направлении, чтобы Ликсу ничего не мешало любоваться любимой фигурой. Туда же направилась футболка Феликса, которую Хван требовательно стянул и откинул. Ли осыпал тело поцелуями, нежно покусывал ключицы и спускался языком к груди. Он облизал ореол соска и, чувствуя, как это нравится Хенджину, начал посасывать, вбирая бусинку соска и легонько кусая зубами. Хван млел и стонал от прикосновений, оказалось, что его тело было невероятно чувствительным и ярко отзывалось на все действия Ли. Енбок выцеловывал на торсе невидимые узоры, очерчивая пальцами линии пресса. Хенджин каждый раз умирал от этой нежности и от новых ощущений. Заметив, что Ликс все еще был в штанах, он решил исправить эту досадную оплошность и перевернул их, нависая над своим ангелом. Теперь пришла очередь Хенджина устраивать сладкую пытку из поцелуев. — Дерьмо, — выругался Хван. — Что случилось? — приподнялся на локтях Феликс. — Гребанный тур, я даже не могу оставить на тебе укусы или засосы, — Хени продолжил вылизывать шею Ликсу. — На бедрах, — с придыханием начал Енбок, — Можешь…на бедрах. Хенджин удовлетворенно улыбнулся и опустился ниже, освобождая ноги младшего от штанов и нижнего белья. У Феликса были невероятные, незаконно прекрасные, упругие, подтянутые ноги. Хван ни одну ночь провел с мыслями о том, насколько бедра Ли сексуальные, а теперь они были в его распоряжении. Сколько раз он представлял эти бедра, и наконец-то мог осуществить все свои мечты и желания. Он разместился между разведенных в разные стороны бедер и начал остервенело оставлять на них свои следы. Постепенно вся внутренняя сторона была усеяна разного размера следами от зубов и метками всех цветов: от нежно-алого до багряно-фиолетового. Все-таки Хван был жутким собственником и ему хотелось показать всему миру, что этот неземной парень выбрал именно его. Кожа у Ли была бархатной и нежной, словно самый дорогой шелк, который легко струится и плавно стекает с рук. Удовлетворившись проделанной работой, Хенджин приподнялся и мазнул языком по головке члена, наблюдая за реакцией Феликса. Ли гортанно простонал и прикусил нижнюю губу от удовольствия. Хван начал водить языком по всей длине, ласкать уздечку и толкаться языком в дырочку уретры, слизывая предэякулят. Енбок мелко подрагивал, постоянно скуля и прося продолжить, Хвану нравилось видеть такую реакцию на свои действия. Он еще раз прошелся языком от яичек до головки, а затем разом вобрал в рот, опускаясь до середины. Ликс тут же простонал имя Хенджина, которое из его уст звучало дико сексуально, и начал сам глубже толкаться бедрами, чтобы ощутить узость глотки. Хван постарался максимально расслабить горло и хоть подобного опыта у него еще не было, но он смог принять в себя весь член полностью, а затем с пошлым звуком вытащить изо рта. Феликс раздосадовано пропищал, когда перестал ощущать тепло чужого рта, но слыша чужое недовольство, Хван снова вобрал член, заводя головку за щеку. Хенджин был уверен, что все общежитие знает, чем они тут занимаются, так как Ли кричал так громко, не пытаясь себя сдерживать. Хвану это нравилось, нравилось, что именно под ним так кричит Феликс и, что кричит его имя. Хени опускался на всю длину, создавая ртом вакуум, обводил круговыми движениями головку, помогая себе рукой и каждый раз ощущал, насколько стремительно Ликс приближается к оргазму. Еще недавно, увидеть то, как Феликс кончает с его именем — было сродни несбыточной фантазии, а теперь имело все шансы на воплощение. — Стой, я сейчас кончу, — вдруг его прервал Ликс. — Я этого и добиваюсь, прелесть, — ухмыльнулся Хван. — Нет, — Ли пытался вернуть себе самообладание, — Не хочу, чтобы только я, — он притянул Хенджина наверх, — Хочу, чтобы ты тоже. Хенджин лег рядом с Феликсом, смотря как тот что-то для себя решает. Ли привстал и развернувшись спиной, перекинул ногу через корпус Хвана. Оказывается, его невинный ангел не такой уж невинный и, Хени это только сильнее заводило. Он приподнялся, подкладывая подушку под плечи, чтобы видеть всю картину целиком. Хван бывал в разных музеях мира, но ни один шедевр искусства не сравнится с тем, как чертовски сексуальный Ли Феликс совершенно порнушно отсасывал ему, развернувшись к лицу задницей. Хван сжимал руками ягодицы, раздвигая их сильнее и оставляя следы от пальцев на молочной коже. Хенджин смочил один палец слюной и приставил ко входу, немного покружив около сомкнутого колечка мышц, он толкнулся и его палец полностью вошел, не встретив сопротивления. — Ох, кто-то недавно растягивал себя? — промурлыкал Хван и почувствовал, как по члену пошли вибрации. — Мгм, — согласно промычал Ли. — И о чем же ты думал, когда игрался с собой, солнце мое, — невинно спрашивал Хенджин, добавляя второй палец. — О том, как ты трахаешь меня своим членом, — выпустив головку изо рта, проговорил Ликс, отмечая, как после его фразы член Хвана дернулся. Хенджин сильнее сжал бедро, а затем отвел руку, и по комнате распространился звонкий звук шлепка, а на коже красовался красный след от ладони. Хван глубже ввел два пальца и начал исследовать нежные стеночки в поисках простаты. Когда после очередного движения пальцами, Ликс застонал и прогнулся в спине, то Хени удовлетворенно отметил у себя в голове нужное местечко. Феликс все глубже насаживался ртом на член, вбирая до конца, а затем возвращался к головке. Хенджин круговыми движениями постоянно стимулировал простату, срываясь на рык из-за растекающегося по всему телу удовольствия. Ощущая, насколько он близок к разрядке, Хван положил вторую руку на член Феликсу и начал водить по всей длине в такт толчкам пальцев. Толчки становились все резче и быстрее, Феликс уже не пытался подстроиться под ритм и терпеливо принимал член, пока Хенджин бешено двигал бедрами, пару раз проходясь по зубам, от чего потом шипел и ругался. Они оба были на пределе, и после нескольких минут в безумном ритме, Хван почувствовал как тело Ликса начало подрагивать, а его рука наполнилась теплой жидкостью. Хенджин глубоко толкнулся бедрами и излился в рот Ли, который несмотря на свой оргазм умудрился все слизать. Хван развернул Феликса, укладывая себе на грудь и обнял, зарываясь носом в его волосы. И пока они лежали все перепачканные слюной и спермой, липкие от пота, но такие влюбленные и счастливые, то Хенджин подумал, что все-таки любовь — это самое прекрасное чувство, когда влюблен взаимно и твоя любовь лежит у тебя на груди.