Любовь, которая замёрзнет до смерти

Наступил день, когда детей стали учить не выходить на улицу, потому что отныне в мире были такие, как он. Однажды, укушенный, Гвинам превратился в вечного юношу, не в силах обрести покой и утолить неуёмный голод к насилию. Его прежняя жизнь исчезла в одно чудовищное мгновение, оставив лишь сознание в безжизненном теле. Взамен же он обрёл много сильных качеств из того числа, что исключают лишь одно: быть героем в болезненном, мучительном несоответствии между им самим и старыми моральными ценностями. В прошлом человечество сочло бы непростительным то, что Гвинам проливает много крови и чаще совершает поступки, обусловленные животным инстинктом, чем осуществляет взвешенные решения. Но он сам и правительство в новом этапе эволюции смогли найти оправдание против любых упрёков: вопрос выживания человечества. И несогласным остаётся лишь довольствоваться внутренним инстинктом выживания и влечением к собственной жизни, ведь нет иного выбора, кроме как просто признать, что спасение от смерти находится в руках Гвинама и ему подобных — совершенно новом виде человека. И ты… в этом новом мире ты не являешься кем-то, обретшим форму альфа-зомби, а скорее — просто существуешь где-то на грани между человеком и живым мертвецом. Твоё существование важно не больше, чем биение крыльев ласточки, когда единственная твоя функция — лишь один из законов удовлетворения желаний загнивающей плоти. Гвинам закрывает твои глаза ладонью. Между светом и тьмой по поверхности зеркала проходит тонкое облачко призрачного дыхания, как последний остаток теплящейся в твоём теле жизни. — Ты хоть представляешь, какой у тебя чертовски потрясающий вкус? — спрашивает Гвинам, наклоняясь к твоей шее. Ты подпрыгиваешь от прикосновения, когда его язык лижет твою кожу, после чего он плашмя бьёт тебя о зеркало. Ледяные струи чёрной крови захлестывают твоё лицо, заливают глаза и ноздри. Осколки — не слишком жёсткое ложе по мнению Гвинама. Ты глотаешь собственную кровь и просто прислоняешься лицом к зеркалу, позволяя альфе пожирать себя. Но ты ничего не чувствовала. Укусы Гвинама, разрыв тканей, вкус крови на языке и боль казались тебе таким далёким ощущением, почти безмятежным воспоминанием. Всё, кроме одного. Ты знала, что не можешь так просто уйти. Единственное, что ты помнишь из первых дней вспышки вируса, прежде чем твоя человеческая жизнь навсегда померкла, были чёрные глаза Гвинама. Казалось, этот взгляд вытягивал душу из твоей умирающей плоти, скользя в твои зрачки, как нить в ушко иголки. Его ненависть к тебе, его жажда твоей плоти и крови были так чудесны, что за миг до смерти тебя захлестнуло острое наслаждение. Потом тебя не стало. Но долго плавать в полной тьме не пришлось — вирус вытащил тебя на берег. Больше, чем потеря собственной жизни, угроза со стороны живых и верная вторая смерть от их рук, тебя потрясло постигшее несчастье оказаться обращённой в зомби самим Гвинамом. Он всегда был сложным. Но мог бы быть просто ещё одним одноклассником, если бы не стал злым, связавшись не с той компанией. Гвинам съел тебя живьем, как сделал это с другими. К несчастью для тебя, он всё ещё оставался голоден к твоей плоти. И так оказалось лучше для всех, если альфа-зомби будет мучить себе подобных, а живых оставит в покое. Это как карма, призванная напомнить — как ни убегай от своего школьного мучителя, он настигнет тебя и после смерти: «Не будет тебе свободы. Мы связаны на всю жизнь… и смерть тоже». Смерть превратила его в злобного монстра. Контролируемого, но всё ещё монстра. В его власти ты чувствовала себя почти живой, хотя местами тело уже просвечивало насквозь. Гвинам хотел, чтобы ты была с ним вечно, и мысль о том, что он питается тобой, поддерживает твоё небытие, доставляла ему удовольствие. Ты ненавидела такую участь, и не раз восставала против него. Но когда руки альфы касались твоей шеи, тебя пронзал такой холод, какого ты не чувствовала ни разу в жизни. И какой у тебя выбор: умереть… ещё раз, как и должно быть? Это не твой выбор, в тебе теплилось эгоистичное желание «жить». Поэтому ты терпишь все долгие минуты, которые Гвинаму нужны, чтобы использовать тебя. Его взгляд не отрывается от твоего до того момента, пока он не насытиться со стоном и дрожью, уткнувшись лицом в твою шею. Его укусы становятся слабыми. Сострадание, если только ты всё ещё была способна его испытывать, заставило тебя обнять Гвинама за плечи и прижать к своей груди. Ты оставалась неподвижной, пока альфа прижимался к твоему обнажённому и окровавленному телу. На твоё удивление ваши сердца бились в унисон. Ты всегда с удивлением чувствуешь это трепещущее сердцебиение в груди, быстрое и поверхностное, что оно ещё есть… В этот миг нежность между вами была почти трогательной, а зловещая красота застывшего во времени момента — завораживающей.