Побег

      Они весь день убегали от преследователей.       Миссия полностью провалилась: недоразумения и неудачно выбранное время, незнание особенностей культуры и просто банальное невезение. У них отобрали оружие и коммуникаторы, и теперь они, спасая свои жизни, бежали обратно в покрытые лесом холмы, надеясь уйти от деревни как можно дальше, пока их не найдёт спасательная группа.       Похолодало, и начали сгущаться сумерки. Еды практически не было — разве что несколько аварийных пайков.       Она ненавидела быть беспомощной, но с другой стороны, осознавала (и не без самодовольства), что именно ей предстоит внести весомый вклад в их дальнейшее выживание. — Капитан, — сказала она, когда они, наконец, позволили себе передышку от безумной гонки, — вы ведь не проходили расширенный курс выживания в Академии, не так ли?       Она знала, что он никогда не сталкивался с подобным. Это испытание проходят на четвёртом курсе, а он закончил только три, когда его повысили до капитана. — Нет. Не проходил. — Ну, а мне повезло больше, — говорит она. — Я смогу вывести нас отсюда.       Недельный курс был изнурительным и неприятным испытанием, но она закончила его, приобретя в итоге множество новых навыков — от ориентирования на местности до поиска пищи и разведения костра из подручных материалов. Она уверена, что сможет сориентироваться в дикой местности, и рада возможности показать ему некоторые из своих менее известных талантов. Она очень хорошо справилась с курсом, получив высшие оценки.       А он, такой высокомерный хвастун, всегда уверенный в своей правоте. Будет забавно увидеть его в подобном щекотливом положении. Здесь он может показать себя в невыгодном свете.       Он посмотрел на неё со странным выражением лица, будто собирался что-то сказать, но передумал. — Хорошо, лейтенант. Ты здесь главная. Командуй.       Она остановилась и окинула внимательным взглядом окрестности, запоминая рельеф местности до наступления темноты. Издалека доносились крики преследователей, и у неё всё внутри сжималось от волнения. Это не учебный курс Академии; они действительно убегают, спасая свои жизни. — Сюда, — указала она. Они начали подниматься вверх по склону так быстро, как только могли.       Он позволит ей лидировать. Сегодня. «Раскрывайся постепенно, не показывай сразу все свои достоинства без крайней необходимости».       Он следил за её действиями, предпринимая при этом собственные. Но пока она всё делает правильно, он молчит. Пусть поднаберётся опыта.       Однако с наступлением темноты её уверенность ослабевает. Она плохо ориентируется в темноте. Он вносит лёгкие коррективы, которым она неохотно следует. Он мягко направляет её в нужную сторону. Он советует ей двигаться потише. Она всё ещё лидер их небольшого отряда, однако он ей активно помогает.       Но когда она находит открытую поляну и говорит, что они остановятся здесь на ночь, он вынужден возразить. Он не позволит ей подвергнуть их опасности. — Нет. — Он качает головой, указывая вглубь леса, примерно в двадцати метрах от края поляны. — Там. — Почему?       Она раздражена и устала. У неё на предплечье длинная, глубокая царапина, которая, должно быть, сильно болит. Ей не нравится, что он ставит под сомнение её решения, но у них нет выбора. — Сейчас нам лучше спрятаться, видишь вон ту маленькую пещеру? Мы сможем развести костёр.       Она немного поворчала, но согласилась и последовала за ним. Он мог прочесть выражение её лица так же ясно, как и слова, которые она не осмеливается сказать вслух: «Если ты такой умный, тогда почему не делаешь всё сам?»       Он криво улыбнулся, приступая к работе. Внезапно нахлынули знакомые воспоминания.       Есть вещи, которые никогда не забыть. Даже если очень хочешь.       Она с удивлением наблюдает, как он мастерски строит укрытие, защищённое от дождя. Он приказывает ей отдохнуть, пока собирает дрова и разжигает небольшой костёр, используя камень, похожий на кремень, чтобы высечь искру из своего хронометра. Затем он снимает золотистую рубашку и отрывает рукава: одним перевязывает раненую руку лейтенанта, а из второго мастерит импровизированную перевязь. — Ты никогда не проходил курс выживания, — подозрительно говорит она. — Где ты всему этому научился? — Я сказал, что не проходил этот курс в Академии, — поправил он. — Я научился всему, когда был ребёнком. — В Айове? — Он лжёт. Ожидаемо.       Он хихикнул. — Нет, не в Айове. В Айове нет диких мест, поверь мне.       Затем до неё начинает доходить. — О, я поняла, — говорит она зло. — Ты прошёл один из тех псевдокурсов выживания для скучающих богатеньких деток, ищущих острых ощущений…       Он рассердился. — Послушай, Ухура, я не знаю, что ты там нафантазировала о моей семье, но мы не были богачами. И я не скучал, поверь. К тому времени, когда мне исполнилось четырнадцать, я испытал столько острых ощущений, что пару раз чуть не угодил за решётку. — Он обезоруживающе улыбнулся. Ни для кого не секрет, что в молодости капитан любил пропустить стаканчик и сломя голову ринуться в любую авантюру.       Она рассердилась не только на то, что он откровенно насмехается над ней, но и на то, что допустила сегодня слишком много идиотских ошибок, включая и ту, когда получила травму, а ещё за глупое, глупое, глупое предложение разбить лагерь на поляне. Ей хочется стереть с его лица самоуверенную ухмылку. — Иногда детей из проблемных семей берут на курсы выживания, — говорит она, внимательно наблюдая за его реакцией. — Подобное должно оградить их от дурной компании и помочь раскрыть свой потенциал по-новому… — Верно. — Это был именно такой курс? — настаивает она. Кажется, она хочет докопаться до истины.       Он вздохнул и пристально посмотрел на неё. — Нет, Ухура, ты не угадала. Всё произошло на другой планете, ясно? Я прошёл курс выживания, когда навещал своих тётю и дядю в колониальном мире. — Когда тебе было четырнадцать?.. — Правильно. — Как долго длился курс? — Несколько недель. — Должно быть, это был очень хороший курс. Похоже, ты знаешь, что делать. — Я многому научился. — Сколько детей было в твоей группе?       Он заколебался. — Сначала около десяти. Затем несколько дней я был один, — напряжённо сказал он.       Она продолжила более мягким тоном. — Должно быть, это было страшно — оказаться одному на незнакомой планете.       Он пожал плечами. — Я был не совсем один. Взрослые были рядом, в пределах слышимости. — Она не понимала гнева, звучащего в его голосе. Возможно, он возмущался тем, что его заставили пережить слишком пугающий опыт? И зачем кому-то заведомо подвергать ребёнка опасности? Это лишено смысла.       Они решили покончить с остатками сухих флотских пайков и попытаться раздобыть завтра какую-нибудь еду. Он разломил один из энергетических батончиков и оставил себе половину, а вторую отдал ей вместе с целым батончиком, игнорируя протесты. — Мы всё делим поровну, — решительно заявила она. Она ненавидит, когда с ней обращаются как с неполноценной или слабой. Даже если он действует из какой-то архаичной формы рыцарства, она против подобного отношения. Мужчинам нужно больше калорий, чем женщинам, поэтому даже равная доля даст ей относительное преимущество. — Ухура, — терпеливо говорит он, — как давно ты ела? — Какое это имеет отношение к делу? — Ответь на вопрос. — Не знаю. Может быть, тридцать шесть часов… — Она преувеличивает. Прошло всего двадцать шесть со времени ритуального поста. К концу этого срока, вспоминает она, у неё кружилась голова, и она едва могла поднять руку, чтобы выпить предложенный отвар. У неё нет желания повторять подобный опыт, но теперь она офицер Звездного флота и делает то, что должно. — Так я и думал. — Это имеет значение? — раздражённо спросила она. — Послушай, возможно, этого сразу и не заметишь, — говорит он, и выражение его лица становится серьёзным, — но ты не знаешь, как отреагирует твоё тело, если ты никогда раньше не была по-настоящему голодна. — Ты точно в таком же положении. — Я же сказал тебе, что проходил курс выживания, когда был ребёнком… — О, перестань, капитан! Ни один курс выживания, даже в колониальном мире, не позволил бы ребенку… — И, кроме того, — он не дал ей договорить, — ты ранена. — Что? — Она подняла руку. — Ничего страшного. Просто царапина. Он засмеялся. — Теперь ты говоришь точно как я.       Правда, он постоянно привык преуменьшать значимость полученных травм, отрицать, что нуждается в лечении, притворяться, что ему не больно, хотя на самом деле всё было не так. Одна из его причуд, которая ей на самом деле очень нравилась. — Ну, капитан, знаете, мы вам тоже не верим, когда вы храбритесь.       Он улыбнулся. — От старых привычек трудно избавиться.       Она вздохнула и взяла еду. Несколько кусочков энергетического батончика улучшили её настроение. — Где проходил этот курс? — продолжает она. — Я бы тоже хотела его закончить. — Это невозможно. Его закрыли. — Конечно. Ну же, Кирк, где ты на самом деле научился навыкам выживания? Книжки читал?       Он долго смотрел на неё, потом, неожиданно, ухмыльнулся. — Я мог бы сказать, но тогда мне придётся тебя убить.       Ей не понравилось, что он говорит загадками. — Хочешь сказать, что эта информация засекречена? — Она не может сдержать презрения в голосе и напрасно надеется, что он его не услышит.       Он засмеялся. — Да ладно, Ухура, для тебя это так важно? Что такого секретного я мог натворить в детстве?       Действительно, звучит нелепо. Она злится на себя за то, что позволила ему подловить себя, и ещё её раздражает то, что он обладает большими знаниями, чем она, но не признаётся, откуда их получил. Он что-то недоговаривает.       Он видит, что она в плохом настроении, поэтому решает отвлечь её от дурных мыслей. Шепотом они начинают играть в сумасшедшие лингвистические игры и игры на память, которые он изобретает на ходу. Вскоре она разражается откровенным смехом, да таким сильным, что у неё начинают болеть бока.       Она понимает, что у него поистине феноменальная память. В игре «Назови правило» он почти слово в слово цитирует весь юридический кодекс Звёздного Флота, и даже может назвать все шестнадцать «Основных исключений из главной директивы по первому контакту». — Я думала, ты не следуешь правилам, потому что не знаешь их, — хихикает она. — Теперь я знаю, что это всего лишь уловка. — О, я знаю, — ответил он с видом оскорбленной невинности. — Просто время от времени оцениваю их с точки зрения жизненного опыта.       Конечно, она уверенно лидирует в игре «Оскорби инопланетянина», где один игрок придумывает ругательство на инопланетном языке, а другой должен назвать язык (одно очко), дать полный перевод (три очка) или ответить тем же (пять очков). Он лингвист-дилетант, с определенной долей незаурядного таланта, но не способный переплюнуть её опыт и знания. Она подозревает, что он выбрал эту игру как способ польстить её уязвленному эго. Она выигрывает: 25 к 9.       Внезапно он начинает издавать забавные щёлкающие звуки, которые она вообще не может понять. — Повтори ещё раз, — просит она. Странные щелкающие звуки вновь разрезают сумрак леса. Она качает головой. — Ты выиграл раунд. Что это за язык? — Зиндийский. В переводе фраза значит как: «У твоей матери растут брови», что является для них очень серьёзным оскорблением. — На зиндийском? — Да. — Где ты выучил зиндийский? — В колонии, от одного из моих друзей. Я знаю всего лишь несколько слов, — торопливо говорит он. — Послушай, Ухура, я очень устал, ты несёшь вахту первой. — Он устроился прямо на сухой лесной подстилке, сложил руки на животе и закрыл глаза. Намёк, что разговор окончен.       Но она продолжает. — Что это была за колония? — Там жили мои тетя и дядя, я тебе говорил. Спокойной ночи, Ухура. Разбуди меня через два часа.       Он заснул почти сразу. Она прислушивается к своему дыханию, вытягивает руки в пустоту, прислушиваясь к другим — более угрожающим! — звукам окружающего мира. У неё острый слух.       Ничего. Если их всё ещё преследуют, то погоня продолжится только утром — местным тоже нужно спать.       Её мысли блуждают далеко отсюда.       Её беспокоят загадочные недомолвки капитана. Она не понимает, почему он не может просто быть с ней честным. Так часто он подобен открытой книге, тогда почему сегодня он такой зажатый? Человек-головоломка, и она пытается собрать её воедино.       Курс выживания для детей. Ориентирование в дикой местности.       Голод.       Один в течение нескольких дней. Какого рода…       Она размышляет. «Хочешь сказать, эта информация засекречена?» «Да ладно, Ухура, для тебя это так важно? Что такого секретного я мог натворить в детстве?»       Она понимает, что он так и не ответил на вопрос. Он сбил её с толку встречным вопросом.       Это произошло в колонии.       Когда ему было четырнадцать.       О, боже мой! Этого не может быть…       Она тихо придвигается к нему и шепчет прямо в ухо: — Кирк, проснись! — Ммм… — Сколько тебе сейчас лет?       Он моргает, глядя на неё непонимающим взглядом. — Что? Ухура, я сплю…       Она слегка трясет его за плечи. — Нет. Сначала ответь на вопрос. Сколько тебе лет? — Двадцать семь. Заканчивай свою вахту, Ухура. Это приказ. — Он снова закрывает глаза.       Она быстро подсчитывает. Тринадцать лет назад. Всё сходится. — Ты навещал своих тетю и дядю. — Ммм. — Они жили в колонии.       Он снова открывает глаза, вопросительно глядя на неё. — Это не очередная игра на память, Ухура. К чему ты клонишь? — Тебе пришлось выживать самому.       Он кивает. — В одиночку. — Я же сказал тебе, это было… — Тарсуская резня! — выпаливает она, глядя прямо ему в глаза. — Ты был там!       Она ждёт, что он будет всё отрицать. Она хочет, чтобы он приказал ей заткнуться и лечь спать, чтобы сказал, что она ведёт себя нелепо.       Она надеется, надеется, надеется, что ошиблась.       Но это не так.       Его лицо ничего не выражает. «Она не должна знать, никто не должен знать, как глупо я могу выглядеть». — Ты умирал с голоду. — Запасы продовольствия были уничтожены. «Ваше дальнейшее существование представляет угрозу благополучию общества, и ваши жизни означают медленную смерть для наиболее ценных членов колонии». — Что случилось с твоими тетей и дядей? — тихо и печально спросила она. — Их схватили и убили. «Ужасные вопли тысяч людей внезапно смолкли, заглушённые воем фазерного огня». — Ты был один? — За мной охотились, — прошептал он. — Я был опасным свидетелем. Лишним. «Мальчик, мы знаем, что ты здесь, у нас есть еда, заходи, погрейся, мы защитим тебя». — Тебя спасли… — Помощь запоздала. Половина колонистов к тому времени была убита. «Мама, не прикасайся ко мне, оставь меня в покое, я уже не маленький мальчик». — Кто ещё знает? — Звёздный флот, но на борту — ни одна живая душа. — Даже доктор Маккой? — Файлы засекречены. Записи удалены. «Это для твоей же безопасности, Джим, как выжившего свидетеля». — Ты должен сказать другу.       Он покачал головой. — Это слишком личное.       Он глядит на неё, но на самом деле смотрит куда-то мимо. Он видит другие лица. Его голос сдержан, но лицо всё выдаёт.       Она ненавидит себя за то, что вынудила его признаться. — Джим? — тихо зовёт она, но он не отвечает. На самом деле она этого от него и не ожидает. Он погрузился в воспоминания. Челюсти сжаты, лицевые мышцы подергиваются.       Она пытается представить, как подобный опыт повлиял бы на четырнадцатилетнего мальчишку с фермы.       Она отчаянно хочет помочь.       Она может думать только об одном — что можно сделать прямо сейчас. Она обнимает его лицо ладонями и целует: медленно и продолжительно. Гладит и шепчет слова утешения.       В конце концов подобные манипуляции срабатывают, как она и надеялась. Сначала его тело кажется застывшим, словно одеревеневшим. Но она неумолима. Он не отталкивает её. Его руки сжимаются вокруг её талии, и он целует её в ответ.       Они стараются вести себя тихо.       Конец