...принадлежит влюблённым

Есть что-то закономерное и до известной степени ироничное в том, что в этот раз, как и в тот, всё начинается с яблока. Правда Вельзевул не думает об этом, когда стоит под большущим, кривым от времени и непогоды деревом, задрав голову. Рядом с их очередным временным домом, на этот раз в окрестностях Дублина, эта яблоня единственное растение, которое не выглядит вконец одичавшим и даже может похвастаться небольшими красновато-жёлтыми плодами на верхних ветках, как и положено каждой уважающей себя яблоне в начале сентября. Именно эти плоды и привлекают Вельзевул, слишком уж недоступными они выглядят, и слишком заманчивым кажется взобраться наверх, заполучить, присвоить. Простая ли это демоническая алчность или нет, Вельзевул всё равно, она хочет этих яблок и решительно штурмует дерево. Цепляясь за выступы и шершавую чешуйчатую кору, демонесса быстро добирается до нижних веток. Здесь тоже висели яблоки, но те уже давно попадали или были съедены дроздами, поэтому Вельзевул карабкается выше. Листья лезут в лицо, острые сучки втыкаются в бока, а твёрдая кора сдирает кожу на ладонях, но это мелочи, на которые демонесса даже не обращает внимания, слишком увлечённая своей целью. Ещё немного, и она добирается до верхних окон коттеджа. Изнутри доносится жизнерадостное пение «Проклаимерс» и не менее жизнерадостный голос Гавриила, подпевающий: — И я пройду пять сотен миль, а потом пройду ещё пятьсот, чтобы стать тем, кто, пройдя тысячу миль, упал на твой порог! В нём чувствуется столько лёгкости и беззаботности, что Вельзевул невольно замирает и улыбается, прислушиваясь. Вцепившись одной рукой в ветку над своей головой, она подаётся ближе к окну и пытается разглядеть Гавриила в комнатах. Можно было бы подбить его забраться на яблоню вместе. А то это блаженное существо, наверняка, и по деревьям-то ни разу в жизни не лазило. Вельзевул ему даже чуть-чуть сочувствует и внезапно ловит себя на мысли, что было бы здорово принести немного яблок Гавриилу. Интересно, у него опять будет то смешное выражение лица? И демонесса вспрыгивает на ветку повыше, ещё больше подбадриваемая такими мыслями. А ни о чём не подозревающий Гавриил тем временем накидывает свой до абсурда шикарный белый халат, больше напоминающий оперенье павлиньего голубя, чем настоящую одежду, и входит в спальню, ероша влажные после мытья волосы, даже слегка пританцовывая. Он бросает взгляд в окно как раз вовремя, чтобы заметить странное шевеление на верхних ветках яблони, и подходит поближе, желая получше рассмотреть, что там происходит. В первую секунду архангел ничего не видит, но потом треск сучка привлекает его внимание, и Гавриил поспешно распахивает окно, не отрывая взгляда от открывшейся перед ним картины. Вельзевул сидит на толстой верхней ветке, на корточках, как птица, хотя в ней больше сходства с каким-нибудь опоссумом, неопрятно-лохматым, диковатым и большеглазым. В одной руке она держит яблоко, а заметив, что Гавриил смотрит на неё, приветливо скалится и разевает рот — шире, чем любой нормальный рот физически способен раскрываться, — закидывая довольно крупный плод в себя целиком. Гавриил заворожённо наблюдает за движением её челюсти, с хрустом пережёвывающей яблочную плоть вместе со всеми внутренностями, и, наконец, укоризненно улыбается, обращаясь к Вельзевул достаточно громко, чтобы быть услышанным: — А я ведь только сегодня уговорил тебя принять ванну, ты, маленький чумазый демон. Маленький чумазый демон исчезает во всё ещё зелёной листве и через несколько секунд показывается снова, с очередным яблоком в руке. — Подожди, пока я спущусь, и будешь заново чистить свои белые пёрышки, большой расфуфыренный ангел. Она сползает по стволу, всем своим видом демонстрируя пресловутое демоническое коварство, и Гавриилу почему-то становится немного жутко от того, как Вельзевул двигается. Неестественно, но при этом удивительно быстро, как животное или насекомое. Вопреки ожиданиям Гавриила, демонесса направляется не к земле, а в сторону окна, и вскарабкивается на подоконник прежде, чем архангел успевает что-нибудь сказать. Когда она, вся расхристанная и, как всегда, по-демонически хаотичная, оказывается в комнате, чистый, одетый в белое ангел даже не отступает, наоборот, делает шаг ещё ближе, лучисто щурится, бережно вытаскивая из волос демонессы кусочки коры и сухие листья. — Ты поцарапалась... — чуть обеспокоенно вздыхает Гавриил, касаясь красноватой полосы на щеке Вельзевул. — Ерунда. — Та дёргает головой, но архангел всё равно проводит двумя пальцами по чужой смуглой коже, убирая царапину. Демонической Сути инстинктивно хочется отшатнуться от ангельского чуда, но Вельзевул остаётся на месте, только вся покрывается мурашками с ног до головы. Одной рукой она накрывает ладонь Гавриила и кладёт её на свою щёку, целует, слегка повернув голову. Ей всё ещё неловко от собственных проявлений нежности, но то, каким восторженно-изумлённым и сияющим выглядит в такие моменты архангел — стоит всего. Демонесса немного отступает и протягивает руку, которую всё это время прятала за спиной. На ободранной ладони лежит чуть пятнистое красновато-жёлтое яблоко. — Это тебе. Взгляд исподлобья, как будто Вельзевул ждёт, что Гавриил откажется. Но тот неожиданно берёт пожухлое яблоко обеими руками, как самый драгоценный дар. — Спасибо. Архангел смотрит на яблоко так, будто не знает, что с ним теперь делать, и Вельзевул снова усмехается. — Можешь попробовать его. Если не брезгуешь, конечно. По лицу Гавриила видно, что он не то чтобы брезгует, но несколько сомневается, как в тот раз, когда ещё будучи Джимом, услышал от Вельзевул предложение открыть муху. И так же, как в тот раз, он доверяется ей, откусывая кусочек яблока. Выражение на его лице даже лучше, чем Вельзевул себе представляла, и она кладёт ладонь поверх сжимающих плод пальцев архангела, вглядываясь в расширившиеся зрачки напротив. Гавриил медленно пережёвывает и так же медленно глотает, изгибает брови в какой-то неопределённой эмоции. — Многовато впечатлений для первого раза. — Вельзевул забирает яблоко и отправляет его в рот целиком, как и все до этого, сочно хрустит им, а потом отряхивает руки друг об друга, заставляя грязь и мелкие ссадины исчезнуть с кожи. — Ты снова подарила мне что-то, — тихо произносит архангел. Демонесса глубокомысленно покачивает головой. — Даже не знаю, насколько может считаться подарком яблоко, росшее у нас под окном. — Наверное, были более простые способы сделать это, — замечает Гавриил, очевидно имея в виду, что можно было использовать демоническое вмешательство, вместо того чтобы лезть на дерево. — Да, но был бы какой-нибудь из них таким же забавным? Демонесса и архангел обмениваются улыбками, а потом Гавриил наклоняется и легко, целомудренно целует Вельзевул в губы, обняв за талию обеими руками. — У тебя вкус яблока... — шепчет он, и словно желая распробовать, снова целует: в уголок рта, в подбородок, в нижнюю губу, скользя по ней кончиком языка. Они оба ещё только учатся целоваться, и Гавриил каждый раз так старается, что Вельзевул хочется смеяться от нежных радостных чувств, совершенно неподобающих демону. Впрочем, не они ли собственноручно сломали все представления Ада и Небес о том, что подобает, а что не подобает ангелам и демонам? "Ангелы и демоны не могут..." ...не могут жить под одной крышей. ...не могут соприкасаться, не чувствуя боли. ...не могут желать друг друга. Бесстыдная ложь! Потому что вот они, в одной спальне, в объятиях друг друга, и большая ладонь Гавриила скользит по телу Вельзевул от шеи до живота, неспешно раскрывая полы чёрно-белой полосатой рубашки, едва ли застёгнутой на пару нижних пуговиц. И нет даже тени боли, только тепло и что-то такое невесомое, щекотно-искристое, как пузырьки газировки. Вельзевул лезет Гавриилу под халат, чуть поспешно оглаживая его широкую грудь и хватая за бока. Так много мест, где можно потрогать, и она хочет добраться до всех. Физическое тело архангела такое крепкое, большое и тёплое, что желание оказаться под ним, кажется чуть ли не самым естественным в мире. И демонесса ласкается, подставляясь под неловкие, но такие же, как у неё самой, искренне пылкие поцелуи и прикосновения Гавриила. Он обожает тискаться, тактильный контакт очень важен для него, так что Вельзевул заключает архангела в цепкие объятия, прижимая ладони к его лопаткам и притираясь щекой к обнажённому плечу. От Гавриила пахнет ангелом. Это похоже на головокружительно свежий запах грозы и ещё чего-то, что трудно описать. Наверное, если бы первые рассветные лучи пахли, то именно так. Вельзевул дышит глубоко и жадно, вбирая в себя запах своего ангела, желая наполниться им до предела, соединиться так крепко, чтобы никакие силы на свете больше не могли их разлучить. Ей нужно больше контакта, кожа к коже, Суть к Сути, и демонесса стягивает с Гавриила его струящийся белый шёлк, шепчет, не в силах противостоять собственной сокрушительной открытости: — Люблю... Гейб, душа моя, я так тебя люблю. Вельзевул знает, что у демонов нет души, но будь она в очередной раз проклята, если после появления Гавриила что-то не изменилось. И будь она ещё трижды проклята, если когда-нибудь отдаст это по доброй воле. Оставшись полностью обнажённым, Гавриил на миг ощущает себя растерянным, но растерянности просто не остаётся места между ним и Вельзевул. Её тихое признание сбивает архангела, словно поезд, несущийся на полной скорости, и он чувствует, что разгорается — огнём не Небесным и не Адским, но чистым, как сама его любовь. Его кожа жаждет соприкоснуться с её кожей, его Суть — с её. Гавриил подхватывает Вельзевул, чтобы почти сразу опустить на край постели. Он преклоняет перед ней колени, точно перед святыней, помогает раздеться, окончательно снимая её рубашку и легкомысленно короткие бриджи. Теперь они оба полностью открыты друг перед другом, и Гавриил может видеть тело демонессы, сплошь покрытое отметинами. У Вельзевул много шрамов, которые она намеренно не скрывает, нося их с гордостью старого воина. Кое-где темнеют родинки и странные пятна, то ли синяки, то ли недавно зажившие раны. Архангел вздыхает с благоговением, лаская её колени и узкие бёдра, прижимается к неожиданно мягкой коже. Никогда ещё он не испытывал ничего даже отдалённо похожего, и не понимает, как мог шесть тысяч лет существовать, не подозревая о том, что бывают на свете такие чувства, такая тяга к другому существу. Вельзевул приподнимает его лицо, без слов прося посмотреть на себя, и Гавриилу приходится оторваться от нежного местечка у неё под коленкой, которое он целовал. Демонесса обнимает Гавриила за затылок, заглядывая в его глаза. — Ты не боишься? — Чего мне боятся? — искренне удивляется архангел, и Вельзевул вздыхает. — Ну... Вдруг то, что мы делаем, грех для такого чистого ангела, как ты? Вдруг я пытаюсь искусить тебя? — Я архангел Гавриил, — в голосе словно сами собой появляются лёгкие нотки горделивой важности, — меня невозможно искусить. — Да? Как же тогда ты объяснишь то, что происходит сейчас? — спрашивает Вельзевул, и Гавриилу кажется, что он улавливает за её чуть ехидным тоном странную печаль. — Это не дьявольское искушение, Бил, — уверенно и спокойно отвечает архангел. — Это то, чего я захотел, полностью добровольно, сам. Вопреки расхожему мнению, у ангелов всегда была свобода воли, её отличие от человеческой заключалось лишь в том, что сыны Божьи всегда выбирали Создательницу и то, что они считали угодным Ей. И делая шаг с этого непреложного пути, Гавриил чувствует себя до странности правым, словно само его предназначение заключалось в том, чтобы однажды сойти и последовать за зовом своего сердца. — К тому же... — добавляет архангел, накрывая своими широкими пальцами запястья Вельзевул. — Как может быть грехом то, что я делаю из любви к тебе? Он видит, как Вельзевул меняется в лице, и почти успевает испугаться, что сказал что-то не то, но демонесса склоняется над ним и касается лба Гавриила своим — самый искренний и сокровенный жест на языке её тела. Они немного отстраняются, не отрывая взглядов друг от друга. Архангел смотрит снизу вверх во влажно блестящие тёмные глаза Вельзевул своими, лиловыми и мерцающими, сейчас в них нет ничего, кроме любви к ней. Снова прижимаясь к Вельзевул, Гавриил льнёт щекой к её животу и улыбается. — У тебя есть пупок... Как странно. — У тебя тоже, — смеётся она сорвавшимся шёпотом. — Наверное, в этом скрыт какой-то смысл, — философски заключает архангел, касаясь губами кожи демонессы как раз над жёсткими чёрными волосками в паху. — А вот это... человеческое естество. Я думал, у тебя его нет. Вельзевул ёрзает, явственно смущаясь, и, наконец, отвечает: — Не было. Я пожелала, чтобы у меня появились половые органы... некоторое время назад. А вот что насчёт тебя? Гавриил отстраняется и с совершенно комичным изумлением смотрит вниз, на свой приподнявшийся от нарастающего возбуждения член. — А, это. Тоже пожелал некоторое время назад. Кажется, как раз перед тем, как сбежал из Рая. Уж и не помню, почему мне показалось, что так будет правильно. — Глупый-глупый ангел. — Демонесса снова смеётся, совсем по-человечески, совершенно беззлобно, и тянет Гавриила с колен, опрокидывая его на себя. Они вновь и вновь целуются, обнимаясь, переплетаясь и прижимаясь. Бедро Гавриила оказывается у Вельзевул между ног, и она трётся о него в безотчётной жажде. Архангел чувствует, какая она влажная и горячая, с удивлением понимая, что у него самого жарко сводит низ живота, а возбуждение так сильно, что это почти больно. — Бил... — зовёт он. — Я не знаю, что нужно делать. У меня никогда не было... такого. — У меня тоже... — отвечает демонесса и неуверенно склоняет подбородок к плечу. — Но... — Гавриил выглядит слегка удивлённым, — Я думал... Ты же демон. — Я воин и князь! — Голос Вельзевул вмиг становится строгим. — Похоть не моя специфика, Гейб. — Я понимаю. — Архангел успокаивающе прикасается губами к морщинке между её бровей. — Только не называй это похотью, пожалуйста. Я хочу заняться с тобой любовью. Только так, и никак иначе. Кажется, Вельзевул хочет вдохнуть, но вместо этого тихо всхлипывает и расслабленно разводит сжавшиеся колени. — Я тоже... тоже хочу этого. Они всё увереннее скользят руками по телам друг друга, и Вельзевул направляет ладонь Гавриила в ложбинку между своих бёдер. Он ласкает её наугад, вздрагивает, когда демонесса накрывает обеими руками его вставший член. — Не бойся, ангел. Я буду очень внимательной. Сразу говори, если почувствуешь что-то не та-а... — Она теряет конец слова в стоне, потому что как раз в этот момент широкие пальцы неглубоко проникают в неё, и Вельзевул вскидывает бёдра, прося повторить. — Хх-а... Вот так, Гейб. Молодец... Ты такой молодец... У Гавриила сладко тянет за рёбрами, а дыхание застревает где-то в горле от её слов, и он повторяет снова и снова, соразмеряя свои собственные движения с её, но это не удовлетворяет, а только распаляет взаимную жажду. Пускай они ещё слишком мало знают о плотской любви, чтобы понять это притяжение, но им и не нужно понимать. Достаточно чувств, которые ведут их обоих, когда Вельзевул расслабленно устраивается на подушках, а Гавриил накрывает её собой. — Тебе удобно? — заботливо спрашивает он, поглаживая её раздвинутые ноги, хотя его желание чего-то большего уже готово посыпаться с кожи лиловыми искрами. Вельзевул усмехается знакомой мягкой усмешкой. — Да... Иди ко мне, Гейб. И Гавриил со стоном приникает к ней, бесконечно доверяясь. Когда он прижимается головкой к её влажным губам, Вельзевул мягко придерживает его за бедро и направляет, помогая войти. Скольжение внутрь ощущается таким гладким, плавным и горячим, что они оба теряются в ощущениях, стонут, держась друг за друга, как за единственную устойчивую опору на всём белом свете. Внутри Вельзевул тесно, обжигающе тепло, так хорошо, словно их тела были созданы, чтобы однажды соединиться этим низменным, совершенно прекрасным образом. Гавриил замирает, привыкая. Он не знает, как устроен секс у людей, и для них обоих сейчас это не просто секс, а что-то... несколько иное. Словно таинство, призванное ещё больше укрепить их Связь. Они быстро находят комфортный для обоих общий ритм, счастливые, полностью отдавшиеся своему желанному единению. И без того тактильный Гавриил теперь просто не может оторваться от Вельзевул, целуя везде, куда способен дотянуться. Его ужасно привлекает тёмная родинка между её сосков, и он нежит эту родинку губами, скользит носом по маленькой груди демонессы. Когда же архангел чувствует прикосновение ауры Вельзевул к своей, то подаётся к ней с восторгом. А когда эти непостижимые части их бессмертных Сущностей переплетаются, — теснее, чем когда-либо прежде, — Гавриил стонет в голос, не сдерживаясь. Он вообще не сдерживается, просто не понимает, зачем это, если ему так хорошо, если он хочет, чтобы Вельзевул тоже узнала об этом. А Вельзевул едва справляется со всеми эмоциями и ощущениями, обрушившимися на неё. Гавриила так много, он над ней, вокруг, внутри неё, и... О, милосердная Вселенная! Вельзевул никогда не чувствовала себя лучше. Наполненность, ощущение мягкого трения и приятной растянутости — лишь малая часть. И демонесса просто не может понять, как только эта маленькая смехотворно человекоподобная оболочка способна испытывать столько всего? Она сжимает Гавриила внутри не очень крепко, почти нежно, но он всё равно задыхается стоном и роняет голову на подушку рядом с её виском. Вельзевул утыкается носом в его влажные волосы, шепчет, направляя и подбадривая. Архангел так покорен, но она понимает, что сама сделала бы для него буквально всё, что бы он ни попросил. Размашистые, глубокие толчки заставляют Вельзевул кричать от острого ослепительного наслаждения, но у неё всё-таки хватает сил выдохнуть Гавриилу в самое ухо: — Да, да, молодец... Мой хороший... хороший мальчик. Кажется, это становится для Гавриила последней каплей, и она чувствует, как он весь дрожит в первом в своей жизни оргазме, пульсируя внутри неё. Ощущение переполняет до предела их обоих, и собственная кульминация едва ли не ломает Вельзевул. Она крупно трясётся, мотая головой по подушке, почти теряя сознание. В себя демонессу приводит Гавриил, он держит её лицо в ладонях и зовёт по имени, а увидев, что она смотрит на него, облегчённо выдыхает: — Слава Богу, а то я на секунду подумал, что ты умерла! — Не дождёшься... — слабо язвит та и с неожиданной силой хватает архангела, заваливая его на себя. Следующие пару минут они барахтаются на постели в шутливой борьбе. Гавриил восклицает, что не хочет раздавить её физическую оболочку, а Вельзевул жужжит, неразборчиво, но абсолютно довольно. В конце концов, архангел и демонесса устают и уютно прижимаются друг к другу под одним одеялом. Гавриил пристраивается у Вельзевул на груди и ласково толкает её головой, как большой щенок. Они не говорят, но им и не надо. Нежность, доверие, любовь, — особенно любовь, — передаётся через их Связь от одного к другому, отражаясь, возвращаясь и разрастаясь так, что ни Гавриил, ни Вельзевул уже не знают, где она начинается и где заканчивается. Вельзевул замечает, что архангел начинает дремать, совсем по-человечески, и от его спокойного, безмятежного вида демонессу тоже клонит в сон. Если бы у неё было чуть больше сил, она бы, наверное, подумала о том, что люди оставили Райский Сад так же, как они с Гавриилом оставили Ад и Небеса. Тот дом, который знали, ради того дома, который нашли. Поэтому, может быть, было что-то бесконечно правильное в том, что так часто всё начиналось именно с яблока.