Признаки жизни

В четверг льет, как из ведра, и вся вчерашняя решимость высунуть нос из дома проходит без следа. Накануне Петя клятвенно пообещал себе впервые за месяц выбраться наконец не до ближайшего дикси, а метнуться в какой-нибудь большой гипер и закупиться нормально, чтобы не доедать последний хуй с солью и стухшую давно помидорку, однако ливень все не утихает и пробки по городу - если верить навигатору, - просто бешеные, так что весь энтузиазм переться куда-то улетучивается бесследно, будто его и не было. Поэтому, немного поразмышляв, договорившись со своей внутренней жабой и отмахнувшись от мысли, что Игорь бы опять разманделся, если бы прознал, Петя заказывает пиццу. Похуй на жабу, в прошлом месяце была хорошая премия, да и в этом, пожалуй, не обидят, учитывая ошеломительный успех с делом Бурковского, а Игорь… На него, конечно, не похуй, нет, но чья бы там корова мычала с этой его шавухой из песьих жоп. И пусть Игорь и утверждает, что это самая лучшая шаверма в городе - свежая и нажористая, - Петя все равно уверен, что приступами гастрита Игорь мучается именно из-за нее родимой, а не из-за кофе, как тот утверждает. Петя проебывает свой второй кряду выходной, откисая дома, и не жалеет ни о чем. Вполглаза смотрит какой-то унылый скандинавский сериал, в котором не происходит примерно ничего вот уже вторую серию, время от времени поглядывает на часы в ожидании доставки и периодически выбирается из кровати покурить. Идиллия, мать ее. Блаженное ничегонеделание, которое нынче в его рутине случается крайне редко, но Петя чувствует почти физически, что еще бы денек - и помер бы со скуки смертной. Раньше, после госпиталя, он мог неделями тупить в стену и не испытывать никаких неудобств. Скорее наоборот, было очень кстати запереться в четырех стенах - сначала в своей квартире, а потом и в рехабе, - и не соприкасаться с внешним миром. Не видеть людей, не говорить с ними, не думать о том, во что превратилась за полгода его собственная жизнь. Прикидываться слепоглухонемым с матерью и в кабинете у главврача, ревностно охраняя свой священный вакуум. Ведь так проще. Если не видишь, что пока ты деградируешь и жалеешь себя, все остальные уже давно ушли вперед и даже про тебя особо не вспоминают, то этого будто бы и не происходит. Сладкий самообман, только благодаря которому Петя и не ебнулся, решительно отсекая себя практически от всех прежних контактов. Тогда ему было спокойно только наедине с собой - хрупкое равновесие, конечно, базара ноль, но зато стабильное и без внешних раздражителей, - теперь же одна мысль о том, чтобы вот так окуклиться, вызывала нервный тик. Кажется, Петя и впрямь дохуя социализировался, как советовал доктор из дурки. Неожиданно и совершенно непринужденно, как-то мимоходом. Себя самого Пете становится мало, и отдохнув, хочется с новыми силами окунуться в привычную уже рутину: пронестить по тесному и шумному коридору управления мимо дежурки, походя поручкавшись с парой знакомых; выпить кофе с Гавриловой в обеденный перерыв; посраться с Филимоновым в очередной раз из-за какой-нибудь хуйни - но так, лениво и не всерьез, - а потом зарыться по уши в работу до тех пор, пока кто-нибудь из коллег не напомнит ненавязчиво, что вообще-то суточные дежурства для их отдела не предусмотрены уставом. Но даже этого Пете уже мало, блядь. Дома он непременно - если совпадут графики, - еще несколько часов влегкую протреплется с Игорем, потому что с ним всегда есть о чем попиздеть даже без яростных разборок и проникновенных бесед по душам. А если графики вдруг не совпадут, настрочит ему десяток-другой сообщений, потому что совершенно разучился уже за последние месяцы существовать в радиомолчании. А наутро все по новой - социальная батарейка на максимуме, будто по щелчку пальцев. И даже когда желание выбираться из кровати и переться в промозглое весеннее утро предсказуемо стремится к нулю, Петя все равно расстается с подушкой и одеялом и, отчаянно зевая, спешит в управление. Потому что это теперь его жизнь, и он бы соврал, если бы сказал, что ему не нравится. Еще как нравится. Наконец-то найти свое место под солнцем - пусть даже и неласковым питерским, - дорогого стоит. А чувствовать себя нужным и важным - ну или хотя бы не тем отвратительным мудаком, которого все по дуге обходят за три версты, - вообще бесценно. Пицца приезжает часа через полтора - черт бы побрал эти пробки, - остывшая уже, но неожиданно неплохая. Хрустящая и тонкая, без всяких излишеств типа специального соуса от шефа и прочей срани. Обычная маргарита, но Петя вгрызается в нее жадно, почти с урчанием и внезапно думает о том, что когда у него в следующий раз выдастся свободный вечер, нужно не полениться и попробовать самому соорудить что-то подобное. Ну просто по приколу, чтобы потом, засрав всю кухню и чисто из принципа давясь своим кулинарным шедевром, с гоготом рассказывать Игорю, как чуть не спалил квартиру. Игорю такая кулстори точно придется по вкусу, даже если правды в ней будет с гулькин нос, ведь главное в таких делах - подача материала. После, сытый и довольный, Петя закидывает в стиралку накопившиеся за несколько дней шмотки. Лениво, конечно, просто до жути, но в шкафу остались последние чистые джинсы, а опция просто зайти и купить еще одни новые попросту не впишется в бюджет, поэтому Петя, превозмогая желание и тут забить хуй на здравый смысл, все же запускает цикл, а потом уползает обратно в кровать. Наверное, он засыпает. Вернее, он точно впадает в глубокий коматоз, потому что когда открывает глаза, даже не сразу понимает, утро сейчас или вечер. За окном темно, разряженный мак не подает признаков жизни, зато телефон, брошенный поверх одеяла и непонятно каким образом оказавшийся под боком, настойчиво вибрирует. Наверное, будильник, думает Петя все еще сонно. Тянется к айфону, проморгавшись, бросает взгляд на экран и губы сами собой расплываются в улыбке. Нет, не будильник. - Я только освободился, прикинь? - вместо приветствия бормочет Игорь приглушенно. - Ненавижу, блядь, допросы. Вечно не знаешь, сколько проторчишь с каким-нибудь ушлепком за светской беседой. Ну и стулья эти еще… Вся жопа квадратная нахрен. - И тебе привет, - охрипшим со сна голосом говорит Петя, все еще улыбаясь и отчаянно зевая. А потом блаженно потягивается и, снова бросив взгляд за окно, продолжает громче, но с некоторым опасением: - Умоляю, скажи, что сегодня еще четверг, и ты не торчал в управлении почти сутки. Соври, если понадобится, потому что если уже утро пятницы, то я к этой новости не готов. - Да не, какие сутки, я его часа за четыре укатал до чистосердечного, - почти хвастливо заявляет Игорь, и, видимо, сопоставив факты и придя к выводу, что просто так во времени Петя потеряться не мог, уточняет смущенно: - Погоди, я что, тебя разбудил? - Разбудил, - соглашается Петя все чутка еще заторможенно, а потом, тряхнув головой и проморгавшись, поспешно добавляет: - Но это ты правильно сделал. У меня там еще труселя на сушилке не развешаны, а я подушку давлю. Сам не понял, как срубило, прикинь? А затем усмехается. С Игорем и впрямь выходит как-то совсем не так, как Петя привык. Как-то легко, что ли? В один момент они почти флиртуют - не слишком изящно, но тем не менее, - в другой говорят по душам, а в третий - обсуждают холостяцкое меню и стирку. Ну, когда не срутся в очередной раз по какому-нибудь надуманному поводу, разумеется. И прежде у Пети бы язык не повернулся хоть одной из своих пассий поныть про бытовуху, даже если бы это был мандеж на химчистку, испортившую любимый кашемировый свитер - ох уж эти проблемы богатеньких мажоров, - а теперь оно как-то само собой срывается с языка, пусть речь и идет о всего-то навсего о неразгруженной стиралке, а не о дорогой сердцу тряпке за пять сотен баксов. Будто бы Пете больше не нужно строить вокруг себя стены и создавать иллюзию идеальности во всем, к которой он так стремился раньше. Будто бы можно быть обычным человеком, а не чуваком, у которого все тип-топ, даже когда на самом деле хоть ложись на пол и рыдай от навалившегося по жизни говна, - и не стесняться этого. Будто бы теперь можно впускать кого-то в свою жизнь и потом не пожалеть о том, что дал слабину. - Так, может, и нахер их? - предлагает Игорь с завидным легкомыслием, совершенно не чураясь обсуждать ни петины трусы, ни вопрос их логичного круговорота в квартире, а затем уже тише и как-то почти с нежностью, что ли, заканчивает: - Спи дальше, завтра развесишь. Или послезавтра. Ну или, в крайнем случае, когда опомнишься, что надел последние чистые. И Петя, не удержавшись, ржет. Свои бытовые проблемы Игорь, похоже, решает именно так, потому что в голосе сквозит такой надрыв, что аж посочувствовать хочется. - То есть, ты стирку затеваешь только тогда, когда совсем чистого белья не остается? - ехидно интересуется он, осторожно прощупывая, с какой степенью похуизма придется иметь дело, если у них с Игорем все-таки что-то срастется, на что Игорь лишь фыркает и с достоинством отвечает: - Ну нет, я даже при таком раскладе иногда не заморачиваюсь и просто хожу без трусов. И вот по тону его вообще нифига не понятно - шутка это или самая что ни на есть правдивая правда. С Игорем, ей-богу, никогда не угадаешь. Поэтому Петя тему не развивает и, сделав себе мысленную пометку о том, что если Игорь не прикалывается, то степень его бытового похуизма поистине стремится к бесконечности, вздыхает: - Да хрен бы с ней, с этой стиркой, и в самом деле, но я ж теперь тупо не усну. Выспался на полночи вперед, так что будешь меня развлекать, как Шахерезада, - а потом, снова потянувшись до хруста и выползая из кровати, заканчивает уже вполне бодро: - Надо только наушники найти, чтоб с телефоном, как еблан, по квартире не бегать, - и, лихорадочно припоминая, где бросил эйрподсы пару дней назад, интересуется с любопытством: - Значит, Светова ты все-таки дожал, да? - Ну разумеется, - едва не надувшись, кажется, от гордости, подтверждает Игорь, а потом, не удержавшись, хвастливо добавляет: - У меня не говорят либо полные кретины, либо немые. А этот - вполне себе языком ворочает, без вариантов. - То есть, не кретин? - непонятно зачем с некоторым азартом уточняет Петя, на что Игорь лишь фыркает: - Да нет, кретин, конечно, но не в терминальной стадии, - и, самодовольно усмехнувшись, поясняет: - Он еще в начале допроса понял, походу, что при обыске гаража нашли все, что нужно для прокуратуры, просто выебывался для проформы. А потом, когда я на стол пузырек из-под цианистого выложил, мигом погрустнел и, чутка поломавшись, запел, как миленький. И ей-богу, если бы Петя не прижился в своем отделе, он бы точно свинтил в убойку чисто ради таких вот охуительных историй. Этот убой Игорь мурыжил с конца февраля, методично и с упорством, достойным лучшего применения, безошибочно почуяв, что дело тут нечисто. Женщина, тридцать шесть, замужем; скончалась буквально на ровном месте, оставив безутешного супруга выжидать положенные полгода до вступления в наследство. Причина смерти - острая интоксикация, как показало вскрытие, цианистым калием, который впоследствии обнаружился в бутылке с сиропом для кофе. Миндальным, разумеется, и, по фатальному стечению обстоятельств, изготовленным на основе стевии, поскольку покойная следила за своей фигурой. Первое, что, разумеется, пришло Игорю в голову - как и любому другому менту, - убийца, бесспорно, муж. Статистика, мать ее; главными подозреваемыми всегда фигурируют супруги, какая бы безоблачная атмосфера в семье ни царила. Однако, побеседовав с соседями, обшарив квартиру и вскрыв телефон гражданки Светловой Арины Дмитриевны, он засомневался на какое-то время. Главным образом потому, что у непогрешимой и идеальной по мнению всех окрестных бабок Светловой, оказывается, был любовник. Неизвестный, с левой симкой, который в телеге значился под ничем не примечательным на первый взгляд контактом “Доставка ПП”. И казалось бы, хули тут может быть не так? Стевия в сиропе - ну и мерзость, - протеин на завтрак и тренировки в спортзале трижды в неделю. Курьер со всякой белковой и низкокалорийной дрянью вписывался в этот образ жизни идеально, однако Игорь отчего-то вцепился в найденный в телефоне контакт, как ебнутый. Сопоставил даты “доставок” и их время, отсмотрел камеры на подъезде и выяснил, что тачка, якобы привозившая полезные вкусняхи, ровно как и ее владелец, торчали по адресу часа по полтора, а то и больше. Найти владельца машины, приезжавшей ровно к назначенному часу, оказалось делом техники. Задержать подозреваемого, который и впрямь, как выяснилось, работал курьером в магазине спортпита - тоже плевое дело, но дальше история перестала набирать обороты, потому что владелец синего поло, некий Свиридов Николай Сергеевич ушел в глухую несознанку. Да, он признавал, что поебывал гражданку Светлову вот уже пару лет с завидной регулярностью, даже подтвердил, что именно он доставил злоебучий сироп по адресу пару недель назад, но дальше дело не шло. Дальше дело буксовало, потому что маринующийся в КПЗ Свиридов наглухо отрицал тот факт, что вскрывал бутылку. А кроме того утверждал, будто привез он ее своей зазнобе еще за полторы недели до трагической кончины и лично видел, как та после почти часового марафона ебли добавляла его себе в американо и ни хрена с ней не случилось. И оснований ему не верить было ничтожно мало, в общем и целом. Что, в сущности, Свиридов мог поиметь от смерти любовницы? Нихуя и целибат, ибо, прощупав остальных клиенток, Игорь выяснил с горем пополам, что никого, кроме гражданки Светловой тот не трахал. Невыгодно и тупо, а вот версия с мужем, узнавшем об адюльтере, начала вырисовываться куда более явно. Впрочем, новоиспеченный вдовец вел себя так, что не приебешься: спустил несметные бабки на прощание и похороны, рыдал у могилы жены и время от времени нарисовывался в управлении дабы поскандалить на тему бездействия правоохранительных органов. Скорбел, в общем. Обыскам не препятствовал ни в квартире, ни в машине - не приебешься, даже если очень захочется, - и вся эта хуета рано или поздно превратилась бы в редкий и позорный для Игоря висяк, если бы не чей-то треп в курилке. Ну как чей-то. ОБЭПовский, на самом деле. Банальный и рутинный мандеж пары зеленых старлеев из экономического о том, что фигуранты, еби их в рот, имеют обыкновение переписывать уставное имущество организаций на свою родню, чтобы избежать арестов и конфискаций в процессе расследования, но Игорь цепляется за эти слова, как бультерьер за аппетитную щиколотку случайного прохожего и принимается трепать версию семейного сговора, шерстя недвижку и билинги. Проверяет, с кем из родичей безутешный вдовец общался в последние месяцы, у кого бывал и где мог случайно наследить. Удача улыбается ему лишь в начале этой недели. Черт знает как, но Игорь выясняет, что есть такой ничейный на первый взгляд гараж под Гатчиной, который некогда принадлежал покойному отцу Светлова, а несколько лет назад перешел по наследству к его старшему сыну - брату Светлова, вот уже двадцать два года живущему в Финляндии, - и Игорь делает стойку. Получить от судьи ордер на обыск частной собственности гражданина Финки - дело не из легких, но он справляется, и сегодня, очертя голову, с самого утра срывается в Гатчину, имея на руках заветную бумажку. А дальше Петя уже в душе не ебет, как было дело, потому что в пылу своего охотничьего азарта Игорь вообще нахуй теряет связь с реальностью и не отвечает на сообщения в принципе, донельзя увлеченный своей погоней за истиной. - То есть, отраву ты все-таки нашел? - с нескрываемым любопытством спрашивает Петя. Он, если честно, не очень надеялся на такой исход, но и не исключал его. Впрочем, Игорь, не заметив ровным счетом ничего, занудно Петю поправляет: - Не отраву, а тару с остаточными следами, - а после, чуть смягчившись, поясняет: - В яме на одной из полок. С отпечатками, как ты понимаешь, так что все железобетонно было уже на момент, когда криминалисты пальчики сняли. - И он после этого отпирался, гнида такая? - не веря своим ушам, уточняет Петя, на что Игорь лишь вздыхает: - Да нет, не отпирался. Просто в глухую несознанку ушел, мол, хер его знает, откуда там его пальчики и кто именно имел мотив жену травануть, - и, помолчав, добавляет почти спокойно: - В какой-то момент я уж было почти решил, что этот ушлепок заявит, будто он сто лет назад крыс в этом гараже травил еще при своем бате… - Но? - нетерпеливо подхватывает Петя, сгорая от любопытства, и Игорь, выдержав почти МХАТовскую паузу, фыркает: - Но тут пришел ответ от криминалистов, из которого явно следовало, что пальчики свежие, максимум два-три месяца, и Светлов поломался наглухо, - а затем, уже совсем не скрывая своего довольства, заканчивает: - Сначала молчал, пока я обрисовывал расклад, а потом нервишки сдали. Ну и по итогу имеем не только неопровержимые улики, но и признательные показания. - Но где он, сука, взял рабочий цианид, а не фуфло для наивных чмошников? - пораженно тянет Петя, сморщив нос и вывешивая последнюю мокрую футболку на сушилку. И Игорь, легкомысленно взгоготнув, почти с триумфом отбрехивается: - А вот это уже твоя забота. Магаз в даркнете один, я на днях инфу в твой отдел закину, как только с бумажками для прокуратуры разгребусь, - и, не чувствуя за собой никакой вины, добавляет: - Рекомендую, кстати, лично тебе в это дело не ввязываться, потому что в даркнете обычно нихуя концов не найдешь, даже если очень постараешься. - Отсоси, - в тон ему отзывается Петя, устраиваясь за барной стойкой и выбивая сигарету из пачки, - я два магазина закрыл начисто, когда в ФСКН батрачил. Так что скидывай на нас, давай, и даже не надейся, что я не докопаюсь, кто этому твоему Светлову цианид толкнул. А потом, прикурив и немного поразмыслив, добавляет уже спокойнее: - Только имей в виду, что завтра и в выходные я днем буду в управлении. Так что, если сам вздумаешь занести бумажки, наткнешься на меня неминуемо. И это, как ни крути - предупреждение, с которым Игорь волен делать, что хочет, хоть Петя и наперед знает уже, как именно тот поступит с полученной информацией. - А в понедельник? - уточняет Игорь весьма осторожно, и Петя, мысленно закатив глаза, отвечает ему: - А в понедельник меня в отделе не будет. Дежурю в ночь, - и, чиркнув зажигалкой, жадно затягивается, пытаясь унять жгучее чувство совершенно немотивированного разочарования. То есть, даже успешно закрытый потенциальный висяк неспособен заставить Игоря прочувствовать вкус к реальной жизни. Той, что происходит здесь и сейчас, а не откладывается на какое-то туманное “потом”. И ощущение, блядь, такое, будто бы Игорь не особо-то и пытается как-то выбраться из ямы, в которую сам же себя и загнал. Одни лишь красивые слова. Иногда - в минуты пиздец какой слабости, - Пете даже кажется, что всем игоревым обещаниям вообще никогда не суждено сбыться. Что никогда его не попустит, блядь, и вечно он будет думать, что все еще не готов жить моментом, а не страдать беспрестанно по тому, чего уже не исправишь. Но лишь иногда. И только поэтому Петя не лезет в бутылку, не интересуется едко, сколько лет Игорек от него бегать будет, а молча хавает эту хрень и следующие полчаса, шурша по дому, слушает в подробностях, как именно Игорь колол своего подозреваемого. Поддакивает, угукает и утешается мыслью, что вообще-то это реально дохуя полезно, узнать из первых уст, как работают менты с несравнимо большим опытом. На что давят, в какой момент начинают откровенно прессовать, а где включают дурачка. Свои допросы Петя обычно ведет по старой памяти, с порога принимаясь вести себя как охреневший дегенерат без стыда и совести, и чаще всего это отлично работает, но жизнь-то длинная, и никогда не знаешь, кто именно в следующий раз попадется тебе в качестве подозреваемого, так что Петя мотает на ус. Чтобы быть лучше. Чтобы делать больше, чем он делает в своем отделе сейчас. Ведь однажды вовремя выбитые показания могут спасти кому-то жизнь. Когда Игорь выдыхается, на часах уже давно заполночь, но сна у Пети ни в одном глазу. Более того, он уже запускает еще одну стирку и, сполоснув пепельницу, устраивается за барной стойкой, а затем, чиркнув зажигалкой, спокойно резюмирует: - Короче, ты опять всем доказал, что ты охуенный, - и, помолчав, добавляет уже мягче: - Впрочем, что тебе доказывать? Весь главк и так на тебя втихушку дрочит, даже мои ребята вынуждены были признать, что ты их переплюнул. И тут же прикусывает язык, втянув голову в плечи. Вот же говно. А если Игорь вдруг вздумает поинтересоваться, в каком это таком контексте ему кости в ОБОПе мыли, врать ему, что ли? Про поднятое дело Урушанова-то говорить точно не стоит во избежание лишних проблем. Но Игорь, кажется, от усталости и переизбытка эмоций, попросту не отсекает звоночек. Усмехается смущенно и бормочет: - Да ну ерунды не придумывай. В главке меня вообще-то не любят, Петь. Терпят - это да, но уж точно не дрочат, - и, тоже, видимо, закурив, заканчивает на длинном выдохе: - Меня б вообще давно турнули из ментовки, если бы не блат. - Чего? - обалдело уточняет Петя, подозревая, что ослышался. Блат у Игоря, серьезно? У Игоря, сука, который несколько месяцев назад предъявлял ему за крышу в верхах и недобросовестную службу? Но додумать свою мысль Петя не успевает, потому что Игорь, глубоко затянувшись, просто отвечает: - Того, - и, помолчав, признается негромко: - Я, конечно, не такой конченый, каким ты в Москве своей был, но тем не менее. У меня тоже кое-кто в начальстве сидит, Петь, и только поэтому я до сих пор в каком-нибудь ЧОПе не ебашу. - И у тебя хватило наглости меня зачморить при таком раскладе? - неверяще тянет Петя, все еще охуевая, на что Игорь лишь вздыхает: - Не тебя, - и, не дожидаясь очередной претензии, добивает своей честностью: - Себя, - и, чутка стушевавшись, поясняет с некоторой опаской: - Я просто подумал, что тебе стоит это знать. Мы достаточно близко знакомы, чтобы не вводить тебя в заблуждение. Да, статистика у меня высокая, но и замятых косяков за мной дохера, Петь. В основном, мелочевка всякая с превышением полномочий, но сам знаешь, что такое у нас не приветствуется и обычно пресекается радикально, если поймают за руку. А меня ловили и спускали все на тормозах, поэтому не питай иллюзий, никто в главке особо бы не плакал, если бы меня уволили с разжалованием. И это, ну, предельная откровенность. Такая, что Петя даже готов хер забить на то, что выслушал в свой адрес минувшей зимой. Ведь, по сути, Игорь не на него говнился, а на самого себя, получается? И подмывает, конечно, спросить, в чем конкретно Игорь накосячил так сильно, что пришлось ему жопу прикрывать - ну, помимо того, что Урушанова завалил, - однако Петя не находит правильных слов и тупо молчит. Превышение полномочий - формулировка расплывчатая так-то и может с равным успехом быть как затрещиной при задержании, так и какой-нибудь реальной жестью вроде отправленного в реанимацию подозреваемого, поэтому язык просто не поворачивается вот прямо сейчас лезть в эти дебри. Да и вообще, а надо ли спрашивать? Стоит ли ворошить прошлое? И сейчас, и принципе? Ему же, в сущности, похеру, что там Игорь наворотил - привет, серая мораль, - и совершенно наплевать, что Игорь может натворить в дальнейшем, если непосредственно Пети это никоим образом не коснется. Не Пете стоять в белом пальто и осуждать какую-нибудь дичь, не с его, блядь, прошлым. Не с его зависимостью, не с его стукачеством и не его же темными делишками. Он с самого начала догадывался, что Игорь нихера не святой, так чего теперь воздух-то сотрясать и сраться на ровном месте. Было и было. Не рассказал с самого начала - сознался теперь. Изменилось ли что-то? Да нихуя подобного. А значит, оно и дискуссии не стоит. Он не Игорь, чтобы доебываться до мышей и высасывать проблемы из пальца, поэтому Петя просто молчит и все свои вопросы оставляет при себе. На какое-нибудь абстрактное потом, когда в следующий раз к слову придется. Желательно никогда. Игорь же петино молчание воспринимает по-своему. Опять, кажется, виноватится - ну заебал, право слово, - что-то там варит в своей башке, а потом напряженно интересуется: - Хочешь, я тебе расскажу, где проебался и где меня пришлось отмазывать? Будем квиты, - и, чиркнув зажигалкой снова, нервно затягивается. - Не хочу, - честно отвечает ему Петя, прикрывая глаза и сминая окурок в пепельнице, а после, выбив из пачки новую сигарету, добавляет спокойно, но уверенно: - И ты не хочешь. Так что забей, Игорек. Может, когда-нибудь, при случае, но не сегодня. Я тоже, в конце концов, не обо всем тебе рассказал, так что уговор работает в обе стороны - если я когда-нибудь узнаю о твоем беспределе, я приду и спрошу у тебя, как было дело. Лады? - Лады, - соглашается Игорь с изрядным удивлением, а потом все же недоверчиво уточняет: - И что, реально все так просто? - Проще некуда, - кивает Петя, раскуривая сигарету. - Ты не доебываешься до страниц моего позорного прошлого, а я не сужу тебя вслепую. И все довольны, прикинь? - Действительно, проще некуда, - неожиданно легко соглашается Игорь, даже не задумываясь, а затем, поразмыслив, интересуется: - И тебе норм знать, что история с Урушановым не первый мой залет и, скорее всего, не последний? На что Петя честно и без обиняков отвечает: - Да мне похуй, - и, сделав пару торопливых затяжек, добавляет: - Ты, Игорек, конечно, тот еще ебанько, но я не верю, что ты жестишь без причины. Слишком из тебя жажда справедливости прет, чтобы мне было не норм. Я сам нынче придерживаюсь такой же политики, просто наш подпол умеет разруливать проблемки на уровне отдела, а не выносит сор из избы, как ваш Пахомцев. Иначе б я тоже уже раза три балансировал на грани вылета из ментовки несмотря на все свои намерения работать по уставу. Не мне тебе объяснять, что с некоторыми уебками это тупо нереально и руки прям чешутся расквасить им ебальники. - Хорошо, - задумчиво тянет Игорь, а затем, что-то обдумав, продолжает: - Это и вправду хорошо, Петь, что мы в одну сторону смотрим с тобой. Я здорово опасался, что ты эту херню не поймешь, учитывая, что ты, вроде как, решил тут, в Питере, встать на путь исправления. - Да какое там исправление, - вздыхает Петя уныло, - человеком я оказался говнистым, так что методы не сильно изменились… Даже когда я перестал долбать, чуть не срывается с языка, но усилием воли Петя затыкается весьма вовремя. Не лучший момент, чтобы обсудить эту тему, Петя не готов. Не готов говорить о том, что чистым он на службе ведет себя почти так же, как и тогда, когда нюхал до невменоза. Разве что мозгами активнее скрипит, пытаясь найти причинно-следственные связи, а вот с фигурантами он такая же охуевшая мразь, как и пару лет назад, и это уже явно не лечится. Вот разве что с потерпевшими мягче стал, и на том спасибо. Впрочем, возможно, только лишь это и правильно: не испытывать жалости и не вестить на правдоподобный лепет. Возможно, это именно то, что делало Петю не самым поганым ментом как тогда, когда он до одури упарывался, так и сейчас. Некая константа, которая имела свой вес в уравнении при всех прочих переменных. - Слушай, забей, а? Мы уже выяснили, что эталонных служителей закона в этом чате нет. Рефлексию оставим на потом по взаимному согласию, ладно? - с усмешкой заявляет Игорь, отвлекая его от невеселых размышлений, а затем, пошуршав чем-то, продолжает уверенно: - Я вот честно, бля буду, не планировал на сегодня серьезных разговоров и не готов к ним от слова совсем. В другой раз как-нибудь давай, ага? И это, как ни крути, в тему. Неужели Игорь, мать его так, научился не раздувать из мухи слона, а сглаживать углы? Петя улыбается совершенно по-дурацки - ведь это впервые, блядь, когда они с Игорем не посрались из-за какой-нибудь очередной поросшей мхом ерунды, а просто, ну, не стали доводить до предела, - и выдохнув дым носом, коварно интересуется: - А какие разговоры ты сегодня планировал? Сто часов пиздеть, как ты гасил Светова, пока я не усну? И Игорь, поняв, видимо, что буря миновала, с удовольствием подхватывает: - Ну, даже я не настолько самовлюбленный долбоеб, - а потом, смущенно как-то бормочет: - Но вообще, есть кое-что, что бы я хотел с тобой обсудить максимально серьезно и без рофла. И Петя, не удержавшись, усмехается. А затем, взяв себя в руки, совершенно спокойно уточняет: - Радужные перспективы, я надеюсь? Но Игорь не ведется. - Ну, можно и так сказать, - все так же смущенно соглашается он, а после, помолчав, говорит негромко и как-то растерянно: - Знаешь, о чем я напряженно думаю уже неделю кряду? - Удиви меня, - вздыхает Петя. Конечно же, он в душе не ебет, о чем там думает Игорь. И конечно же, не хочет гадать, поэтому выбирает самый самый легкий путь - вывести Игоря на вдохновенный мандеж, потому что вариантов может быть буквально миллион. Игорь может думать о чем угодно, зная его. И об устройстве федерального органа исполнительной власти, к которому они оба имеют непосредственное отношение, и о том, насколько этично порочить его честь, флиртуя напропалую с другим мужиком, поэтому Петя прикидывается валенком. Ну, на всякий случай, чисто из-за того, что Игоря может волновать нечто совсем другое, не менее животрепещущее, но не имеющее ровным счетом никакого отношения к самому Пете. Например, охуевшие тарифы на ЖКХ от ебанутых пидорасов-коммунальщиков, или натурально охреневшие городские хозяйственники, которые в этом году чистить снег и не думали, ожидая, когда все само потает. Тоже весьма себе радужные гондоны, от которых Петя избалованно и по-столичному охуевает еще с ноября месяца. Поэтому Петя занимает выжидательную позицию и, стряхнув пепел, устраивается поудобнее. Чаю бы еще горячего, но подниматься с места откровенно лень, так что похуй, перебьется. - Я думаю о том, что как-то до обидного нечестно получается, что ты меня видел, а я тебя ни разу, - поняв, что расспросов не последует, несколько смущенно признается наконец Игорь без лишних экивоков, а затем, сразу после добавляет поспешно: - И да, я понимаю, что это случайно вышло и вообще… Но мысль тупая и из головы никак уже не идет. И, ну типа, получается, я все еще играю вслепую, в то время как ты уже знаешь прикуп. И Петя, не ожидавший такого поворота, застывает. Это что, Игорь сейчас впервые, что ли, задумался о том, к чему реально могут привести их светские беседы? Заинтересовался, с кем имеет дело и насколько сильно Петя соответствует его вкусам и ожиданиям? Или же ему тупо хочется кармической справедливости? - Мельком, дядь, - бормочет Петя, все еще не определившись, как именно реагировать. - Я видел тебя мельком, даже лица толком не разглядел, только бородищу твою и нос из-под кепки, - а потом, неловко усмехнувшись, заявляет ехидно: - Бородища, кстати, зачетная. Любой барбер часа полтора вокруг кресла скакать будет, чтобы ее в человеческий вид привести и все равно только ножницы затупит. Но Игорь на подъебку не ведется. И либо он в душе не ебет, кто такие барберы, что в Питере достаточно сомнительно, либо густая растительность заправского канадского лесоруба на роже его вполне устраивает, и он не считает нужным за нее оправдываться. Второе - более вероятно, разумеется, но если все так, то Игорю определенно придется пересмотреть свои взгляды на этот вопрос, когда… Если, одергивает себя мысленно Петя. Если все срастется, и к тому моменту Игорь все еще не допрет, что больше похож на молодого попа, чем на нормального человека, Петя ему обязательно об этом сообщит и лично отведет за ручку волшебнику на Лиговке, к которому наведывается раз в пару месяцев сам. И нет, сражаться с игоревой бородой до полной капитуляции оной, Петя, пожалуй, не планирует, ему всегда нравились мужики с легкой небритостью, но и по полчаса искать рот, чтобы пососаться, тоже так себе прикол. А уж щекотка в процессе минета - это вообще за гранью добра и зла, но об этом, пожалуй, вообще задумываться не стоит прямо сейчас, да. Игорь же тем временем тему менять не собирается и гнет свою линию. - И все равно, - он звучит почти обиженно, и огромных усилий воли стоит не заржать в голос. И из-за своих собственных мыслей, так некстати лезущих в голову, и над его дурацким расстройством, что где-то счет нихуя не сравнялся. Однако вместо того, чтобы философски заметить, что жизнь вообще несправедливая штука, Петя улыбается и весело его поддевает, с трудом отметая свои слегка неуместные сейчас фантазии: - А что такое? Хочешь быть уверен, что клеишь не пугало огородное, а хотя бы того, с кем не страшно с непогашенным светом трахаться? - и, осознав, что именно ляпнул, прикусывает язык. Рано, блядь, для таких заходов. В плане выхлопа - бессмысленно, а вот воображение может разыграться на почве обсуждений, кто и как предпочитает ебаться. Они так долго избегали - ну, почти, - откровенной похабщины, и вот лучше бы оно так дальше и продолжалось, потому что грустно ведь будет только говорить о сексе, а не… - Глупости какие, - бесцеремонно вклинивается в его размышления Игорь, громко фыркая, а затем, хлопнув дверцей холодильника, поясняет со смешком: - Ты как будто в курилке нашей никогда не был, ей-богу. Да я, поверь, уже наслышан от девок из ОБЭПа, что у тебя слащавый породистый ебальник и грустные глаза. - Это кто тебе такое сказал вообще? - опешив слегка, уточняет Петя, лихорадочно припоминая, с кем именно из экономического он сталкивался, и в голову как-то никто кроме Гранина не приходит, однако на девку тот не похож даже со спины. - Не мне, но сути дела это не меняет, - отмахивается Игорь, гремя посудой. - Да и неважно мне по большому счету, как ты выглядишь, у меня типажа нету от слова совсем… - Главное, чтоб человек был хороший? - с нескрываемым сарказмом подхватывает Петя, а потом качает головой: - Ну, с этим, дядь, ты просчитался. - Да причем тут это? - Игорь почти с досадой вздыхает, а затем, помолчав, продолжает уже спокойнее: - Мне просто хотелось бы быть на равных, но я не знаю как. Сталкерить я тебя не стану, я не долбоеб. В управлении мне бы в принципе не хотелось знакомиться без крайней на то необходимости, а то ведь дорогие коллеги нихера меня не поймут, если я буду на тебя пялиться, как шизик. А если я предложу тебе в одно время пересечься в курилке, постоять в нескольких метрах друг от друга и разойтись по своим делам, это ведь будет тупо? - он мнется, чиркает зажигалкой и бормочет: - Да точно тупо, можешь не отвечать. Я сам знаю, что бред какой-то несу, но мне ужасно хочется теперь, чтобы у твоего голоса появилось лицо. - Я бы предложил тебе забить стрелку в допросной, чтоб ты мог полюбоваться моей рожей через стекло, но хер тебе, - почти с нежностью отвечает ему Петя, выбив из пачки очередную сигарету, а затем поясняет, быстро осознав, что прозвучало оно как-то не очень: - И не потому что я редкостный уебок и хочу потрепать тебе нервы, дядь, а потому, что это тоже будет, как ты выражаешься, нечестно. Ну, если только ты не одолжишь мне свой кепарик и накладную бороду. Вот тогда, пожалуй, сочтемся. - Попахивает чем-то нездоровым, - вынужден признать Игорь. Он снова вздыхает, снимает с плиты засвистевший чайник, а после говорит тихо: - Ладно, забей. Эти мои загоны не стоят того, чтобы вести себя, как кретины. Перетопчусь. С ответом Петя не находится. Ну а что тут скажешь вообще? Не предлагать же Игорю завязывать со своим обособленным личностным ростом, в конце концов - и пусть глядит сколько хочет, сидя напротив за столиком. Тот сто пудов не оценит, а Петя обещал не давить и не поторапливать, хоть и вся эта ситуация здорово попахивает идиотизмом, если посмотреть на нее трезво. А потом его озаряет. Он узнал Игоря по фотке, блядь. Обрезанной и отправленной вообще по другому поводу, но узнал ведь, увидев его потом случайно. Вот и Игорю нужно подкинуть что-то равноценное или даже чуть пожирнее, чтобы если они вдруг пересекутся, Игорь смог бы его не проморгать. Вполне справедливо получится. И Петя призадумывается, зависнув. Раньше он бы точно засветил котлы в ответочку, таких точно ни у кого в управлении больше водиться не может, но вот незадача: нынче и Петя свои почти всегда хранит в коробке, а не носит на запястье. Для службы он давно уже купил себе часы попроще, чтобы не жалко было разъебать на каком-нибудь задержании и чтобы разговоров лишних не ходило среди коллег. Фоткать шмотки - тоже мимо. Во-первых злоебучая питерская погода этой весной то и дело подкидывает сюрпризы, вынуждая Петю перелезать из пальто в пилотовскую куртку и обратно, а во-вторых, вряд ли Игорь вообще шарит за бренды и сможет отличить его пальто прада от хуйни из условного эйчика. Нужно что-то повесомее. Что-то более прямолинейное. И Петя уже знает вообще-то, что именно, просто торгуется с собой. А затем, наплевав на все сомнения, решается. В конце концов, Игорь все еще стоит того, чтобы из-за него вести себя, как малолетний влюбленный придурок. Это ведь просто, на самом деле. Игорь точно оценит жест, а с Пети не убудет. - Не перетопчешься. Погоди, щас все организуем в лучшем виде, - бросает он в трубку и торопливо тапает по иконке камеры. Свет на кухне тусклый, горит только лампочка в вытяжке, и Петя, переключившись на фронталку - вот же срань, последние селфи он делал так давно, что, кажется, словно в прошлой жизни, - жмет на затвор. Щелчок, ослепляющая вспышка - и это вообще никуда не годится. Раньше он как будто бы был фотогеничнее, даже когда обдолбанный и бухой торговал ебалом в инстаграме, а сейчас видит на снимке осунувшееся и изрядно похудевшее лицо крайне задолбавшегося от жизни человека, посреди ночи занимающегося какой-то невнятной херней вместо того, чтобы спать без задних ног. Впрочем, из песни слов не выкинешь, теперь Петя такой, так что стоит, пожалуй, как-то примириться с обновленной версией интерфейса и не выебываться. Разве что ракурс можно поискать, да контраста добавить немного, чтоб не пересвечивало кадр. - Петь? - встревоженно зовет его Игорь, но Петя лишь коротко отбрехивается: - Да подожди ты минутку, хули такой нетерпеливый, дядь, - а потом отключает вспышку и пробует снова. Раз, другой, третий. Поворот головы, выдохнуть дым носом, поймать мгновение и ошарашенно вытаращиться на экран собственного айфона. Получается неплохо и будто бы даже лучше, чем в последний раз, когда Петя пользовался фронталкой в шестнадцатом. И уж точно лучше, чем пару минут назад. Нездоровая худоба магическим образом превращается в четкие звенящие линии, а заебанность и недосып и вовсе выходят из чата из-за чересчур перекрученной контрастности. Неужели это и вправду он? Вот такой - встрепанный, с острыми дохуя скулами и вроде бы даже вполне ничего. Фотку он отправляет Игорю в телегу тут же, чтобы не передумать ненароком. На снимке ничего толком не разглядеть, только профиль, подсвеченный неверным желтым светом лампочки на двадцать ватт да призрачный флер сигаретного дыма, однако Игорь уже спустя пару мгновений, закашлявшись, сипло выдыхает: - Ты пиздец красивый. Сердце предательски пропускает удар, чтобы после застучать быстрее положенного. И спрашивать, не льстит ли он, нет смысла: Игорь прямой, как палка в девяти случаях из десяти, особенно если дело касается их с Петей странных и ни на что не похожих отношений. Он может спиздеть про свой бэкграунд, как выяснилось; может о чем-то умолчать и вариться в себе, но во всем, что касается Пети, он всегда был предельно откровенен, поэтому верить ему получается легко и непринужденно, как дышать. И Петя смущенно усмехается, быстро затягиваясь, а потом интересуется с легкой ехидцей: - Ну что, мы квиты? - По-моему, я в выигрыше даже, - как-то сдавленно признается Игорь, кажется, бессовестно залипнув на фотку, а потом бормочет: - Нет, я, конечно, догадался уже, что ты из тех, которые заходят в комнату, и у всех челюсти отвисают, но чтобы настолько… - Да брось, - неловко отмахивается Петя, чувствуя, как начинает гореть лицо, а после, взяв себя в руки и пресекая на корню внутренний оголтелый восторг, скучающе продолжает: - Я обычный. Синяки под глазами с внешний госдолг маленькой африканской страны, шнобель переломанный, да еще и челюсть кривая. Ты не обольщайся сильно, Игорек, меня просто камера любит. - Могу ее понять, - совершенно спокойно заявляет Игорь, и, помолчав, добавляет с какой-то совершенно еще Пете незнакомой нежностью: - Я же говорил уже, что мне неважно, как ты выглядишь, это все как бы вторично в нашей с тобой истории. Но я б мудаком был, если бы не сказал тебе, что сейчас еще больше на тебя запал. Как будто картинка сложилась, понимаешь? И Пете очень хочется ляпнуть какую-нибудь хуйню в духе, а стоит ли вообще друг друга мучить и оттягивать на неопределенное потом момент встречи, раз все так идеально встает в пазы, но он усилием воли сдерживается. Вздыхает только, улыбается неуверенно и бормочет: - Понимаю, кажется, - а потом в порыве честности признается: - Я когда тебя на Южном увидел, варил в котелке примерно то же самое. Ну, с поправкой на гнусную мысль, что если это вдруг не ты, то я понятия не имею, как дальше быть, потому что краш случился практически моментальный, дядь, когда я сопоставил факты. Не знаю, как бы я дальше жил, если бы это был какой-нибудь дохуя гетеросексуальный юлин хахаль, а не ты собственной персоной. - Нормально бы жил, - все так же спокойно говорит Игорь даже не дрогнув от внезапной откровенности, и, понизив голос, глухо заканчивает: - Ты мне ничего не должен, Петь. У тебя нет ровным счетом никаких обязательств. Втрескаешься по уши в кого-нибудь или найдешь себе приключения на жопу - я осуждать не стану. Я же взрослый человек и понимаю, что… - Ой, сходи-ка ты нахуй, а? - резко перебивает его Петя, слегка раздраженно сминая окурок в пепельнице. - Понимает он, как же. Нихуя ты не понимаешь. И Игорь обалдело молчит, не догоняя причины такой внезапной агрессии, поэтому Петя, пару раз выдохнув, смягчается и все же поясняет: - Я энивей дождусь того момента, когда ты созреешь, андестенд? Не чисто из принципа даже и не из вшивого благородства, а потому, что у меня, во-первых, нет времени на обустройство личной жизни, а во-вторых, я тупо не хочу знакомиться с кем-то хуй знает где, - и, прикусив губу, продолжает предельно откровенно: - Я не доверяю людям, Игорь. Я не хожу по барам и клубам не потому, что мне не хочется, хотя и это тоже, но еще и потому, что я наперед знаю, чем это может кончиться. Меня корежит от одной только мысли оказаться в койке с левым чуваком или девицей, а с таким настроем в злачные места лучше не соваться, все равно уйдешь не солоно хлебавши. Ну а даже если вдруг пересилишь свою трясучку, есть нихуевые шансы опозориться потом на все деньги в самый ответственный момент. А мое хрупкое эго такого не переживет, так что можешь быть спокоен за мое же ебаное целомудрие. Петя говорит даже больше, чем вообще собирался, открывая рот, но не жалеет ни о чем. Он убивает трех зайцев разом: во-первых наконец признает проблему вслух, а не только в своей голове, во-вторых, намекает на нее Игорю, а в-третьих… В-третьих, может Игорь наконец-то хоть так допрет, что Петя абсолютно серьезен был, когда обещал подождать столько, сколько потребуется и не проскакать в процессе этого ожидания по местным хуям. А то пока, по всей видимости, тот считает подобный вариант развития событий вполне вероятным. - Так и я левый чувак, вроде как, - несколько напряженно тянет Игорь, тактично не доебываясь до куда более откровенного заявления. Не смеется над петиным почти паническим страхом и не любопытничает, как так вышло, что одна только мысль о том, чтобы потрахаться, вынуждает Петю сидеть дома и не рыпаться. Все это он очевидно оставляет на потом, явно охуевая с того, в какое русло свернул разговор, и выбирает чуть ли не самую безопасную дорожку, по крайней мере пока. И Петя ему за это безмерно благодарен, поэтому он, замотав головой, возражает с жаром: - Нет, не левый, - а затем, поспешно прикурив, продолжает: - Я знаю кто ты. Я уже просек, как ты мыслишь. Понял, где ты пиздишь без зазрения совести, а где говоришь предельно честно. В моей системе координат ты безопасный, а не чужак, - и, помявшись, заканчивает невнятно: - А еще ты не поржешь, если у меня хер не встанет, а он вполне может исполнить такой вот номер, потому что после больнички и дурки у меня в принципе так себе с либидо было. - Петь, - начинает было Игорь, но Петя его перебивает: - Не надо меня жалеть только, ладно? - и, усмехнувшись, добавляет: - Пожалеешь, если повод будет, я ж не проверял, как эта срань на деле, а не у меня в голове работает. А пока меня вполне устраивает сложившаяся на данный момент ситуация, так что не парься. - Не буду, - осторожно говорит Игорь. - Если ты так хочешь. - Ну, разумеется, хочу, иначе бы и не просил, - уже куда более расслабленно кивает Петя, а потом с сомнением тянет: - Я, конечно, зря сейчас все это говно на тебя вывалил, но накипело, дядь. Так что прими как данность, что кроме тебя, я в обозримом будущем никого не готов допустить до комиссарского тела, и успокойся. Я не импотент и не асексуал, прости господи, но беспорядочные связи с кем попало, кажется, перерос наконец-то, - и, шумно выдохнув дым, заканчивает с неловкой усмешкой: - У тебя свои тараканы в башке, у меня - свои. Имею право? И казалось бы, тема исчерпана, хули тут еще обсуждать - так по крайней мере Петя думает, стряхивая пепел с сигареты, однако Игорь, выдержав паузу, заверяет его тихо: - Еще как имеешь, - а затем все же не удерживается и интересуется осторожно, но с почти неприкрытым любопытством: - Ты ведь не расскажешь мне, из-за чего у тебя такие проблемы с доверием, да? - Да было бы что рассказывать. Меня как-то раз пустили по кругу на вписке, а еще проститутка однажды сперла из моего кармана портмоне, - с каменным лицом и совершенно серьезно выдает Петя, а потом, громко заржав и едва не смахнув на пол пепельницу, поспешно добавляет: - Шутка. Это шутка, Игорек, - и, продышавшись немного, заканчивает все еще посмеиваясь: - Потом как-нибудь, давай? Я, на самом деле, и сам до конца не догоняю, из-за чего так башку клинит, а дискутировать и разбираться сейчас не имею ни малейшего желания. - Ты в курсе, что ты придурок? - ворчит Игорь, снова загремев посудой и включая воду, а после, помолчав, бормочет: - Я почти поверил тебе на мгновение, блядь. - На допросах так же уши для лапши подставляешь? - поддевает его Петя, широко улыбаясь, и, с удовольствием вслушиваясь в игорев нарочито возмущенный бубнеж, идет разбирать закончившую цикл несколько минут назад стиралку. Неуместная откровенность - ну кто Петю за язык тянул, что ему стремно трахаться с живыми людьми, - и игорево безоговорочное принятие, разумеется, немного давят на мозги. Петя в принципе не собирался заострять внимание на приколах и вывертах своего мозга, если это не станет крайне необходимым, однако реакция Игоря приятно удивляет. Не оторопь, не смятение, не насмешка, а здоровое такое принятие рисков, что ли. И именно поэтому Петя в очередной раз убеждается, что выбрал правильный объект для воздыханий. Даже если у них с Игорем не выгорит - ну, ради разнообразия, не из-за игоревых заебов, а из-за его собственных, - Петя все еще не будет ощущать себя неполноценным и каким-то бракованным, потому что Игорь ясно дал понять, что глумиться он не станет. Ну и в конце концов, велика беда, что ли, если хуй по стойке смирно стоять не будет? Игорь ему нравится слишком сильно, чтобы его проебать. С Игорем есть связь, есть неясное и странное поведение организма, приводящее то к брахикардии, то к неистовой тахикардии, и разве он не сумеет договориться как-нибудь со своей башкой со временем, что это безопасная территория? Да, по первости, наверное - да что там, Петя почти уверен, блядь, - ему будет неуютно. Примерно так же, как с собственной рукой в своей же койке еще минувшей осенью. Вроде бы механика проста и понятна, но что-то все равно, сука, не ладится. Ему пиздец как стремно и непривычно будет, пожалуй, ощущать на себе прикосновения и чужой изучающий взгляд, Петя от этого отвык совсем. Уже и вспомнить не может толком, каково это - снимать штаны и действовать по обстоятельствам, а не варить в котелке какую-то хуету. Раньше он трахался бездумно, как дышал. И даже хотелось-то не всегда, если по-честному, просто ситуация обязывала, и Петя легко с ней мирился. Притащил деваху в свое логово - еби, пошел в кабинку за незнакомым мужиком, сжиравшим тебя глазами в випке - уткнись носом в стену и подставляй жопу. Свой кусок оргазма он все равно откусывал всегда и неизменно, но что-то херовое было во всем этом фестивале похоти. Теперь Петя уже так не хочет. Теперь хочется бездумно и одновременно дохуя осмысленно, потому что ни одна из его прежних пассий - что с хуем, что с вагиной, - Игорю и в подметки не годились. Мужики его откровенно юзали, но Петя сам таких выбирал - ветреных, жадных до ебли без обязательств и не склонных к излишним сантиментам. Это было удобно - никаких обменов визитками, никаких обманутых ожиданий, - просто секс. Девицы потрошили кошелек и, по сути, тоже были рядом только ради собственной выгоды. Все без исключения, даже Нина. Кто из-за манящей Антальи, кто грезил дорогими подарками и закрытыми тусовками, а кто метил на вакантное место генеральской нелюбимой невестки или напротив планировал во всех отношениях выгодный династический брак, как Ксения. Но Игорь другой. Игорю от Пети не нужно ничего, кроме, собственно, самого Пети. Даже о деле Пчелкиной тот уже почти не заводит речь, чтобы не прослыть меркантильным мудаком. И это подкупает. Такое с Петей случается впервые, и дураком он будет, если все просрет, расстроившись из-за не вставшего хера. Можно ведь начать с чего полегче? Например, потискаться, как малолетки, для начала, а потом двигаться дальше. Петя стопроцентно уверен: никакие беды с башкой не остановят его от того, чтобы с удовольствием Игорю отсосать, а после… Не захлебнуться собственными слюнями оказывается чертовски сложно, почти невыполнимо, но Петя справляется. Быстро облизывает пересохшие губы и рассеянно отвечает что-то невпопад Игорю, обеспокоенному затянувшейся паузой. Игорь надежный, Игорь честный и открытый в своих эмоциях. Как раз такой, какого Пете не хватало всю жизнь, чтобы поверить, что секс - это не про всунул и высунул, а про что-то более значимое. Что откровенность секса не в том, чтобы стянуть с себя штаны, а в том, чтобы сбросить с себя маску, намертво приросшую к ебальнику. Игорь висит с ним на телефоне еще около часа, пока не срубается замертво. Умаялся, думает Петя, вслушиваясь в ровное размеренное дыхание, вымотался тупо в ноль, так что батарейка села. И улыбается. Когда-нибудь - он почти уверен, блядь, - Игорь вот так же сладко будет сопеть, но уже у него под боком. И пусть пока эта голубая мечта кажется недостижимой в силу множества обстоятельств, Пете кажется, что с каждым днем он все ближе и ближе к тому моменту, когда можно будет просто Игоря обнять, а не ловить его вдохи и выдохи в трубке, прикрыв глаза. И тогда прошлое забудется окончательно, будто его и не было никогда. Сотрется из памяти и перестанет тревожить на грани сна и яви. После двух выходных подряд в управлении будто бы становится куда как приятнее находиться. И скорбные лица коллег, вляпавшихся накануне в прескверную историю с партией каких-то паленых контрабандных колес из Турции, почти не раздражают; и Сурков с его мандежом про хуево заполненные протоколы изъятия партии не бесит; и даже новость о том, что в апреле нагрянет проверка из Москвы, не шибко-то впечатляет. Почаще надо, пожалуй, вот так перезагружаться, чтобы не принимать мелкие и не очень рабочие неурядицы слишком близко к сердцу. И высыпаться нужно почаще вот так, как вчера вечером. Не муторно, урывками и после привычной таблетки, а просто по-человечески, потому что глаза слипаются. Поэтому, несмотря на царящий в отделе едва ли не похоронный настрой, Петя, старательно пряча улыбку, чиллит почти на расслабоне и радуется своей маленькой победе над своими же страхами и заебами. Шутка ли, он вчера едва ли не впервые за пару лет уснул без прописанных лечащим врачом пилюль. Легко и просто, прилег и вырубился. Сам. Почти как раньше, когда мог прикорнуть на диванчике в майорском кабинете после бурной попойки, насрав на кипеш вокруг и выпав из реальности часа на три. То есть нет, конечно, таблетку Петя, разумеется, в своей питерской жизни пропускает уже далеко не впервые. Он в принципе в последнее время частенько забивает на фарму, обходясь своими силами и вырубаясь на полуслове по ночам, не дорассказав Игорю какую-нибудь кулстори. Но одно дело, когда ты приползаешь уставший, как псина, и рухнуть замертво хочется на любой горизонтальной поверхности, хоть бы даже и на коврике у двери, а сил остается лишь на то, чтобы лежать и лениво ворочать языком, пока не сморит. И совсем другое - нормально выспавшись ночью, задремать невзначай после обеда. Вот такого с Петей уже давненько не случалось, и это, однозначно, успех. Победа над собой и над беспокойным мозгом, который долгое время не желал выключаться сам по себе, без костылей. Поэтому Петя позволяет себе порадоваться. Из-за своего небывалого прогресса и еще чуть-чуть - из-за того, что кейс с контрафактными турецкими дженериками, явно приготовленными для фасовки в лицензированную на территории России упаковку, взял на себя Серебряков, выезжавший накануне в порт по встревоженному свистку таможенников. У Пети и так работы впереди выше крыши, чтоб еще и в этот потенциальный висяк вписываться, а тут, считай, подфартило. Ближе к обеду, впрочем, он все равно спускается с небес на землю и, устало помассировав веки, радуется уже не так интенсивно и незамутненно. Выбирается из-за своего стола, потягивается с громким хрустом и решительно направляется к двери. Прихватывает с вешалки куртку и, выскочив в коридор, быстро шагает к лестнице. Перед глазами все еще фантомно мельтешат страницы прочитанных уголовных дел, а в голове - ебучая каша, пока никак не желающая структурироваться, и Петя, бодро скатываясь по ступеням и неосторожно призадумавшись, едва не наворачивается вниз головой где-то в районе второго этажа, в последний момент ухватившись за перила. Сломать себе шею, кубарем скатившись на пролет ниже - особенно теперь, когда жить хочется, как никогда прежде, - было бы ужасно тупо, поэтому он, тряхнув головой, все же фокусируется на ступеньках и до курилки добирается в целости и сохранности вопреки всему, а уже там дает волю мыслительному процессу. За утро Петя с новыми силами, будучи бодрым и свежим, проштудировал еще четыре папки, оставшиеся никем нетронутыми на столе со среды, и теперь пытается переварить прочитанное. История с разбойным нападением в гаражном кооперативе выглядит совершенно бесперспективно: ни свидетелей, ни камер, ни даже предположений, кому мог мешать мужик предпенсионного возраста, по выходным ковыряющийся в своей дряхлой девятке. Эта папка одна из самых тонких - несколько протоколов, с десяток фотографий с места и опись вещдоков вроде промасленной тряпки и накидного на тринадцать, абсолютно бесполезных для следствия. Гараж уже давно принадлежит, скорее всего, другому человеку, а следов спустя почти два года не найдешь, как ни усирайся. И можно, конечно, вызвать на повторный допрос местного сторожа, чтобы расспросить его еще раз про незнакомые рожи и чужие тачки, но судя по дате рождения, тот наверняка уже и не вспомнит нихера. Тупик. Кейс со странным ДТП на КАДе - чуть поинтереснее и, в отличии от убийства в гаражном кооперативе, все еще имеет все шансы получить продолжение, так что прав был Филимонов, когда в него вцепился. Ноябрьский вечер, ебучий гололед и вроде бы, ничего криминального, вот только гайцы в протоколе отметили, что тормозной путь отсутствовал начисто, что случается крайне редко вообще-то. И именно из-за этого есть повод предположить, что Юнусов разбился на своем мерседесе не потому, что дорога была скользкой, а потому, что кто-то поколдовал с его тачкой в сервисе. Впрочем, выводы делать пока рано, конечно. Для начала стоит осмотреть заново искореженный мерин, благо тот, как выяснил еще в среду Филимонов, до сих пор хранится во дворе загородного дома покойного, где его сгрузил эвакуатор в прошлом феврале. Невиданная удача, на самом деле, Петя на такую и не рассчитывал. Не рассчитывал, что наследник решил судиться со страховой и очень надеялся доказать, что машина была неисправна. И дело, конечно, походу было совсем не в бесконечной сыновней любви и жажде справедливости, а в том, что жизнь Юнусова была застрахована на кругленькую сумму. Жирный куш на кону - возмещение не только по КАСКО за уничтоженную машину, но и несколько лямов сверху для того, чтобы было на что свечки за усопшего отца ставить, однако безрассудно это было и глупо. В первую очередь потому, что в любом расследовании главное - не выйти на самого себя, а Валерий Юнусов двадцати четырех годиков от роду, походу, совсем не догонял, что если экспертиза докажет, что авария - не случайность, он в тот же миг станет главным подозреваемым в преднамеренном убийстве. И даже если он невинен, аки агнец божий, менты у него всю кровь выпьют. Вот Петя же и выпьет, жадно присосавшись, точно пиявка. Допросы с пристрастием, обыски, перетряхивание всех счетов и активов. В общем, стандартные следственные мероприятия, от которых любой взвоет. Но вообще, желание наследника докопаться до правды было ему на руку. Тот хотя бы мешать не будет работать, а может, чем черт не шутит, еще и умудрится подсобить и навести на мысль, кому старший Юнусов так мешал. Так что да, с этим делом можно поковыряться, авось и выгорит чего. Петя жадно затягивается, задумчиво прикусывает губу, а затем, выпустив дым носом, возвращается мыслями к двум другим папкам, которые мурыжил последние часа полтора. Папкам, в которые сунул нос вне очереди, сдавшись неуемному любопытству и выцарапав их с самого низа стопки, пока никто не видел. Ну да и впрочем, какая нахрен разница, даже если бы и увидел? Петя вообще-то за старшего в этом расследовании, имеет право. Он собирался оставить их на десерт, но не удержался и, пообещав себе только одним глазком глянуть, залип намертво. Не зря ведь Гаврилова отложила эти кейсы отдельно от прочих, ой как не зря. Два огнестрела с разными стволами, но схожей по углу и расстоянию баллистикой выглядят крайне неоднозначно, и будь Петя чуточку беспристрастнее, он бы без лишних раздумий списал эти дела в стопку к порожняку. Типичная заказуха в обоих случаях, оружие после нигде не всплывало, свидетелей и очевидцев нет. Архивный мусор, мать его так, слиты в декабре семнадцатого за недостатком улик, из-за отсутствия подозреваемых и про причине тотального тупика в следственных мероприятиях. Но есть нюанс: оба этих дела вел прямо перед своей гибелью майор Павлов, поэтому, даже несмотря на расклад и вопреки здравому смыслу, Петя был готов взять их в разработку. Подстегивает его, разумеется, не только личный жгучий интерес к методам покойного предшественника, хотя и это тоже. Тут мешается все в кучу: и желание понять, как Павлов мыслил, гоняясь за всякими мразотами, и робкая надежда переплюнуть местную легенду, и совершенно неясно откуда взявшееся намерение закрыть поддувающий гештальт коллегам. Закончить дело, из-за которого майор Павлов словил пулю. Докопаться до истины, раскрыть схему целиком и упрятать далеко и надолго всех причастных. Урушанову теперь, конечно, уже ничего не предъявишь, но его подельнику - или, чем черт не шутит, даже подельникам, - вполне еще можно. Пойдут по соучастию в убийстве сотрудника правоохранительных органов, а это уже совсем другой, мать его, срок. Впрочем, размечтаться, как он станет героем всея отдела, Петя не успевает, потому что рядом, каким-то невообразимым образом умудрившись незаметно подкрасться, нарисовывается Светочка. В своей излюбленной беспардонной манере она щелкает перед петиным лицом пальцами и громко интересуется: - Зажигалка есть? На что Петя, вздрогнув от неожиданности, лишь глаза закатывает. - Ты вообще когда-нибудь со своей ходишь? Гаврилова лишь легкомысленно пожимает плечами в ответ и, выхватив из петиных подмерзших пальцев зиппо, с наслаждением прикуривает. - Как суд? - окончательно опомнившись, любопытствует Петя, туша свой окурок о край урны и тут же нашаривая в кармане пачку. Не светской беседы ради спрашивает, между прочим, ему и впрямь интересно, удалось ли прокуратуре не обосраться с прошлогодними поджигателями складов, которые уехали в СИЗО еще до его прихода в отдел. Межведомственная операция, бандитские налеты на помещения крупной торговой сети магазинов с последующим уничтожением имущества. И вроде бы не их профиль, но Гаврилову подтянули из-за нескольких фигурантов, замазанных в похищении жены какого-то бизнесмена с целью выкупа. Фигуранты оказались - вот же удача, - теми самыми уебками, которые ушли от СОБРа при освобождении заложницы, а Гаврилова, разумеется, не упустила случая примазаться к задержанию, чтобы закрыть свой давний безнадежный висяк. - Заебись, дали по двадцать три без УДО, - просияв, сообщает Светочка. - Защита, конечно, красиво юлила, но против фактов и очной ставки не попрешь. Аристова же их опознала обоих, так что без вариантов соскочить было. - Всегда бы так, - Петя удовлетворенно кивает и, затянувшись, уточняет: - А ангар в Шушарах все-таки учли или пришли ко мнению, что нихуя тут не докажешь? - Пришли ко мнению, что состав горючки еще ни о чем не говорит, ну да и пес с ними. Все равно по совокупности нормально вышло, - отмахивается Гаврилова все так же довольно, а затем, стряхнув пепел и прищурившись из-за неожиданно выглянувшего из-за туч солнца, внезапно спрашивает, резко меняя тему: - Ты пятого вечером занят? - Если дежурства нет в графике, то, пожалуй, не очень, - чуть подумав, тянет Петя осторожно и, ухмыльнувшись, интересуется спокойно: - А что, нужно какой-нибудь злоебучий шкаф собрать? Мелькает на мгновение, конечно, мысль, что сейчас последует предложение махнуться сменами, но Петя быстро его отметает. С такими вещами Гаврилова издалека не заходит, спрашивает сразу в лоб - да или да, так что тут явно другое. Например, потягать мебель без лифта или весь вечер на пару материться над инструкцией из Икеи. В общем, что-то из области сугубо нерабочих вопросов, где нужна грубая мужская сила или хотя бы ее жалкое подобие. - Да я тебя умоляю, у тебя ж на лице написано, что шкаф тебя уделает как младенца и заставит расплакаться, - фыркает Светочка в ответ весело и, не дожидаясь пока Петя примется возмущаться, что вообще-то он не настолько жопорукий и как-то по осени собирал у себя комод, быстро добавляет: - Никаких злоебучих шкафов. У меня день рождения четвертого, отмечать буду в пятницу. Придешь? И Петя, растерянно на нее вытаращившись, не знает, что и сказать. С одной стороны, это пиздец как приятно - впервые за два с лишним года получить приглашение на тусовку, пусть даже Петя и не привык, что тусовка без кокаина и шлюх может иметь место быть. А с другой… С другой, на мгновение становится дико страшно. Он ведь будет чужим на этом празднике жизни - никого не знает, понятия не имеет, что подарить, да и пить, наверное, не стоит от слова совсем, чтобы языком не трепать почем зря в незнакомой компании. В общем, куда ни плюнь - везде дилемма практически неразрешимая. Но и отказываться Петя не хочет. Не потому, что неприлично - ебал он этот этикет в рот, на самом-то деле, - а потому, что просто не хочет и все тут. Гаврилова первая в отделе проявила к нему человечность. И нет, закадычными друзьями они, конечно, от этого не стали, однако Петя относится к ней тепло. Это ли не повод насрать на все свои сомнения и страхи и попробовать еще один левел нормальной жизни? Приятельствовать, встречаться вне работы при случае и перестать наконец сидеть безвылазно дома по вечерам не то как дряхлый дед, не то как законченный шизик-социопат? Однако ради приличия Петя все же предпринимает вялую попытку сопротивления, чтобы быть уверенным, что Светочка и впрямь осознает, что предлагает, а не просто сгоряча и в приподнятом настроении ляпнула глупость, о которой потом будет жалеть. Чтобы быть уверенным, что Гаврилова и впрямь хочет его видеть на этом празднике жизни, а не из вежливости предложила, чтобы Петя так же из вежливости отказался, быстренько найдя повод слиться. - Да я ж твоих друзей не знаю, - бормочет он. - И потом, тебе оно надо, коллегу на пьянку тащить? - Слышь, коллега, не мороси, все пучком, - ржет Светочка, хлопнув Петю по плечу. - Ты Филимонова знаешь, он тоже будет. Да и вообще, компания небольшая, человек шесть-семь, если никто не отвалится. Посидим в хорошем баре, чинно бахнем как следует, а там как пойдет. Получается, она действительно хочет, чтобы Петя пришел. И Петя, все больше склоняясь к мысли, что воротить нос от таких щедрых предложений не стоит, с любопытством уточняет, оживляясь: - А вы типа дружите? Ну, с Филимоновым. - Ну не прям дружим, но приятельствуем, да, - кивает Светочка совершенно спокойно, а потом поясняет: - Мы с ним полгода в одном районе жили, я его домой подкидывала. Ну и как-то слово за слово - и заобщались. Он мне потом кровать собирал, а я его матушке по осени помогаю картоху с дачи в город привезти, - она улыбается тепло, стряхивает пепел и добавляет мягко: - Ромка неплохой, хоть ты и думаешь, что он придурок и лентяй. Поэтому я хочу, чтобы вы нарезались вместе и перестали наконец беспрестанно сраться уже. Сделай мне такой подарок, товарищ майор. - Да мы и не сремся, - пожимает плечами Петя. - И вообще, я не думаю, что Филимонов придурок. Он просто борзый дохера и не всегда слушает, что ему говорят, а я так не привык. Ту часть, в которой Гаврилова коварно планирует их обоих споить до братания, Петя благоразумно не комментирует, не решив еще, как поступить с традиционной на любом празднике синькой. Если пару дней без колес обойдется, то в принципе и можно, наверное. Без фанатизма, разумеется. А если со сном опять проблемы нарисуются… Ну не будут же в него насильно бухло вливать, ведь правда? С этой вот херней вполне можно на месте определиться, действуя по обстоятельствам, а не заранее объявляя себя унылым трезвенником. - Да уж как-нибудь привыкни, - советует Светочка закатив глаза. - По-другому не будет, гарантирую, Филимонов вечно всем вокруг что-то доказать пытается и ведет себя порой из-за этого, как дебил, но если с ним найти общий язык, он прям норм. Сейчас он немного попритих, потому что понимает, что ты его на место поставил с позиции силы по факту, но поверь, с позиции дружеских пиздюлей будет эффективнее и не так обидно. - Мнишь себя серым кардиналом, да? - фыркает Петя весело, с удивлением осознавая, что Гаврилова-то права в общем и целом. Он и сам недавно пришел к мысли, что если воевать с коллегами и вести себя, как уебок, ничего хорошего не выйдет. А вот если выстроить доверительные рабочие отношения с уклоном в неформальщину, может, и полегче будет. - Есть немного, - нарочито потупившись, кивает Светочка, все еще улыбаясь. - Ну так что, я тебя уговорила? - Уговорила, - соглашается Петя спокойно, а потом, спохватившись, уточняет задумчиво: - Вот только как ты себе это все представляешь? Если ты, я и Филимонов в пятницу гульнем от души, кто в выходные работать-то будет? Но Гаврилова лишь отмахивается от него и быстро выдает расклад: - Я все уже сообразила и даже согласовала с Сурковым. Пятницу мы днем в управлении, ночью останется Саня, утром придут Макс с Кошкиным, а вечером ты. Мы с Ромкой выйдем на воскресенье. Все звучит складно и будто бы дохуя продуманно, особенно с Михой, которого всем по сей день стремно оставлять на хозяйстве в гордом одиночестве, хоть тот и служит в отделе достаточно давно, чтобы не окружать его няньками. Поэтому Петя кивает и просто говорит: - Ладно, звучит как план. Я в деле, - а потом, поразмыслив, добавляет все же, наплевав на свое еще совсем недавнее желание скрыть некоторые факты до поры: - Нарезаться не обещаю, я не пью почти, но с Филимоновым торжественно клянусь бахнуть на брудершафт. И гадко ржет, наблюдая за светочкиным обалдевшим лицом. В конце концов, это первая его тусовка за много лет, на которую его зовут из-за того, что он вроде как человек неплохой, а не потому, что в карманах зиплоки припрятаны, и грех было бы сливаться по надуманному поводу. Потому что реального у него, кроме собственных дурацких страхов прийтись не ко двору, нет. - Я поймала тебя на слове, - наконец бормочет Гаврилова тоном, не предвещающим ничего хорошего, а потом заканчивает, расплываясь в ехидной улыбке: - Лично принесу вам шоты и сфоткаю на память. - На понт меня вздумала взять? Так я не застремаюсь, а вот Филимонов точно потом по углам шкериться будет, проклиная тебя, меня и зеленого змия, - усмехается Петя, ничуть не смутившись, а после, затушив окурок о край урны, ворчит: - Бля, холодно. Хватит бычок жевать, пойдем отсюда. И, дождавшись, пока Светочка быстро докурит в пару затяжек, первым направляется к черному входу в управление, засунув руки в карманы куртки. За их спинами какие-то зеленые пепсы вполголоса судачат о том, что элитный, мать его, ОБОП совсем охуел по полдня в курилке без дела зависать, и вот куда надо идти работать, когда звание и выслуга позволят. Петя лишь глаза закатывает и делает вид, что не слышит. Много чести таким, как эти ослы, объяснять, что иной раз ему с коллегами и поссать-то некогда, не то что полчаса потрындеть за сигареткой. Все равно не поймут, да им и не надо. Пепсы, которые торчат в курилке с того момента, когда Петя еще в нее не пришел, точно никогда не окажутся в ОБОПе, как бы сильно не хотели. Таким, как они, в отделе делать нечего. Такие, как они, запросятся к мамке в первый же день, поэтому Петя не распыляется, лишь придерживает перед догнавшей его Светочкой дверь и ныряет вслед за ней внутрь управления. До конца рабочего дня еще почти шесть часов, и за это время он намерен расквитаться с оставшимися семью папками, дожидающимися своей очереди на столе. А пепсы могут нахуй сходить с их влажными фантазиями - дорогу уж как-нибудь найдут, чай не маленькие. С Игорем они состыковываются графиками лишь к вечеру среды, все выходные и первую половину рабочей недели перебрасываясь в телеге стикерами, выражающими крайнюю степень заебанности этой жизнью. Игорь, как оголтелый, мотается в поисках какого-то уголовника-рецидивиста, хлопнувшего охранника в алкомаркете, а Петя… Петя вместо обещанных Игорем координат магаза в даркнете, получает от его коллег очередной подарочек, от которого натурально возникает непреодолимое желание побиться головой об стену в приступе отчаяния. Главным образом потому, что это очередной труп в копилку киллера, приходящего на дело с фломастерами, мать его так, и все прочие вопросы приходится на какое-то время отложить. Не то чтобы он надеется реально поймать снайпера - мог бы, уже бы поймал, но зацепиться буквально не за что, - однако протокол обязывает соблюсти все формальности в следственных мероприятиях и отчитаться начальству. Как непосредственному в отделе, так и на самых верхах. И сам Петя, и Сурков прекрасно понимают бессмысленность этих телодвижений в контексте конкретного кейса, но бюрократию даже в их отделе еще никто не отменял, так что приходится, скрепя сердце, тратить попусту время. Благо что полковник Прокопенко оказывается мужиком во всех отношениях вменяемым и не требует явиться на ковер, а вполне себе готов удовлетвориться переданной через Андрея Валерьяныча папкой, иначе бы Петя вообще ебнулся, готовя складный устный доклад по форме для начальника управления, с которым прежде и не пересекался ни разу. - Ну что, всех злодеев изловил? - с легкой усмешкой бормочет Петя в трубку, когда около одиннадцати Игорь набирает ему, как и обещал пару часов назад. - Не всех, но конкретно этот ханыга уже отдыхает в обезьяннике, подписав признательные показания, - с почти нескрываемым самодовольством отзывается Игорь, а затем, чем-то пошуршав, добавляет чуть виновато: - Ты прости, но мне реально не до разговоров было, несколько дней за ним по городу мотался. Неуловимый алкаш, блядь. Я к его бабе - он к собутыльникам на хату. Я туда - а он в Пушкин к другим собутыльникам. Причем, как выяснилось, этот везучий гад даже не в курсе был, что его менты ищут, чисто на удаче каждый раз сквозь пальцы ускользал, а я меж тем с доброй четвертью питерских маргиналов перезнакомился. - Да мне тоже, в общем-то, не до тебя было, Игорек. Последние дни аж за полночь домой приползал, - фыркает Петя почти с нежностью, - так что, считай, все очень удачно сложилось. И я не в претензии, и тебе свежая потенциальная агентура. Когда б ты еще столькими полезными знакомствами среди местных хануриков обзавелся. - Действительно, удачно, - ничуть не обидевшись, соглашается Игорь, а потом, помолчав, добавляет тихо: - Но соскучился я пиздец как. Просто нечеловечески. Ощущение такое, что вечность тебя не слышал, и мне оно не нравится. - Уговорил, в следующий раз буду записывать тебе голосовые, - Петя, конечно, юродствует слегка, хрена лысого он станет этой херней заниматься, у него никогда не получалось без блеянья и междометий даже голосовым вводом пользоваться, но Игорь, кажется, принимает все за чистую монету. - Годится, - говорит он, а после, хмыкнув, заканчивает ехидно: - Сохраню их в отдельную папочку и буду переслушивать одинокими вечерами. И Петя моментально понимает: нет, ни хрена он не ведется на это дерьмо. Не верит, что Петя может, как тупая пизда, слать ему душевные монологи в телегу даже по такому случаю, и тоже откровенно стебется. И нужно бы его как-нибудь проучить, что ли, когда оказия подвернется. С чувством, с толком и с придыханием, чтобы не зазнавался и не думал, что уже успел изучить все петины повадки. Чтобы охуел в полный рост и потом долго и безуспешно усмирял свою разыгравшуюся фантазию. Да, флиртовать Петя, конечно, нихуя не умеет, да и всякие глупые нежности говорить словами через рот так и не научился к тридцатнику, это правда, но оно и не нужно. Достаточно будет чего-то простого, настоящего. Например, выдать как на духу, насколько сильно заебался ждать призрачного “когда-нибудь”, когда они встретятся. Рассказать, как истосковался по человеческому теплу. А потом, возможно, бесстыже подрочить, не прерывая запись. Чисто из вредности, чтобы у Игоря трусы задымились нахуй. Сглотнув от собственных мыслей, Петя спускается с небес на землю и, слегка охолонув, ворчит, что, мол, одиноких вечеров у Игоря не то чтобы много теперь с их-то болтовней до талого, на что Игорь лишь фыркает и заявляет, что это вот все до первого дельца, в котором Петя погрязнет с головой. Вот тогда-то и настанет звездный час притыренных голосовых. Но даже несмотря на то, что Игорь ехидничает и отчаянно дурачится, старательно пытаясь сгладить звериную серьезность своих слов, внутри теплеет от его простого “соскучился”. Они даже не виделись ни разу, а Игорь по нему скучает. По голосу, по нытью, по отборному мату по поводу и без. А это значит, что Петя уже неотъемлемая часть его жизни, раз за каких-то жалких пять - почти шесть, мать их так, - дней Игорь успел заметить некую дыру в своей привычной картине мира. Выглядит так, что если бы Петя был мудаком и поставил бы ультиматум - либо забиваемся наконец на свиданку, либо разбегаемся к хуям, - Игорь бы тотчас согласился. И прежний Петя бы, пожалуй, так и сделал, а нынешний - не станет ни при каком раскладе. Нынешнему достаточно знать, что вся эта странная история не бессмысленна, чтобы терпеливо дожидаться часа икс. Он верит игоревым обещаниям, даже если было бы разумнее делить их на ноль. - Не надо грязи, я в отличие от тебя, не живу на работе и не ночую в обезьяннике с бомжами, даже если у меня все сроки горят, - возражает Петя, доставая из холодильника вчерашнее тушеное мясо с картошкой и от души наваливая его на тарелку, а Игорь, заржав, негромко уточняет: - Ну и кто тебе про обезьянник рассказал? Гаврилова? - В дежурке судачили, - Петя пожимает плечами, а потом, не позволяя сбить себя с толку, добавляет: - Дядь, ты с этим поаккуратнее, а то еще подцепишь чего. Лечиться потом долго придется даже если банальных вшей нахватаешься. - Понял, количество одиноких ночей увеличивается примерно на две-три в месяц, - с нескрываемой усмешкой соглашается Игорь, и, помолчав, интересуется почти светски: - И что, реально у тебя никогда не бывает такого азарта, что хочется в любом состоянии, даже сутки не спавши, колупаться в деле? - Бывает, конечно. Вот сегодня вполне себе был запал засидеться до полуночи в отделе, но пришел Козецкий и выгнал меня к ебени матери, - нехотя признается Петя, а после, вздохнув, добавляет: - Я вообще планировал подбить все бумажки по делу и сначала упирался, как баран, а потом понял, что если не свалю хотя бы в десять домой, то завтра буду овощем. Так что правильно Саня меня выставил, респект ему. - И что у тебя там на повестке? Скучный до зевоты висяк или какой-нибудь остросюжетный боевик? - с любопытством уточняет Игорь, щелкнув зажигалкой. И это все еще ощущается пиздец как непривычно. Что можно вот так просто говорить о работе с кем-то кроме коллег. С кем-то, кому на самом деле интересно. Кто спрашивает не из вежливости и кому из вежливости же следует брякнуть “все норм” и закрыть тему, а кто с удовольствием развесит уши и, возможно, даже, вставит своих пять копеек по ходу повествования. И складывается такое ощущение, что всю жизнь Петя не там искал себе партнеров, как на одну ночь, так и по жизни. Рыскал где-то по клубам, а нужно было всего-то навсего оглядеться вокруг и остановить свой взгляд на ком-то из тех, кто в теме. Впрочем, если бы он дошел до этой простой истины раньше, возможно, он бы сейчас был совсем не в этой точке времени и пространства. А нынешний расклад Петю устраивает целиком и полностью, со всеми его плюсами и минусами, так что жалеть ровным счетом не о чем. Даже о том, что два с лишним года назад Горюнов его отправил на больничную койку, Петя не жалеет. Кто знает, не случись этой всей хуйни, не очутился бы Петя в наркологии или на кладбище, как Гошан, спустя каких-нибудь жалких несколько месяцев. Наверное бы, очутился, он тогда долбил по-черному и без тормозов. Ну или сел бы рано или поздно за свою борзоту, потому что ведь если бы Горюнов тогда не решил с ним расквитаться - просто поговорить, ага, мелькает в голове невесело, - все бы по-любому поехало совсем по другим рельсам, нежели сейчас. Всю свою жизнь он по сути был никому не нужным на самом-то деле и неприкаянным, и только в Питере Петя наконец понимает, что значит быть по-настоящему на своем месте. Только с Игорем он наконец осознает, какими могут быть отношения между двумя людьми. Честными, без мишуры и потреблядства. Открытыми, когда говоришь обо всем - ну или почти, - что варится в котелке. И Петя, смущенный этой мыслью, вместо того, чтобы не выебываться и ответить по-человечески, насмешливо уточняет, отчаянно скрывая свою растерянность: - А ты что, к нам в отдел захотел или просто решил хуями помериться? - Чего мериться, у меня все равно наверняка больше. Ну, если член у тебя такой же среднестатистический, как и рост, - серьезно, но с явной подъебкой заявляет Игорь в ответ. Однако подъебка не злая, это очевидно. Игорь не пытается обидеть его или задеть, просто в очередной раз веселится с их недавних препирательств по поводу нормального мужского роста и петиных жалких попыток пошутить на эту животрепещущую тему. И пока Петя переваривает внезапное и весьма провокационное заявление, отчаянно пытаясь не думать о том, какой же там шланг у Игоря в штанах, если он так уверенно заявляет, что смысла мериться нет, Игорь громко ржет, сглаживая неловко повисшее молчание, а после добавляет слегка смущенно: - Охолони, ты думаешь слишком громко, - и продолжает уже серьезнее: - Мне просто стало интересно, как у тебя дела на работе. В последнее время эфир забиваю, в основном, я, а ты почти все время отмалчиваешься после Бурковского. Неужели затишье? - Да если бы. Полна жопа огурцов, Игорек, - досадливо морщится Петя, моментально переключаясь с размышлений об одном конкретном члене на спасительный мандеж о наболевшем. Это безопасно и не чревато неуместным стояком. Он вздыхает и, потянувшись к сигаретам, бубнит: - Я позавчера к твоим коллегам на Обводный выезжал, забрал жмура. Может, слышал - тот, что с мишенью на лобешнике. Про два десятка убоев, которые вот-вот отправятся на доследование, Петя благоразумно умалчивает. Все равно пока нихуя непонятно толком, а Игорь точно попытается в эту историю вписаться, узнав, что все они так или иначе связаны с делом Юли. Неофициально, конечно, потому что через управление его на пушечный выстрел к расследованию не допустят, и это может сыграть совсем не на руку им в конечном итоге. Можно докопаться до правды, взять координатора и заказчиков, иметь неопровержимые доказательства их вины и идеально оформленные документы, но если где-то всплывет, что Игорь был причастен к следствию, судья всем этим подотрется и пошлет обвинение нахуй. Потому что Игорь уже замазан и имеет личный интерес в этой истории. Для любого судьи он, грубо говоря, уже выебал овцу, и теперь может хоть весь питерский криминалитет в одну каску переловить, все равно останется ненадежным рассказчиком в одном конкретном уголовном деле. Самом для него важном, блядь. Поэтому Петя, не желая такого исхода, предпочитает не распространяться о ходе своего набирающего потихоньку обороты расследования. - Слышал. В отделе обсуждали вчера. Заказуха, да? - даже не подозревая о том, как лихорадочно крутятся у Пети в голове шестеренки, тем временем уточняет Игорь. Петя, торопливо закурив, согласно мычит и, сделав пару затяжек, отвечает невесело: - Вторая уже в Питере за последние месяцы, между прочим, с одинаковым почерком. И еще несколько таких же убийств в Москве было, начиная с две тысячи тринадцатого, - а потом морщится, вспомнив, как еще осенью штудировал присланные из столицы материалы дел, и заканчивает веско: - Один из московских трупов я своими глазами видел, кстати, так что никаких сомнений - киллер один и тот же. Видел, проверял даже пульс чисто на автомате, хотя какие уж там могли быть сомнения с такой кашей вместо затылка. Потому и запомнил так хорошо эту ебаную мишень. Смотрел на нее пристально, чтобы позорно не сблевануть ненароком, соскользнув взглядом на кровавое мессиво, расплывшееся по паркету. - Вот же говно, - с чувством выплевывает Игорь, бездумно щелкая зажигалкой, а потом без особой надежды интересуется: - И что, я так понимаю, зацепок никаких? - Зришь в корень, - Петя мрачно усмехается. - Одно большое нихуя. Он профи и, походу, не из тупых молокососов, а из старой гвардии. Я лично думаю, что он либо чеченский снайпер, либо дохуя элитный решала из девяностых, который все никак не уйдет на пенсию. - Звучит правдоподобно, - соглашается Игорь, на что Петя лишь вздыхает: - Ну да, а что толку? Все равно висяк. Заказов берет мало, стоит дорого и мастерски заметает следы. Остается только оформить бумажки и смириться с тем, что этого мудня я в свою копилку побед никогда не добавлю. Наверное, он звучит, как ебучая обиженка. Да не наверное, а точно звучит. В последнее время Петя совсем привык, что ни одно его дело не уходит в архив незакрытым, просто некоторые отнимают больше времени и сил, чтобы довести их до логического завершения. Да что там, его профессиональное самомнение достигло таких высот, что Петя почти уверен: он и на координатора Урушанова выйдет рано или поздно, изрядно попотев, потому что в этой истории хотя бы есть известные переменные. Однако найти опытного киллера, не оставившего следствию ничего, за что можно зацепиться, он даже не надеется. Ноль шансов вообще. - То есть, ты уже настроился на провал по всем фронтам? - уточняет Игорь с каким-то странным то ли осуждением, то ли недоверием, и Петя, нервно стряхнув пепел, припечатывает: - Да нет, я просто реалист, дядь, - а потом, коротко затянувшись, поясняет: - В Москве следствие вели ребята покруче меня, ну и, как видишь, толку никакого. Чтобы размотать этот клубок, нужно просто нечеловеческое везение, а мне его не подвезли, - и, прикрыв глаза, заканчивает с деланным равнодушием: - Забей, короче. Я уже забил практически, хоть мое честолюбие от этого и пострадало слегка. И Игорь, как ни странно, покорно принимает правила игры. - Ладно, - говорит он спокойно. - Я понял, эту тему лучше не трогать, чтобы честолюбие не пострадало еще больше, - а потом, смягчившись, добавляет уверенно: - Но и ты забей тогда окончательно. Так бывает, иногда мы просто ничего не можем сделать, и это нужно уметь принимать не как свой проеб, а как техническое поражение. Петя думает: свое поражение ты признать не захотел, копнул глубже, вышел на след и огреб проблем, однако же все равно нашел виновника всех бед. Думает, но озвучить не решается. Было бы глупо сейчас сраться и что-то друг другу доказывать. Нет ни сил, ни желания. Поэтому Петя лишь хмыкает и соглашается: - Договорились, - а затем, не давая себе ни единого шанса снова начать ныть, продолжает уже почти весело, резко меняя тему: - Короче, с этим разобрались, а теперь к другим новостям. Гаврилова пригласила меня на свой день рождения, а я во-первых, не знаю, что ей подарить, а во-вторых, в душе не ебу, будет ли это квир-вечеринка или сборище скучных цивилов. Отказаться - не опция, я уже сказал, что приду. И это действует, как Петя и ожидал, совершенно безотказно. Игорь оживляется, минут пять мандит, что, мол, тесные контакты с коллегами чаще всего ни к чему хорошему не приводят, особенно если эти самые коллеги любят почесать языком в курилке при случае, а после обеспокоенно советует Пете держать ухо востро и не расслабляться, если тот не хочет спалиться на горячем. Если тот не хочет в одно прекрасное, блядь, утро - вот хотя бы после этой самой пьянки, - обнаружить, что все управление волею случая уже в курсе его предпочтений в койке. Ну или не все управление, а как минимум, родной отдел. Но Петя лишь легкомысленно отмахивается, смеется и заверяет, что будет вести себя как самый унылый натурал на земле, даже если внезапно попадет на кинки-пати с игрой в “я никогда не…” или бутылкочку. У него, вообще-то, большой опыт в этой несуразной клоунаде, где он отчаянно делает вид, что ебется исключительно с фигуристыми девахами и понятия не имеет об альтернативных видах утех, так что проблем возникнуть не должно. Даже капитально обдолбанный или бухой в хлам, Петя всегда помнил, что есть вещи, трепаться о которых не стоит, чтобы не огрести проблем. И да, разумеется, Игорь прав. Не во всем, но тем не менее. Игорь нихуя не знает о его навыках глубокой конспирации и не хочет, чтобы Петя влип в неприятности, вот и моросит. Они со Светочкой действительно знакомы всего ничего, даже полгода еще не прошло, как Петя в Питер перевелся. Рановато для случайного каминг аута даже с учетом того, что Игорь уверен, что Гаврилова того же поля ягодка, что и они сами. Вряд ли она, конечно, станет трепаться на каждом углу о такой сенсации, но и совсем каменное лицо, очевидно, тоже удержать не сможет, если вдруг спалит Петю. Будет подкалывать, подмигивать и лезть с неудобными расспросами, и вот за это Игорь трясется, кажется, больше всего. И спору нет, Петя реально пока к такой херне не готов, в этом Игорь не ошибается ни капельки. По крайней мере, конкретно в данный момент. А с другой стороны, где еще заводить друзей - ну, чисто теоретически, - как не среди своих? Тех, кто в системе, и тех, кто не понаслышке знает, как трудно от этой самой системы иногда скрывать свою частную жизнь, чтобы со службы не вылететь с позором? Может, не прямо сейчас, а еще через полгодика. А пока можно непринужденно приятельствовать без откровенных разговоров и ко взаимному удовольствию. Это Петя и озвучивает прямым текстом, наглухо Игоря ломая, и в конце концов тот, поразмыслив, вынужден признать, что некоторая логика в петиных умозаключениях есть. Рыбак рыбака видит издалека - это факт, но так-то по сути, станет ли один рыбак топить другого, если вместо этого можно сидеть у соседних лунок и изредка обсуждать клев на разные наживки? Игорь всю свою жизнь, кажется, жил по принципу “не доверяй никому” и по пресловутым заветам американских солдат don`t ask, don`t tell, которые позволяли ему сохранять статус-кво на службе, где никто и мысли не мог допустить, что вот этот вот бородатый здоровый мужик ебется в жопу, и поэтому другая картина мира была ему чужда. Однако, что если есть и другие варианты? Например, такие, как у Пети. Не станет Гаврилова трепаться, даже если вдруг чего и заметит своим зорким глазом. Или спустит на тормозах, прикинувшись дурочкой, дабы не переходить личных границ - их она прекрасно чувствует, надо отдать должное, - или же, не удержавшись, задаст Пете все интересующие ее вопросы прямо в лоб. Потому что если Игорь не ошибся и не обознался, и она реально из своих, то отлично должна понимать, что значит работать в МВД и скрывать свое истинное лицо. И Игорь, немного поупрямившись, скорее для вида, чем всерьез, признает за Петей право самому решать, с кем стоит водиться, а кого лучше обходить стороной. А мог бы и в залупу полезть, ведь по сути рано или поздно это и его коснется. Примерно тогда, когда он наконец решит выйти из тени и нарисоваться в петиной жизни уже по-нормальному, а не голосом в трубке. А в том, что этот день наступит, Петя уже нисколько не сомневается. Вопрос времени. Но Игорь его точку зрения принимает, и весь оставшийся вечер они задорно перепираются на тему годного подарка, порою доходя до абсурда. Петя в этом профан, на самом-то деле, он всю жизнь шел легким путем - цацки, айфоны или какие-нибудь сертификаты в понтовые салоны красоты, однако Игорь оказывается более прошаренным. Наверное, из-за Юли, думает Петя, с легкой грустью; вряд ли она была из тех девчонок, которую легко удивить. Приблизительно к двум часам ночи сходятся, наконец, на тормозных колодках, после того, как Игорь с гоготом рассказывает, как однажды на восьмое марта подарил Пчелкиной новенький карданный вал в комплекте с бантиком и жухлыми тюльпанами. И если честно, Петя почти уверен, что такое подношение Светочке, вечно говнящейся на подсвистывающие уже второй месяц колодки, придется по душе. Лишь бы не успела сама поменять. А потом мозг резко отключается, и Петя, перебравшись в постель, еще с полчаса сонно слушает, как Игорь задумчиво рассуждает, что в целом, подарки выбирать довольно легко, если постоянно с человеком общаешься и он не из тех счастливых сволочей, у которых уже все есть. На это Петя лишь фыркает и бормочет негромко, что, мол, какая удача, что менты к этой категории не относятся. Он сам еще пару лет назад был такой счастливой - но на самом деле, крайне несчастной, - сволочью, которую не удивишь ни вискарем ебейшей выдержки, ни очередными часами за полляма, ни даже новой тачкой из салона, подогнанной батиным водителем под окна. Не радовало примерно ничего, хотя Петя старательно изображал восторг, особенно при виде здорового черного кадиллака. Только теперь он на самом деле понимает, что когда в кармане гуляет ветер, куда проще быть счастливым. Счастливым от того, что тебе просто-напросто есть еще куда карабкаться и есть чему удивляться. Что можно быть не живым трупом, которому уже похуй, сколько нулей на счете, а быть просто живым. Не мерить абсолютно все деньгами, а перейти на какую-то иную систему расчетов с окружающей действительностью. С этой мыслью Петя, кажется, и отрубается замертво, вслушиваясь в игорев голос и улыбаясь. Вот уже несколько месяцев он платит за все самим собой, а взамен получает то, чего никогда не имел: осознание, что жизнь не проходит мимо. Взамен он получает людей, которые не конвертируют его в зеленые бумажки или порошок, а просто принимают таким, каким Петя стал, решив вылепить себя заново. А значит, все было не зря. За то, чтобы засыпать счастливым, хоть и изрядно заебанным, пожалуй, стоило почти умереть.