***
Он всегда был не таким как другие. Он жил и рос среди людей, но никогда до конца не понимал их, будто они разговаривали на другом языке. Совсем другое дело — машины. Все механизмы подчинялись своим собственным нерушимым законам. Они не ранили, не били в спину, не предавали. У них был свой собственный язык, который Гарольду давался куда легче, чем человеческий. Это была злая ирония судьбы, насмешка, которую боги уготовили ему в его человеческой жизни: тот, кто так хотел помогать людям, не мог понимать их двойственную природу. Отец был единственным исключением, но и то только потому, что понимал язык механики. Но и с ним не всегда можно было поговорить. Маленький Гарольд не помнил своего первого имени — тем, с которым прожил тысячелетия. Это казалось неправильным, обидным едва ли не до слез, но он ничего не мог с этим поделать. Он не мог никому ничего рассказать, потому что ему бы попросту никто не поверил. Не понял бы. У него не было друзей, не было даже приятелей, с которыми можно было изредка прогуливать школу или красть яблоки с соседской фермы. Всегда один, всегда где-то в своих мыслях, Гарольд мог подолгу сидеть перед старым деревом у дома и наблюдать за птицами, вьющими гнездо. Птицы напоминали ему о небесах, полете, свободе, о тех бескрайних просторах, которые он мог наблюдать, будучи божеством. Они были его связью с тем миром, из которого его изгнали за любовь к существам, которые его отвергли. Гарольд знал, что когда он говорил с птицами, другие боги слышали его. Он мог не помнить своего имени, но он все еще чувствовал связь со своими братьями и сестрами, хоть и знал, что больше никогда не вернется домой. Шли годы, но со временем мало что менялось. Гарольд все еще лелеял мысль о том, что даже несмотря на свою ущербность, несмотря на все прошлые ошибки, еще сможет заново поверить в человечество. Понять его. Возможно, это и было глупо, но он знал, что не может изменить то, кем являлся и принялся за работу. То, к чему он так стремился, заняло у него много лет. Со временем краски небес стерлись, померкли и выцвели в некоторых местах, но основное он всегда помнил отчетливо. Он — изгнанное божество, вынужденное жить среди людей, потому что сам избрал для себя такую судьбу. Другие боги лишь исполнили его неозвученное желание, только и всего. Наградили напоследок тягой к затворничеству, неизлечимой паранойей, умением создавать и понимать искусственную жизнь, но не человеческую. Да, с годами он приспособился, научился доверять, и вроде бы даже приблизился к тому, чтобы стать таким как все. Но все изменилось, когда ему пришлось обратиться к своему дару изобретателя и остаткам божественного «я», чтобы создать Машину. Но она была лишь прикрытием для его собственной силы, которую он угнетал и подавлял годами, чтобы слиться с толпой и не выделяться. Люди боялись того, чего не понимали, и Гарольд, проживший тысячелетия, как никто другой знал, насколько правдиво было это утверждение. Если о нем узнают, если его найдут, если всплывет правда о том, каким образом на самом деле работает его творение — это будет конец всего. Поэтому он продолжал скрываться в тени, создавая Машину вместе с человеком, на которого мог положиться. И который понятия не имел, чем грозило ему это сотрудничество. Ведь все, к чему по неосторожности слишком близко подходило низвергнутое божество, обращалось в прах. Поздно он понял, что все его благие намерения снова привели к ужасному финалу. Для тех, кто знал его в человеческой жизни, ему пришлось умереть в очередной раз. Еще одна злая насмешка богов. Гарольд не мог не оценить их чувства юмора. Ведь они все еще продолжали наблюдать за ним, он чувствовал. В дыхании ветра, в пении птиц и шипении разбивающихся о скалы волн — они всегда были рядом, за спиной, стоило только оглянуться, и он мог бы увидеть их краем глаза. Но он никогда не оборачивался. Одинокий, сломленный и отчаявшийся — будто сброшенный на грешную землю во второй раз, Гарольд искал того, кто мог бы ему помочь. И он нашел такого человека. Нашел и пообещал себе не подходить к нему слишком близко, ведь это могло закончиться для него также плачевно, как и для Нейтана. В такие моменты Гарольд почти ненавидел свою двойственную сущность. Будучи по характеру замкнутым интровертом ему не составляло труда держаться от людей подальше, но даже это не спасало его от тех, кто сам хотел находиться рядом с ним. Как Нейтан или Грейс. Но Джон Риз оказался другим. Он шел на риск, не боясь последствий. Хотел раскрыть тайну, во что бы то ни стало. Гарольд знал, что напарник шпионил за ним и делал все возможное, лишь бы держать того на расстоянии от себя. Как можно дальше. Но с каждым новым делом отгородиться было все труднее. Джон понятия не имел, что мог пострадать, если слишком близко приблизится к низвергнутому божеству. Внутри ни разу не человеку, сколько бы времени тот ни прикидывался, сколько бы ни изучал людей, сколько бы ни прожил среди них. Поэтому, когда Джон вдруг это произнес, у Гарольда невольно перехватило дыхание. Он не знал, что это было: допущение, догадка, констатация факта или просто пара предложений, не несущих в себе никакого скрытого подтекста. — Признайся, Гарольд. Нет никакой Машины. Это все ты. Он не знал, что ответить, благо Джон и не требовал, но с того момента неуловимо изменилось все.***
Они все время от времени удивлялись его способностям. Не только Джон, который, несмотря на все предосторожности, продолжал шпионить за боссом в свободное время, но и детективы. Картер никогда не говорила об этом вслух — все же, у каждого человека были свои причуды — но иногда ей приходила в голову странная мысль, что Финч не был человеком, не до конца. Это было что-то сродни интуиции и ощущалось на каком-то глубинном уровне. Она не могла толком объяснить это даже себе, хотя временами и признавала, что не слишком хотела. Но однажды сидя в участке, после того как Гарольд блестяще спас Джона от тюрьмы и ярлыка «человека в костюме», она все же решилась произнести это: — Ты никогда не задумывался о том, кто такой Финч? Лайнел оторвался от бумаг и поднял взгляд на напарницу. Он смотрел на нее какое-то мгновение, а затем, предельно понизив голос, многозначительно сказал: — Я боюсь, что задумываться над этим может быть опасно для здоровья. Мне хватит и того, что я уже знаю. Картер слабо усмехнулась. Того, что они знали, было не так уж и много. Заметив, что Джоселин его слова не убедили, Фаско попробовал еще раз. — Послушай. Не стоит забивать себе голову ненужными вопросами, Картер. То, чего ты не знаешь, не может тебе навредить. Она думала об этом некоторое время и вынуждена была согласиться. — Да, скорее всего, ты прав. Джосс больше не возвращалась к этому вопросу. Вернее, пока не собиралась его ни с кем обсуждать. Ей действительно долгое время хватало того, что она знала: Гарольд и Джон помогают людям. И Картер казалось правильным помогать им. Пусть порой это грозило ей крупными неприятностями, но каким-то чудом всегда все обходилось. Время от времени ей приходило в голову, что дело было вовсе не в чуде, и тогда перед глазами вновь возникало лицо Финча. И если раньше неразрешимой загадкой для нее был Джон, то теперь она ломала голову над таинственной фигурой его босса. Картер часто думала о том, кем он мог быть, но никогда не предпринимала попыток что-то узнать. Почему-то ей казалось, что если она хоть немного приоткроет завесу тайны, которая окутывала Финча, то это ее уничтожит. — Как вы узнаете, когда и кому грозит опасность? Картер не один раз задавала этот вопрос Джону, и всякий раз он красиво уводил разговор в сторону, прикрываясь тем, что знание ответа может стоить ей жизни. Они — и Джон, и Фаско — настоятельно советовали ей не лезть в это, и Джосс понимала, что они правы. У нее была жизнь, сын, работа и этим очевидно не стоило жертвовать даже ради правды. Поэтому она продолжала помогать этим странным людям, внезапно ворвавшимся в ее жизнь, и старалась больше не задавать вопросов. Но это все же не мешало ей временами задумываться над тем, каким образом Финчу удавалось создавать новые личности из ничего, ведь и его самого фактически не существовало. Она смогла по достоинству оценить его способности, когда они пытались вытащить Джона из тюрьмы, и с тех пор сдерживать любопытство было все сложнее, хотя она изо всех сил пыталась, каждый раз напоминая себе, что стояло на кону. Вопреки всему Джосс все еще пыталась сложить пазл по имени Гарольд Финч в одну картинку, но у нее никак это не получалось. И вот однажды, снова вернувшись к размышлениям о самой главной способности Финча, ей пришла в голову еще одна совершенно дикая мысль. Ответ, внезапно молчаливо пришедший на ее немой вопрос, был невероятно очевидным и ужасающим в своей простоте. И Картер оставалось лишь надеяться, что он ее не убьет.***
Прошло довольно много времени, прежде чем Джоселин приняла решение. Она редко сталкивалась с Гарольдом лично, чаще коротко общалась по телефону, по мере сил и возможностей помогая с делами. Помня о том, что он имеет тенденцию прослушивать все ее разговоры, Джосс держала свои мысли при себе и больше не заводила опасных разговоров ни с Фаско, ни с Джоном. Это казалось правильным: похоронить вывод, к которому она пришла, потому что он был слишком невероятен, чтобы быть правдой. В конце концов, даже если бы она что-нибудь кому-нибудь рассказала, ей бы все равно не поверили. Ну, может быть, не все… Однажды вечером, когда она уже собиралась уходить домой, раздался телефонный звонок. Увидев на дисплее хорошо знакомую надпись «unknown», сердце пропустило удар. В последнее время она боялась того, что Финч узнает о ее невероятной догадке и что-нибудь предпримет. С его возможностями это не составило бы труда. Она взяла трубку. — Картер. — Детектив, мистеру Ризу потребуется твоя помощь в наблюдении за подозреваемым. Надеюсь, у тебя нет никаких планов на вечер? Джосс громко выдохнула. Все как всегда. — Уже нет. Говори адрес. Она почти к этому привыкла. Привыкла, что спокойных вечеров с сыном все меньше, а опасностей, подстерегающих на каждом углу, все больше. Но она знала, что и сегодня все будет хорошо, поскольку за ней, как и за Джоном, обязательно присмотрят. Пусть иногда от знания этого становилось немного не по себе. — Привет, Картер. — Добрый вечер, детектив. Джосс несколько удивилась присутствую Финча в машине Джона, и на какое-то мгновение растерялась. Он очень нечасто составлял им компанию в вылазках, предпочитая действовать издалека, оставаясь в тени, обеспечивая прикрытие информацией, а не силой. Заметив ее настороженный взгляд, Гарольд поинтересовался: — Что-то не так? — Нет, все в порядке, — она поспешила улыбнуться, и повернулась к Джону. — Что тут у вас? Слежка продолжалась до глубокой ночи. Финч по большей части молчал, стуча пальцами по клавишам ноутбука. Разговаривая с Джоном, дабы скоротать время за слежкой, Джосс все же изредка бросала взгляд в зеркало заднего вида. Казалось, Гарольд был полностью увлечен своим занятием, в чем бы оно ни заключалось, и совершенно не слушал их. Он действительно выглядел самым обыкновенным человеком на свете и встреть его Картер на улице, не обратила бы ни малейшего внимания на хромого мужчину в очках, который выглядел как профессор или библиотекарь. Наверное, в этом все-таки была какая-то закономерность. Чем меньше человек бросается в глаза, тем больше у него секретов. — Так, похоже, теперь моя очередь идти за кофе, — Джон обернулся к своему боссу. — Тебе что-нибудь взять, Гарольд? — Зеленый чай, если можно, — не отрываясь от экрана, ответил Финч. — И пусть положат побольше сахара. — Больше одной ложки? Ты меня пугаешь, Гарольд, — Риз усмехнулся, на что Финч, отвлекшись, одарил его многозначительным скептичным взглядом. Джон пожал плечами. — Ну, как скажешь. Он вышел из машины и негромко хлопнул дверцей. В салоне воцарилась тишина, нарушаемая лишь тихим стуком клавиш. Джосс глубоко вздохнула, почему-то чувствуя себя в этот момент крайне уязвимой. У нее не было никаких доказательств, лишь одна невероятная догадка, от нелепости которой иногда хотелось рассмеяться. Но не сейчас. — Я думала, ты не любишь находиться на линии огня, — вполголоса произнесла она. Финч не помедлил с ответом. — Обстоятельства требуют моего присутствия. Но вообще да — обычно я предпочитаю держаться от людей с оружием как можно дальше. Картер усмехнулась. — Для человека, который избегает насилия, ты слишком часто с ним сталкиваешься. — Что поделать, — Гарольд неловко пожал плечами с легким намеком на улыбку, которую Джосс разглядела в отражении зеркала заднего вида, — помогать людям в наши дни не слишком безопасное занятие. Картер не могла с ним не согласиться. Она изучала своего собеседника некоторое мгновение, прежде чем решилась спросить то, что не давало ей покоя. Она не боялась, что ее вопрос может показаться глупым, и от души надеялась, что ее невероятные догадки будут опровергнуты. Джосс одернула себя. Это же просто смешно — иначе быть и не могло… Верно? — Слушай, Финч, — она смотрела вперед, наблюдая за входом в бар, в котором находился подозреваемый, но на самом деле ее мысли сейчас занимала отнюдь не слежка. — Да, детектив? Она слышала, как он продолжал что-то печатать, и не сомневалась, что его взгляд был устремлен на экран ноутбука. И это было хорошо, потому что она не была уверена, что ей хватит сил посмотреть ему в глаза. — А ты случайно не Бог? На миг в салоне воцарилась звонкая тишина. Картер даже не решалась вздохнуть, не то чтобы посмотреть в зеркало заднего вида. Поэтому она и не видела, с каким потрясением Финч взглянул в ее сторону. Он перестал печатать и молчал несколько долгих секунд. А затем нервно рассмеялся. Слишком нервно на ее взгляд как для того, кому было действительно смешно такое предположение. — Это… Очень лестное допущение, детектив, но боюсь я всего лишь человек. Такой же, как и ты. Джосс на секунду прикрыла глаза, а затем повернулась к Гарольду. В его взгляде читалась настороженность, и это говорило Джоселин больше, чем его слова. — Правда? Тогда, может, объяснишь, как именно ты узнаешь о том, кого и когда нужно спасать? Каким образом так быстро делаешь из ничего новые личности? Мне надоело, что меня вечно оставляют за бортом, — она не хотела повышать голос, но копившаяся месяцами злость начинала брать свое. — И если Фаско устраивает такое положение вещей, то меня нет. Я хочу знать правду, Финч. Черт возьми, я заслуживаю ее знать!.. После всего, через что вы с Джоном заставили меня пройти, это меньшее, что ты можешь для меня сделать. Он молчал. Не мигая смотрел на нее и молчал. Его губы были сжаты в одну линию, будто он боялся, что если откроет рот и заговорит, то мир вокруг просто рухнет. Может, так бы и случилось — Картер не могла знать наверняка. Гарольд едва слышно вздохнул, отвел взгляд и ударил по микрофону. — Мистер Риз, ты еще в магазине? — Да, Финч. Что-то случилось? Гарольд замолчал и взглянул на Джосс. Она нахмурилась, не понимая, что он собирается делать. Гарольд медлил, будто решал что-то очень важное. Словно не для себя, а для всего мира. — Будь любезен, возьми еще пончиков с карамелью. Я буду тебе очень признателен. — Ты же вроде бы не ешь по ночам то, что вредно для здоровья? — Сегодня можно, — продолжая смотреть исключительно на хмурящуюся Картер, ответил он. — У нас впереди долгая ночь. Спасибо. И оборвал звонок. Он снова отвел взгляд, медленно убрал ноутбук с колен и поправил очки. Джоселин настороженно следила за каждым его движением, чувствуя, как сердце забилось быстрее. — Ответы, которые ты хочешь услышать, могут привести тебя к гибели, детектив. Картер бесшумно выдохнула и едва удержалась от того, чтобы не закатить глаза. — Я уже это слышала, Финч. Вы с Джоном постоянно это твердите. Попробуй что-нибудь новое. — Я серьезно. Тебе есть, что терять. И я не хочу, чтобы ты пострадала. Как и Джон. Он неотрывно смотрел ей в глаза и не моргал. Было в этом что-то пугающе неестественное, но Джоселин не могла отвести взгляд. Страх боролся с любопытством, сомнения — со жгучим желанием наконец расставить все точки над «i». Картер выдавила из себя усмешку: конечно же он не тот, о ком она думала. Такого просто не могло быть. Так что, скорее всего, ей совершенно незачем бояться правды. — Ну да, конечно... Но знаешь, я всю жизнь как-то жила без вашей гиперопеки, попадала и выкручивалась из самых разных передряг. Я играла по вашим правилам, но больше не буду, пока не узнаю правду. Гарольд молчал. Джосс прикрыла глаза, собираясь с мыслями. — Послушай, я знаю, что правильно поступаю, помогая вам, но теперь одного только этого не достаточно. Я готова пойти на риск. И если впоследствии это действительно вылезет мне боком… что ж, твоей вины в этом не будет, Финч. Только моя. Ведь я коп, и моя профессиональная обязанность доискиваться правды. Так или иначе, а тебе придется решить, хочешь ли ты, чтобы я все выяснила сама или сам расскажешь и сэкономишь нам время? И предупреждаю: я от своего не отступлю. Она видела, что он сомневался. Или колебался. Когда хотел, Гарольд неуловимо замирал и становился похож на статую. Его лицо застывало, словно превращалось в маску, и нельзя было понять, о чем он думал. Джоселин знала, что рискует, чем в принципе занималась едва ли не каждый день, но вместе с тем не могла позволить себе и дальше закрывать глаза на все, что происходило вокруг нее. Картер и так слишком долго боролась с собой. Если уж ей выпал шанс докопаться до истины, она не станет отвергать его. — Упорство — не всегда похвальное качество, детектив, — в конце концов произнес Гарольд, не изменившись в лице. Джосс хмыкнула. — У тебя не получится меня запугать, Финч. Ну? Гарольд смотрел на нее еще какое-то долгое мгновение, и Картер чувствовала, как постепенно в груди расползалось что-то смутно похожее на плохое предчувствие. Что-то подсказывало ей — предупреждения загадочного босса Джона не пустая болтовня, но отступать было поздно, да и не воспользовалась бы Джосс такой возможностью. Финч повернулся к окну: взгляд его за стеклами очков на миг будто остекленел. — Что ж, наверное, это должно было когда-нибудь случиться... Но прежде чем я продолжу, должен предупредить, что мистер Риз… не знает всего. И ему не нужно слышать то, что я тебе сейчас скажу, детектив, — тихо произнес Гарольд, а затем повернулся всем корпусом назад и посмотрел ей в глаза. — Я действительно не Бог. По крайней мере не тот, о котором ты думаешь, — быстро добавил он. — Ты хотела услышать правду, так вот она. Очень и очень давно я был одним из многих, но меня изгнали за то, что я посмел помогать людям. Собственно, с тех пор мало что изменилось. Долгое время я был одинок в своем стремлении, пока не создал кое-что. Я вложил в это часть своей силы, но мне все равно нужна была помощь. Ведь, как ты возможно уже заметила, Джосс, я не слишком хорошо разбираюсь в людях. Это мое… можно сказать, проклятие на прощание от тех, кто сделал меня человеком. Когда Финч замолчал, Картер, внимательно наблюдавшая за ним, недоверчиво улыбнулась. Она и не надеялась на такое откровение. Джосс все ждала, что он каким-нибудь знаком покажет ей, что все это ерунда и просто способ сбавить градус напряжения, или неловкая попытка перевести разговор в другое русло. Но секунды утекали одна за другой, а Финч был все также неподвижен и серьезен. И Картер вдруг поняла, что он не издевался над ней, и не шутил. Улыбка медленно сошла с лица, а в голове прозвенел тревожный колокольчик. Проклятье! Она не ошиблась. Рука сама собой потянулась к пистолету, но Картер спохватилась в последний момент и одернула себя. — Так ты… — Джоселин запнулась, не будучи до конца уверенной в том, что собиралась сказать. В горле пересохло. — Смертен? Человек? О, еще как. И хромаю не из собственной прихоти, поверь. А во всем остальном… — он глубоко вздохнул. — Как и много лет назад я пытаюсь делать то, что считаю правильным. И не питаю иллюзий относительно того, чем это для меня закончится. Возможно, я сейчас совершил огромную ошибку, рассказав тебе все, поэтому ты должна быть очень осторожна. Взгляд Финча внезапно стал расфокусированным, будто он мыслями мгновенно перенесся куда-то очень далеко. — Потому что все, к кому я подхожу слишком близко, в итоге плохо заканчивают. Джосс смотрела на Гарольда и не могла себе представить, каково это — пережить то, что он пережил. Видеть то, что он видел и знать, что рано или поздно доброе дело закончится для него не только собственной смертью, но и потерей кого-то близкого. Картер теперь понимала, что ей не следовало слышать того, что она услышала, но вместе с тем прекрасно знала, что вряд ли бы обрела покой, продолжая оставаться в неведении. — Я был бы тебе очень признателен, детектив, если бы этот разговор остался между нами, — тихо пробормотал Гарольд, глядя куда-то в сторону улицы, и Джоселин лишь медленно кивнула в ответ. — Да, конечно… Когда Джон вернулся и сел на сиденье водителя, протянув боссу коробку с пончиками и чай, Картер занималась тем, что пыталась переварить услышанное. Она была вольна не верить в эту странную историю, она могла предположить, что Финч просто уберегает ее от беды этой нелепицей, но почему-то убедить себя в этом не получалось. Джосс еще раз взглянула через зеркало заднего вида, чтобы внимательнее взглянуть на Гарольда, но вместо него вдруг увидела печальное низвергнутое божество, обреченное на одиночество. — Эй, Картер, все нормально? Джону и правда лучше было не знать. — Да, — она улыбнулась. — Спасибо за кофе.***
Когда она умерла у него на глазах, это было ужасно. Он ощущал себя ответственным за эту смерть. И не мог никому сказать, насколько всепоглощающим было чувство вины и беспомощности. Уж точно он не мог поделиться этим с Джоном. Финч знал, что это из-за него: все, к чему он подходил слишком близко, со временем обращалось в прах. Детектив знала это, и рискнула, не побоявшись последствий. Та крохотная толика правды, которую Гарольд решился рассказать Джосс, отдав дань уважения проницательности, но которую ей не положено было знать, привела ее к этому моменту. Сделала очередной мишенью для богов и их земных марионеток. Ведь они были безжалостны, и Гарольд понимал, что таким образом они посылали ему еще одно недвусмысленное напоминание и предупреждение. Он должен быть один, если не хотел, чтобы кто-нибудь из близких людей пострадал. Глядя на Джона, вспоминая о Самин и детективе Фаско, Гарольд знал, что это однажды произойдет и с ними. Что они погибнут из-за того, что находились слишком близко. Ведь именно потому, что не мог быть среди тех, кому так сильно хотел помочь он и создал Машину. Надеялся, что она не унаследует его проклятие. Телефон-автомат все звонил и звонил на углу, будто специально болезненно напоминая о том, что низвергнутое божество всегда было и будет совершенно бессильным что-либо изменить. И, глядя на безжизненное тело Джосс Картер, Гарольд искренне жалел о том, что не лежал на холодном асфальте вместо нее.