Работа утомляет

Работа выматывает куда больше, чем раньше. То ли так действует давление рутины на работника, то ли нагружать его стали сильнее, но это уже не важно. Важен сам факт того, что Шунсуке устаёт. Парень всегда выполняет всё в сроки, никогда не опаздывает и делает свою работу качественно. Такого можно на доску почёта в качестве работника месяца, только вот парень не получает даже премии выше пяти тысяч йен. Но у Шунсуке всегда есть стимул возвращаться домой: парня ждёт его возлюбленный, что, скорее всего, уже купил какой-нибудь небольшой тортик или булочку, чтобы просто порадовать любимого. Наомичи как никто другой знает о том, насколько сильно устаёт его парень на работе, и именно поэтому, не смотря на то, что сам Курумада не переносит сладости, он частенько старается подбодрить Шунсуке, преподнося ему что-то сладкое, на что старший всегда смущается, не зависимо от того, как часто ему делают такие подарки. В этот раз Хаясака пришёл позже обычного: один из коллег попросил сделать за него работу, оправдавшись неотложным делом. Конечно, очкастый понимал, что это оправдание всего лишь отмазка, чтобы пораньше свалить, а Шунсуке, как человек, не умеющий отказывать, лишь согласился на эту авантюру, пытаясь доделать то, что не сделал его коллега. Как только Хаясака зашёл в дом, словно по щелчку пальцев, рядом возник Наомичи с радостной улыбкой на лице. Мужчина обнял своего возлюбленного и провёл его сразу в кухню, где их ждал накрытый стол, на котором расположился шоколадный тортик, две чашки ромашкового чая и коробки конфет. Шунсуке удивлённо вздыхает, будто впервые, и смотрит на своего парня. – Мичи, не стоило... – мужчина хотел начать свою лекцию о том, что на него не нужно так много тратиться, но его прервали. – Шунсуке, ты сегодня пришёл позже, чем обычно. На тебя опять повесили задание, и ты не смог отказать? – Наомичи строго заглянул в серо-голубые, уставшие глаза, на что их обладатель лишь виновато посмотрел вниз. Шунсуке хотел оправдаться, сказать, что это задание было важным, но знал, что Курумада читает его, как открытую книгу, поэтому сероглазый сейчас выглядел как щенок, которого пристыдили за какую-то шалость. Лицо Наомичи стало проще и нежнее. – Ты делаешь слишком много для них. Ты заслуживаешь больше, чем ты получаешь. Ты слишком недооцениваешь себя. Просто... Просто заткнись и садись за стол – боксёр отводит глаза, смотря куда-то в окно, а Шунсуке, помявшись, сел за стол, даже не переодевшись. – Спасибо... – тихо говорит парень, на что Наомичи улыбается и целует Хаясаку в макушку, погладив его по плечам. – Всё ради тебя – так же тихо отвечает боксёр, садясь за противоположный край стола, наблюдая за тем, как его возлюбленный неуверенно берёт вилку в руку и начинает есть свой кусочек торта, запивая его чуть остывшим чаем. Наомичи проходится взглядом по телу Шунсуке, замечая, как сильно напряжены у него плечи и насколько красные у него глаза из-за долгой работы перед монитором. Они были очень уставшими, будто безжизненными, мешки под глазами говорят о том, что Шунсуке часто засиживался и по ночам, не смотря на явный протест Курумады. "Доделаю отчёт, и потом смогу отдохнуть вместе с тобой" - слышал постоянно боксёр, но уже давно перестал верить в эти слова, ведь как только Шунсуке закончит с одним отчётом, ему нужно будет делать второй. Наомичи тяжело вздыхает, замечая, что Шунсуке никак не может доесть свой кусок торта, задумчиво смотря в одну точку. Мужчина хмурится и встаёт из-за стола, а взгляд серых глаз вновь прикованы к нему. – Наомичи? Что-то случилось? – но вместо объяснений синевласый взял офисного работника за руку, уверенно направляясь в их спальню. Шунсуке, прибывая в смятении, не до конца понял, как оказался на их двуспальной кровати, лёжа на животе и без своего пиджака с рубашкой. Хаясака хотел спросить, что хочет сделать Наомичи, но сил вообще не осталось, поэтому парень решил довериться своему возлюбленному и дать ему сделать то, чего тот хочет. А Наомичи хотел лишь позволить Хаясака расслабиться. Именно поэтому сейчас его тёплые и большие руки сминали и массировали бледные плечи. Только сейчас Курумада понял, что мышцы были каменными, настолько сильно Шунсуке их напрягал во время работы. А что сейчас до Хаясаки? Мужчина сначала ахает от неожиданности, но потом лишь старается расслабиться. Пусть Наомичи и не профессиональный массажист, но сероглазому хватает и этого, ведь его сейчас ласкают руки любимого, что куда важнее любого профессионализма. Массивные ладони сминают бледную, мягкую кожу, массируют окаменевшие мышцы, давая им отдохнуть. Какие-то места более чувствительны, поэтому Шунсуке мычит и выгибается, а Курумада старается сделать свои движения нежнее и аккуратнее. Вскоре к массажу добавляется весьма приятный бонус: поцелуи. Недолгие касания губами рассыпались по всей спине, короткие поцелуи оставляли слегка влажный след на коже, дополняя движения рук. Шунсуке таял в ласках своего возлюбленного, глаза были полностью прикрыты, удовольствие накрыло с головой настолько, что парень был готов вот-вот уснуть. А Наомичи был рад, что справился с им же поставленной задачей, помочь своему парню расслабиться. Сероглазый резко вздрагивает от влажного касания к шее. Курумада решил пойти дальше и начал ласкать ртом шею и предплечья Шунсуке, целуя и проводя по ним языком. Мужчина извивался и мычал, эти места были для него слишком чувствительными. Хаясака переворачивается на спину, чтобы заглянуть Наомичи в глаза, но увидев щенячий восторг от его собственных действий, офисный работник не смог устоять, позволив синевласому продолжать свою "работу". В этот раз Шунсуке закрыл глаза и начал прислушиваться к ощущениям, обострив все свои чувства. Язык проходится по подбородку и, оставив там влажный поцелуй напоследок, спускается чуть ниже к шее, прикусывая кадык и переходя к грудно-ключичной мышце, долго на ней не задерживаясь. Наомичи прошёлся по ямочке межу ключицами и усмехнулся, когда почувствовал, как тело под ним подрагивает. Хаясака был очень чувствительным, поэтому каждое действие Курумады заставляло его то вздрагивать, то тихо пищать, томно вздыхая. Наомичи прекрасно знал каждое слабое место в теле своего возлюбленного, он прекрасно знал, насколько сильно сероглазому нравится, когда его трогают в тех или иных местах. Именно поэтому на лице Курумады появляется широкая ухмылка, когда он начинает ласкать один из сосков Шунсуке. Тот издаёт полу-писк, полу-стон, дрожащей рукой зарываясь в синие волосы, корни которых уже начали виднеться, тёмно-каштановый цвет дополнял холодные оттенки синего. Хаясака любил натуральный цвет волос Наомичи, говорил, что ему очень идёт, на что тот постоянно краснел и говорил, что когда волосы отрастут, тогда и оставит свой цвет. И сейчас сероглазый в которой раз перебирает пряди сожжённых волос, поражаясь, насколько хорошо Курумада знает его эрогенные зоны. Наомичи спускался поцелуями всё ниже, проходясь губами по рёбрам, а горячие пальцы коснулись слегка впалого живота. Шунсуке опять схуднул, но Курумада решил затронуть эту тему потом, ведь сейчас ему не до этого. Когда его губы касаются нижней части живота, а рука доходит до брюк, рубиновые глаза устремляются к красному лицу Хаясаки, который прикрыл свой рот рукой. Сероглазый всё так же подрагивал, но уже от несильного возбуждения. Наомичи ухмыляется, проведя рукой чуть ниже и задел небольшой бугорок между ног парня, на что тут же получил реакцию в виде тихого мычания. Офисный работник понимал, к чему ведет все это, даже подумывал, чтобы остановиться, но наблюдая за тем, с каким желанием синевласый смотрел на него, тот просто не мог остановить это. Ни какие ласки не выходили за обычные поцелуи и касания тел друг друга, парни никогда не трогали друг друга там. Но прямо сейчас, когда Наомичи резко стягивает с Шунсуке его штаны сразу вместе с боксерами, к обоим приходит осознание, что они точно не посмеют прерывать столь сокровенный момент. Да им и не особо хочется. Нежные касания мозолистых, загорелых рук сводят с ума, они проходятся по внутренней стороне бедра, медленно приближаясь к паху, в то время как влажные губы уже прижимаются к не менее влажной, розовой головке. Шунсуке тут же задрожал, жалобно проскулив от нахлынувшего удовольствия и желания большего, на что губы Курумады расплываются в ухмылке, но после они со слишком громким чмоком разъединяются. Уста обхватывают кончик члена, язык аккуратно проходит по уретре, Наомичи старается держать зубы как можно дальше от плоти, чтобы ненароком не задеть чувствительную кожу. Сам боксер никогда не делал минет, да и, собственно, не горел особым желанием. Именно поэтому мужчина даже слегка переживал, пусть и старался делать вид, что уверен на все сто процентов, просто посасывая конец, будто леденец на палочке. А Шунсуке, собственно, и не жаловался, ему было сейчас далеко не до жалоб. Мужчина постанывал, чувствуя, насколько нежно и трепетно его парень относится к этому моменту, пытаясь принести как можно больше удовольствия сероглазому. Любое касание, каждый вдох ощущался на чувствительной коже, прямо сейчас Хаясака был более уязвим, точно так же, как и Наомичи. Боксер заходит дальше, взяв в рот чуть больше трети полового члена офисного работника, наслаждаясь стонами, исходящие от него, будто это самая красивая музыка, которую только слышал темнокожий. Никакой Людовик Эйнауди не сравнится с тем, что он сейчас слышит. Самое сокровенное, вызывающее трепет намного сильнее, чем любое произведение искусства, заставляет щеки полыхать, а низ живота приятно стягивать. Прямо сейчас Курумада играл на самом хрупком и нежном музыкальном инструменте, хрупче, чем скрипка и нежнее, чем арфа; он едва дотрагивается до струн, как из инструмента извлекается мелодия, слишком чистая, слишком невинная для такого грешника, как Наомичи. Он должен покаяться во всех своих грехах, отплатить за все свои деяния, быть покорным рабом для своего собственного, личного Бога, чтобы заслужить хотя бы четверть услышанного. Чем глубже боксер брал, тем громче становились стоны, каждая клеточка становилась чувствительнее, подготавливая организм Шунсуке к скорой разрядке. Наомичи не успел опомниться, как его возлюбленный начинает стонать громче, пытаясь связать два слова и сказать что-то, и парень уже давно знал, что, поэтому лишь активнее начал работать головой и языком, проходясь по всему стволу, а там, до куда не дотягивался, стимулировал руками. Слезы потекли с глаз Хаясаки, когда тот крепко сжал белоснежную простынь в своих руках, зажал голову боксёра между своих бёдер и издал громкий стон. Курумада успел вытащить орган возлюбленного изо рта, прежде, чем голубоглазый излился прямо себе на живот, содрогаясь от совершенно нового ощущения. Нет, Шунсуке испытывал раньше оргазм, но никогда не было такого, что ему кто-то отсасывал. А тут дополнял ещё и факт того, что это был не "кто-то", а самый близкий человек к Хаясаке, самый любящий и любимый, человек, которым офисный работник дорожил больше, чем собственной жизнью. Отходя от экстаза, Шунсуке не сразу замечает, как Наомичи ложится рядом с ним обнимая его и прижимая к себе, целуя в щеку. Шатен чувствует, как что-то твёрдое упирается ему в ногу, отчего становится неловко, а осознание того, что только что произошло, с запозданием озарила голову очкастого, отчего тот прикрывает красное лицо руками. – Н-Наомичи, а разве тебе не..? – Чшшш, все в порядке. Я справлюсь как-нибудь. Главное, что тебе хорошо – Курумада, даже не дослушав, прервал возлюбленного, прижав его голову к своей груди. – Нужно сходить в душ. – Иди первый, я подожду.. Так или иначе,тебе нужнее, х-хах... – голубые глаза смотрят в сторону. – Ну уж нет. Пойдём в месте – и, кокетливо подмигнув Шунсуке, Наомичи ухмыльнулся, встав с кровати и уходя в сторону душевой. Хаясака, смущённо вздохнув, поспешил за ним, его лицо по прежнему было пунцовым.