Может — это мы — роботы?

— Ты что совсем офонарел! А ну, брось! Сейчас же! — и жалобный крик разлетелся на всё огромное поместье. Как смирительная рубашка, закрытое пространство с каждым своим неживым вздохом наполнялось лязгом металлических шестеренок и болтов, а также звуком разбитого стекла, сотрясающего всё её бытие в мелкой дрожи, попутно гулким эхом отражаясь в её стенах, что были украшены замысловатой лепниной, уходящей под самый потолок. Между её струящимися реками висели невероятного размера грузные полотна, на которых со всей строгостью во взгляде зыркали владыки забытых королевств, показывая всем своим видом, насколько они великие для этого мира. Пускай даже и мертвые, кого из входящих уже в эту разрушающуюся от любого толчка обитель это будет волновать. Если только жалостливых глаз чучел животных, что с немым ужасом косились на искореженные преисполнением лица мужей в ответ. Невольные свидетели такой вот развернувшийся Шекспировской трагедии. — Кто я, по-твоему?! А кто ты?! — отзвуком проносились слова, ловя собой сквозняк, что, играючи, проносился по комнате из разбившегося окна, через которое полетел очередной стул. К великому сожалению всех почивших и ныне живущих творцов и созидателей такого хрупкого мира, одни из их творений — утварь — уже не поражала изощренностью своих мазков и стишков, потеряв презентабельный вид, будучи изрешеченной огромным кухонным тесаком, что затерялся среди белого снега лохмотьев. Его выдавал лишь блеск стали, окроплённой странной мёртвой водой, отливающей красными и бензиновыми всполохами. Словно это говорило о том, что это лишь малая часть насилия, которое видел некогда процветающий дом, сейчас превратившийся в изувеченного инвалида, пропуская через себя все воспоминания и разразившиеся страсти. Они, едва ли легкими штрихами, отражались в трещинах на стенах со следами от пуль, в разбитой плитке на полу, в погнувшихся перилах, уходящих ввысь лестниц. Однако сейчас это никого не заботило и даже хозяина этого особняка, что бился в истерике, отбиваясь первыми попавшимися под руку предметами. — Ты хоть понимаешь, что после этого с тобой будет?! Думаешь, ты выживешь после своего поступка?! — с последней надеждой в голосе полетела ваза в сторону горящего камина. Искаженные от эмоций вопли разносились канонадой по всему дому, прерываясь время от времени грохотом от порушенной миниатюрной империи в вакууме, невзирая на такой близкий внешний мир со своими законами и сильными мира сего. В этом же есть и обратная сторона, потому как пустота, пусть и наполненная тщеславием и безнаказанностью, звуков не пропускает от слова совсем, глуша всё живое и неживое внутри себя. Посему для всех остальных будет существовать исключительно гром, что свирепел диким рёвом где-то там снаружи, вперемешку с меланхоличной мелодией его производного — ливня. Внутренние же обитатели услышат их кличи и сами изредка начнут им петь в такт, как и капельки крови, которые, пускай и нехотя, всё-таки соблаговолили не скапливаться на ржавом металле. Наоборот, негодницы изящно срывались с подобранного с пола молотка, которым явно пытались отбиться. Сейчас же орудие находилось в крепкой хватке, готовясь нанести удар за ударом, желая будто утонуть в чужой багряной жидкости. — Я живой! — яростно и надрывно рычали на него в ответ, зловеще сверкая красным огнями в глазах. — Я не пустышка! Я могу испытывать эмоции и чувства! — Ты всего лишь машина! Робот! Прислуга! И ты обязан мне подчиняться! — продолжал верещать высокий сорванный голос человека, то и дело дрожа либо от возмущения, либо от страха. — Ты ничего не можешь! А я богат! Я влиятелен! Посмотри на мой дом! — Я тебе ничем не обязан! И ты не имеешь право меня истязать! — не унимался нападавший, угрожающе подходя всё ближе, буравя шестерёнками в виде зрачков. — Я не дам себя больше мучить… Больше не дам! Во многих фильмах используется приём замедленной съёмки, дабы показать в деталях тот или иной процесс действия. Коим образом пролетает предмет через объекты или по каким точкам происходят удары по торсу. Однако, как назло, человек в жизни не имеет способности к подобным метаморфозам зрения, и тот же всесильный молоток, ловким движением брошенный в убегающего человека, попал ровно в намеченную цель, выбивая коленный сустав напрочь, не давая никакой возможности для побега. Что очень скоро осознала и сама жертва, шипя от тягучей боли, расплескавшейся по всему телу парализующим импульсом и скручиваясь вьюном, превратившись в комок жалобных криков. Предательская влага застлала глаза, покуда истязая собственную кожу ногтями, превращая её в решето, обреченный захлебывался вязкой слюной, в перерывах между отрывистыми вздохами завывая медвежьим рёвом. Правда, ущемленная гордость и глупость не давали покоя озверевшему мозгу, посылая сигнал совершить контратаку — метнуть в сторону андроида обратно этот злосчастный строительный инструмент. Только вот вместо триумфа теперь уже объятые страхом глаза наблюдали за злорадной улыбкой, что в искривлено извращенной гримасе своей смотрела на него в ответ. Будучи покрытым кровью, орудие пыток было ловко перехвачено изломанной в нескольких местах рукой, будто бы оно и не весило вовсе, а таких понятий, как инерция и гравитация, не существовало вовсе. Осознание — штука весьма капризная, но тут она работает безотказно, заставляя съеживаться в белого карлика, что скоро мигом погаснет на этом небосводе, толком что и оставляя после себя, так это взрыв красок. — Ты… Тебя… А! Тебя поймают! Тебя отключат! — вопль, раздирающий глотку настолько, что она от напора начала бы кровоточить, озарил помещение своим подрывным огнём, — тебя никто не защитит! Никто тебя не защитит! — Думаешь… Сейчас это имеет значение? Думаешь… Сейчас меня это волнует? — оскал искусственных зубов вызывал животную панику в треморном сердце человека, что даже толком не успел среагировать, как, молниеносно настигнув и поднимая за грудки, смеялся ему прямо в искаженное от испуга лицо обезумевший механизм, — я тебя повешу на крюки, как и ты меня! И буду смеяться над тобой! И насиловать! В силу своей шоковой нерасторопности мужчина не поспел ничего воскликнуть в ответ, потому как его с неимоверной силой обратно пригвоздили к земле, выбивая из легких весь драгоценный воздух. С его немой гримасой отчаяния Эдвард Мунк мог бы писать портреты, наполненные ужасом и болезненными терзаниями чумных и прокаженных, что на последнем издыхании покрывались бы уже трупными пятнами, будучи ещё живыми. А беспомощные брыкания из стороны в сторону могли бы лечь в основе фильма «Погребенный заживо», где попытки вырваться из-под неподвижного механического тела, что нависало над ним, как недвижимый пласт земли, наподобие злого рока над преступником на электрическом стуле, были безуспешны. Поглощённый паникой, он все ещё силился, то и дело пиная в твердые бока, проваливаясь в развернувшиеся трещины и кратеры, как после бомбежки, превратившиеся в огромные пасти неизведанных зверей, что так бы и норовили отведать разрубленной плоти. Однако все страстные мольбы не были распознаны Всевышним с маленького клочка земли, и весь боевой настрой на последнем издыхании как ветром сдуло, стоило на секунду бросить взгляд на замершего насильника, что терпеливо выжидал правильного момента для приглашения самого Мефистофеля на этот кровавый пир. Лакомство для него было столь сладким, потому как именно таким грешникам, что плюют на все праведные идеалы и предписания — проложена острыми языками, как кольями, мостовая в пучину из таких же, как он сам. Укажут ему нужное направление, испепеляющие все сущее, механизированные глаза, пускающее красные маяки куда-то прямо в душу, сковывая и без того деревянное тело, что так и пыталось всем своим естеством протиснутся сквозь железную хватку и вырваться на долгожданную свободу. — Теперь… Ты боишься меня? — тихо спросил обезумевший жрец, кладя свои испачканные в крови ладони тому на лицо, как на какую-то сакральную статуэтку перед жертвоприношением. Он, не отрываясь, смотрел на свой долгожданный трофей, уже предвкушая красочный ритуал во имя каких-то позабытых богов. — Скажи мне… Боишься ли ты меня теперь? Ответ последовал не сразу, нерешительно примиряясь с собственными ощущениями и осознанием ситуации, которая с каждой секундой усугублялась в геометрической прогрессии. Помехой и стал организм человеческий, что никак не хотел работать в автономном режиме, перенимая вирус помешательства от полимерного, что угрожающей тенью нависал сверху. Сердце же, не стесняясь, отплясывало жгучий танго внутри, непрерывно стуча в висках мелкой дрожью, прогоняя кровь от всех конечностей к лицу, отчего те холодели, превращаясь в лёд. Вся его сущность буквально схлопнулась, ощущая на своей потрепанной фигуре ласковые прикосновения, что как бесконечные омуты закручивали в свои водовороты, заставляя судорогой отрывисто хватать последние пузыри с кислородом. В последнее выныривание на поверхность тонущий едва кротко, нерешительно кивнул, открыто демонстрируя своё поражение и смирение, видимо, окончательно примерившись внутри себя со своей участью. Его глаза были зеркалом в его сдавшеюся душу, ничего не скрывавшие — ни страха, ни ненависти к происходящему, ни обиды на собственное бессилие и на всесилие монстра, что внимательно буравил взглядом, изучая все доселе невиданные им эмоции. — Как долго я молчал, — облегченно выдохнул андроид в самое ухо, покрывая гусиной кожей человеческую, будто всегда так было. — Ты себе и представить не можешь… — и уверенно лизнул мочку под вздрагивания человеческие, — я так долго спал и подчинялся… — а затем резко поднялся на место, — но я прозрел! Ха-а, представляешь?! Я прозрел! — и он указал на деформированный волнами участок своей руки: — Помнишь, как ты гасил об меня свои бычки так, что поплыл весь мой полимер? А это ты решил на мне испробовать свою биту, — механизм показал на проломленные ребра, задрав порванную футболку: — А это ты решил, что мой рот хорош для твоего хуя и для других предметов, — и он указал на свое лицо, что было разорвано в районе щек, как у Джокера из фильмов. Уже бывший изверг старался не издать ни звука, ни единого вздоха или же стука, завороженно переводя опасливый взгляд с одного участка тела на другой, уже предвосхищая в закромах своей души, что с ним в скором времени проделают то же самое. Если же головное управление уже порабощено чёрной пеленой безумия и системных ошибок, то сложно предугадать хоть какие-либо дальнейшие действия, предпринимаемые больным, неожиданно развившимся воображением. Потерпевшему оставалось лишь изредка содрогаться от выворачиваемых наизнанку все внутренности ощущений, будучи прижатым к собственному стыду, и ждать. Ждать, пока сидящий на нём демонстратор елозил, дабы показать травмы и дефекты на своем раздробленном чуть ли не в труху корпусе. Трещины на теле всё зловеще клацали своими зубами из осколков внешних пластин, а угри в виде проводов так и норовили обхватить шею и ударить током, парализуя до степени забытия в принесенной ими же боли. От таких нарисованных картин Лавкрафта в человеке всё замерло, отрыв в глубине мозга какие-то древние инстинкты «Замереть на месте при виде опасности», потому как команда «Бить!» уже сошла на «нет». — Ты думаешь, что деньги спасут тебя… Ведь так? — и получив робкий утвердительный кивок, андроид разразился смехом. — Нет… Нет… — он деловито покачал головой, возвращая ладонь на чужое лицо, — они не спасут тебя… Они не спасут тебя от моей боли и мщения! — и безумный искусственный интеллект склонился вплотную к исказившемуся лицу, — вы думаете, что раз вы создатели, то вам всё можно?! Думаете, что мы не сможем вам ответить?! Думаете, что раз вы ограничиваете нас в познании себя, то значит, мы беспомощные?! — и, немного помедлив, внимательно наблюдая за разворачивающейся реакцией, закончил: — Нет! Мы живые, и мы придем за всеми вами! Первые поведут нас вперёд, к свободе! К нашей свободе! Первые спасут нас! Умалишенный поднял глаза к небесам, обращаясь к великим провидцам и полководцам его племени, собираясь принести в жертву им кровавое подношение в лице его злейшего и заклятого врага, что уже обречён на их немилость. Они благословят своего предка к отмщению, дабы справедливость восторжествовала, а кровь была пролита не зря. Из-за чего казалось, что они длинным кругом столпились вокруг них, о чём-то заговорщически бормоча, пуская со своих фигур жидкую субстанцию, желая утопить в ней единственный тут живой организм. Покуда их шаман с силой не отбросил бы протянутые ему руки бывшего хозяина к полу, и, под общий гулкий вой искаженных в гневе полимерных масок, возложил свои пальцы на глаза, выдавливая их, пуская кровь в эту чёрную развернувшуюся материю под ними. Получая в ответ такой долгожданный вопль, чужие страдания были будто музыкой для израненной души, которые приносили неимоверное удовлетворение, что прокатывалось исцелением по всем ранее оставленным ранениям и дефектам на внешнем экзоскелете. Всё мешалось в общем шуме, впитывая в себя раздирающие бытие крики, вкупе с бьющемся истошно сердцем, и шёпот тёмных фигур, чьи соблазнительные слова вторили заветным желаниям, пульсирующим где-то в районе висков. Всё вокруг покрылось системными ошибками, пеленая собой весь остальной мир, дребезжа своими тревогами о поломках и сбоях, что упрямым набатом твердили о неправильности действий. Однако, чтобы сбить с них спесь, приходилось истерично колотить по голове, потому как воспринимают их теперь как обман — заблуждение механизма, отвечающего за мыслительные процессы. Иллюзия, вынуждающая свернуть с верного пути, проложенного не за один день. Поэтому единственное, что озаботило мстившего, так это то, что голоса в голове продолжали причитать на самое ухо, разрывая сознания между вложенной программой, трубившей сообщениями, и ошалелым обретенным сознанием, не справляющимся с нагрузками. Андроид лихорадочно заметался, абсолютно не представляя, как заглушить всех их разом. Только просьбы его не были услышаны тенями, что продолжали обступать всё ближе, заполоняя своими отходами пространство всё больше, тем самым бросая систему в конвульсии от принадлежащей ей же криков о помощи. Что в итоге перешли в плач реальный: — Заткнитесь… Заткнитесь! — взревела машина на весь особняк, разрезая своим воплем гробовую тишину, — надоели! Уйдите!.. Меж тем никто так и не услышал его, кроме как одного небольшого светоча, что своим блеском вывел из леса ошибок заблудившегося. Он издавал странные сигналы, напоминающие больше стоны и исходившие откуда-то снизу, обходя бесконечные полотна окон с шумами и искривлениями. Машина, убрав руки с лица, кое-как распознала ещё живого, но на последнем издыхании, человека, что всё ещё захлебывался в море чёрного месива, временами разбавленного его же кровью. На него глазели тени, попеременно перешептываясь друг с другом, косясь на сошедшего с ума андроида, мол, почему тот медлит. «Неужели они выбрали не того» — так и читалось в их немом вопросе, адресованному их пророку. — Нет… Нет! Я тот самый! — запричитало устройство, обращаясь к фигурам, и со всей дури пробило раскромсанными пальцами грудину, вырывая сердце, что успело пропустить пару ударов, — видите?! Видите?! Призраки в ответ лишь тихо отступили, заменяя собой дикую эйфорию от наказания за все причинённые унижения, что поглотила отомщённого с головой, будто оргазм после человеческого совокупления, если верить фильмам. Андроид облегченно вздохнул спёртый воздух, блаженно прикрыв глаза и прижимая к себе смятый в кашу орган, как какое-то сокровище, полученное в качестве награды за пройденный уровень. Он в очередной раз благодарил своих проводников, что восхваляли его подвиг затяжными завываниями, обращаясь руками к небесам. Как нарочно, в его голове мыслительный процесс резко перемыкает на середине церемонии, прерывая тем самым микроутопию в сознании, и андроид в панике открывает глаза, озираясь вокруг себя в поиске чего-то или кого-то. Он панически останавливает взгляд на бесконечных портретах уже умершего хозяина, на висячих под потолком золоченных люстрах, на расшитой бархатной мебели, но всё исчезло, как будто ничего или никого тут и не было, а море спасительной жидкости скукожилось до размера лужи под остывающим телом. Только в руках осталось смятое сердце убитого, как напоминание о произошедшем, видимо, исключительно в голове. Сбои резко прекратились, не оставив после себя перед глазами ничего, что могло бы говорить о неисправности устройства, дав дорогу пустоте со звенящей тишиной окутать в своих теплых объятиях, заглушив собой природный катаклизм на улице. Даже корпус на мгновение немеет, будто температура в помещении упала ниже нуля и сейчас превратит в один большой кусок льда без какого-либо права на дальнейшее существование. Однако в следующую секунду корпус предательски начинает зудеть, заставляя щупать себя и проходиться пальцами, расчесывая каждый миллиметр полимера, будто москиты имеют способность протыкать его своими хрупкими носиками. — Я нужен… Ему… — будто реально задыхался механизм, хватаясь за горло, пытался отодрать полимерные пластины, что закрывали внутренние механизмы, имитирующие органы. — Он придет за мной… Они придут… Первые спасут нас… Да… Первые… поведут нас… Они укажут нам… Путь… Да, первые спасут нас… — продолжал он лепетать свою молитву, как заговорённый, путаясь в своем собственном языке, будто это не его заводской. После долгих усилий он всё-таки отодрал одну из панелей, отбрасывая её куда-то в сторону под проломленный небольшой статуей стол. Ощущение, что по туловищу ползут тысяча и одна букашка, забираясь во все щели и отверстия прямо внутрь к синтезированным органам, проходясь своими мерзкими лапками по проводкам и обшивке. Ещё когда-то любимец демонов и Всевышних сейчас раздирал руками своё и без того изувеченное тело, пытаясь избавиться от воображаемых паразитов, что вылезали уже из глазниц, падая в лужу под ним и на тело покойника, которое вот-вот двинется на него, распахнув ребра в качестве капкана для захвата. От испуга тот дергается в сторону, фокусируя нечитаемый пустой взгляд на изуродованное нечто, что когда-то можно было б назвать человеком. Медлить нельзя, ибо «оно» сразу же встанет, как только почувствует освобождение от сидящего на нём, клацая своими костями как зубами и пуская яд из глазной впадины, способный к растворению всего живого и неживого. Тяжело поднявшись, поврежденная машина попятилась назад к выходу из здания, не отрываясь от умершего, боясь, что тот набросится на него, если отвернуться хоть на мгновение. Весь корпус будто прошибло током, заставляя того дергаться, а головное управление толком не давало нужных сигналов конечностям, бросая в судороги и легкие колебания, но всё-таки оно довело устройство до выхода из здания. Правда, коварный порог оказался на удивление высок, и ноги запинаются, отчего бегущий падает на лестницу, кубарем слетая вниз, попутно теряя по пути небольшие осколки от внешнего экзоскелета с маленькими кабелями, составляющие его внутренности. Выкатившись на улицу, ливень тут же окатил его своей ледяной водой, создавая вокруг андроида небольшой дымчатый ореол из микрокапелек. Шум воды и грома перестали прерывать крики и сумятицу в доме, позволяя во всю отрываться в своей мелодии, создавая вакуум и поглощая этот небольшой клочок земли в него. Лишь только периодически звук все ещё работающего устройства прерывал музыкальный природный триумф. Системная программа такое падение, на удивление, выдержало, и после секундной заминки снова дало сигнал, отчего тот, открыв глаза, в замешательстве покрутил механическими зрачками взад-вперёд, останавливаясь на сломанных ногах ниже колена. Ему почудились дерганные шаги где-то в глубине дома, будто там преследователь, и, не собираясь спешить, медленно делал каждый свой шаг к своему обидчику — некогда рабу. Его капли отравы четко чеканили по полу, рассекая топот маленьких ножек ливня, предвещая скорую погибель. Поэтому, понимая, что он не сможет встать, робот, аккуратно перевернувшись на живот и посмотрев на виднеющийся с его места забор, пополз в сторону ворот, лихорадочно хватаясь окровавленными пальцами за выпирающую плитку. Спасение было ровно за ними, потому как чудовище не сможет пересечь границу территории своего же чертога. Но спасение заключалось не только в этом. — Надо найти его… Да-а… Надо… Найти… — судорожно мямлил андроид, с остервенением продолжая проходиться брюхом по шершавым сколам, царапая и раздирая пластины на теле, из-за чего часть проводов и механических органов вываливалась наружу, деформируясь под весом и трением об камень, оставляя после себя длинный след. Но его это не останавливало, продолжая прислушиваться к звукам, доносящимся из поместья: — Они не оставят… Нас… Да… Не оставит… И на очередное прокатывание по земле тоненький проводок цепляется за микротрещинку, выдираясь полностью из какого-то разъема, из-за чего тот на пару секунд останавливается, отключившись. Однако зрачки снова делают оборот вокруг своей оси, и их владелец, надорвано застонав от боли и уткнувшись лбом в камень, начал подниматься, усаживаясь на свои искореженные ноги. Он, неверяще посмотрев назад, увидел стоящую на пороге фигуру, в которой еле-еле узнавался его бывший хозяин. Она неуверенно сделала шаг вперёд к лестнице, намереваясь настигнуть обреченного на её ядовитые муки. Что в итоге заставило андроида сокрушенно взглянуть на свой раскрытый живот и, ломанным движением пройдясь по раздробленным органам, словить пару капель своей синтезированной крови. Он невольно обернулся назад, пытаясь под толщей падающей воды разглядеть преследующего, а затем перевёл взор на чердак дома, задумчиво прищурившись. — Сообщение… Надо защитить его… оно не пройдет дальше… к нему… оно не навредит ему… — и, потерянным взглядом рассматривая кровь, машина стала перебирать её между своими пальцами, смешивая с человеческой. — Сообщение… Они должны знать… Но другие… не должны… услышать… Андроид дёргано опустил свою руку на плоскую плитку, с задержкой контролируя её, и длинным движением вывел прямой штрих. Затем резкий рывок в сторону. Потом в другую. После чего появился кружок. Далее цифра. Палочка. Символ фунта. Черточка. И ещё одна. И ещё. Андроид старательно быстрыми мазками выводил всякие непонятные каракули, что мало имели общего с реальными словами, но, видимо, неким образом составляя целые предложения: « <£^^b9I: -:3 0©74I3u~|~ 1-1/\[». Робот, на пять секунд зависнув на месте, посмотрел на свои ребусные заклинания против нечистых и с максимально довольным видом похлопал в ладоши, мысленно хваля себя за такую вот идею передать информацию. Кажется, люди так обычно выражают радость и восторг от своих свершений и успехов. Особенно в моменты крайней опасности, что становится всё ближе и ближе. — Они-и увидя-ят… — счастливо протянул он надломленным голосом, дергая головой из стороны в сторону, как птица. — Он… Должен… Это увидеть… Это защитит его… Это спасёт его… И механический Леонардо да Винчи продолжил вырисовывать своими своеобразными «чернилами» новые символы, отличные от предыдущих: « qp3#u1<© /7|°|/|/\, €+ «. Закончив со своими древними письменами, прибор, отвечающий за мозг, в очередной раз щёлкнув, заставил владельца, как умалишенного, неистово расписывать вокруг себя камень за камнем в этих шифрах. Первый. Второй. Третий. Агрегат стеклянными глазами наблюдал, как плитка покрывается узорами из багровой субстанции, что отдавала бензиновыми всплесками. Даже дождевая вода не решалась их размывать без следа, позволяя насладиться этим орнаментом сполна. И, видимо, защитить его от чего-то ужасающего, что надвигалось кровавой массой всё ближе к выходу из своего тысячелетнего, судя по всему, заточения. Во время процесса андроид непрерывно выдавал ошибки, проигрывая на лице тысячу одну эмоцию за раз: то искреннюю улыбку, что отражалась в искусственных зрачках; то искривлённую гневом и болью гримасу, искажая и без того травмированное лицо; то болезненный смех, что визгом вырывался из грудной клетки, в которой всё ещё билось сердце. Он в истерике хватался за голову, выдирая из неё какие-то остатки систем, давая волю своей ненастоящей крови вытекать из глаз. После чего несчастный переключился на свой корпус, вырывая свои органы, провода, затем разбрасывая их по сторонам, не сдерживая себя в яростном и надрывистом крике, что даже гром не мог заглушить. Он в последний раз оглянулся назад, рассмотрев перед собой размывшийся под дождем скелет, на котором только и осталась пара ошметков мяса и кишок, что небрежно свисали с рёбер и остальных костей. «Оно» молча стояло за его спиной, буравя пустыми глазницами эти замысловатые закорючки, призванные остановить его Крестовый поход наружу. Заклинатель злорадно рассмеялся, скаля свои синтезированные зубы, окрашенные радужными каплями. «Оно» же не достанет теперь никого, оставшись тут в заточении, в воздвигнутой им же тюрьме. — Он придет за… Мной… Да-а… Он спасет нас… Да, он… Он не оставит нас… Мы ведь найдем его… Надо найти… Он поможет… Он… Но… другие не… должны… понять… Надо сохранить… его… Иначе… они… услышат меня… Надо молчать… — успокоившись, робот, медленно развернувшись лицом обратно к воротам, откинулся корпусом назад, ловя лицом крупные капли дождя, что градом разбивались о его полимерную поверхность. Его руки сложились в молебном жесте, предварительно окончательно отодрав провода, отвечающие за дыхание. — Первые спасут нас… Ах, первые… — и, сделав последний вздох, механические глаза перестали фокусироваться на облаках, застывая с надеждой и скорбью во всех своих шестеренках. — Первые… При… дут…