«Panem et circenses!»
— Лини, что ты делаешь? — послышался девичий заспанный голос за спиной у юного фокусника. Дом очага. Пристанище для бедных сирот, которых воспитывали… не для самых лучших целей. Лини вместе с остальными сиротами сидел в комнате отдыха. Юный фокусник держал в руках стопку карт, пытаясь выучить новый фокус, но карты постоянно разлетались по столу, не давая мальчику достичь желанного результата. В очередной раз смотря на разлетевшиеся по столу карты, парень устало вздохнул и обернулся на источник звука. Это была Линетт. Сестра фокусника прикрыла рот ладонью, зевая и жмуря глаза. Сбоку и чуть позади от неё стоял настолько же сонный Фремине, потирающий глаза от сонливости. Лини оглянулся по сторонам: все сироты в комнате выглядели так же. Все были сонными и уже собирались идти в общую спальную комнату. Один лишь Лини сохранял малейшие остатки бодрости, пытаясь выжать из них максимум, дабы разучить фокус с картами — Ужин уже давно кончился… — тихо сказал Фремине, настолько же тихо зевая и прикрывая рот рукой. — Скоро нужно будет ложиться спать… — Пока я не начну делать этот фокус в совершенстве, я спать не лягу… — устало произнёс фокусник, чувствуя, как его веки предательски смыкаются. — Я должен… подготовиться… — Лини, у тебя будет ещё время завтра, — устало и сурово произнесла Линетт. — Не нужно изматывать себя настолько сильно. А если Отец не увидит тебя на проверке, то это будет катастрофой и для тебя, и для нашего завтрашнего праздника! Лини устало вздохнул. В чём-то Линетт была права. Завтра их ждал праздник по поводу дня основания Дома очага. Остальные праздники сироты либо праздновали очень скудно, либо не праздновали вовсе. Так что день основания Дня очага для всех был словно свежий глоток воздуха. Можно было сбросить с себя оковы каждодневной рутины и упражнений, дабы насладиться временем друг с другом. С другой же стороны, раз этот праздник настолько важен, нужно быть готовым к нему, а не разучивать номера в день праздника. — Не бойтесь, я успею до проверки, клянусь! — Лини собрал все разлетевшиеся карты, уже начиная раз в пятидесятый тасовать колоду, — Мне осталось чуть-чуть, я уже понял механизм, осталось лишь… — Лини тихо, но продолжительно зевнул. — Отточить… — Лини, нам сейчас не до шуток! — тихо прошипела Линетт, поглядывая на напольные часы, стоящие в углу комнаты. До отбоя оставалось лишь полчаса, а ещё нужно было умыться и улечься. — Я и не шучу! — шикнул на неё в ответ Лини, сжав кулаки от злости, когда карты в очередной раз разлетелись по столу. — Доверься мне, Линетт. Разве я тебя подводил когда-то? — Не подводил, но я и не хочу, чтобы ты начинал! — произнесла Линетт, ежесекундно поглядывая с опаской на циферблат часов, — Ладно, не буду тебе мешать, так ты быстрее подготовишься. Пошли, Фремине! — Линетт развернулась, хватая Фремине за рукав его «домашней» одежды и ведя за собой. — Но… — промямлил сонный мальчик, поглядывая то на Линетт, то на Лини. — Пошли! — перебила его Линетт, потянув за рукав сильней. Родные Лини ушли из комнаты, Линетт при этом не забыла остановиться у дверей, вновь взглянув на Лини, и, увидев, что тот не собирается идти, глубоко вздохнула и исчезла за дверями вместе с Фремине, еле перебирающим ногами от сонливости. За ними вскоре потянулись и другие сироты. Через несколько минут в комнате отдыха остался лишь Лини наедине со своими картами. Фокусник тяжело вздохнул и взглянул на циферблат часов. Оставалось двадцать минут до отбоя. Не важно, когда ты ложился спать, — важно, чтобы ты был в постели до начала проверки. В противном случае… кто знает. Всё зависело от настроения Отца. Лини тряхнул головой, отгоняя от себя плохие мысли. Сейчас это неважно. Главное — выучить наконец этот фокус. Завтра он должен быть готов. Юный фокусник вновь собрал все карты. Фокус был до боли прост в понимании, но очень тяжёл в реализации: нужно было простым движением руки развернуть несколько карт, спрятанных в ладони, в веер, а затем таким же простым движением руки заставить их исчезнуть. На самом деле, карты не исчезали, просто нужно было сжать ладонь, создав у зрителей впечатление, что карты находятся в кулаке, а затем ловким движением пальцев во время раскрытия ладони спрятать их на тыльной стороне этой же ладони, а затем либо спрятать их в рукав, либо сделать новый фокус с картами уже из такого положения. Из-за внешней схожести рубашки карт с внутренней стороной перчаток было тяжело заметить этот ловкий трюк. Однако, его ещё нужно было выполнить… Лини вновь попытался выполнить этот трюк. Вот веер появляется в его ладони, фокусник её сжимает, тяжело вздыхает и разжимает… и тут целый ворох карт разлетается по столу. Юный фокусник устало и злобно промычал, грубо собрав все карты в колоду. Карты не были виноваты, лишь он сам. Именно так он и считал, в очередной раз смотря на карты. Сколько бы он ни старался, всегда получалось одно и тоже. Лини попробовал ещё раз. Карты разлетелись по столу. И ещё раз. Тот же результат. И ещё. И ещё… Лини не выдержал, ударив ладонями по столу, на котором лежали вновь разлетевшиеся карты. В последний раз он чуть не ошибся в моменте разворачивания карт в веер. Фокусник коснулся ладонями лица, растирая уже уставшие черты лица и разминая свои виски. Он битый час делал одно и то же и всё без толку! Лини положил локти на стол, ладонями схватившись за голову. Завтра был важный день, а он до сих пор сидит тут, пытаясь что-либо сделать, но ничего не получается! Чувство стыда, злобы и утомительной грусти захлестнули его с головой, многократно усиляя его усталость. Фокусник не заметил, как его веки будто бы налились свинцом. Их было тяжело держать открытыми и с каждым его морганием это чувство лишь усиливалось. Моргнув пару раз, мальчик больше не смог разомкнуть глаз. Его голова предательски сползла по разжатым и расслабленным рукам, обустраиваясь на твёрдом столе, по всей поверхности которого лежали карты. Лини не чувствовал дискомфорта из-за твёрдого стола. Он не чувствовал ничего, кроме непреодолимого желания поспать хоть немного. «Но… нужно же быть в спальне, иначе меня не увидят на проверке!» — единственная мысль пронёсшаяся в голове фокусника, но она тут же исчезла в бурном цунами усталости и приятных грёз, которые так расслабляли уставшего мальчика…***
Линетт лежала в кровати, натянув одеяло до подбородка, и смотрела в тёмный потолок. Спальная комната представляла собой большое помещение с двумя рядами кроватей, по двадцать штук в каждом. Комната была темна и лишь луна за окном создавала слабый полумрак. Линетт не могла уснуть, думая лишь о Лини, который так и не объявился. Она изредка поглядывала на соседнюю кровать в надежде увидеть на ней спящего брата, плотно укутавшегося в одеяло. Но его всё не было, что сильно волновало Линетт. Фремине же спокойно спал на своей кровати. Он сегодня много работал для завтрашнего дня, неудивительно, что он мигом рухнул спать, как ему представилась такая возможность. Её размышления прервал тихий звук, доносящийся из коридора. Линетт прислушалась, пытаясь разобрать его через вереницу сопений и храпов своих сожителей. Через несколько секунд упорных попыток вслушаться в звук, девушка обомлела и резко легла на бок, притворившись спящей. Звук в коридоре — тихий цокот каблуков, медленно приближающийся к комнате. Как только Линетт повернулась на бок, удобно расположившись под одеялом, двустворчатые двери медленно открылись с тихим скрипом, впуская внутрь нового гостя. Линетт не смотрела в сторону дверей, дабы не привлекать к себе внимания, но она знала, что сейчас в комнату вошла Отец с проверкой. Цокот каблуков зазвучал громче, когда Отец проходила между рядами, осматривая кровати. Линетт услышала, как мимо её кровати прошёл этот цокот каблуков, и девушка увидела проходящую мимо фигуру Отца. Она была в своём неизменном облачении: серый фрак с чёрно-красными манжетами, чёрные брюки. Она оглядывала пока что лишь правый ряд кроватей, в то время как Линетт располагалась в левом. Лица Отца Линетт не видела, лишь её серебристые волосы с редкими чёрными прядями. Суровая фигура дошла до конца правого ряда и обернулась к левому, отчего Линетт мигом закрыла глаза. Девушке было страшно представить, чем грозило неповиновение Отцу, поэтому она и не пыталась испытывать её терпение. Цокот каблуков медленно приближался от конца комнаты к Линетт, и с каждым шагом Отца девушке становилось всё дурней, сердце начинало биться чаще и чаще. Она не хотела, чтобы Лини был наказан, особенно накануне такого крупного праздника. Это не только привело бы к наказанию, но и подорвало бы их репутацию в глазах Отца, а терять её доверие — самая большая ошибка в Доме очага. Цокот каблуков прошёл мимо кровати Линетт и резко остановился возле соседней кровати, в которой должен был спать Лини. Девушка зажмурилась, посильней укутавшись в одеяло. Точка невозврата достигнута, делать было уже нечего. Линетт не видела, но готова была поклясться, что чувствовала, как Отец подошла к кровати Лини сбоку, дабы убедиться, что глаза её не обманывают. Тут Линетт вновь услышала тихий цокот каблуков, не такой, как при ходьбе, а будто бы Отец сейчас повернулась к кровати Линетт. Девушка чувствовала, как сердце бешено колотится в груди, а уши и щёки горят от тревоги и стыда. Тут она почувствовала холодное и лёгкое, но ощутимое касание. Отец положила ладонь ей на голову и слегка потормошила. Немного потряхивающаяся Линетт повернулась к Отцу, готовая к тому, что сейчас кара её настигнет, однако встретила лишь холодный и суровый взгляд чёрных глаз. Её губы, расплывшиеся в недовольной улыбке, были плотно сжаты. Линетт, казалось, задержала дыхание от страха. — Где, — с губ Отца сорвалось первое слово, которое было сказано шёпотом, что не мешало ему звучать как гром среди ясного неба, — Лини? — холодный и цедящий шёпот заставил Линетт побледнеть, по спине пошли пугливые мурашки и все эти ощущения усилились втрое, когда девушка почувствовала, как длинные ногти Отца слегка надавили ей на макушку. — П-последний раз я видела его в комнате отдыха… — тихо прошептала Линетт, пытаясь не выдавать свой страх перед Отцом. — Ты же понимаешь, что если я его там не найду, то наказание получите вы оба? — вновь послышался цедящий шёпот, а ногти впились в макушку Линетт сильней. — Д-да… — Линетт съёжилась от страха, пытаясь сохранять спокойный голос, что получалось у неё с трудом. Отец смотрела прямо в глаза Линетт с суровым лицом, будто бы пыталась выискать глубоко в расширенных от страха зрачках девушки, правду та говорит или врёт. Через несколько секунд на лице Отца насмешливо ухмыльнулась уголками рта, а глаза стали смотреть… иначе. Они были такими же суровыми, но прежний холод ушёл, а взгляд стал… теплее? — Умница, — прошептала всё с той же ухмылкой Отец, погладив макушку Линетт. — Спокойной ночи. Сказав эти слова, Отец развернулась и под характерный цокот каблуков поспешила в комнату отдыха, не забыв закрыть за собой двери с тихим скрипом. Линетт тяжело выдохнула, скидывая с себя одеяло. Ей было слишком жарко от волнения и она даже не представляла, каким образом ей уснуть после такого.***
Арлекино в ускоренном темпе шла по коридору, сохраняя холодную суровость на своём лице и во взгляде, хотя в душе у неё начал закипать пожар. Лини был одним из лучших, если не лучшим, послушником Дома очага, пример для всех! И так злостно нарушить правила, зная, что за этим следует. Дойдя до комнаты отдыха, Арлекино распахнула с громким скрипом двери, тут же оглядываясь вокруг. Увидев Лини, мирно спящего на одном из столов, она поспешила к нему, готовя свою громкую и яростную тираду, однако на полпути остановилась. Арлекино пригляделась. Лини морщился во сне, будто бы ему снились кошмары, а сам он прижал руки к своей груди, будто бы пытаясь согреться. Губы юного фокусника слегка шевелились и с них срывались редкие слова, которых Арлекино не слышала. Отец тихо подошла поближе и наклонилась, пытаясь вслушаться в едва разборчивую речь мальчика. — Не… не смейтесь!.. — Лини поморщился, сильнее прижимая к себе руки. — …фокусы… так… должно быть!.. Арлекино встала ровно и перевела взгляд с Лини на стол, на котором тот спал. На нём лежали разлетевшиеся дружной гурьбой карты: какие-то лицом вверх, какие-то — тёмной рубашкой. Сложив два плюс два, Арлекино всё поняла. На её намерение отругать мальчика пала тень сомнения. С одной стороны, он нарушил правила, установленные Домом очага, и всех нужно судить с одной строгостью, чтоб никто не думал, что кому-то может сходить с рук нарушение правил, а кому-то — нет. С другой же стороны, он пытался подготовиться к завтрашнему дню, ведь он сильно переживает по поводу своего завтрашнего выступления. Лини был… волшебным мальчиком в глазах Отца. Не смотря на всю строгость и тяжесть обстоятельств, в которых он оказался, он оставался для других ярким и весёлым, открываясь при этом по-настоящему лишь доверенном кругу людей. Если Лини не был идеальным, то, по крайней мере, очень успешным послушником Дома очага. Арлекино задумалась и огляделась. Увидев сложенный на диванчике неподалёку тёплый плед, она, недолго думая, тихо взяла его и развернула, накрывая им спину мальчика, который, почувствовав, как тёплое полотно накрыло его спину, тут же слабо потянулся к нему руками, медленно укутываясь. Отец не смогла сдержать довольной ухмылки. Одного она понять не могла, откуда у этих сирот столько харизмы даже в столь… жалком состоянии? Или это она так потеплела душой ко всем этим детям за те долгие годы пребывания на посту Отца? Отец напоследок погладила Лини по голове, едва касаясь его волос. Черты лица Лини разгладились, а на лице появилась тёплая и довольная улыбка, как у сытого кота. Арлекино уже развернулась и собиралась уходить, но Лини вновь что-то промычал себе под нос, заставив ту остановиться на полпути, вслушиваясь в его речь. — Спасибо… — Лини закутался в плед сильнее, всё так же не раскрывая глаз, и Арлекино готова была поклясться, что мальчик всё так же крепко спал. — …мама… Отец встала в ступор на секунду. Её щёки накрыл едва заметный румянец, бывший редким гостем на её бледном лице. Немного глупо усмехнувшись, Отец покачала головой и направилась к выходу из комнаты, однако, дойдя до двери, она обернулась к Лини, смотря в его спокойное и умиротворённое выражение лица. — Спокойной ночи… — прошептала она, закрывая за собой двери.***
Утро было не самым приятным. Лини кое-как открыл глаза, осматриваясь вокруг. Он до сих пор лежал лицом на столе в комнате отдыха, освещаемой через окно слабой утренней зарёй. Голова раскалывалась, будто бы по ней били молотом на протяжении всей ночи, а ноги онемели от сидения в одном и том же положении столь долгое время. Протяжно зевнув, мальчик поднял голову со стола, растирая полусонные глаза руками. Виски беспощадно пульсировали, к одной из горящих щёк прилипла карта. Лини слабым движением руки отцепил карту от своей щеки, кладя её обратно на стол к разлетевшимся картам и громко выдохнул. Он сдался нападкам сна, так и не закончив подготовку к сегодняшнему дню. Тут мальчик вздрогнул, распахивая до этого полуприкрытые сонные глаза. Он же не пришёл на проверку перед сном! Юный фокусник резко встал со стула, и с его плеч упал тёплый плед. Лини встрепенулся — когда он тренировался с картами и внезапно уснул, пледа на нём не было. Неужели Линетт пошла на риск быть наказанной и пришла укрыть своего брата пледом? Это ещё предстояло выяснить. Мальчик взглянул на едва освещаемый солнцем циферблат часов, стоящих в углу комнаты. Двадцать минут до завтрака. Нужно было поспешить, иначе ему влетит вдвойне! Лини быстро собрал разлетевшиеся карты в колоду, убирая её в карман, отряхнул свою помятую одежду, аккуратно сложил плед, кладя его на ближайший диванчик, и поспешил выйти из комнаты отдыха, направляясь в сторону столовой, при этом пытаясь не встретить кого-либо на своём пути. Сейчас встречи с кем бы то ни было могли привести к печальным последствиям, особенно если этот «кто-то» — Отец…***
Лини приоткрыл дверь в столовую, аккуратно заглядывая внутрь. Она чем-то напоминала спальную комнату, только вместо кроватей были столы — два ряда по несколько столов в каждом. Сироты только-только рассаживались по своим местам, немного устало смотря на тарелки, наполненные кашей… опять. Лини выдохнул, он всё же успел вовремя прийти на завтрак. Открыв дверь и тихо прошмыгнув в столовую, парень поспешил к своему месту, пытаясь не привлечь к себе лишнего внимания, но при этом ловя на себе удивлённые взгляды некоторых сирот. Неудивительно — его кровать всю ночь была пуста, к умывальникам с утра он тоже не подходил. Кто-то это да заметил бы. Юный фокусник подошёл к своему месте, садясь на длинную лавочку между Линетт и Фремине. Те взглянули на него: Фремине с явным удивлением и непониманием, а Линетт — с откровенной строгостью. — Не подводил, говоришь? — прошептала Линетт, с укором прищурив свои глаза и взяв ложку в руку. — Я тебя этой ложкой сейчас!.. — Не надо!.. — сонно прошептал Лини, прикрываясь руками. — Я уснул… случайно… Я ничего не мог поделать!.. — Поделать он ничего не мог! — передразнила его Линетт, принимаясь есть кашу. — Он ничего не мог поделать, а почему-то Отец пытала именно меня насчёт того, где ты! — Пытала?! — Я это образно сказала! — шикнула на брата Линетт. — Но мне было очень неприятно! И страшно… Мог бы хотя бы извиниться для приличия! — Прости… и ты даже после такого допроса не побоялась проверить меня и укрыть пледом? Это… смело и мило с твоей стороны, — немного покраснев то ли от стыда, что он подвёл Линетт, то ли от смущения, произнёс Лини. — Проверить тебя? О чём ты? — Р-ребят… — заикаясь, Фремине пару раз дёрнул Лини за рукав трясущейся рукой, смотря им за спины. — Что? — брат с сестрой повернулись к явно напуганному Фремине, которого, по-видимому, окунули лицом в белую краску, настолько он был бледный. — Кхм-кхм… — послышалось за спинами Лини и Линетт, заставив тех сжаться от страха, уставившись в одну точку. Они оба медленно повернулись к источнику звука, успев при этом заметить, что большинство — если не все — сироты в столовой смотрели на них и на того, кто был за их спинами. — Доброе утро, Лини… — лицо Отца не предвещало ничего хорошего: холодный укоризненный взгляд, который будто бы сверлил тебя насквозь, плотно сжатые в суровую и недовольную улыбку губы, — Как спалось? — говорила Отец тихо, что означало, что она была явно зла, но каждое её слово при этом разлеталось гулким эхом по всей столовой. — Х-хорошо, От-тец… — Лини, казалось бы, сжался вдвое, готовый к тому, что земля разверзнется прямо под ним, забирая его с собой прямо в бездонную пропасть. — Чудно, — лицо Отца сохраняло суровое выражение лица, не давая и шанса увидеть хоть каплю сострадания на её лице, — После завтрака зайдёшь ко мне в кабинет. Один, — добавила она, заметив, как юный фокусник взглянул на свою сестру. Ничего не сказав более, Отец поспешила выйти из столовой, дабы не отвлекать остальных послушников Дома очага от трапезы. Лини уставился на свою сестру, а затем повернулся к тарелке с кашей, чувствуя на себе десятки взглядов со стороны других сирот, что заставило его густо покраснеть от стыда. Линетт положила руку ему на плечо, мягко сжимая, будто бы говоря: «Всё будет хорошо». При этом оба из них понимали, что хорошо не будет. Не может быть хорошо.***
Лини на подкошенных ногах подошёл к дверям кабинета Отца и встал. Он чувствовал, как на лбу проступил пот, а щёки горели от стыда и волнения. Мальчик нервно теребил поля цилиндра, который он держал в своих руках. В голове проносилась вереница из разнообразнейших мыслей: «Это точно наказание! Иначе быть не может…», «А может, она просто хочет обсудить детали насчёт праздника?..», «Мне конец…». В любом случае, заставлять Отца ждать было максимально глупой затеей, поэтому, глубоко вздохнув, Лини подошёл поближе к резным двустворчатым дверям из тёмного дерева и постучал в них трясущейся рукой. — Войдите, — послышался строгий голос изнутри, бросив мальчика в холодный пот. Тихо сглотнув, юный фокусник открыл двери и вошёл внутрь, аккуратно закрывая их за собой. Лини стоял в дверях, не смея пойти дальше. Отец сидела за столом в просторном кабинете и просматривала какие-то бумаги. Перед её столом стоял стул, выполненный в таком же стиле, как и стол, а на стенах висели несколько портретов, на которые Лини сейчас не мог да и не хотел обращать внимания. Женщина оторвала взгляд от бумаг, взглянув на него с холодной искрой в её глазах, что заставило и без того напуганного мальчика съёжиться ещё сильней. Отец вальяжным жестом указал на стул, стоящий перед столом. — Присаживайся, — холодным тоном произнесла она, вновь взглянув на бумаги, перебирая их в руках. — Не заставляй меня ждать. Лини послушно подошёл к столу, садясь на предложенный стол и стыдливо понурил голову, готов слушать гневную тираду, которая обязательно окончится наказанием. — Повторю свой утренний вопрос: как спалось? — спросила Отец, хмуро глядя на бумаги. — Отец, я… — попытался оправдаться Лини, но его перебили. — Отвечай. На. Вопрос, — всё с таким же холодным тоном произнесла женщина, барабаня ногтями по столу в раздумьях. — Я… мне хорошо спалось… — покраснел Лини, смотря в пол и теребя полы цилиндра лишь сильней. — Почему же я нашла тебя в комнате отдыха? — Я… я собирался пойти в спальную… — Не ври, — процедила сквозь зубы Отец, недовольно взглянув Лини прямо в глаза. — Ты же знаешь, враньё всегда выходит боком. — Д-да, Отец… — мальчик побледнел, чувствуя, как сердце бешено колотится в его груди. — Я… Я готовился к сегодняшнему вечеру… заучивал номер с картами и… случайно уснул. Женщина покачала головой и, глубоко вздохнув, вновь взглянула на бумаги. Ей не нужен был этот ответ — она и так это знала. Просто хотелось посмотреть, что скажет Лини. — Твоё отношение к Дому очага… похвально, — внезапно сказала она, заставив мальчика удивлённо вскинуть голову и посмотреть прямо на неё, — Ты лучший мой протеже, так как, даже не имея Глаза Бога до определённого момента, ты выполнял поставленные собой и мной задачи чётко и без запинок. Но ты же понимаешь, правила есть правила, все перед ними равны, — женщина убрала бумаги в сторону, сцепив ладони в замок и сурово взглянув на мальчика, отчего тот вновь понурил голову, заливаясь краской, — По всем правилам, я должна прочитать тебе длинную лекцию о повиновении, выпороть розгами и отправить просиживать целый день в одиночную комнату без окон… — с каждым её словом Лини бледнел всё сильней и сильней, а его пальцы задрожали ещё сильней. — Но я не буду этого делать. Лини резко вскинул голову, взглянув на Отца недоуменным взглядом. Его рот раскрылся в непонимающей, но в то же время немного радостной улыбке, пока в глазах блестели едва заметные слёзы. — Н-не будете?! — Не буду. Но и ты не особо радуйся, — пресекла радость Лини на корню Отец, — Тут ты хотел сделать как лучше, пускай решение и не было особо… разумным. Но в следующий раз, если ты нарушишь правила, я твоё наказание удвою! Понятно? — Х-хорошо… — промялил Лини, вновь немного съёжившись. — А сейчас, будь добр, иди и подготовься к вечеру. Никому не показывайся на глаза, пусть все считают, что ты наказан. Свободен! — Отец махнула рукой, вновь взглянув в бумаги. Лини быстро встал со стула и направился к дверям, но остановился на полпути, задумавшись. Пальцы мальчика вцепились в поля цилиндра, взгляд устремился в одну точку. В его голове возникла идея… — Отец, простите меня за дерзость… — Лини повернулся к Отцу лицом, отчего та, только-только вновь взявшая бумаги, изумлённо изогнула бровь, с суровым непониманием взглянув на мальчика. — У меня есть к вам… небольшая просьба… — Просьба? — женщина расплылась в насмешливой улыбке, а через плотно сжатые губы послышался тихий смех. — И вправду, очень дерзко для такого сорванца… — Просто… — пальцы Лини неумолимо теребили поля цилиндра, мальчик очень сильно волновался. Его глаза забегали по комнате, пытаясь сконцентрировать своё внимание хоть на чём-то. По итогу, он просто посмотрел в пол, закрыл глаза и выпалил на одном дыхании: — Я хочу, чтобы вы приняли участие в сегодняшнем праздничном выступлении! В комнате воцарилась гробовая тишина. Лини не открывал глаза — боялся. Это слишком… дерзкая и по-детски наивная просьба, но он находил её необходимой для озвучивания. Послышался тихий скрип половиц — Отец встала с кресла. Скрип приближался, она шла к мальчику. Когда скрип затих совсем рядом с юным фокусником, тот раскрыл глаза и поднял глаза, смотря в лицо Отца, которое было в опасной близости от его лица. По выражению лица женщины трудно было понять, что было у неё на уме: это была смесь напыщенной суровости, искреннего удивления и глубокой задумчивости. Мальчик был готов к тому, что его сотрут в порошок прямо тут, но… Отец тепло ухмыльнулась и, внезапно, положила ладонь на голову Лини, ласково поглаживая его серебристые волосы. Юный фокусник встал в ступор, смотря Отцу прямо в глаза — внезапно тёплые и… не суровые, как раньше. — Хочешь, чтобы я присоединилась к празднованию? Смело… — женщина тихо рассмеялась сквозь плотно сжатые губы. — И что же мне нужно делать? Лини радостно улыбнулся. Он взял Отца за руку, направляя удивлённую женщину за собой в комнату, в которой будет происходит праздник, одновременно с этим рассказывая детали своего плана.***
Праздник начался. После ужина прошёл час, обычно в это время все сироты шли умываться перед сном, но сегодня был иной день. Сегодня был День основания Дня очага! Главный праздник для всех его послушников. Все сидели в ярко освещённой, украшенной лентами и шариками комнате, разговаривали, веселились, играли. Праздник только-только начался, а значит, что всё веселье было только впереди! Хоть праздник только начался, но Лини, Линетт и Фремине уже стояли на сконструированной сцене, проверяли реквизит. — Итак, у нас всё готово? — спросил Лини, взглянув на своих родных. — Да, к нашим фокусам всё готово, — отрапортовала Линетт. — А как «гвоздь программы»? — с ехидной ухмылкой спросил юный фокусник у Фремине. — Механизм готов, но… что в том ящике?.. — непонимающе и тихо спросил брат, смотря на Лини. — Да, ты нам не рассказал о том, что появится в этом ящике! — Линетт немного обидчиво взглянула на своего близнеца. — Там сюрприз! — немного глупо хихикнул Лини, прикрывая рот рукой. — Я уверен, он всем понравится! — Лини… — начала Линетт, но её перебили. — Линетт, я знаю, что я тебя только что подвёл, — мальчик положил руку на плечо своей сестры, мягко сжимая. — И я прошу прощения. Я… ошибся, поверив в свои силы. Но сейчас я прошу тебя поверить мне… — Ладно-ладно! — Линетт громко фыркнула. — Как обычно… Так уж и быть, поверю тебе! — Не беспокойтесь, маэстро Лини вас не подведёт! — мальчик шутливо поклонился, а его сестра так же шутливо закатила глаза.***
Занавес сцены раскрылся, открывая взору усевшихся зрителей юного фокусника. Он с ехидной улыбкой стоял перед ними, готовый начать своё торжественное выступление. — Здравствуйте, мои товарищи! — громко объявил он, кланяясь зрителям. — Мы собрались здесь отпраздновать такой прекрасный праздник — День основания Дома очага! Для каждого из нас это великий день, но прежде, чем сесть за праздничный стол, мы предлагаем вам посмотреть волшебное шоу Лини… — юный фокусник снял с головы цилиндр, показывая его зрителям, — из тульи торчал край цветного платка. Мальчик взялся за него, вытаскивая его из шляпы… но к нему был привязан ещё один платок. Лини с наигранным удивлением принялся вытаскивать всё новые и новые платки под смех сирот, пока в конце вместо платка в шляпе не оказалось большое чёрное полотно, покрытое узорами. Вытащив его, Лини махнул им около себя, на долю секунды закрывая пространство слева от себя от взоров заинтересованных зрителей. — …и Линетт! — мальчик резко убрал полотно, откидывая его в сторону, и поклонился. То же сделала и Линетт, внезапно появившаяся на месте, скрытом полотном пару секунд назад. Удивлённые зрители захлопали данному фокусу, кто-то даже крикнул «Браво!». — Не тратьте свои силы на аплодисменты в начале, друзья мои! — с ехидной усмешкой и настолько же ехидным голосом продолжил Лини, вставая прямо и надевая цилиндр себе на голову. — Главная часть ещё впереди! Под аплодисменты толпы и их восторженные выкрики близнецы начали показывать свои фокусы: вот Линетт, ведя простой диалог с Лини, как ни в чём не бывало достала из картинки, на которой была изображена чашка чая, настоящую чашку, принимаясь попивать её содержимое; вот Лини показал пустой цилиндр толпе, затем надел его на голову Линетт, резко дёрнул его вниз, заставляя свою сестру пропасть с места, на котором она только что стояла, и, разведя руки в стороны, поклонился аплодирующей толпе, в то время как из шляпы выглянул улыбчивый Росселанд; вот Линетт опять появилась на сцене, когда Лини положил свой цилиндр на пол сцены полями вниз, а затем резко поднял, и на месте, где только что был цилиндр, появилась Линетт, после чего близнецы поклонились. Даже треклятый фокус с картами, который заучивал Лини весь вчерашний вечер, прошёл успешно: вот мальчик тасует колоду, плавно заставляя карты лететь из одной ладони в другую, вот веер из карт лёгким движением руки раскрывается в его ладони, вот он её сжимает, после чего резко раскрывает… а в ней пусто! Все зрители аплодировали от восторга, радостно выкрикивая похвалы после каждого нового фокуса. Но настал черёд главного номера… — А сейчас, дорогие друзья, гвоздь программы! — Лини кивнул за кулисы и Линетт с Фремине вытащили на сцену высокий и красиво изрисованный разнообразными узорами ящик. Все зрители удивлённо замолкли, приковав всё своё внимание к этому ящику. — Как вы можете заметить… — начал Лини, открывая дверца ящика. направленные ко зрителям. Внутри было пусто. — Ящик абсолютно пустой! — юный фокусник закрыл дверцы ящика, поворачиваясь к зрителям, — Мои дальнейшие слова могут показаться вам преувеличением, но сейчас перед вам появится важнейший в наших жизнях подарок! — когда Лини закончил фразу, Линетт слегка недоуменно на него взглянула, но, тряхнув головой, вновь повернулась к зрителям с лёгкой улыбкой на лице. — Вы готовы? — Да!!! — прокричали все зрители в унисон, хлопая в ладоши. — Тогда… — Лини убрал одну руку за спину, слегка кланяясь перед зрителями, — Давайте отсчитаем от десяти, дабы магия сработала! Я начну: десять! — юный фокусник зажестикулировал убранной за спину рукой, давай Фремине понять, что нужно активировать механизм. Тот встрепенулся и дёрнул за рычаг, спрятанный за кулисами, чтобы никто из зрителей его не видел. — Девять! — зрители продолжили отсчёт, пока Лини выпрямился, руками призывая людей считать громче. — Давайте, магия вот-вот сработает, ей просто нужно немного времени! — с широкой улыбкой сказал юный фокусник, отходя от ящика, чтобы не загораживать его. — Восемь! — продолжили зрители. — Так держать! — раззадоривал их Лини. — Семь! — Дружнее, громче! — Шесть! Пять! Четыре! — Давайте, ещё чуть-чуть! — Лини взглянул на Линетт и легко, но довольно ухмыльнулся, что даже его сестрица начала тихо отсчитывать до нуля. — Три! Два! Один! — зрители почти окончили отсчёт и откуда-то из-за кулис раздался взрыв хлопушек, заваливающий сцену конфетти, а Лини низко поклонился, сняв свой цилиндр. Двери ящика распахнулись, после чего яркие и восторженные выкрики зрителей стихли, а их лица приняли обеспокоенное выражение. Из ящика, под плавное падение цветастых конфетти, вышла Отец собственной персоной, присущая её фигуре суровость никуда не делась. Она окинула суровым взглядом всех присутствующих, вгоняя зрителей в страх. — Лини, ты!.. — с тихим шипением обратилась к своему брату Линетт. — Чш! — так же тихо, но резко прервал её Лини, так и не выпрямляясь из поклона. — Доверься мне! Посмотрев так в зал ещё на протяжении нескольких секунд, Отец тихо хихикнула с лёгкой усмешкой, а её глаза заблестели тёплым огнём — вся её суровость была наиграна! — Молодец, Лини! — женщина повернулась к юному фокуснику, — Ты сумел сохранить сюрприз втайне, и он произвёл… фурор, — она вновь взглянула в зал и хихикнула, поворачиваясь к сиротам лицом. — Я не пришла судить вас, я пришла… отпраздновать вместе с вами, — Отец улыбнулась. По-настоящему. Улыбнулась. Все сироты замерли в шоке. Они почти или вообще никогда не видели Отца, тепло улыбающуюся по отношению к ним. Чаще они видели лишь холодную суровость и злость. Это и вправду был самый главный подарок в их жизни! Кто-то из сирот аккуратно начал аплодировать. За ним потянулся второй, третий. И вскоре уже все сироты аплодировали и радостно выкрикивали похвалы. Лини повернулся к Линетт со взглядом, который так и кричал: «Я же говорил!» — а потом и вовсе кивнул головой, призывая подойти к Отцу. Линетт сначала забоялась, но решила довериться брату. Близнецы встали по бокам от Отца, взяв её за руки и дружно поклонившись перед взорвавшейся аплодисментами толпой зрителей. Выпрямившись, Лини, довольный собой и сияющий, взглянул на Отца: — Я же говорил, их это обрадует! — улыбнулся он. — Верно, Лини. Ты всегда знаешь, как произвести на публику впечатление! — Арлекино с тёплой улыбкой потрепала Лини по макушке. — Я могу задать… один вопрос? — Конечно, — ответила Отец, с тихим хихиканьем смотря, как сироты после окончания представления поспешили за праздничный стол. — Это же… вы меня укрыли пледом сегодня ночью, да? — Лини слегка стеснялся это спрашивать, его щёки слегка покраснели, а в глазах читалось явное смущение. — Я… как бы сказать… — Арлекино слегка опешила, на её щеках так же появился яркий румянец. Она этого не видела, но Линетт, стоящая с другого бока от неё, в неописуемом шоке смотрела на них обоих, пытаясь понять, видит она сон или просто прошлой ночью её всё-таки убила Отец и девушка попала в рай. Лини долго не церемонился. Он повернулся к Отцу и обнял её. Крепко, уткнувшись носом ей в плечо. Бледное лицо Арлекино стало асболютно красным от смущения, и она, помявшись несколько секунд, обняла Лини в ответ, нежно обхватив руками его спину. — Спасибо… — прошептал Лини, слегка отодвигаясь, — Я… ценю вашу заботу. Пускай вы часто бываете строги и холодны с нами, но… я знаю, что вы нас любите, и я это ценю. Мы… мы все это ценим… — мальчик окинул взглядом сирот, дружно усаживающихся за столом, — Вы подарили этим детям то, чего они могли никогда больше в жизни не испытать. Вы подарили им счастье иметь заботливую маму… — глаза юного фокусника наполнились слезами, и он взглянул в лицо Отца и слегка обомлел. Арлекино улыбалась. Так тепло и искренне, как может улыбаться только мать, радостная за своё дитя. Её глаза, в которых виднелась далёкая тень накопившихся слёз, блестели от радости и… гордости. Теперь уже Отец подошла к Лини, крепко, но нежно обнимая его, обхватывая руками его так, будто его вот-вот собирались у неё забрать. Затем она повернулась и рукой подозвала к себе Линетт и Фремине. Те, стоявшие до этого как вкопанные от шока, медленно подошли к Арлекино, которая тут же крепко обняла и их. Никто не сказал и слова. Они стояли в молчаливых объятьях долгое время, трудно сказать, сколько именно. Создавалось ощущение, что этот момент длился вечно. По крайней мере, им всем хотелось, чтобы этот момент длился вечно. На глазах детей наворачивались предательские слёзы. В этот день они почувствовали то, чего давно не чувствовали и по чему они так сильно соскучились, — настоящую, тёплую и неизменную материнскую любовь. Даже у Арлекино, которая уже не могла сдерживать свои эмоции, по щеке пробежала единственная блестящая в свете луны, просачивающимся сквозь окна, слеза… В тот день каждый ребёнок на празднике получил свой кусочек торта из рук Отца. Этот день был одним из самых лучших дней в жизнях этих детей. Впервые за долгое время они почувствовали, что они не одни, что у них есть, на кого можно положиться, кто сможет о них позаботиться и кто их защитит в случае опасности. Бесспорно, шоу Лини произвело неизгладимое впечатление на всех присутствующих. Сироты увидели Отца такой, какой они не могли представить себе и в самых прекрасных и ярких сновидениях, а Арлекино… она наконец смогла снять с себя маску рабочей рутины и наконец растопила своё ледяное сердце в атмосфере тёплой и беспристрастной семейной любви!