Честь и похоть

Мужской клуб, Лондон, 1937 — Лорд Уоррингтон, сегодня ведь ровно 25 лет прошло с крушения "Титаника". Четверть века. Вы говорили, что у вас есть одна совершенно потрясающая история на этот счёт. Когда, как ни сегодня рассказать об этом. — Да, пожалуй, — с кашляющим смешком ответил лорд Уоррингтон. — Быть может, до следующей годовщины я уже и не доживу. Как никак, 79 лет — это возраст. После этого я услышал одну из самых жутковатых историй, рассказанных здесь, в клубе для богатых мужеложцев. Лорд Уоррингтон, откинувшись в кресле, закурил сигару и начал свой рассказ: «Море было удивительно спокойным все пять дней нашего путешествия. Я пересекал Атлантику порядка 30 раз, но никогда не видел такого, ни до, ни после. Как говорят, на "Титанике" было всё, что душе угодно. Но разве бассейном и полем для гольфа можно удивить человека нашего круга? Я заскучал довольно быстро и к вечеру первого же дня принялся бесцельно шататься по кораблю. За дверьми радиорубки я услышал смех и остановился. Смеялись двое молодых мужчин. Я припомнил, что нам обещали двух радистов и возможность круглосуточной отправки личных телеграмм с "Титаника". Но эти двое, похоже, неплохо проводили там время. — Твои пальцы слишком напряжены, расслабь их немного. Расслабься, ну же… Нежнее, ещё нежнее. Давай я положу свою руку сверху. С такими напряжёнными пальцами ты устанешь быстрее, и твоя скорость снизится. Тут, смотри, не успели отплыть, а уже три дюжины телеграмм принесли. — Вот так? — Молодец, ты быстро учишься. Да какой там секрет… Какая скорость… Всё дело в расслабленных пальцах! — слова то и дело прерывались смехом. — А сколько у тебя? Ответ второго (как я потом узнал, его звали Гарольд Брайд, и он был младшим радистом, похоже, весьма неплохим для своих 22 лет) я не расслышал, потому что оба они снова рассмеялась. — Лорд Астор уже третий раз это отправляет, я не могу! Вот некуда девать деньги. Ладно, не скучай тут, а я пойду за чаем. Тебе что принести? — Да нет, я… — О, Гарольд, перестань! Не надо стесняться, ближайшую неделю мы будем даже спать в одной комнате. У нас одна каюта на двоих, ты вообще туда заходил? Так что я к твоим услугам. — Спасибо, тогда мне чай с лимоном. Я буду очень рад с тобой работать. — Я тоже. — Ну и спать в одной каюте, конечно. Тут радиорубка буквально затряслась от их звонкого, молодого смеха. Между ними явно чувствовалось притяжение. Я был готов поспорить, что менее опытный будет снизу. С этой мыслью я постучал в рубку и открыл дверь, чуть не столкнувшись с тем, который собирался за чаем. Как я позже выяснил, старшему радисту Джону Филлипсу было 25. Совсем ещё не возраст, конечно, но было понятно, что для младшего он станет авторитетом. Разница в 3 года в молодости кажется иногда такой существенной. — Простите, сэр, — Джон почтительно склонил голову. — Хотели отправить телеграмму? — Да, — я на ходу выдумал какую-то глупость про забытые часы и написал ее на протянутом мне Гарольдом бланке, попутно разглядывая их обоих. Гарольд был симпатичным молодым человеком, в том очаровательном возрасте, когда юноша уже давным-давно не ребенок, но черты лица его ещё слишком острые, чтобы их с уверенностью можно было назвать мужскими. Ни чрезмерная худоба, ни чуть оттопыренные уши его нисколько не портили. Было видно, что он не по годам образован и начитан, что некоторые юные леди охарактеризовали бы как занудство. Но мне всегда нравились образованные люди. В них есть та особая гордость, которую так приятно сломить. Щеки Гарольда зарделись — он был явно не готов работать под пристальным взглядом пассажира первого класса. Я положил на стол заполненный бланк и три фунта, сказав, что сдачи не надо. Гарольд покраснел ещё сильнее. Ещё бы, думаю, это его жалование за пару недель. Он смущённо пролепетал: — Сэр, но это совсем ни к чему, телеграмма стоит всего лишь… Я перебил его, сказав, что его без устали работающая правая рука достойна большего. Окончательно смутившись, Гарольд замолчал и опустил голову. Я направился к двери и перевел взгляд на Джона. Телосложение его было крепче, а черты лица крупнее и мягче, чем у Гарольда. И задница, что надо. И в линии его подбородка читалось нечто вызывающе упрямое. Он вновь склонил голову: — Премного благодарны, сэр. Но вам лучше в следующий раз взять бланк у дежурного стюарда и передать свою телеграмму через него. — Но мне это в радость. У вас здесь установлено первоклассное оборудование. Мне так интересно! — Но все же я очень прошу, не отвлекайте нас, сэр. Я прошу прощения, но вообще-то вход пассажиров в радиорубку не предусмотрен. — Неужели даже для меня нельзя сделать исключение? — я приподнял брови и улыбнулся ему. Джон поджал губы. От этого линия его подбородка стала ещё жёстче. Упрямый мальчик, я недооценил его сначала. Подумал, что совсем юный Гарольд будет интереснее. Нет, тот был слишком хороший мальчик… Ну, вы знаете, у каждого из нас хватает таких банальных историй. А вот этот непокорный взгляд Джона обещал сделать мое путешествие чуть интереснее. — Конечно, сэр, — ответил он с несколько большим нажимом на последнее слово, чем следовало. — Но все же прошу вас в следующий раз хотя бы заполнить бланк у себя в каюте или в салоне первого класса, там вам будет куда удобнее. Хорошего вам вечера, сэр. Я вышел из рубки, ухмыляясь, уверенный, что они переспят если не сегодня, то завтра. У меня, конечно, было большое желание отшпилить их обоих прямо в радиорубке. Но я решил не спешить. И моё терпение позже дало плоды. Той ночью я мастурбировал, представляя, как Гарольд расстается с девственностью под аккомпанемент сигналов в отброшенных наушниках. Интересно, сколько слов в минуту он смог бы отправить при условии, что Джон растягивал бы его задницу? Мысль о трахающихся за работой радистах заводила меня безумно, признаться, заводит и сейчас. А потом я подумал, что неплохо было бы опробовать и Джона, сколько слов он сможет отправить, пока я буду его трахать, ха-ха. В ту ночь я заснул лишь под утро и проспал почти весь день. Вечером я снова заглянул в радиорубку, на всякий случай предварительно написав очередное бессмысленное послание на бланке, как и просил меня Джон. В радиорубке я обнаружил Гарольда, и он, получив щедрые чаевые, сначала вновь смутился, но потом любезно ответил на мои вопросы. Я спросил его о Джоне. Гарольд с восхищением сказал, что мистер Филипс отправляет 39 слов в минуту, и он счастлив учиться у такого опытного коллеги. Ну да, я бы с удовольствием посмотрел, чему ещё мистер Филлипс его учит, пока они вдвоем… Так же Гарольд сообщил мне, что они разделили дежурства: каждый из них дежурит по шесть часов два раза в сутки. Ну что ж, теперь я знал, что четыре раза в сутки как минимум я смогу застать их здесь вдвоём. В последующие дни я внимательно наблюдал за радистами. Все было так, как и рассказал мне Гарольд. За пределами рубки я никогда не видел их вместе. То ли они действительно так ответственно относились к работе, не желая оставлять свой пост ни на минуту. То ли просто желали уединяться от посторонних глаз. Я с трудом сдерживал себя, чтобы прямо тогда не затащить их в свою каюту. Но я решил дать время этой истории развиться своим путём. А она развивалась, вне всякого сомнения, ведь, когда они меняли друг друга, то оставались в рубке вдвоем обычно не меньше часа. Я зашёл к ним на третий день нашего плавания с телеграммами о прекрасной погоде для всех моих родных. Джон стоял у Гарольда за спиной и с нежностью, подобной той, с которой мать смотрит на своё дитя, наблюдал, как тот работает. Отходя от стола, я как бы невзначай провел рукой по заднице Джона. Он вздрогнул и нахмурился. Но я бросил на него самый невинный и учтивый взгляд, на который только был способен. И тогда он пробормотал: — Прошу прощения, сэр. Так то лучше, подумал я. Этот парень определенно так просто не сдастся. Но тем интереснее для меня. На следующий день я перешёл в наступление. Я был уже в курсе распорядка дня радистов и поэтому прогуливался по верхней палубе как раз в то время, когда Джон курил там после обеда (Гарольд в это время подменял его радиорубке). — Чудесная погода, — я облокотился на перила рядом с ним, — не правда ли, мистер Филлипс? Вот бы и на берегу все дни были такими погожими. — Точно подмечено, сэр. Чем я могу быть вам полезен? — Ну, что же вы все о пользе. Пора подумать и об удовольствии. Приходите сегодня вечером с мистером Брайдом ко мне в каюту. Расскажете мне, как именно работают эти новейшие телеграфы. Я всё хочу о них знать, такое чудо техники! У меня есть бутылка прекрасного вина. — К сожалению, сэр, это не возможно, мы ведь на службе, — он покачал головой. — Обещаю, к вам не будет вопросов. Капитан мой старый приятель. И я, разумеется, заплачу. — Прошу прощения, сэр? — брови его поползли вверх. — Ну бросьте, мистер Филлипс, я же вижу, что происходит между вами и мистером Брайдом. Это совершенно естественно, вы оба так молоды, так хороши собой. И так получилось, что я был бы не против на это посмотреть. — Вы шутите надо мной, сэр. Или это шутник Гарольд шутит надо мной, — пробормотал он и покосился в сторону радиорубки. — Нет, я вовсе не шучу. А что касается Гарольда… — я подумал, что второй может и подождать. Сначала опробую одного. — Если вы хотите обладать им единолично, я вас вполне понимаю, он очарователен… Тогда мы можем выпить с вами только вдвоём. — Я не пью на службе, сэр, — он бросил окурок за борт. — И мне пора возвращаться в радиорубку. — Да брось, Джон, ты ведь таких денег, наверное, и в руках не держал. Я дам тебе 200 фунтов, 300… Или сколько ты хочешь? Называй свою цену, не стесняйся, ну же! — Вы ошиблись, сэр. Специалисты компании Маркони не оказывают подобных услуг. — Ты знаешь, что я могу купить и этот чёртов Титаник, и всю вашу компанию Маркони? — я начинал терять терпение. — Может быть, вы и можете купить компанию Маркони, сэр. Но вы ни при каких условиях не можете купить меня, — отчеканил он, резко повернулся и ушел в радиорубку. Признаться, я был немало удивлен. Большинство ломается уже на 200 фунтах. Вы, наверное, спросите меня, почему я так много времени потратил на этих радистов? Когда было бы куда проще найти пару сговорчивых матросов или кочегаров, или пассажиров третьего класса. Дело в том, что меня всегда забавляла эта уверенность образованных людей, будто научившись управляться с некой диковинной техникой они смогут не только зарабатывать, просто сидя на стуле, но и возвыситься, воспарить над бренной действительностью. Им кажется, что они чем-то лучше других. Что, будучи сами выходцами из небогатых семей, они как будто выбились в люди. И богатые будут относиться к ним, как к равным. Как наивно, ха-ха. Мне очень хотелось посмотреть, как эта уверенность разлетится в дребезги. И от неё не останется ни-че-го. Я знал, что эти радисты никуда от меня не денутся. Да и куда они могли деться с трансатлантического лайнера, не за борт же выпрыгнуть, ха-ха! Остаток дня я думал, как лучше разыграть данную мне судьбой карту. Следующим вечером все пассажиры первого класса собрались на аперитив в ожидании пасхального ужина. Выпив немного вместе со всеми, я направился в радиорубку. Я вошёл без стука и поэтому первое время оставался незамеченным. — Отлично, наконец, наконец-то мы его починили! — Гарольд хлопнул Джона по плечу. — Фух, — Джон снял наушники и отодвинулся от стола вместе со стулом. Завидев меня, он нахмурился и поспешно встал, отстраняя Гарольда к стене: — Вновь пришли отправить телеграмму, сэр? Мы как раз починили радиопередатчик. — Ну можно сказать и так, — я улыбнулся, разглядывая его с ног до головы. Мой план уже созрел. Джон стоял между мной и Гарольдом, поджав губы, словно обдумывая что-то. — Иди спать, иди! — он вдруг схватил Гарольда за локоть и подтолкнул его к двери. – Ты устал, мы так долго чинили всё это! — Но моя смена… Ещё почти час… Ты тоже устал! — ничего не понимавший Гарольд сопротивлялся. Я с ухмылкой наблюдал за их препираниями. Наконец Джон вытащил Гарольда в коридор и буквально затолкал его в каюту: — Я здесь старший, значит мне и решать! Закрой рот и закрой дверь с той стороны! — Как это мило, Джон, вы так бережете своего прелестного друга, — я не смог скрыть торжествующей улыбки. — Что вам угодно? — в голосе его не было прежней учтивости. — Ты знаешь. Я обычно два раза не предлагаю, но для тебя, так уж и быть, сделаю исключение. Пришел предложить тебе 300 фунтов за услугу, более приятную, чем отправка телеграммы. — Я вынужден просить вас покинуть радиорубку, сэр. — А то что? — я прижал его к стене и впился губами в его шею. Джон явно не ожидал от меня такой прыти. — Я закричу, — сдавленно ответил он. Эх, как же приятно иметь дело с благородными людьми! Ха-ха, жаль, что их становится всё меньше и меньше. Он, как я и предполагал, попался в ловушку собственного благородства. — Кричи. Твой друг Гарольд, который сейчас закрылся в каюте по твоему настоянию, наверняка бросится тебе на помощь. А больше тебя никто не услышит, на палубе слишком шумно, да и пассажиры сейчас в ресторане. И тогда я сперва развлекусь с Гарольдом. А тебя оставлю, так сказать, на десерт. Он замолчал, впервые не находя, что ответить. — Что же ты не кричишь, Джонни? Боишься, что я чересчур растяну попку твоего друга? Он с ненавистью смотрел на меня. Какой взгляд у него был, Боже, какой взгляд! Какая непокорность! — Ну что, хочешь, чтобы я взял тебя прямо здесь? Или все-таки пойдем в мою каюту? А то здесь тонкие стены, Гарольд может что-то услышать и все же выйти. И попасть прямо в мои объятия. — Я сообщу капитану, — наконец сказал Джон. — Не сообщишь. Во-первых, я скажу, что ты занимаешься проституцией. Ну и заодно расскажу, чем вы тут занимались, что даже сломали телеграф. И как ты думаешь, кому поверят, какому-то радисту или лорду? А во-вторых, не забывай, что Гарольд наивнее тебя. И тогда то уж я точно до него доберусь, подобная выходка тебе так просто с рук не сойдёт. Ты научил его расслаблять пальчики, а попку расслаблять научил? Джон в очередной раз удивил меня, влепив мне пощечину: — Вы знаете, что это грязная ложь! — Ого, какой ты горячий! — потирая щеку, я не скрывал своего восхищения. — Как арабский жеребец. Ну ничего, прощу тебе на первый раз. Пойдём. Только без глупостей, — я толкнул его к двери. В молчании мы спустились к каютам первого класса, не встретив по пути ни души — все были на пасхальном ужине. Джон шёл медленно, но сбежать не пытался, видимо, смирившись со своей участью. Мы вошли в каюту, я сжал его плечо, подталкивая к спальне. Джон огляделся и встал, сложив руки на груди. От предложенного мной вина он отказался. Тогда я, выпив немного, сорвал с него одежду и повалил на кровать. Он не сопротивлялся, не стонал от боли, просто безучастно лежал, уткнувшись лицом в подушку. Мне было бы приятнее, конечно, если бы он был хоть немного возбуждён. Но я знал, что ни при каких обстоятельствах не смог бы ему понравиться — я никогда не был обладателем привлекательной наружности, да и уже тогда я годился Джону в отцы. Тем более, если он действительно трахал этого симпатягу Гарольда, то слишком уж не в мою пользу было сравнение. Но, как это часто бывает, жизнь полна несправедливостей. Побеждает не самый молодой, не самый красивый и даже не самый богатый. А самый хитрый и циничный, ха-ха. Тем не менее, я получил достаточно удовольствия и, хлопнув его напоследок по заднице, в изнеможении растянулся на кровати. Я думал, что в глазах его будут слёзы, но нет. Глаза и щеки его были абсолютно сухими, лишь на губе, которую он, видимо, чересчур закусил, виднелась кровь. Джон соскользнул с кровати. — Налей мне воды, — бросил я ему. — Я вам не стюард, сэр, — он медленно одевался. — Ну да. На, — я потянулся к своему отброшенному фраку, достал оттуда бумажник и швырнул Джону 300 фунтов, — возьми, заслужил. — Мне не нужны ваши деньги, — он застегнул жилетку и вышел из каюты. Когда он ушел, я лежал на кровати, представляя себе, как его будет жалеть и ласкать Гарольд. Сначала я даже думал вернуться позже в радиорубку, чтобы на это посмотреть, но сон сморил меня. В полудрёме я обдумывал, как можно будет развлечься с ними завтра. Но через несколько часов меня разбудил камердинер — "Титаник" тонул. Я спасся, но моим фантазиям с двумя радистами не суждено было осуществиться». С минуту все молчали, а потом кто-то спросил: — Лорд Уоррингтон, а Джон выжил? — Никогда этим не интересовался, — он приподнял брови и потянулся за новой сигарой.