Охота Мракса

      Казалось, всё в Хогвартсе сплотилось против уныния Морри. Взять ту же весну: стоило грозовым дням покинуть шотландское нагорье, как в него спустился запоздалый сезон цветения плодовых деревьев. Доселе скромные бутоны яростно наливались и разрывались лепестками изнутри, горделиво являя нежные цветы.       Были такие породы, которые в пышном цветении покрывались соцветиями столь обильно, что распускающаяся листва почти не видна. На других же, абрикосах и персиках, скромные, но не менее красивые цветки опережали появление листьев, оттого на фоне тёмной, голой коры они выглядели особенно выразительно.       Цветение продолжается около десяти дней, и не удивительно, что Оминис впервые в своей жизни прогуливал занятия, стремясь запечатлеть самые зрелищные моменты весны.       «Вот и хорошо», — искренне поощряла его Морри, подглядывая за ним через окно класса. Хоть она и была равнодушна к нежной и хрупкой красоте природы, всё равно разделяла переживания и открытия Оминиса. Ей нравилось, что он с каждым днём становился увереннее в себе, перестал горбиться. Что он исследовал новые маршруты, доселе недоступные ему из-за слепоты. Постоянно подмечал и открывал для себя что-то новое. В моменты нескрываемого восхищения Оминиса обыденным для неё вещам в животе Морри завязывался узел окрылённых, щекочущих чувств. Ей тайно хотелось целовать его улыбку.       И больше всего она грелась от мысли, что Мракс по-прежнему приветствовал её подле себя, даже начав новую страницу своей жизни. С обретением зрения у Оминиса ничуть не поубавилось требований — наоборот, они стали более завышенными. Глаза лишь открыли ему больше возможностей, как раскритиковать весь мир вокруг. Все полагали, что с прозрением преобразится и его характер — напрасно. И если раньше их унижал ворчливый слепец, то теперь Оминис глумился с хамоватой улыбкой и надменным взглядом прямо в глаза — что ощущалось ещё нетерпимее.       Порой, после отбоя, Морриган заставала его в ожидании Фантома. Одного, у окон, с повязкой на глазах. И стоял он шикарно: прирасставив ноги, руки согнуты за спиной, будто в позиции готовности. Прямая осанка говорила о его уверенности, из-за чего он кажется выше и величественнее — о-очень высоким для низкой Морри. Девушка жадно впитывала его образ издалека, искусывая сухие губы и заламывая несчастные пальцы. Искушение поддаться приглашению Знамения было велико, но нет: слизеринка оставалась таиться на ступенях к женским спальням — как тогда, в первые осторожные слежки за ним февраля — любуясь и борясь с раздирающим изнутри желанием. Порой сколько ни старайся, воспоминания не вычеркнуть.       Когда же Морриган не выдерживала и составляла ему ночную компанию, она делала это не как Фантом, а как Крауч, оповещая о себе и здороваясь издалека. В первый вечер она опасалась, что Оминис деликатно намекнёт ей, что ждёт другую, и попросит удалиться, но нет — он на удивление быстро отбрасывал изначальную затею, воспревал духом и предлагал интересное занятие. Со временем Мракс и вовсе перестал носить повязку и приглашающе подставляться Фантому, вместо этого он ждал Морриган за подготовленным столом с увеселительной книгой или игрой.       Девушка почти смирилась с их расставанием и с благодарностью влилась в приятельские отношения. И всё же каждый раз, когда они встречались, Морри требовалась пара моментов пропустить через себя тоску по их прошлому, прежде чем включиться в режим хорошей знакомой и общаться с ним как с другом по факультету, а не как с бывшим любовником. Когда же на Морри накатывал эпизод депрессии и ей требовалась тишина, Оминис без слов утешающе клал покрывало на её плечи, а сам оставался неподалёку — а это, несомненно, было ценнее для её состояния, нежели чем бесполезная эротика.       Морриган крепла с попеременным успехом, она собирала свои крылья медленно но верно. Тем временем она обращала внимание и на чужие способы преодоления сложности: если присмотреться, то многие в замке переживали и справлялись с жизненными затруднениями. Будь то неугомонный Гаррет с очередной серьёзной травмой из-за серии неудачных экспериментов, заклёванный заика-когтевранец Данкан, из разу в раз безуспешно доказывающий свою храбрость, или Зенобия, неустанно собирающая отнятые задирами плюй-камни. Смотря за маленькой борьбой каждого из них, Крауч не особо хотелось оставаться побитой собакой.       Окончательно Морриган положила конец своему «больничному», стоило «Ежедневному Пророку» осветить чудеса уличного иллюзиониста Гарри Гудини и его номера по самоосвобождению от наручников и из резервуаров с водой.       — Да какого хрена! — рявкнула она на виду у всех. В тот же момент ни в чём неповинная газета оказалась вышвырнутой в распахнутое окно. — Если какой-то низкий магл без грамма волшебства смог освободиться от цепей, скованный по рукам и ногам, то чем я, Мордред побери, хуже? А?       Ожидаемо, окружавшие её ученики поспешили ретироваться, не желая иметь ничего общего со странной девочкой на нервах. В тот же день Морри попросила профессора ЗОТИ об индивидуальном занятии, и та согласилась.       — Похвально, мисс Крауч, похвально, — прокомментировала её способности Дина Гекат, когда ей наконец-то удалось одолеть боггарта.       Ну как, одолеть… Неоформленный кошмар попросту сбивался с толку от безразличия Морриган. Не имея возможности подпитаться страхом, боггарт так и не сумел принять обличие и поражённо вернулся в свой шкаф, чем неимоверно повеселил пожилую с виду преподавательницу. Слизеринка же, наоборот, отказывалась отпускать его без честного сражения.       — Вылезай! Ау-у! — схватилась Крауч за ручку дверцы, безуспешно пытаясь выманить его обратно. — А ну, кому говорят! — Пыхтя, Крауч раздосадовано пнула ножку боггартового укрытия, а после зачесала пятернёй выбившиеся от стараний пряди волос. — Только попадись мне на глаза!       — Прошу, нет нужды ломать мебель. Присядьте со мной, — преспокойно позвала её Гекат, похлопав по месту скамейки рядом с собой. Морриган бросила последний многообещающий взгляд трусливому существу, прежде чем приняла приглашение профессора. — Обычно я требую от своих учеников совершенства. Каждый способен достичь его при должном старании, и, судя по вашим успехам, вы к нему близки. Любой другой квалифицированный волшебник поздравил бы вас, мисс Крауч, завидев, с какой лёгкостью вы щёлкаете все проверки Защиты от тёмных искусств. Я же не спешу. Видите ли, у вас больше нет боггарта. В каком-то смысле это успех: не многим удавалось взять свои страхи под столь сильный контроль — особенно учитывая, с чего мы начинали пару месяцев назад. — Морри приняла похвалу сухим кивком. — Но у этого явления есть и обратная сторона: как правило, подобное состояние постигают те, кто обрёл безразличие к своей жизни. Я повторюсь, мисс Крауч: вы лишились боггарта. И мне жаль, потому что вместе с этим вам никогда не отзовётся патронус.       «Счастья… Она имеет в виду, что я никогда не обрету настоящее счастье», — пришло ей осознание до жжения глаз.       Профессор Гекат мягко переложила ладонь Морри в свою, желая утешить. Девушка удивилась подобной поддержке, даже вздрогнула, совершенно не привыкшая к тактильным контактам, тем более к жестам сочувствия. Она просто не знала, как их принимать, как им отвечать.        — Не сдерживайте слёзы. Подавленные внутри нас, они становятся ядом, что травит сердце.       «Плакать, но почему?» — Слабость не придаст ей сил. Стоило ей подумать об этом, как Морриган с удивлением почувствовала пару стекающих мокрых дорожек под носом. Отвернувшись, она поспешила утереть их свободной ладонью.       Из спёртого горла вырвался всхлип. А затем ещё один. И ещё.       — Плачьте-плачьте, дорогая мисс Крауч, — успокаивающе водила Дина по спине ученицы, искренне желая прогнать её горечь. — И, прошу, возвращайтесь в мир живых. Ему нужны сильные духом ведьмы.       — Я не смогу… не смогу такой стать… — судорожно призналась Морриган сквозь вымученные стоны, что выходили из неё вместе с застоявшимся ядом слёз. — Он не допустит.       Она даже не сказала «я боюсь, что», а сразу озвучила невозможность, будто она неотвратима.       — В таком случае ваша задача не допустить, чтобы кто-то встал между вами и вашими стремлениями, Морриган. Чему научу вас я, Дина Гекат, которая сразилась с самим Временем.       Ходили слухи, что профессору на самом деле сорок лет, но она получила травму во времена карьеры невыразимца в Отделе Времени, которое разгневалось и наказало её, состарив вдвое. Вспомнив об этом, Морриган едва разглядела сквозь пелену слёз размытый образ не пожилой волшебницы, а сильной духом женщины.       Рыдания моментально стихли. Крауч вытерла лицо. Кто она, чтобы изнывать перед ведьмой, которая сразилась с неуправляемым Временем и выжила? Подростковые проблемы Морри блекли по сравнению с тем, что пережила Дина Гекат, потерявшая часть своей жизни.       — Ну вот, мисс Крауч, берите постепенно себя в ручки. И помните: вы сами решаете, кем вам быть.        — Да. — Морри заключительно провела руками по лицу, отгоняя уныние. Она мотнула головой, хлопнула по щекам, энергично встала и повела сначала одним плечом, затем другим и повторила уже более уверенно: — Да, вы правы.        — Ну вот, другое дело. Теперь я почти убеждена дать вам свою рекомендацию. Как насчёт попробовать повторно предстать перед боггартом, м?       Прочистив горло от остаточного першения грусти, Морри согласилась и вернулась наизготовку. Поначалу существо лишь частично показалось из своего убежища, неуверенно заглядывая в потайные страхи той, что осмелилась его вызвать. Спустя полминуты оценки тёмная масса встрепенулась, будто обрадовалась… и преобразовалась!       Что ж, с этим страхом Морриган могла справиться.        — Ридикулус!

***

      Оминис всерьёз начал подумывать о переезде из Хогвартса в палатку, созерцая отражения насыщенно-апельсиновых и малиновых облаков заката в водах Чёрного Озера. Волшебник закрыл пересохшие глаза, на изнанке измученных век заплясалии противные мушки.       С недавних пор его не загнать в замок — не тогда, когда жизнь извне менялась с каждым часом. Как жаль, что день подходил к концу, и его зрение расплывалось за отсутствием освещения.       Глубоко вздохнув, Оминис поморщил нос ощутимому запаху горького эфира, — ранее они с Себастьяном играли на палках — палках! — и вывозились в траве и смолянистой шелухе тополя. Ба! Сколько бы «круциатусов» прилетело ему от Мраксов, угляди они, до какой возни скатился член их рода. Но ему на деле было всё равно — радость наверстать упущенное детство превышала любую дисциплину.       Сейчас же Оминис стоял возле садов Чесноук, проверяя на болезни одно из нераспустившихся деревьев.       — Что же с тобой не так, — приговаривал он, водя ладонями по коре. — Откройся мне.       Травология не числилась в списке его сильных сторон, да и язык змей не особо-то способствовал поиску ответу на вопрос. Поэтому, удручённо прислонившись спиной к стволу, он принялся наблюдать за происходящим вокруг среди голубой темноты и теней. За загорающимися огнями в окнах замка, за свистящими птицами, которые снова и снова сцеплялись и разлетались в ещё неизвестном ему ритуальном танце. За всем, чем угодно, главное — наблюдать.       И тут же его вниманием завладела показавшаяся мышка Крауч, возвращающаяся в Хогвартс. Оминис всегда оживлялся, стоило ему заприметить ирландскую тёмную бронзу волос.       — Морриган! — столь раскатисто прикрикнул он, что она аж подпрыгнула. Ничего не мог с собой поделать, — настолько ему нравилось мучить её. Славно, теперь она не сможет сделать вид, будто не услышала его. — Морриган, подойди сюда!       Оминис запоздало сообразил, что, поспешив, он совершенно забыл про растрёпанный внешний вид. Перчатки на нём? Да, хотя бы эту базу приличия он соблюл. О шляпе можно не волноваться. Мерлин, да он весь в грязи!       — Тергео — Тергео — Тергео! — шипяще затараторил он чистящее заклинание как скороговорку, пока язык не сплёлся в узел.       «Гриндилоу! Перчатки так и не оттёрлись!» — Оминис спрятал руки за спину, якобы для осанки, после чего принял невозмутимый вид. Крауч же тем временем ковыляла к нему, комично едва перебирала ногами в обилии юбок до травы. Сколько на ней слоёв одежды? Мракс хмыкнул, и глумливая улыбка не сходила с его лица до самого прихода девушки.       — Уверен, что не ошибся именем? — язвительно уточнила она, запыхавшись. — Подле меня шла Абернети.       — Уверен. С чего бы мне понадобилась она?       — Вас часто замечали вместе. О вытекающих разговорах догадаешься сам.       Ну конечно, слухами земля полнится. И дня не проходило, чтобы обитатели Хогвартса не молотили о нём языком.       — Вероятно, источники этих новостей были слишком недалёкими, чтобы учесть, что я никогда не бывал в Америке. У кого лучше расспросить о стране, которую предстоит посетить впервые, если не у её жителя? — Морриган выслушала его аргументацию с таким лицом, якобы пояснение её не интересовало. В то время бутоны на ветках дерева позади неё, с которым он мучился ранее, приоткрылись. Любопытно. — Я, в свою очередь, полагал, что ведьма проклятий Крауч обитает исключительно в донжонах, а ты, оказывается, всё же выбираешься и на улицу.       Его шпилька ни разу не задела Морриган. Наоборот, та приосанилась, приняв умный и крайне важный вид.       — Профессор Ховин наконец-то оттаяла. Взяла в полёт в горы, где показала гнездование оккамий и провела практический урок, как оградить их от браконьеров. — В её выдержанную речь постепенно пробирался восторг.       Не выдержав, девушка пустилась в увлекательный рассказ о том, как на её глазах летающие змеи перевоплощались в разные размеры под стать настроению! До таких, что порой они напоминали китайских драконов. Пока Морри заливалась историей, Оминис подметил краем глаза инициалы её нашейного банта «М О». В голове кратко вспыхнул вопрос, с чего она пометила дорогую вещь первыми двумя буквами имени, вместо положенных имени-фамилии? Но юноша не хотел упустить детали её повествования, поэтому отбросил мысль-паразит и вслушался.       Резюмируя, проведя день подле оккамия, Морри по-настоящему воодушевилась: как оказалось, и рождённый ползать может полететь. Её речь пылала таким жаром, что даже Мракс загорелся этими существами.       Да, змееусту захотелось увидеть небывалых полузмей-полуптиц воочию. Несомненно, он попробует с ними пообщаться. Конечно, он присоединится к Морриган, когда она полетит проведать их в следующий раз.       Вот только Оминис заметил, к своему недовольствию, что Крауч непроизвольно сжималась и отступала, стоило ему двинуться или наклониться по направлению к ней. Видимо, она остерегалась его с вечеринки у Ронена. Ему это совершенно не нравилось, поэтому он решил объясниться:       — Морриган.       — М? — не уловила она смену тона, всё ещё увлечённая ажиотажем разговора о магических существах.       — Мне давно стоило извиниться за то, как я повёл себя в последний вечер предыдущего триместра. Мой поступок не покроют никакие оправдания, и я надеюсь заново заслужить твоё доверие, — формально отчеканил он в надежде, что этого будет достаточно.       — Замётано, — пробубнила она, отводя взгляд.       Сказать было больше нечего, но и уходить не хотелось, поэтому они постояли некоторое время в тишине. Мракс просто не мог признаться, что тогда их сближение казалось ему чем-то правильным, и он с трудом мог противиться притяжению. Вот только слизеринец бесстыже соврал: он не сожалел о содеянном, оттого не собирался утверждать, что не помыслит о повторении. Но то, что ему хотелось расположения Морри, — та часть была правдой. От возвращения мыслями к тому моменту по его спине прокатывалась приятная волна, будто фантомное прикосновение.       — Кстати, я так и не поинтересовалась у тебя, соответствует ли мир твоим представлениям? — оживлённо спросила девушка, преодолев неловкую паузу.       — Нет, нет и ещё раз нет, — ответил тот.       Мракс и без того не был самым жизнерадостным персонажем, не мудрено, что, даже излечив порок, все вокруг всё равно разочаровывали его.       — Как так? — изобразила она наигранное удивление.       Теперь настала пора Оминиса впасть в полемику. Сначала спокойную, напоминающую лекцию, но постепенно перерастающую в эмоциональный очерк, сопровождаемый сквернословием и соответствующей жестикуляцией. И возмущался он не о предметах, а о людях. Столько людей в лживых масках, которые хотят пустить пыль в глаза, обмануть. Столько новых условностей, значений в невербальном общении, составляющих целую азбуку. Даже у взглядов был свой этикет, который Мракс не до конца разобрал: сколько допускается смотреть на других, под каким углом, с какой мимикой — сплошные подтексты и завуалированные послания! По его словам, без зрения жизнь была сложнее, но одновременно в разы проще.       — …поэтому я часто хожу с широко закрытыми глазами — чтобы избавить себя от лишнего шума. Подводя итог, большинство вещей оказались совершенно не такими, какими я их представлял, — наконец выдохнул Оминис, выпустив пар. Затем немного подумал и добавил: — Взять даже тебя.       — Меня? — Переспрашивая, Морри не сумела подавить кокетство.       — Да, тебя, Крауч. Даже сейчас я не могу до конца понять, действительно ли ты рада меня видеть. Твоя улыбка словно натянута, а в голосе есть ноты напряжения.       — Уж извините, ваше слизеринское высочество, такая я уж недоверчивая по натуре, — не соврала девушка. Он сделал вид, что поверил ей, хмыкнув. — Что-нибудь ещё?       — О-о, ещё много чего. Взять только моё предположение: исходя из твоей неуклюжести, ты должна была оказаться коренастенькой, — произнёс он с обиженным нажимом. — Такой низенькой. И полненькой.        На его глазах Морриган застыла в свирепости, только в её ладонь молниеносно влетела палочка из рукава тёмно-зелёной дорожной мантии. Короткое и ёмкое предупреждение, заменяющее все закатывания глаз, восклицания и угрозы. От Мракса это не укрылось, его вредный характер диктовал продолжить. А давил он искусно, словно был специально обучен выводить именно её, Морриган Крауч.        — Пышечкой, — с издёвкой причпокнул он первую «п». — Как бриошь. — И нервно хохотнул, понимая, что нарвался.       — Силенцио! — полетел в него волшебный приказ захлопнуть пасть.       Оминис ожидал атаку и успел защититься. Пропала робкая Морри, теперь на него стеной наступала возмущённая Крауч. А как мила она была в своей злости! Он аж не сдержал очередной смешок, чем заслужил град жалящих заклинаний.       Заливисто хохоча, Оминис помчался от девчонки, которая едва могла держать его на прицеле, так как ей требовались обе руки, чтобы приподнимать юбки и гнаться за ним. Спасение он сыскал лишь забравшись на живую изгородь в обличии дракона, которая принялась изрыгать в Морри залпы острых листьев в ответ на её атаки. Пришлось отступить.       — Что, струсил? Не привык, когда тебя преследуют, а не наоборот? — подразнила девушка его снизу. Глаза недобро сощурились, а волосы совсем распались из-за погони, и она взяла паузу, чтобы переплести их. Но своего Оминис добился — её кожа приобрела тот оттенок смущения, который ему столь нравился. А если быть точным, цвет «бедра испуганной нимфы» — он специально подсмотрел название в художественном справочнике. Морриган была поразительно симпатична ему такой: эмоциональной и растрёпанной.       Драконий всадник изобразил саму невинность, разведя руки в недоумении.        — Ты метнулась — я и побежал, это закономерная реакция. Вот только за что я был предан гонениям? С чего ты обозлилась в первую очередь?       — Как ты можешь быть разочарован во мне, что я не оказалась п… п… — она зашлась в возмущении, не в силах выдавить из себя ненавистное слово.        — Пышкой? — уточнил он, в очередной раз схлопотав колючим сглазом. — Ай! Вот об этом я и говорю! Мне предстоит освоиться с общепринятыми стандартами внешности. Мне всё равно на твои фунты, в то время как тебя саму возмущает лишь намёк на них!        — Да с чего ты вообще взял, что я могла быть пухлой?        — Да потому что это признак достатка благородных семей, глупенькая! Моя покойная тётушка Ноктуа была полной, я до сих пор помню её мягкость, когда она обнимала меня. И ничего! А мне даже и предположить нельзя подобного в твою сторону. Видишь, как мне тяжело выкручиваться из всех недоразумений? — Морри продолжала подозрительно щуриться, поэтому Оминис добавил: — К тому же, как выяснилось, настоящим косолапием страдает именно Рейес. Я поражён! Как она может настолько хорошо держаться в воздухе?       Крауч склонила голову, обдумывая его слова, а потом кивнула в согласии. Отлично, значит, манёвр отвлечения внимания сработал нужным образом. Не опасаясь более за своё здоровье, Оминис слез с дракона и неторопливо направился обратно к своему дереву.        — Мой ответ и так, и так не пришёлся бы тебе по нраву. Правда заключается в том, что, будучи незрячим, я ожидал от тебя больше… индивидуальности, что ли?        — Не понимаю, — не отставала от него Морри. Его замечания больше не выводили её из равновесия, теперь ей хотелось понять, что в ней не так.       Мракс покосился на дорогие, но совершенно не подходящие ей одежды. Всё выглядело вычурным и невпопад, кроме её банта.        — Ты же интересная девушка, а выглядишь как каждая вторая модница Хогвартса. Признаюсь, со спины я бы не отличил тебя от других. Гардероб, конечно, дело индивидуальное, но говорю как есть.       Шаг Морриган сбился. Возможно, он переборщил с замечанием.       — Принято, — буркнула она, когда они вернулись в изначальное место.       — Вот только… — протянул Мракс, внезапно развернувшись и вглядевшись в неё. Он наконец-то подловил скоротечный момент, пока она не сбежала. — Я обнаружил себя поклонником утончённой красоты. Для меня оказались сюрпризом твои веснушки — так называются пятна на лице, верно? Они не такие яркие, как у Себастьяна, и не видны, кроме как на солнце. А мне нравятся скрытные, никому не заметные вещи. Они тебе идут.       Оминис едва различал их в темноте. Ему пришлось приложить особое усилие, чтобы фокусировать зрение на деталях её внешности, и уведенное ему очень нравилось.       — С-спасибо… Наверное? — Морри старалась изобразить сдержанное удивление, хотя внутри неё всё плавилось от стеснения, а пальцы тайком потирали гравировку сердца на кладдахском кольце.       В её ответе не нашлось осуждения перехода дозволенных границ, но слизеринец чувствовал себя преступником. Оминис давно стал поклонником её чистого, звонкого голоса, но когда в нём проскальзывало смущение, он становился особенно мелодичным, его любимым звучанием. А ещё Мракс не без удивления убедился, что цветение дерева зависело от настроения собеседницы. Украдкой подметив постепенно распускающийся бутон, он определил необходимый катализатор. Мир волшебника поплыл в лёгкой дымке сумерек от осознания, что он всё делает правильно. Что его слова заставляют Морриган смущаться.       — И глаза. Обычно тёмные, они озаряются зеленью на солнце, особенно на фоне листвы. Я редко когда встречал подобный цвет.       А глаза у неё были потрясающие. Широкие, миндалевидные, обрамлённые пушистыми, коричневыми ресницами. Они выглядели особенно выразительными среди аккуратных, узких черт её лица. Часто Оминис разочаровывался, видя, как Морриган зажимается или прячется под капюшоном, скрывая ото всех свою красоту. В другие моменты, наоборот, необъяснимо желал сокрыть её от чужих глаз, всех, кроме его. Вот только Мракс не должен был испытывать подобные собственнические импульсы к подруге. Останавливало ли его это понимание? Отнюдь.       — Мне нравится, что с виду ты незаметная, — перешёл он на сокровенный полушёпот. — Стоит к тебе присмотреться, и ты будто распускаешься.       «Притягательная настолько, что меня едва не швыряет в твои ноги». Только Мракс имел достаточно наглости извиняться минутами ранее за несостоявшийся поцелуй, только чтобы оказаться на грани его повторения.              Морриган же молчала, мило зажмурившись желанному комплименту, позволяя продолжить исследования. Её пробрало приятным, тянущим чувством, расходящимся, как зевок, от ушей к шее и выходило удовлетворённым выдохом. Такие ощущения невозможно вызвать прикосновениями, лишь заветными словами. Кажется, она влюбилась в Оминиса ушами.       Когда же ветер всколыхнул листву и с соседних деревьев по косой посыпались кремовые соцветия, Оминис перехватил их у её лица, непозволительно мазнув пальцем скулу в мимолётной ласке.        — А эти лепестки тебе не идут. Они слишком светлые и бледнят тебя, — подытожил он, отбрасывая помятые цветы.       Морри прищурилась — несомненно, прикидывая, каким проклятием наградить его нахальство — и будет права. Игры закончились, настало время Мраксу расплачиваться за нарушение её неприкосновенности. Он, опять же, ни о чём не жалел.       — А у тебя грязные руки. — Что-то подсказало Оминису, что она подразумевала не чистоту его перчаток. — Закрой глаза, — с нажимом востребовала девушка.       — С чего бы? — хватило у него наглости небрежно передразнить её свысока.       — Помнится, ты у меня в долгу. Не рискнёшь — не узнаешь, Оминис Мракс.       А это было весомое убеждение, ведь неизвестность безмерно манила слизеринца. Он скучал по ней, по загадке. И он последовал указанию Морриган без лишних пререканий. Стоило его векам смежиться, как Мракса обволокло заветное предвкушение из прошлого. При этом он не забывал о напущенной строгости, транслируя: я не могу видеть, но я не слаб.       — И без рук, — добавила условие Морри.       — Моя покладистость дорогого стоит, Крауч. А терпение не вечно, так что тебе стоит поторопиться с возмездием.       «Твоему сюрпризу стоит оправдать себя».       Мракс слышал, как она недалеко отходит, как она отламывает какую-то ветку. Неужели возьмётся лупить его, как розгами? Подобного он от неё не ожидал, но, опять же, заслужил.       Из его груди вырвался рваный выдох, когда его губы накрыло нежное прикосновение. Столь внезапное, что он не разобрал, что происходит. Почему Крауч столь прохладная и хрупкая, едва влажная? И какая-то жидкость прокатилась по его подбородку, закатываясь под воротник. Неужели слюна? Оминис удивлённо приоткрыл губы и почувствовал неожиданный лимонный вкус со странной горчинкой, будто имбирной. Он дошёл до той стадии опьянения, когда всё восприятие смешалось: вкус, прикосновение, звуки, — выделялось лишь вытекающее чувство, которое прошлось от макушки до пяток, а на обратном пути стянуло низ живота.       Поцелуй разорвался так же быстро, как и начался. Что-то полетело вниз. Мракс рефлексивно вытянул руку, схватил снаряд и распахнул глаза — в его ладони оказался бутон магнолии.       А Крауч нигде не было. Она испарилась. Был только он и дерево, зацветшее силой её чувств. Повторно поднеся горькую магнолию к губам, Оминис раскрошил её сжатием кулака, предвкушая, как получит настоящий поцелуй вместо дразнящей пародии. Терпением он давно не отличался. И если Крауч вознамерилась вести такую игру, то он её непременно обыграет.       Ему даже не было нужно пользоваться магией, чтобы выследить, куда сбежала Крауч: её предательский, длинный подол собрал мелкие белоснежные лепестки и тянул их за собой. Мраксу оставалось лишь следовать по дорожке, подсвеченной яркими, редкими конфетти.       Ожидаемо, трусливая беглянка скрылась в гостиных залах Слизерина. Он почти нагнал её, даже придумал уничижительно-обольстительную фразу, чтобы спровоцировать продолжение. А Морриган, эта дразнящая ведьма, пленительно скалилась на него через плечо, ступив на недоступные юношам ступени в женские спальни. Притяжение между ними было неоспоримо.       Разгорячённый Оминис вобрал в лёгкие воздух, чтобы бросить ей вызов спуститься к нему, как помещение пронзил истошный вопль, после чего послышалась серия глухих, пробирающих стуков. Стихли абсолютно все, залы накрыл морозящий до костей холод. Обернувшись на источник, Морриган и Оминис застыли на месте. Это Нерида боролась с русалом в озере, а он яростно прикладывал её об окно Слизерина.       — Она без палочки! — закричала Морриган, ринувшись к окну, будто её восклик мог спасти ситуацию. — Робертс ныряет невооружённой!       Время замерло, когда озверевший русал взялся неистово кромсать Робертс когтями и зубами. Клубы крови расплывались от безоружной жертвы прямо перед лицом бессильной Морриган. Потемневшие в водах Чёрного озера, они напоминали пролитые чернила воспоминаний в Омуте Памяти.       «Твоя жажда поцелуя могла бы обернуться смертью, osculum mortis» — напомнил леденящий мужской голос в её голове.       «Точно так же, как жажда любви Нериды» — последовал её ответ.       Крауч коробило дрожью, но одновременно головоломка, которая терзала её голову последние два месяца, наконец-то сложилась нужным образом.       Она бессильно схватилась за голову и рухнула на колени, не в силах вынести боль, пронзившую черепную коробку, под гулкий стук Нериды об стекло.       Она вспоминала.