С миру по кинку

— Сладкая омежка, такая сладкая, такая вкусная, — мокрый язык широким мазком прошелся вдоль шеи, спустился на ключицы и с упоением их вылизывал. Твою мать. Чимину не нужно было открывать глаза, чтобы понять, что происходит. Тэхен начинал так себя вести дважды в год. Вылизывал, рычал, смотрел на него безумными алыми глазами и заставлял делать кучу непристойностей. Все, что придет в голову его чокнутому волку, мозгами застрявшему в пубертате. И трахал. Много-много трахал, под завязку накачивая своей спермой, затыкал пробкой, а потом с упоением вылизывал надувшийся животик, разговаривая с будущими щенками. Щенками, мать его! В двадцать первом веке. Волку, застрявшему в первобытных инстинктах, было похуй. У альфы начался гон. — Я же вижу, что ты не спишь, сладкая омежка. Дразнишь альфу своими соблазнительными изгибами, да? — крепкая ладонь с силой впилась в бедро тут же дрогнувшего Чимина, начав самозабвенно его мять. — Открывай глаза, омежка, открывай. Твоему альфе нужна помощь. Твоему волку нужна помощь. Чимин тяжко выдохнул, смущенно утыкаясь лицом в подушку, когда его без спросу перевернули, разъехавшиеся ножки согнули в коленях и зарылись лицом между двух половинок. Так начинался каждый день цикла Тэхена. С завтрака. Завтраком был Чимин. Он же был обедом, полдником, ужином, ночным перекусом. Главным блюдом своего альфы на целых три дня. — А-альфа, — смущенно выдохнул Чимин, обхватывая подушку и тяжело дыша, пока тяжелый язык быстро трахал непрестанно сокращающуюся заднюю дырочку, полностью игнорируя самые чувствительные местечки. Чимин ерзал в надежде, что Тэхен заденет простату. Вспомнит про клитор. Про другую текущую девочку. Но альфе, самозабвенно толкающемуся языком внутрь и наминающему мягкие бедра до огромных синяков, похоже, было абсолютно поебать, чего там хотел Чимин. В эти дни важны были желания только одного человека-волка. Сознание Тэхена отлетело в ебеня, а Чимина вообще не спрашивали. — А-альфа, — снова просяще заскулил он, ерзая и сильнее оттопыривая проминающуюся под длинными пальцами попку. — Альфа, пожалуйста. Тэхен проигнорировал, продолжая толкаться языком и довольно урчать, пропуская вибрацию внутрь заднего прохода. Чимин крупно дрожал, мечтая получить больше. Такой крохотной стимуляции было достаточно, чтобы возбудиться, но даже близко не хватало на что-то повесомее. Он уже знал, что последует дальше. Сначала альфа будет его долго-долго мучить, пока Чимин не начнет рыдать и умолять сделать что-то, а потом начнет трахать, пропуская всю остальную прелюдию. Не касаясь его клитора, просто ворвется внутрь пульсирующей киски и будет вколачиваться много часов подряд, затыкая изможденное тельце узлом, а как только он начнет спадать, все повторится по новой. Чимин будет еще больше рыдать, стараться выбраться из-под навалившегося на него тела, задыхаться от так долго подбирающейся к нему разрядки. Он будет стучать ножками по кровати, барабанить кулачками по всему, до чего сможет дотянуться, измазывать все вокруг соплями, но волку будет все равно. Тэхен будет брать, брать и брать. Ничего не давая взамен. Не заботясь об оргазмах самого Чимина. И Чимину очень повезет, если он сможет дотянуться до своей опухшей пимпочки, потереть ее и сладко кончить на распирающем его узле или на стремительно вбивающемся члене. Все тело будет нещадно болеть, соски распухнут, натираясь о простыни, когда он будет часами проезжаться по ней в слишком быстром темпе. Поясница затечет от неудобного положения. Копчик отобьется, коленки натрутся. Нежная кожа расцветет бордовыми узорами, везде будут кровоподтеки и маленькие ранки от удлинившихся клыков. Дырочка распухнет и тоже будет болеть от постоянного трения. Как и натянутая кожа живота. Конечности постоянно будут затекать, Чимин не сможет их размять, их будет сводить судорогой, Чимин начнет еще громче рыдать. И так целый день, пока древний инстинкт не смоется волнами выкаченной спермы и разум волка хоть немного не прояснится. Но это только на второй день. Да и он облегчения Чимину совсем не принесет. Все так и случилось. Чимина трахали. Ебали. Имели. К ночи на нем не осталось ни одного живого места, хотя кончил он всего пару раз. Живот выглядел так, будто он во втором триместре беременности. Альфа, воркующий над его выпуклостью, старательно пропихивал в него двойную пробку, затыкая обе воспаленные дырочки, чтобы ни капли спермы не пролилось наружу. Чимин был покрасневшим, распухшим, исцарапанным и искусанным. Потным, весь в сперме и собственных соках. Таким надутым. Заполненным. Использованным. — Сладкая самочка, — продолжал ворковать Тэхен, до упора проталкивая в измученное тельце обе пробки. — Хорошая девочка, так хорошо приняла мое потомство, сладкая, милая, хорошая волчица. — О боже, — Чимин спрятал лицо в руках, мечтая о ванне и полноценном сне. Горячей воде и чистых простынях. Но все, что у него было, — это развороченная кровать, боль везде, где только можно и нельзя, и вылизывающий его надутый живот альфа, чьи глаза все так же горели алым, обещая Чимину еще пару дней сомнительного удовольствия. Вот такая она — любовь безумного волка.