Ночной перекус

Бикрос нарезает сыр тонкими ломтиками, стараясь быть как можно тише. Он вовсе не против задержаться на любимой работе, делать то, что ему нравится. В печке томится цыплёнок с овощами, а на подоконнике остывает вишнёвый пирог. Выпечка посыпается сахарной пудрой и корицей. Конечно, это — ничто, по сравнению с полноценным ужином, но всё здесь — то, что Молодой Мастер в конечном итоге не перевернул на пол в порыве гнева от ужасного вкуса. Заметить, что к драгоценной кухне крадётся человек — лёгкая задача. Тем более, что эта персона была давно ему знакома, а в темноте со своими огненными волосами напоминала зажжённую спичку. Впрочем, худобой от деревяшки она тоже мало отличалась. Как шеф-повар, он чувствовал оскорбление от таких трапез по ночам, когда он вкладывал душу в более изысканные блюда, подаваемые графской семье. Как более приближённое доверенное лицо, он волновался за здоровье этого несносного мальчишки. Да, порой он треплет ему нервы и высказывает обидное наплевательское отношение, но в мыслях никогда не пробегает и кроха сомнения. Он не собирается от него отворачиваться. Кэйл не всегда был таким. Бикрос тоже не всегда был таким. Они оба лишились матерей, но каждый пошёл по своему пути. Хотя, некорректное сравнение — частая ошибка, приводящая к нежелательным последствиям. Всё же, Молланы держались вместе, отец не забывал о сыне ни на минуту. А Хэнитьюзы… Граф Дерут до сих пор не может посмотреть в сторону своих ошибок, откупаясь деньгами и прикрываясь женой. Из того солнечного ребёнка, который тянул нового знакомого за рукав к себе в комнату, чтобы смастерить дом из подушек, порисовать или рассказать нечто новое, удивительное и неприкрыто истинно волшебное, Молодой Мастер превратился в ничтожество. Он не доходил до того, чтобы вредить людям, но и не подпускал к себе незнакомцев, ограничиваясь старым кругом общения, который, к слову, стремительно сокращался. Детский смех был утерян и погребён в стенах поместья и ниже, ближе к небьющемуся сердцу Госпожи Джур. Но мальчик не лишился способности улыбаться или любить. Старательно показывая колючую сторону, он отгораживается ледяной стеной и что-то скрывает. Дерзит, грубит, хамит, но бережёт свою настоящую частицу. Бикрос не станет скрывать, сидеть под одеялами в наскоро собранном домике было душно, но уютно. Смотреть на корявые рисунки и пробовать себя в стезе художника — непривычно грязно, но весело. Слушать о повседневных вещах взрослого, как об открывающихся секретах для ребёнка, готового поделиться находкой — необычно и интересно. Может, живущий в голове образ Кэйла был смешон, а сам шеф-повар убог, раз пытался так оправдаться то ли перед самим собой, то ли перед колким взором отца, но так было правильно. Вернее, так ощущалось правильнее, так должно быть. Плох ли был человек, наткнувшийся на игнорирование и безразличие общества? Мог ли он подставить другую щёку, нежели обнажить зубы и начать кусаться? Стал бы сам Моллан терпеть подобное в свою сторону? Нет, даже не подумал бы. Тогда каков прок обвинять в чём-то подростка, который познал боль предательства в юном возрасте, испытав липкое, тянущееся к нему длинными руками горе? Не ласкающее, а сдавливающее. Зато явная недосказанность витала между ними, как только их взгляды пересекались. Пьяным людям смотреть в глаза нельзя, а притворяющимся — можно. Хэнитьюз боялся своего раскрытия в подобных мелочах, ходил по захолустным барам и трактирам, наблюдал за здешними дебоширами и учился врать. Смотря на семью, в окружении прислуги и при высшем обществе, отпугивая аристократов. Но ещё никогда он не говорил так с ним или его отцом. Напрямую. Чайник засвистел и шеф-повар снял его с огня, оставляя чуть остудиться. Зелёный чай будет горьким, если его залить кипятком, а Молодой Мастер такого не любит. Разве что рано утром он бодрит себя лимонадом. Или ему сложно отказать Рону, и он старается бороться с самим собой. Бикрос сервирует стол, украшает канапе мятой, посыпает курицу кунжутом и нарезает пирог. За раздумьем время летит быстро, потому они всё же встречаются. Кэйлу явно неловко, он хочет войти в образ, но и сам понимает, что слишком поздно. Моллан не испытывает трудностей, обтирает руки тряпкой и показательно отодвигает стул. Несомненно, на кухне стоит готовить, а не есть, да и само осознание терзает его, как личность, любящую чистоту. Не хотелось оттирать не понравившееся со стен или потолка, но вряд ли стоящий напротив решится на такое. — Молодой Мастер, — он склоняет голову, запоздало понимая, что уже очень давно не виделся с Хэнитьюзом, проводя почти всё время в своём собственном мирке. — Я, с Вашего позволения, откланяюсь и уйду. Я никому не говорил и не собираюсь этого делать. Юноша сверлил его нечитаемым взглядом и молчал. Будто обдумывал важное решение и не знал, как лучше поступить. Тогда Бикрос воспользовался этой заминкой и проскользнул к выходу. Да, он не говорил об этом отцу, графу или слугам. Логично сказать, что не зря Кэйл приходит сюда ночью, специально в то время, пока мимо нужного маршрута не ходят слуги, отвечающие за безопасность, и никто его не видит. Зачем открывать кому-то столь хорошо скрываемую правду? Тем более он никогда не был охоч до чужих секретов и причин. — Спасибо, — перед тем, как закрыть двери, он уловил на себе благодарную полуулыбку и уставший взгляд карих, с винным оттенком, глаз. Наверное, с тех пор этот обряд можно было назвать семейной традицией. Наверное, с тех пор образ Кэйла окончательно укрепился в памяти. Наверное, с тех пор Бикрос не воспринимал его никак иначе, кроме как потерянного младшего брата.