***
— Рад видеть, что помощники героя появились почти вовремя! — довольно радостно сказал Америка, смотря на не полный состав G8 с Китаем. Позвали всех, кроме России, чьё место тоскливо пустует, мешая создать нужную и более привычную для всех атмосферу. Всё же без той улыбки и колкостей тонкого почти детского голоса было слишком не привычно. Однако они сами его не позвали, ведь какой же это будет сюрприз, если Иван обо всём заранее будет знать? — Боже, храни Королеву, и зачем я на это только согласился. Тем более это ты опоздал, idiot, — недовольно пробурчал Англия, протирая виски. У него были дела куда поважнее, чем абсурдная идея его воспитанника, только когда это последнего волновало. Впрочем, недовольный он тут был не один. Людвиг тоже входил в это число, так как его силой оторвали от дел, а ежегодные отчёты не могут подождать. Но вот попробуй это объяснить Венециано, который умоляюще попросил в этом поучаствовать. Кстати, сейчас Италия преспокойненько посапывает на плече Германии, а сам немец в ускоренном режиме заполнял отчёты. Да, прямо тут, украдкой наблюдая за обстановкой в зале, а точнее, чтобы все тут друг друга случайно не поубивали. — Mon Cher, не стоит так горячиться. К тому же разве мы все собрались не ради того, чтобы устроить сюрприз нашему дорогому северному другу, м? — сказал весьма разумную мысль и все бы послушали его, обдумав своё поведение, если бы тот не говорил, самовлюблённо смотря на себя в маленькое карманное зеркальце. — Согласен с Франциском, хватит разборок и хоть что-то нормально сделаем, — высказался Людвиг, даже не отвлекаясь на своих коллег по несчастью. Со стороны может показаться, что ему плевать на всё, кроме своей работы, однако это было не так. Он с особой тщательностью выбирал подарок для Ивана, для своего непростого соседа, который, по его мнению, имеет по-настоящему большое сердце и такое же терпение. Он не забудет тот день, когда смог встретиться со старшим братом, не забудет те старые письма, где Иван отчитывался о самочувствии Гилберта, хоть тех было катастрофически мало, где-то три-четыре и написаны довольно сухо, будто тот сдавал ему короткий рапорт, но они давали призрачную надежду, что с его братом всё в порядке, ну насколько это было возможно. К тому же после их, так сказать, воссоединения Брагинский особо не удерживал Байльшмидта, и это позволяло пруссу чуть ли не переехать к Людвигу, правда в девяностых тот всё же ушёл, сказав, что просто не может бросить этого дрянного русского одного. — Ну я это и предлагаю! — воскликнул Америка, так что его брат-близнец испуганно вздрогнул, чуть не упав со стула, но этого никто, как обычно, не заметил. — Сперва проверим все ли приготовили подарки? — Мой подарок с Венециано готов, — ответил всё так же монотонно Германия, не прекращая печатать. На плече же тем временем сладко посапывал Италия, тихо бормоча слово «паста». — Мой подарок тоже готов, я так над ним старался! — высказался Франциск, лукаво улыбнувшись, от чего Япония смутился, подумав явно не о том, а может и о том. — Да заткнись ты, а! Достал со своими непонятными намёками! — Но заметь, тебе они нравятся, Mon cher pirate, — не пуская возможности ещё больше разозлить Артура, продолжил француз немного приблизились к нему, однако в последний момент его отодвинули, что он чуть со стула не упал. — Эй! — Меньше будешь вести себя по-дурацки, Damn fashionista! — Вы можете хотя бы в этот день не ругаться, ару, — отпив немного чаю сказал непривычно холодно для всех Китай, Кику же, сидящий рядом, никак не отреагировал, находясь в своих мыслях. — Ивану сейчас нелегко и не думаю, что ему понравится наш сюрприз. В конце концов, многие ему напакостили в последнее время и подобное после всего… Будет смотреться с его стороны несколько лицемерно. — Да будет ему, — отмахнулся Америка, — я не видел, чтобы он обижался на то, что я ему каждый раз даю санкции, поэтому мне кажется неплохой задумкой устроить Рашке такой подарок. Потом ему обязательно следует поблагодарить меня, героя, который решил устроить ему такой замечательный сюрприз! — Я бы так не сказал. Если Эван обижается, то он почти этого не показывает. Его довольно трудно понять, но уж я-то знаю, о чём говорю, — призадумался Франция, опустив взгляд на пол. Он помнил события начала девятнадцатого века, которые хотелось забыть, но те навсегда запечатлены на сетчатке его глаз. Он не верил, что тот решится на столь отчаянный шаг, не думал, что тот встретит его всё с той же улыбкой на фоне горящего города… На фоне своего горящего сердца, несмотря на то, что Санкт-Петербург на тот момент был столицей. Российская Империя ничего не делал, не говорил. Просто стоял и улыбался, но в фиалковых глазах отражалась невыносимая боль и полное непонимание. Там так и читался вопрос: «За что?», но не смотря на это сказал: — Доволен? Как тебе зрелище, Французская Империя? Он ничего не мог ответить, замерев на месте. Он неверяще смотрел, как русский уходит в сторону пламени и буквально исчезает в нём, сливаясь воедино. Безумие. Это было самое настоящее безумие, как показалось французу тогда, сейчас же он испытывал к этим воспоминаниям смешанные чувства. Он не знал, зачем Иван решил сжечь своё сердце и не знает смог ли восстановить его полностью. Да, они спустя некоторое время снова стали друзьями… Однако их дружба не столь крепка, какая была когда-то давно, когда они надевали нарядные мундиры и каждый раз кланялись в знак приветствия, мило улыбаясь, чтобы потом сходить в один из петербургских театров, посмотрев очаровательный непохожий на других русский балет и разговаривать обо всём на французском. — Это точно, — согласился Германия, опустив крышку ноутбука. — Он умеет прощать, только это не значит, что он это забудет. Он — человек, который ничего не забывает, но который может потом понять зачем те с ним так жестоко поступили. На несколько минут зал собраний погрузился в давящую тишину. Тишину, где каждый думал о своём или старался вообще не думать об этом странном русском, который до сих пор ведёт себя как ребёнок: всех прощает и всех любит. Вот только они — взрослые, — используют его в своих корыстных целях и даже не скрывают этого. Плевать им было как Брагинский до этого справлял свои Дни рождения или Новый год, а тут они значит решили его порадовать. Стоит ли устроить России праздник именно сейчас? — Может, стоит поторопиться? — напомнил Канада, который их, как, наверное, и Америка, не понимали, ведь никогда не сражались с Россией и никогда не были с ним в тесных дружеских отношениях. — Давайте всё же поедем к нему, — сказал уже без весёлого тона Альфред, что в отличие от брата чувствовал вину. Именно он же рассорил почти все постсоветские страны с Россией. Именно он опустил того на самое дно, чтобы посмеяться, как тому сложно будет развиваться потом. Что ж, всё настолько сильно затянулось, что распутать теперь не представляется возможным, а ведь изначально Джонс хотел получить признание от Ивана, единственной страны, вызывающей у него, когда он был колонией, безграничное восхищение и вскоре уважение, когда тот помог ему в борьбе за независимость с Арти. Он немного улыбнулся, вспомнив как когда-то давно, даже до той войны, встретил Ивана. Это была их первая встреча, которую Альфред запомнил всю до мельчайших подробностей. Слишком высокий. Это воплощение страны был выше всех гостей Англии, которых он встречал до этого. Парадный костюм хоть и имел свои европейские, а может и французские, корни, но на столь статном теле, смотрелся по-своему особенным. Казалось, что подобную моду Франция придумал именно для него, для Российской империи, особенно помня об их хороших взаимоотношениях. Фиолетовые глаза явно были не от мира всего. Уж слишком неестественны и в то же время правильны для их северного партнёра. Они посмотрели на него с некой холодностью, от чего по спине невольно пробежала не одна стая мурашек. Правда Альфред всё же заметил во взгляде залёгшую печаль с примесью понимания. Это, честно говоря, вызывало у него странные чувства, а ведь он даже не догадывался, что эта необычная Империя видел в этом ребёнке отражение собственного детства, прошедшего в подчинении у Золотой Орды. Америка помнил как тогда подслушал один интересный для него разговор между большими Империями. — Англия, ты же понимаешь, что не сможешь долго удерживать этого ребёнка у себя? — И почему же? Поделись, если не трудно, — как-то не поверив услышанному, попросил Англия, словно ему пытались сказку за правдивость выдать. Впрочем, Ивана это не сильно волновало. Усевшись в большое кресло, которое ему было немного узким, русский поднял налитый вином бокал и смотрел сквозь него на горящий камин затуманенным взглядом. — Думаешь я буду над подобным шутить? — странно улыбнулся Иван, пригубив бокал, чтобы отпить пару глотков и продолжить. — Что ж, пусть будет так. Рад был поднять своими байками твоё настроение, британский колонизатор. Но если говорить всерьёз, то малец вырастет многообещающим. — К чему ты клонишь? — Рано или поздно твоё большое британское солнце зайдёт, встретив крах, в то время как его взойдёт в свет, начиная расти как лоза винограда, распуская свои побеги как паутину, так напоминающую твою, сударь, — несколько загадочно высказался Российская Империя, вызвав у собеседника чуть ли не безумный смех. — Ха… Ха-ха-ха-ха-ха, до чего смехотворные слова, тем более от тебя я не ожидал! А где доказательства? Да он без меня и века не протянет, — сказав это, Артур всё же решил сесть на другое кресло и неспеша отпить вина. Его примеру последовал и Россия, не убирая той самой улыбки, а глаза всё столь холодно смотрели в сердце английского высокомерия. — Может и в данный момент это так, но… Он уже замечает как ты тормозишь его и, если не в этот век, так в следующий, он кровью добьётся своей долгожданной свободы из твоих ослабленных рук, — с некой тенью сожаления, но в то же время с издёвкой посмотрел на Артура Иван. Альфред же не мог подобрать слов. Ещё никто не смел говорить с его опекуном так нагло и пренебрежительно, а тут такое. — Даже так, ты мне с этим поможешь. — С чего это? Увы, но я не колониальная империя, чтобы делать подобное, к тому же, почему бы тебе не попросить помощи у своего друга — Франциска? Он такой же колонизатор и с радостью тебе поможет, или взять того же Испанию. Не думаю, что они откажут тебе, Артур, — с явным сарказмом сказал Брагинский, сложив руки вместе, будто сказанное — сущая правда и пустяк для Англии, но почему-то тот не думал в подобном ключе, зная о последствиях. — Нет, — несколько злобно сказал недомаг, а тот лишь понимающие прикрыл глаза, предугадывая его ответ, — только не этот виносос! Он точно заберёт у меня Альфреда, как и этот испанец. Тот наверняка вспомнит все обиды на меня. — Так что тебе нужно от меня? Зачем же решил позвать меня, коль знаешь, но до конца не признаёшь своего шаткого положения с этим ребёнком? — Я… Я хочу, чтобы ты помог мне в одном деле. — Оно опасно? — Самую малость, — усмехнулся Англия, выпивая весь бокал залпом, в ответ же Россия только усмехнулся, зная, что точно согласится на такую сомнительную авантюру своего врага. От мыслей о том времени отвлекают три стука об дверь, которая, оказывается, уже была открыта. — Мда, долго вы чего-то собираетесь, — сказал Пруссия, который, облокачиваясь об косяк, уже давно следил за ними. — Людвиг, вы тут скоро, а то у Брагинского сегодня, между прочим, сокращенный рабочий день, и мы ничего не успеем подготовить, если сейчас просрём самолёт, ксе-ксе. — Ты прав, — ответил Германия, вставая. — Что ж, идёмте. Лично я не думаю, что мы ему сделаем плохо, если решим поздравить с днём рождения и остаться с ним на Новый год. — Согласен, гостей он любил почти во все времена, — поделился своими мыслями Франциск, присоединяясь к этой странной задумке. Остальные же последовали за ними, убеждая себя, что ничего плохого не будет, если они решат поздравить своего большого соседа. Америку же одолевало сильное недовольство. Это ведь он предложил эту идею, это ведь он герой и, значит, это он должен их вести, а не какой-то там немец. Правда из-за того воспоминания решил всё же промолчать. Канада же плетётся в самом конце, стараясь сильно не отставать, чтобы его, как всегда, не потеряли, а потом и вовсе забыли.***
Считая последние минуты до окончания своего рабочего дня, сиреневый взгляд безразлично смотрел яркую картину подсолнухов, выполненную то ли гуашью, то ли акриловыми красками: он не спрашивал. Это был прошлогодний подарок его сестры. На задней стороне были написаны её пожелания, так как в прошлом году Наташа не смогла к нему приехать лично, из-за чего сильно расстроилась, отправляя много сообщений с извинениями. Тогда, в прошлом году, Россия, наверное, впервые так встречал и Новый год. К русской душе подкралась недозволительная грусть. Он долго немигающим взглядом смотрел на богато накрытый стол, понимая, что праздновать он будет один и никто к нему, к сожалению, не придёт. И эмоции, которые он постоянно привык сдерживать, тогда вырвались из его цепкого контроля. Сначала это была слеза, которую он поспешил сразу же смахнуть, но… Последовали другие и вот он уже через некоторое время горько плачет не в силах себя остановить, да и смысла нет. Всё равно никто к нему не придёт, а значит никто его не увидит таким… Уязвимым. Единственное, что его тогда отвлекло это компания из нескольких бутылок водки приправленные просмотром советских фильмов. Их постоянно крутят по телевизору на кануне. Только вот эти фильмы напоминали ему о том времени. Времени, где он не был один и кто-то, да оставался с ним рядом. Потом последовала речь президента и неожиданно решил позвонить прусс, решивший с чего-то поздравить его с российским Новым годом. «Осталось пять минут, да?» — пронеслось в мыслях у славянина, а кинув взгляд на настенные часы, занялся прочитыванием и подписыванием своих последних документов. Желания идти в привычный пустой дом не было от слова совсем. Как же ему хотелось вернуться в СССР, там его хотя бы по разным стечениям обстоятельств окружали четырнадцать воплощений, поздравляющих его сначала с днём рождения, а после и с Новым годом. И да, несмотря на всё дерьмо, он готов хоть сейчас поклясться, что был по-настоящему счастлив в то время. Печально, но былого не воротишь. Шумно вздохнув, он откладывает документы в сторону и достаёт из ящика стола очередную бутылку водки. «Завтра надо будет приготовить хотя бы три салата, маленький торт, что-нибудь из мяса и купить закуски… Особенно закуски» — мысленно пометил для себя Брагинский, прежде, чем открыл бутылку, начиная выпивать. Правда, не успев допить до половины, неожиданно зазвонил телефон. Он заставил его чуть ли не цокнуть и, недовольно поставив бутылку на стол, берёт телефон в руки. — Слушаю, — ответил излишне серьёзным тоном для себя Иван, а по ту сторону провода собеседник явно занервничал и через пару минут поспешили сбросить трубку, трусливо извинениями. — И зачем только звонили? Взглянув снова на часы, русский принялся неспеша собирать свои вещи, чтобы пойти домой и напиться до полного беспамятства. Ему хотелось стереть из своей и так не слишком счастливой жизни столь неприятное себе воспоминание, как сегодняшний день рождения. Он напоминал его день рождения во времена Орды. Тогда он тоже был один. Не было сестёр или хоть кого-то, кто мог бы его поздравить хотя бы словом. Китай редко бывал гостем Орды, особенно в зимнее время, поэтому надежды, что тот поздравит, русский не питал. Глупо. Генерал Мороз же своеобразно поздравлял очередным снегопадом, но лёжа в холодном снегу босыми ногами перспектива была так себе, хотя Брагинский был рад, что хоть кто-то не забыл про него и не позволил ему самому забыть. Грустно улыбнувшись, он закрывает дверь своего кабинета на ключ и вызывая лифт, спускается вниз, на первый этаж. Покинув Кремль, улица встречает его привычным холодным ветром, который никак не веселит. На самом деле ему не нравится снег. Не нравится его земля, где зачастую бывает холодно или прохладно. Хотел бы Ваня жить там, где климат намного теплее и его граждане не проклинали бы так сильно морозное зимнее утро. — Надо бы и подарок себе купить с тортиком, а то какой же это день рождения без подарка? — сам себе сказал Россия, стараясь держать привычную и порядком надоевшую улыбку. — А и главное не забыть бы купить ещё водки. Эх, не зря же эта сорока-градусная водица лечит почти все недуги! Надо это снова перепроверить!***
— Ты точно не ошибся квартирой? — несколько растерянно спросил Германия, смотря вглубь тёмной квартиры и другие разделяли его мнение. В коридоре они включили свет и тот отражался в пустых бутылках, как и на осколках, пройдя дальше можно увидеть разбросанные повсюду бычки сигарет разных марок, пепельница же оказалась на кухне заполненная с горкой. Всё так и веяло какой-то безнадёжностью и грустью, от чего становилось не по себе. Совсем не такое страны ожидали увидеть у своего северного соседа, особенно те, кто раньше когда-то дружил или дружит сейчас с Россией. — Да нет. Это точно его квартира… — ответил слегка неуверенно, но чтобы этого никто не заметил, Пруссия, вешая запасные ключи от квартиры русского на крючок. Он вообще не думал, что Ваня не способен на такое. Невольно его лицо стало хмурым, а мозг любезно подкинул мимолётное воспоминание девяностых, где место жительства Вани выглядело примерно так, если не ещё хуже. Да, пока не несёт всяким смрадом за что уже стоит сказать спасибо, но легче, увы, не становится. «У него снова что-то стряслось?» — Предлагаю сначала навести уборку, перед тем как начать надувать шары и украшать зал, — поправляя очки, сказал Людвиг и все его поддержали. Конечно, многим не нравилось убирать бардак, который устроил Россия, но из-за дня рождения сделали исключение, заодно они хотели бы узнать, что у того произошло. Брагинский же почти всегда старался держать свой дом в чистоте, ведь уборка его успокаивала и помогала многое обдумать. Так он обычно говорил. Он редко когда сам устраивал подобный беспорядок. В большинстве случаев это было после пьянки с Гилбертом, который с утра сразу же сматывался к себе, соответственно, ничего не убирая и оставляя всё на Ивана. С Америкой решил убираться парой Китай, мало ли что тому в голову взбредёт. Китайцу не нравилась мысль, что американец захочет покопаться в логове врага, оправдываясь тем, что он герой и он просто обязан узнать слабостях злодея для финального сражения. Что ж, за пару часов они смогли это закончить и, открыв окна, чтобы проветрить, они собрались на кухне. За время уборки много чего успело произойти, к примеру: Артур уже подрался с Францией, Германия нашёл ещё ящик водки, правда русский вряд ли бы его заметил, ведь тот был достаточно хорошо спрятан, Гилберт же расстроился, что кроме водки ничего дома не осталось, Китай долго спорил с Америкой в магазине, набрав тележку с продуктами, Италия поспал на большом просторном и мягком для себя диване, а Япония нехотя починил мигающую лампочку в коридоре. Канада же так и остался брошенным в аэропорту, но сел на другой рейс, поэтому немного опоздает. — И всё же… Я думал, что Рашка останется жить в том доме, — начал разговор Альфред, попивая свою любимую колу и закусывая гамбургером. Чай он решил не пить, да и не особо он доверяет этому чайнику, почему нельзя просто взять и налить из-под крана и разогреть в микроволновке, как обычно он делает у себя. — Он не мог там оставаться, ару, — ответил Яо, вспоминая Брагинского того времени. Лиловый потухший взгляд — первое, что бросилось в глаза и запомнилось слишком отчётливо, чем хотелось бы. Он постепенно увядал, лишаясь последней искры своей драгоценной мечты и желания начать всё заново. Китайцу было страшно оставлять его таким одного. Беспокоился как бы тот не натворил дел. — Это точно! После ухода всех там была такая угрюмая атмосфера, ксе-ксе, поэтому Великия Я и соизволился переселить Ивана в эту уютную и просторную квартиру! — высказался Пруссия, гордо задрав нос. Правильно, смотрите какой он Великий и хороший, что даже Ване соизволился помочь. Правда, говоря на чистоту, тогда ему было совсем не до шуток и не до своего зазнавшегося эго. Есть вещи, которые лучше никому не знать. Он в кратчайшие сроки переселил Брагинского не только из-за той тяжёлой обстановки, что прямо-таки давила на виски. Причина была в самом воплощении России, точнее, в его психическом состоянии, которое и так с детства дало трещину, а сейчас окончательно сломалось, сделав из него некое подобие безвольной куклы. — Одевайся, — стараясь без грубости, сказал Пруссия, смотря на Россию, на которого сейчас без слёз не взглянешь. Он лишился всего: мечты, власти, уважения и объединённого сплоченного народа. Тогда Иван желал, чтобы от него все отстали и дали наконец-то умереть. Он больше ничего не хочет, довольно уже грёзить о глупых и неосуществимых мечтаниях, от которых остались только осколки, больно впивающиеся в сердце. Таким Байльшмидт, наверное, видел его впервые и не захотел бы увидеть вновь, и неважно как он его на тот момент ненавидел. — Зачем? Что-то изменится? — даже не сдвинувшись с места, проявил слабый интерес русский. — Не попробуешь, не узнаешь! — начинал понемногу выходить из себя Гилберт и, подходя к Ивану, дал тому неслабую пощёчину, а после, схватив за воротник рубашки, притянул к себе, чтобы смотреть прямо в стеклянные глаза сирени. — Хватит и хоть раз возьми и сделай так, как тебя просят, черт возьми! Ты не понимаешь, что своим решением тянешь не только себя, но и меня на самое дно, а?! — Ты можешь сейчас уйти к своему брату. Не надо со мной оставаться, тем более, если я тебя тяну на дно… Да, так будет лучше… Всем будет только лучше, если я останусь полностью один, — отрешённо сказал Брагинский, лениво переведя взгляд с пола на свою область, протирая слегка покрасневшую щеку. — Если упустишь свой шанс, то второй у тебя вряд ли появиться. — Ха? Кому будет легче?! Твоим сёстрам явно не будет легче! Я не могу ничего сказать про Олю, но Натаха же тогда совсем с катушек съедит! Да и к тому же я не могу уйти от тебя, придурок, неужели это так трудно понять?! — Почему? — Потому что я уже решил остаться! Хватит уже заниматься самобичеванием. Этой хуйнёй ты точно ничего не добьёшься, а тот англосакский выродок лишь посмеётся над тобой! Ты понимаешь, что своими идиотскими решениями твой народ всё больше погружается в хаос, а сам даже не пытаешься ничего сделать. Не пытаешься сохранить их сплочённость и дух единства! Разве ты тот самый Иван Брагинский, которого я мечтал одолеть и подчинить себе, и который в конце концов победил меня с братом? Всё, что я вижу перед собой, это лишь жалкую тряпку, которая внешностью вроде бы и смахивает, а вот характером — точно нет. — Ты всё сказал, Калининградская область? — Нет, одевайся, отказы не принимаются, — холодно сказал Гилберт, начиная собирать свои и Ванькины вещи. Ничего не ответив, Иван всё же встаёт с пола, слегка пошатываясь, и надевает свою немного потрёпанную шинель, а вот фуражка с шарфом так и остались нетронуты, правда не надолго. Уходя, Гилберт шумно вздохнул и прихватил их, недовольно бурча себе что-то под нос. — Получается это ты ему помог? — немного удивился Ван, явно не ожидая подобного поступка, особенно от такого самовлюблённого человека. — Вернул долг, за то, что не прикончил в сорок седьмом, — достаточно серьёзно ответил Гилберт, а после все услышали как в скважину замка вставили ключ. — Блядь! Всё в спешке стали убирать со стола стаканы, доставать торт, закрывать окна, надевать колпаки и приготавливать хлопушки. Возможно, это и слишком по-детски, особенно если учесть, что Ивану как-никак уже есть одно тысячелетие, но на этом настоял Пруссия, а Китай охотно поддержал, понимая, что в глубине души Россия всё ещё ребёнок. Проклиная всё, Англия напяливает на себя колпак, а вот Франция уже вставил в пробку бутылки вина штопор, готовясь в любой момент её открыть. Брагинский медленно заходит в квартиру, кладя офисный чемоданчик на комод, и начинает снимать уличную обувь. Находясь в собственных мыслях, он не сразу заметил, что полки для обуви были достаточно сильно заполнены, ибо не были рассчитаны на большое количество гостей, да и кто вообще станет ходить к нему на канун Нового года. Явно никто, и он это понимал, от чего становился всё более мрачным. Сняв верхнюю одежду и оставшись в тёмном свитере, воротник которого скрывал его шею, он хотел направиться на кухню, чтобы попить воды и положить маленький тортик на стол с маленькой милой игрушкой в виде водяного из советских мультфильмов. Однако, не успев и переступить порога кухни, кто-то резко включил свет, заставляя его зажмурить глаза, прикрывая те рукой в попытках что-то рассмотреть. Громкий звук хлопушек немного напугал Ивана, судя то тому, как он вздрогнул и уже принял защитную стойку. Привыкнув к свету, он неуверенно открыл глаза, явно ожидая удара, чем наверняка удивил некоторых, но в какое же он пришёл удивление, когда увидел их, членов привычного собрания, что довольно странно. Собрания ведь сегодня не, или… Он снова посмотрел на не ту неделю и те решили его отчитать за отсутствие? Воздушные шары, парящие чуть ли не к самому потолку и дурацкие, даже слишком детские колпаки вызывали всё больше вопросов, чем ответов, первым из которых являлся: что они тут забыли. — А чт… — единственное, что успело сорваться с его рта прежде чем те вместе сказали: — С днём рождения! И пока все начали говорить свои пожелания, пусть некоторые и были сказаны с неохотой, что видно было невооружённым глазом, Иван почувствовал растерянность. Она первее всех овладела им, не зная, как сейчас он должен себя повести. Он думал, что всё будет так же, как и в прошлый год или позапрошлый с участием его младшей сестры, да вот та не отвечала ему на сообщения, а старшей сестре после того разговора решил пока не писать. В горле застрял ком, а глаза предательски стало защипать. Он думал, что сегодня он проведёт этот особенный для себя день в привычном одиночестве, ставший чуть ли не верным мерзким попутчиком, но видимо у судьбы были иные планы… Он окончательно растерялся, когда на него посмотрел малость неверяще Кику. — Россия… Вы плачете? Иван только сейчас понял, что заплакал, но продолжал улыбаться, как самый счастливый на свете ребёнок. Он был озадачен собственным слезам, поэтому всячески старался их убрать, да только что-то не получалось… Ровно как и у стран пытаться его успокоить. Все были в растерянности. Эмоции окончательно взяли вверх над Брагинским, представляя перед всеми не сильным и самым большим государством, а большим одиноким ребёнком, которому взрослые решили устроить праздник. Плевать, что те ему сделали, делают до сих пор и сделают после. Сейчас это казалось не столь важным, находясь в объятиях шокированного прусса, всячески старающегося его утешить слабым поглаживанием по спине и неразборчивым шепотом. Остальные же не знали как себя вести. Они впервые почувствовали стыд. Им впервые стало жаль Россию, терпящего и державшего всё в себе, а сейчас это вырывалось наружу, несмотря на собственные протесты. Спустя время Иван всё же приходит в себя, чувствуя при этом довольно смущающе. Он повёл себя как ребёнок, да ещё и перед кем, перед странами, которые только и ждут проявления его слабости, однако он видит в их взглядах замешательство с некой виной. — П-простите меня… За такую выходку, — слегка улыбаясь, смахивал последние слезинки Россия, чтобы после посмотреть своим тёплым взглядом и радостно улыбнуться во все зубы, — И спасибо вам… Большое спасибо. Не успевших отойти от шока, вызванный слёзами большой страны, он по очереди начинает их крепко обнимать, понимая, что хотя бы этот Новый год будет по-своему особенным и он его не встретит в одиночестве.