Тише, Грейнджер... Тише...

      В камине мерно потрескивали поленья, а хогвартские домовики уже погасили основное освещение в замке. В этот час Малфой и Грейнджер уже привычно были в полумраке учительской одни. Малфой устало потёр переносицу и отбросил перо в сторону. Грейнджер тем временем продолжала разворачивать свитки пергамента, сверяя нумерологические формулы.       Несколько непослушных локонов выбились из наскоро собранного пучка, который держался только за счёт магии и волшебной палочки у неё в волосах. Карие глаза сосредоточенно изучали столбцы цифр, а в шоколадных радужках искрились и заигрывали с Малфоем блики пламени. Она закусила нижнюю губу, видимо опять задумавшись над чем-то. Драко сильно бесила эта её дурацкая привычка, ведь он сам нестерпимо хотел попробовать губы Грейнджер на вкус.       В учительской в этот осенний вечер было слишком жарко, и она уже давно скинула преподавательскую мантию, оставшись в строгой чёрной юбке ниже колена и простой белой рубашке, несколько пуговиц на которой она только что расстегнула. Теперь ему открывался прекрасный вид на край кружевного белья. Кто бы мог подумать, что Грейнджер носит чёрное кружево под плотной рубашкой? А Малфой это точно знал, ведь он был очень внимательным, когда дело касалось Грейнджер. Ведь он влюблён в неё уже четвёртый год. Но он не мог признаться ей в этом, поэтому только смотрел. Это было его любимым занятием: наблюдать за Грейнджер, когда она слишком занята, чтобы заметить, как он раздевает её взглядом.       Да, он был тем ещё мазохистом. Наблюдать, но не трогать — это максимум, который он мог себе позволить. Ведь такая ведьма, как Грейнджер, никогда и не взглянет в сторону бывшего Пожирателя, хоть и оправданного больше десяти лет назад. Надо отметить, что лишь благодаря ей он пошёл преподавать в Хогвартс зельеварение, а не гнил до сих пор в Азкабане. С каждым годом она занимала всё больше его мыслей, медленно, но верно заполняя их все. Так четыре года назад он признался себе, что влюбился в неё по уши.       С тех пор Драко не находил себе места, если не мог взглянуть на неё, а ещё лучше поговорить. Со временем он нашёл способ, заставить Грейнджер заговорить с ним первой. Неидеальный, конечно, но только так она обращала на него внимание и демонстративно не игнорировала его. Он повторял каждое её движение. Если Грейнджер заправляла выбившийся из причёски локон волос, он дотрагивался кончиками пальцев своего виска. Стоило ей встать и потянуться за очередным трактатом по нумерологии, Малфой делал то же самое ради книги по зельеварению. Когда она расстёгивала верхнюю пуговку рубашки, он ослаблял узел своего шёлкового галстука. После десяти минут такой своеобразной игры Грейнджер сдавалась, и на её лице сначала отражались недовольство и замешательство, а потом они вместе смеялись, когда он шутливо изображал, как она красит губы.       Мерлин, эта алая помада на её губах, когда-нибудь сведёт его с ума! И вот она опять это делает — белые, ровные резцы кусают уже распухшую красную губу, и Малфой сглатывает. Он сам невольно повторяет её движение, чувствуя вкус крови на языке. Развязывает галстук и отбрасывает его на письменный стол перед собой. Ровно три расстёгнутые пуговицы, так же, как и у неё, и он вновь может дышать.       Грейнджер одарила его мимолётным взглядом и поправила воротничок своей рубашки — он повторил. Она прикрыла глаза и размяла рукой затёкшую шею. Малфой отзеркалил это движение. Грейнджер едва заметно ухмыльнулась, и её рука спустилась к вырезу, освободив ещё одну пуговицу… Затем ещё одну… Другой рукой она распустила волосы и отбросила волшебную палочку на стол.       Салазар, что она творит?       — Ну что же ты не повторяешь за мной, Малфой? — спросила Гермиона, приподняв бровь и лукаво глядя на него.       Она встала со своего места и подошла к нему. Он сам не понял, как это произошло, но Грейнджер уже сидела своей аппетитной задницей на его столе прямо перед ним.       — Ну, же, Малфой. Ты же любишь эту игру?! — полы рубашки разошлись, когда она высвободила их из пояса юбки, и открыли Малфою грудь Грейнджер, скрытую лишь прозрачным кружевом. — Так давай поиграем?!       Он видел ареолы сосков и идеальные полушария, как раз такие, чтобы поместиться в его ладони. Малфой не знал, как ему поступить, но его руки решили за него и стали расстёгивать пуговицы сорочки, а он не отрывал от неё жадного взгляда.       — Ты так и будешь молчать? — спросила она спуская с плеч белоснежный хлопок.       — Что ты делаешь? — вопросом на вопрос ответил Драко, вновь сглотнув вязкую слюну.       Он чувствовал себя неопытным подростком, впервые увидевшим полуобнажённое женское тело перед собой.       — Малфой, мне надоело играть в наши игры… — она дёрнула молнию на юбке и, привстав, спустила её по ногам. — Когда ты уже поцелуешь меня?       Грейнджер была не только очень терпеливой, но и слишком упрямой, чтобы сделать первый шаг раньше. Но сегодня официально её терпение лопнуло, и она решила действовать, раз на это не решается он. Она любила его ещё со школы. С того момента, как он подарил ей книгу в начале восьмого, дополнительного курса. Лишь благодаря ей Грейнджер смогла вернуть память родителям и вновь стать частью их жизни. За это она отплатила ему, представ перед Визенгамотом в назначенную дату суда и уговорив этих напыщенных индюков не сажать его в Азкабан. После были совместные ночные дежурства и молчаливые посиделки у камина в башне старост с книгами в руках. Именно он будил её, когда она кричала от кошмаров в своей спальне. Утешал её, хотя был совершенно не обязан это делать. А потом они оба стали преподавателями, и Грейнджер стала убивать нерешительность Малфоя сделать первый шаг, несмотря на то, что его чувства к ней были очевидны всем, включая её.       Малфой неуверенно встал, внутренне разрываясь от желания наброситься на Грейнджер и страха, что она оттолкнёт его, сказав, что всё происходящее просто шутка.       — Ну же, я не кусаюсь… Разве что нежно… — успела прошептать Гермиона, прежде чем его губы нежно коснулись её.       Робкие, застенчивые, несмелые поцелуи с каждым мгновением обретали уверенность, напористость и требовательность. Малфой брал от этого поцелуя всё, чего так желал все эти годы, полностью теряя контроль. Он отпустил всю скованность и скромность, чувствуя как по венам разливается концентрированное желание.       Его руки блуждали по её телу, отпечатывая в памяти линии жизни на его ладонях каждый изгиб и нежность кожи. Тело Грейнджер буквально полыхало в его руках, а его отвечало мурашками на спине, когда её руки нетерпеливо стягивали с него рубашку. Не отрываясь от поцелуя, Малфой помог ей с запонками, и те с тихим эхом отлетели на пол. Грейнджер держалась за его плечи, впиваясь ногтями в алебастровую кожу.       Он не спешил освобождать её от тех малых остатков одежды, которые ещё красовались на её теле. Малфой терзал её губы, проникал языком в рот и делал своей. Она застонала в поцелуй, когда Малфой сжал между пальцев затвердевшие соски. Мокрое насквозь кружево трусиков лишь усиливало её возбуждение, когда Грейнджер обвила бёдра Малфоя ногами и прижалась к твёрдой выпуклости.       Малфой спустился жадными поцелуями по шее к вздымающейся от тяжёлого дыхания груди. Он лизал и посасывал нежную кожу, вкушая сладкий, пряный вкус. Грейнджер была лучшим десертом, который он пробовал в своей жизни. Малфой прикусил через кружево розовую вишенку соска, и прежде чем Грейнджер вскрикнула, он закрыл ей рот рукой.       — Ты же не хочешь, чтобы нас поймали? — шепнул он, поочередно отодвигая кружевные треугольники и высвобождая грудь. — Тебе нужно вести себя тихо, Грейнджер.       Она могла лишь моргнуть в знак согласия, и его рука заглушила новый стон, когда Малфой сжал её грудь в ладони, а затем оттянул сосок. Её руки отчаянно цеплялись за широкие плечи.       — Тише, Грейнджер, тише… Не заставляй накладывать на тебя Силенцио или затыкать тебе рот твоими же мокрыми трусиками, — шепнул он ей на ухо и прикусил мочку.       Умнейшая ведьма столетия чувствовала себя идиоткой, что не сделала шаг навстречу ему раньше. Она не могла и представить себе, что скромный и сдержанный аристократ искусен не только в приготовлении зелий.       Рука Малфоя спустилась по покрывшейся мурашками спине и сжала мягкую упругую задницу. Пальцы подцепили кружево трусиков и, сдвинув в сторону, потянули. Раздался треск, и через мгновение он уже комкал чёрный клочок ткани в руке. Малфой поднёс его к лицу и вдохнул аромат.       — Ммм… Ты очень вкусно пахнешь, Грейнджер.       Она хотела почувствовать его внутри себя и была готова зарыдать — почему Малфой медлит? Грейнджер нажала пятками на его зад и потёрлась мокрыми складочками о влажную от её возбуждения ткань его брюк. Этого было мало, и она попыталась расстегнуть его ремень дрожащими пальцами. Совладав с пряжкой, Грейнджер застонала от предвкушения, и тут же её трусики оказались у неё во рту, а его два пальца в ней.       — Я же просил вести себя тихо! — почти рыча сказал Малфой и, схватив её за волосы, заставил выгнуться и облокотиться о стол.       Она сминала руками пергаменты, а он играл языком и зубами с её сосками. Три пальца растягивали её и, настойчиво вбиваясь в неё, заставляли сжать зубами сильнее импровизированный кляп.       — Салазар, какая же ты охуенно узкая! Я не могу решить, чего хочу больше: попробовать тебя на вкус или ощутить, как ты пульсируешь на моём члене, — она сходила с ума от его слов.       Грейнджер хотела всего, о чём он говорил. В этот момент Малфой оторвался от её набухших от его ласк сосков, и, быстро вынув трусики у неё изо рта, впился в губы требовательным поцелуем. Его язык властно сливался с её в яростной схватке. Грейнджер уже знала, что проиграет ему это сражение, ведь она уже была на грани. Внутренняя сторона её бёдер была мокрой, его пальцы входили и выходили из неё с хлюпающими звуками. Она чувствовала, как из неё течёт, и влага собирается лужицей на столе. Всё тело напряглось и первая волна оргазма накрыла Грейнджер. Стенки влагалища сжали его пальцы, и Малфой с утробным рыком прикусил её нижнюю губу.       — Блядь… — прошептал он ей в рот и засунул в него обратно трусики.       Сквозь стук пульса в ушах Грейнджер услышала звук расстёгиваемой молнии, и Малфой заполнил её целиком. Годрик, она умерла и воскресла, пульсируя на его члене. Всё тело била дрожь экстаза. Грудь вздрагивала от каждого его яростного толчка. Всю учительскую заполнили пошлые хлюпающие шлепки потных от возбуждения тел. Малфой закинул её ноги себе на плечи и приподнял, сминая в руках ягодицы. Она схватилась руками за край столешницы и отчаянно старалась заглушить срывающиеся, даже сквозь кляп, стоны. Грейнджер разлеталась на куски. Тело горело. Под закрытыми веками взрывались фейерверки.       — Блядь… — вновь выругался Малфой, кончая ей на живот.       Его пальцы раздвинули ещё сокращающиеся половые губы, и он принялся терзать подрагивающий клитор.       — А теперь пора попробовать тебя на вкус, — шепнул Малфой, вставая на колени и припадая к маленькой горошинке.       — Я больше не выдержу… — умоляюще простонала она, вынув насквозь мокрые трусики изо рта. — Пожалуйста…       — Оглохни, — схватив палочку, он быстро бросил заклинание на дверь, тут же добавляя запирающие чары. — Я знаю, что ты можешь, любовь моя. И теперь тебе можно кричать…