Смерть неизбежна

      Убить. Достать пулей быстрее, чем тот успеет отреагировать. Подкрасться сзади? Если позволит случай, то запросто, хотя лучше действовать на расстоянии.       Чуя продумал всё заранее, но не может избавиться от напряжения, когда бродит по серым коридорам. Фёдор может провернуть нечто из ряда вон выходящее, нельзя терять бдительность.       Тусклую комнату Чуя видит сквозь щель в двери. Ни охраны, ни сигнализации. Только Фёдор, принимающий ванну. Пена и вода доходят ему до самого подбородка, пока он лежит. Но затем садится, неторопливо тянется за мочалкой. Бледная кожа и мелкие редкие родинки. Влажные волосы липнут к щекам и шее. Завораживает.       Чуя поправляет шляпу и тихо сглатывает, когда Фёдор поднимается. Оглядывает сверху донизу и давится от удивления, обнаруживая, что тело у того не выглядит так, как должно. Между ног точно есть одно отличие, которое Чуя понимает с трудом. Румянец разливается по щекам, сердце бьётся слишком громко.       Взгляд поднимает обратно и цепляется им за шрам на животе, ближе к грудной клетке. Всё-таки то ранение было реальным. Чуя правда не знает, зачем думает об этом, если цель его визита — убийство. Плевать на всё, пусть хоть две головы отрастит. Хотя нет, лучше не надо.       — Ох!       Чуя слышит звук, с которым обычно сам поскальзывается в ванне. Но Фёдор не падает, лишь выглядит перепуганно и стоит в странной позе, которая помогает сохранить равновесие; затем выравнивается и неохотно начинает тереть кожу мочалкой. Смотреть на него спокойно становится всё сложнее.       Каждый изгиб тела выглядит изящно. Фёдор выше, но выглядит хрупким, разнеженным домашней обстановкой и горячей водой. Его щёки розоватого оттенка, взгляд спокойный. Такой уязвимый. Убить. Вот сейчас.       Чуя порывается раскрыть дверь, но Фёдор вдруг опускается в воду. Явно ленится смывать пену, потому просто лежит в ванне и глядит в потолок. Мочалку только через бортик перекидывает, не обращая внимания, что вода с неё капает на пол.       Чуя снова наблюдает. Злится на себя, что собраться с мыслями не может. И видит, как на лице Фёдора появляется полуулыбка. Его рука вдруг опускается под воду, а глаза закрываются. Чуя точно упускает отличный шанс запустить ему пулю в голову.       Тихий стон. Вода покачивается в ванне, Фёдор закусывает губу и вместе с тем улыбается шире. Дышит громко и часто.       Чуя чувствует, как внутри что-то горит и сгорает, утопает, рушится. Самообладание? Скорее всего.       — Да твою же… — ругается себе под нос, ощущая нарастающее напряжение. Он даже не видит того, что происходит под водой, а в паху уже тянет возбуждением.       Судорожный вздох получается слишком шумным, а случайный скрип двери уж тем более за версту слышен. Фёдор реагирует на него, говорит что-то, но Чуя не понимает. Видимо, было сказано на русском языке.       Всплеск воды, шаги. Скрыться некуда, бежать и вовсе бесполезно. Дверь распахивается.       — Коля!       Ну хоть это понял.       — Не Коля.       Фёдор выглядит растерянно. Чуя смотрит на него, задрав голову, но в этот момент отчего-то становится так спокойно.       — Чуя-сан? — переходя на японский, удивлённо спрашивает Фёдор и тут же хмурится. Совсем не пытается прикрыться, так и стоит нагишом. По коже от прохлады бегут мурашки.       — Ага, — отвечает легко, но щёку изнутри закусывает. Делать-то ему что теперь? С такого расстояния попасть и при этом самому не получить будет непросто.       — Мог бы букет и конфеты принести, раз такое дело.       Чуя брови невольно вскидывает, смотрит ошалело.       — Кажется, я тебе свидание пока не назначал.       — Лишь пока.       Молчит. Пытается вернуть здравомыслие, но видит улыбку и плывёт. Всё как в тумане: сам делает шаг навстречу, руки кладёт на талию и сжимает крепко. Фёдор будто не подозревает ни о чём, позволяет себя касаться и за плечи утягивает вглубь ванной комнаты, прикрывая за ними дверь.       Фёдор склоняется к нему, и Чуя привстаёт на носках, чтобы поймать его губы своими. Целует настойчиво, заставляя попятиться к стене и прислониться к ней спиной, изучает руками каждый сантиметр тела. Между ног так мокро, что перчатки приходится снять, чтобы не запачкать. Пальцы легко скользят внутрь, дрожь охватывает обоих.       — Ничего не смущает?.. — не то с усмешкой, не то с неподдельным интересом спрашивает Фёдор, глядя на него сверху вниз.       — А должно? — вопросом на вопрос отвечает, наращивая темп.       — Не… Ах… Не знаю, — тише произносит Фёдор и кусает губы, ногу для удобства отводя в сторону. Чуя уже не может дотянуться до его лица, потому целует ниже, оставляя фантомные следы на ключицах и груди.       Происходящее кажется нереальным. Фёдор мягко гладит его плечи, спускает руку ниже и вдруг накрывает ей пах. Хочется взвыть или хотя бы зашипеть. Он и шипит, хмурясь.       — Прости.       Чуя в каком-то странном сне, где Фёдор поддаётся ему, робеет и смотрит с волнением. Правда ли извиняется? А может, вводит в гипноз?       — Я сам, — рычит, плавно вынимая пальцы. Нервозно расстёгивает пряжку ремня и штаны, приспуская вместе с нижним бельём. И видит, как Фёдор улыбается ему с прищуром. — Что?       — Нравится твоя эмоциональность.       Фыркает вместо ответа. Уделяет себе время, чтобы унять болезненные ощущения, и после нескольких движений рукой осторожно прижимается плотью к пухлым нижним губам. Но не движется, сперва поднимает взгляд и получает одобрительный кивок.       — Нежничать необязательно, я многое могу стерпеть.       Почему-то от этих слов становится больно.       — Эй… Со мной не надо ничего терпеть, ладно?       У Фёдора глаза раскрываются шире, румянец становится ярче. Снова кивает, хоть и с промедлением. А после жмурится, закусывая губу, когда Чуя всё же осторожно толкается внутрь.       Начинает неторопливо, аккуратно. Смотрит вниз, контролируя процесс, и за бёдра держит, проводя пальцами по бледной коже. А прижавшись пахом вплотную, ненадолго останавливается, прежде чем продолжает в обратном направлении. Чуть резче толкается внутрь, повторяя, пока Фёдор не сжимает его плечи, захныкав. Чуя с тревогой поднимает взгляд, но быстро успокаивается, замечая довольное выражение лица. Фёдор, видимо, часто улыбается, когда ему приятно. Или нет.       — Так хорошо или помедленнее? — на всякий случай уточняет у него Чуя.       — Хорошо… Но… Резче, пожалуйста.       — Вот так?       — Да! — со стоном отвечает Фёдор, запрокидывая голову назад и ударяясь о стену.       Чуя не знает, смеяться ему или спешить утешить. В итоге просто тянет руку кверху и заботливо подкладывает ладонь Фёдору под затылок, никак не комментируя случившееся.       Убить ведь должен. И никакое оправдание не изменит того, что миссия провалена. Да ещё как.       Утыкается лбом Фёдору в грудь по итогу, не обращая внимания на слетевшую с головы шляпу. Глаза прикрывает. Дыхание сбито напрочь, мышцы напряжены.       Фёдор сжимает его так, что становится до одури плохо. Или хорошо — это уж как посмотреть. Чуя жмурится и снова шипит. Ещё немного, и он точно сорвётся.       — Чуя-сан…       Ну как же всё-таки плохо.       — Что такое? — откликается, подняв голову, и видит слёзы в уголках глаз. Чувствует, как за шею обнимают.       Фёдор вдруг наклоняется — наверняка ведь неудобно — и целует. Чуя отвечает прерывисто, обвивая руками талию, толкается глубже меж разведённых бёдер и ловит чувственные стоны губами.       Терпеть уже просто невозможно. Чуя стремится отстраниться, но Фёдор с таким встревоженным видом прижимает обратно к себе, что приходится отказаться от этой идеи.       — Я дольше не продержусь.       — А дольше и не надо, — с ухмылкой сообщает Фёдор. И снова сжимается так, что голова кругом идёт.       — Ну всё, конечная, — чуть ли не воет Чуя, зажмуриваясь. Лбом опять прислоняется к груди. Не дышит даже, когда накрывает оргазмом, и сам не знает, сколько стоит так после, жадно глотая воздух, прежде чем приходит в себя.       Фёдор гладит его по волосам, смотрит нежно, но утомлённо. Чуя молчит, когда замечает. Да и не знает, что сказать.       Не сразу доходит, что Фёдор без разрядки остался.       — Не хочешь вернуться в ванну? — предлагает ему, чуть помедлив.       — Одному?       — Вместе.       Фёдор задумчиво хмурится. Но кивает, и Чуя неторопливо покидает его тело. Раздеваться начинает, невольно кидая взгляд вниз. Фёдор тоже смотрит, но догадаться, о чём размышляет, не удаётся.       Одежда остаётся валяться на полу, но Фёдор поднимает её за ним и закидывает поверх своих вещей на тумбочке. Чуя дожидается у ванны, позволяя опуститься в воду первым.       — Остыла уже, — оповещает Фёдор, включая кран, чтобы добавить горячей. Чуя этот факт игнорирует и лезет в ванну, садясь рядом, о чём тут же жалеет.       Неловкая тишина перестаёт быть таковой, когда Фёдор закрывает кран и поворачивается к нему, так нелепо толкая ладонью в грудь. Чуя покорно опускается, ложась в ванну, но та ему определённо не по размеру — слишком большая. Вода качается от одного края к другому, периодически омывая лицо, доходя в такие моменты до носа.       — Тебе точно удобно? — скептически спрашивает Фёдор, когда Чуя решает схватиться руками за бортики ванны, чтобы приподняться и перестать получать волнами по лицу.       — Не особо, — отвечает, резко садясь обратно. Оглядывает Фёдора задумчиво и склоняет голову набок. — Но будет удобно, если развернёшься.       — Спину показать предлагаешь?       — А что, боишься?       Чуя приподнимает бровь, видя, как Фёдор хмурится. Неужели и правда колеблется?.. Хотя он знает суть его способности, потому сомнения вполне логичны.       — Глупые уловки.       Чуя разводит руками. А когда Фёдор меняет положение, то вслед за ним тянется, со спины хватая за запястья. Помогает опереться о бортик ванны и отпускает, но лишь затем, чтобы одной рукой обнять за талию, а вторую положить ему на горло.       — Ну тише, я ничего плохого не сделаю, — воркует Чуя, услышав напряжённый выдох.       Щекой к спине льнёт, меж бёдер возбуждением трётся. Спустив руку ниже с талии, на ощупь находит чувствительное место и ласкает медленно, пока осторожно двигает бёдрами, проникая внутрь, на что Фёдор тихо стонет. Чуя отстраняется, но только ради того, чтобы в следующий миг осторожно толкнуться вновь. Покрывает спину нежными поцелуями, встречая несколько родинок на своём незамысловатом пути, насчитывает около пяти мелких и целует каждую из них по второму кругу.       Дарит ли он последнее удовольствие перед смертью? Едва ли. Сил не хватит уничтожить то, что так трепетно держит и уберегает от боли. Только если Фёдор не решит убить его сам — там уж поневоле придётся обороняться. Но тот так доверчиво подставляет ему спину и самые нежные места, стонет сладко и задыхается в чувствах, что последний вариант кажется неправильным, даже оскорбительным.       И о чём он только думает?       — Ах… Чуя-сан…       — Я здесь, — шепчет успокаивающе, оставляя поцелуй на плече.       Рукой перестаёт поддерживать под горлом, где под кожей так сильно пульсирует вена, вместо этого почёсывает за ухом и зарывается пальцами в волосы на затылке, чуть сжимая. Так Фёдор хотя бы будет знать, что руки Чуи заняты только им и не несут угрозы. Хотя не похоже, что тот вообще заботится о подобном.       Вода снова стынет, но уже плевать — и без того жарко. Чуя выпрямляется, кладёт обе руки на талию. Фёдор оборачивается и смотрит непонятливо, но стоит продолжить движение, как сразу отворачивается и прислоняется лбом к кафельной стене.       — Милый, — произносит вслух единственное, что приходит на ум.       В ответ ничего, кроме тихих стонов.       Гладит бока, движется резче. Фёдор такой хрупкий в его руках, дрожит и периодически скользит по дну ванны коленями, пытаясь удержаться в нужном положении. Чую и самого периодически заносит в сторону, но он каким-то чудом не падает. Мог бы способность применить, чтобы закрепиться на месте, но уж увольте, только во время близости её активировать ещё не хватало.       Наконец Фёдор с несдержанным стоном прижимается к нему бёдрами, прогибаясь в спине, жмурится и чуть ли не целуется уже с этим кафелем. Чуя решает не сбивать его и прекращает покачиваться вперёд и назад, но совершает бёдрами медленные круговые движения. Слышит прерывистые стоны и чувствует, как тот сжимает его крепко.       — Вот так, умница, — негромко поощряет, когда Фёдор расслабляется. Выходит из него бережно, гладит по бокам и спускается к ягодицам. Мягкие, сминать в руках приятно. — Давай ко мне.       Снова берёт за запястья и помогает сменить положение. Фёдор поворачивается к нему и опускается в воду, сгибая ноги в коленях, чтобы вместиться вдвоём было возможно. Чуя тоже садится, продолжая держать за руки. В глаза друг другу смотрят.       — Помочь?       Фёдор кивает вниз. Чуя понимает сразу, но отвечает запоздало:       — Если хочешь.       Руки приходится отпустить. Фёдор тянется одной из них обратно к Чуе: прохладная, но касается нежно и обхватывает осторожно. Только вот движения неумелые. Чуя тихо усмехается и накрывает ладонь Фёдора собственной. Не ругает, не злится — лишь направляет, поддерживая нужный темп.       — Быстро учишься.       — Ну ещё бы, — самодовольно соглашается Фёдор, на что Чуя может только однобоко улыбнуться и сщуриться.       Дышать становится тяжело. Проходит ещё немного времени, прежде чем Чуя напрягается, прикрывая глаза и раскрывая рот, издавая тихий протяжный стон. Удовольствие стремительно пронизывает тело, но уходит так же скоро. Руки после этого приходится сполоснуть.       — Грязная, — без всякой брезгливости сообщает Фёдор, смотря на воду в ванне.       — Так давай заново наберём, — чувствуя некое опустошение, предлагает Чуя.       — Лучше душ.       — Ну душ, мне без разницы.       Фёдор вынимает пробку из ванны, чтобы спустить воду, сам же встаёт с тихим вздохом и настраивает душ. Чуя поднимается вслед за ним.       — Нормально? — интересуется Фёдор, давая узнать температуру воды.       Чуя подставляет руку под струи воды и кивает. В следующий миг капли уже падают на голову, мочат рыжие кудри и стекают по лицу. Мокнут оба, Фёдор мыло вспенивает в руках и проводит ладонями по телу. Чуя молча повторяет за ним. Так и не говорят больше, пока не смывают с себя пену и не выходят из ванны, вставая на коврик рядом.       — Вот, — выбрав полотенце и протянув его Чуе, произносит Фёдор. Сам кутается в два сразу, одним из которых промакивает волосы.       Собираются так же тихо. Фёдор одет непривычно, по-домашнему, но всё ещё вычурно. Рубашка заковыристая, с вышитым цветочным узором на рукавах, штаны белые и с тем же узором на бёдрах. Тапочки с крысками.       — Я ещё не ел сегодня, — сообщает вдруг Фёдор, встретившись с ним взглядом. — Поужинаешь со мной?       — Можно ли считать совместный ужин свиданием? — с ухмылкой спрашивает Чуя, уперев руку в бок, другой поправляя шляпу.       — А ты уже свидание хочешь?       Чуя видит прищур и ухмылку, расслабленно пожимает плечами.       — Смотря какой приём окажешь.       — По-моему, я и так встретил тебя весьма радушно. Убийц так обычно не балуют.       Чуя неловко кашляет. Раскрывает глаза шире, смотрит сосредоточенно.       — Как давно догадался?       — Что убить пришёл? С самого начала.       — Да ну?       — Член портовой мафии приходит ко мне и подкарауливает у ванной комнаты. Зачем ещё, если не за этим?       — Логично. Почему тогда не убил первым? — складывая руки на груди, интересуется Чуя. Как ни странно, опасности от Фёдора он не чувствует.       — Подумал, что близость с тобой будет выгоднее. Было хорошо.       — Мне тоже. Но в чём выгода? У тебя на меня особые планы?       — Нет. Просто хочу поужинать с тобой и лечь спать. Я устал.       — И часто ты так с врагами спать ложишься?.. — приподнимая бровь, спрашивает удивлённо. Фёдор выходит из ванной комнаты, Чуя направляется за ним.       — Впервые.       — А…       — Всё впервые.       Чуя не может поверить так сразу, но Фёдор, кажется, действительно не лжёт.       Столовая оказывается просторной. Фёдор возится с посудой недолго, в дополнение к разогретой еде наливает красное сухое в бокалы и тушит свет, оставляя гореть только несколько свечей в громоздких подсвечниках. За столом сидят друг напротив друга. Чуя невольно думает о том, что Фёдор, возможно, всегда ужинает при свечах, потому что они уже пользованные.       Блюда непонятные, явно не из традиционной японской кухни. Отсутствие палочек среди столовых приборов немного удручает, но Чуя не настолько беспомощный, чтобы сильно страдать от этого. Знать бы ещё, что еда не отравлена, и было бы вообще прекрасно.       Фёдор молится перед едой. Не понять ни слова, хотя звучит… красиво. Голос тихий и бархатный, глаза закрыты, волосы до сих пор влажные.       Снова Чуя теряет идеальный момент для убийства.       — Приятного? — спрашивает неопределённо, когда Фёдор замолкает и заканчивает крестить то, что находится на столе с его стороны. Чуя никак бы не отреагировал даже в том случае, если бы и на его половину зашли. Хотя после спонтанной близости эта набожность выглядит до неприличия абсурдно.       — Вроде как.       Еда оказывается неплохой. А уж вино… Чуя определённо испытывает небольшую симпатию к Фёдору за его вкус в выпивке.       По окончании трапезы посуда остаётся в раковине, свечи гаснут от одного дуновения. Фёдор уводит Чую из столовой, походка его становится плавной. Сутулится лишь слегка. Чуя уже и не думает ни о чём, смотрит только ему в спину, идя позади.       В постель падают вместе. Не хотел так резко, но Фёдор сам его притянул и обнял. Приходится обнять в ответ. Голова кружится, перед глазами всё плывёт. Неужели снотворное подмешали? Или это вино так действует? Всего бокал ведь выпил…       — Уходи утром. Пущу тебя живым, только уходи.       Чуя убирает в сторону нелепо съехавшую на лицо шляпу и смотрит во влажно блестящие глаза. Взгляд Фёдора затуманен, лицо расслабленное. Значит, оба всего-навсего быстро опьянели.       — Уйду.       Фёдор кивает и устало закрывает глаза. Засыпает вскоре. Действительно засыпает — Чуя тормошит его легонько за плечо пару раз, но отклика не получает.       Сам сомкнуть глаз долго не может. Мысли одолевают разные, но все приводят к одному и тому же решению: отпустить ситуацию, забыть про миссию и наплевать на свои принципы.       Утром уходит ещё до пробуждения Фёдора, не оставив и следа. Благо, что не запутался во всех этих коридорах и входах-выходах. К боссу и всем ожидающим возвращается с плохими вестями, но выговор не получает: все на слово верят и даже не удивляются. Только больше убеждаются, что убить Достоевского непросто.       Непросто, если у тебя остались хоть какие-то человеческие чувства.       В последующие встречи Фёдор не даёт и шанса заподозрить их в близости. Ведёт себя так же, как и обычно. Чуя не осуждает, да и сам не горит желанием показывать связь. А потому принимает игру и снова пытается убить.