...
Чуя вертит в руках сигарету, стоя на балконе апартаментов. Чуя перекатывает её меж пальцев, наблюдая как её внутренности чернеют с каждой секундой все сильнее. Он только что из душа. Он смотрит и затягивается вновь. Он знает, что Дазай сегодня в квартале красных фонарей. По работе, или развлекается с кем-то — уже не важно. Он знает и не находит себе места. Дым плавно уплывает за пределы видимости, растворяется в жгучем прохладном воздухе. Ветра нет совершенно. Накахара докуривает до фильтра и после возвращается внутрь. На кухне темно и неуютно. От стен веет неприятным холодом, просачивающимся сквозь ребра, сквозь мышцы в груди в самое сердце. В их спальне тоже темно, кровать аккуратно застелена, освещенная лишь слабым светом из окна. Час поздний, но ещё не ночной. Чуя ходит из комнаты в комнату, пытаясь прогнать это инородное чувство в животе. И самому непонятно, отчего так плохо? Дазай никогда не был для него необходимостью, а в последнее время они и вовсе стали лишь сосуществовать. Где чувства, где боль, где страх потерять? Чуя не может себе признаться, но, кажется, именно их он сейчас ощущает спустя столько времени, роющихся в его кишках. Каждое утро Накахара просыпался с грузом потери. Или предстоящей потери. Как будто совсем скоро он потеряет что-то ценное навсегда, и траур наступил заранее. Он смотрел в карие глаза напротив каждый вечер, когда засыпал, и не боялся, что не увидит их с утра. Он знал, что не увидит. Наоборот же, удивлялся, обнаруживая мерно спящего Осаму, закинувшего ногу ему на бедро. После смерти Оды Сакуноске Дазай превратился в призрака. Докурив вторую, он проверяет телефоны. На рабочем пусто, как и на личном. Последняя операция для Накахары закончилась провалом. "Не смог совладать с эмоциями", "Боялся, что Дазая нет рядом, чтобы остановить его". Бред собачий. Дазай всегда был рядом, всегда сопровождал его на случай необходимости. "Необходимости"? Даже если никаких экстренных ситуаций не планировалось, они всегда отправлялись вдвоём. И не важно, что ещё до всей этой заварушки ими перестали двигать эмоции. Скупое доверие скорее к самим себе и своим принципам, чем друг к другу. Дазай любил шутить, что знает его "как облупленного", но Чуе, как и тогда, очень хотелось бы врезать ему за такие слова. Он никогда не разрешал себе довериться кому-то. Не позволял доверяться себе и ему. Чую это не бесило, просто медленно раскалывало изнутри. Из мыслей вырывает поворот ключа в замочной скважине. Накахара хочет вскочить и подбежать к двери, но остаётся абсолютно неподвижен. — Приветики, Чучу~ Он наигранно закатывает глаза. — Заткнись, идиот.. Я сто раз просил не называть меня так. Дазай проходит в прихожую и начинает раздеваться. Пальто, затем пиджак, отогнутый воротник рубашки оголяет вспотевшую кожу. Чуя замечает засос на его шее. Отчего-то вновь живот падает в пропасть. — Как всё прошло? — он медленно поднимается, подходя ближе и скрещивая руки. — О, довольно неплохо. Надеюсь, что Мори не будет приставать ко мне больше с этими мелкими казусами и даст нормальное задание. Дазай лучезарно улыбается, и Накахара еле заметно морщится. Он ненавидел, когда тот фальшивил, ему нравилась другая его улыбка, та, которую получал только он один на всей планете. — Что с шеей? — А что с ней? — Не начинай, блять, этот цирк, — он злится, закипает прямо на глазах, слова вылетают резко, как пробка из бутылки дешёвого шампанского. — Это одна из шлюх оставила? И Дазай, конечно, может начать объясняться, успокаивать его, но он никогда этого не делал. У него есть свой способ. Вместо ответа Дазай затыкает его поцелуем. Всякие мысли быстрее пули вышибает прочь из черепушки, когда Чуя, прижатый к стене, жадно сминает губы Дазая своими. Клыки царапают нежную кожу, Осаму улыбается в поцелуй, отчего у рыжеволосого по спине пробегает стадо мурашек. Они отодвигаются на миллисекунду, ловя ртом максимальное количество воздуха, и снова приникают друг к другу, деля драгоценный кислород между собой. Мозги плавятся от ощущения чужого языка на своём, от вибрации, идущей из чужого горла. Чуя хватается за волосы брюнета как за край обрыва, удерживающего от падения. Руки шарятся по одежде, длинные тонкие пальцы Дазая ласково обхватывают скулу парня. Он подаётся назад, Чуя следует за ним, возможно впервые за долгое время искренне требуя внимания к себе. Любви. Когда Дазай начинает отходить в сторону спальни, Накахаре ничего не остаётся, кроме как встать на носочки, дабы не разрывать поцелуй, и нервно поплестись в том же направлении. В голове сейчас ни единой мысли, во рту вкус мятной жвачки Осаму, а в паху приятно тянет. Дазай мягко и неторопливо останавливается, упираясь задней частью коленей в кровать. Языком мазнув напоследок по верхней губе, он отстраняется, вновь расплываясь в улыбке. У Чуи меж бровей пролегла едва заметная морщинка, он буквально за минуту изменился от холодного и язвительного до яростного и неукротимого, а сейчас до такого разгоряченного и открытого. Нуждающегося. Челюсть Дазая сводит на секунду, но несмотря на пустой взгляд, он принимается развязывать халат Накахары. Тот дышит уже учащенно, смотря исподлобья, невинно и одновременно с претензией. В глазах читается что-то между ревностью, обидой и обвинением. Дазаю трудно его прочитать, он слишком устал для того, чтобы думать о чем-то сейчас. При взгляде на идеально очерченное обнажённое тело, лежащее на кровати прямо перед ним, Дазай невольно вздрагивает, а затылок словно немеет. Он всегда восхищался телом своего напарника, и видеть его так близко, так доступно, так реально, как сейчас, каждый раз ощущалось как в первый. Он задерживает дыхание, словно тот может рассыпаться от одного даже самого незначительного вздоха, не спешит, невесомо проводит пальцем по ключице, поднимается к шее. Обводит кадык, что судорожно дёргается, не выдерживая и выдавливая из Чуи судорожный полустон. Дазай тяжело сглатывает. Без слов он опускается на пол, разводит колени Накахары и устраивается между ними, склонившись над таким желанным телом. Чуя ёрзает под ним, тянет к своим губам, но Дазай ловко уворачивается и начинает расцеловывать его грудь. Чувствуются приятные нотки винограда и жасмина после геля для душа. Он рисует целые тропы кончиком носа и губами. Играючи облизывает сосок, повторяет рельеф рёбер языком, взглядом встречаясь с Накахарой. В брюках всё теснее, Дазай горячо выдыхает в живот рыжего, опускаясь к налившемуся кровью члену. Чуя облегчённо хнычет, когда он резко вбирает головку, и зарывается рукой в пушистые тёмные волосы. Одной рукой Осаму придерживает член за основание, лижет, сцеловывает капли предэякулята, насаживаясь ртом все быстрее, а другой водит по телу напарника, запоминая каждую неровность его вкусно пахнущей кожи. Дазай знает, как сделать Чуе приятно, знает, как заставить его извиваться под ним. Он высовывает язык, проводя им по всей длине, по нескольку раз проходясь по выпирающей венке и в ту же секунду находя глаза Чуи закатывающимися от возбуждения. Дазай очень собой доволен и продолжает с даже большим энтузиазмом. Орган во рту ощутимо увеличивается. Накахара рефлекторно толкается бёдрами глубже, и Дазай манерно протяжно стонет. Собственный стояк становится уже конкретно болезненным, поэтому он с характерным звуком выпускает член рта, наблюдая за тянущейся слюной, и расстегивает ширинку. Чуя помогает ему с остальной одеждой, почти срывает её, и Осаму падает на кровать, таща его с собой. Он щекочет его ухо, отчего Накахара улыбается уголками губ и откидывается на подушки. Дазай же достаёт смазку из прикроватной тумбочки, выливает немного себе на руку, растирает пальцами, согревая, затем аккуратно вводит первый. Чуе холодно, неприятно, щипет. Дазай бережно растягивает его, не забывая без слов спрашивать о его самочувствии. К среднему пальцу добавляется указательный. Чуя не обращает внимания на дискомфорт, все его внимание приковано к лицу напротив, выражение которого говорит о небывалом азарте. Рот приоткрыт, язык смачивает пересохшую нижнюю губу, Дазай сглатывает, максимально сосредоточенно наблюдая за тем, как его пальцы проникают и исчезают внутри. Он меняет их угол, раздвигает ножницами, сгибает в поисках выпуклости... Грудь Накахары вздымается выше, он резко хватается за Дазая, и тот ликует. Пальцы двигаются увереннее, подушечки массируют стенки. — В-всё, можешь уже вставлять — Чуя дрожит каждый раз, когда Дазай проезжается по этой точке, — я... я не хочу кончить раньше времени... Но брюнет не останавливается, кусает подгибающиеся колени, а потом тут же зализывает места укусов. — Хва- Хватит уже, Дазай, — его захлестывает тревога, почему он его, блять, не слушает. — Я сказал, перестань, идиота кусок! Дазай останавливается. Чуя мечет молнии глазами, но волнистая длинная чёлка скрывает от него эмоции на лице Осаму. Надолго его все равно не хватает, потому что тот наконец вытаскивает пальцы, оставляя его с отвратительной пустотой. — Прости, Чуя, — он тычется носом в его живот, — увлёкся немного.. Накахара гладит его по макушке, уставившись в потолок и немного переводя дух. Дазай приподнимается, чмокает его в щеку и тянется за упаковкой презервативов. Рука напарника останавливает его. — Не надо, не возись. Он выглядит удивлённым. — Ты не хочешь? Чуя хмурится на секунду. — Нет, — закусывает губу, — хочу чувствовать максимально близко. Он ненавидит то, насколько счастливой улыбкой улыбается ему Осаму. Словно Чеширский кот в замедленной съёмке появляется из ниоткуда и пялится на него в темноте. — Как скажешь, Чучу~ Рыжеволосый цокает, но улыбается в ответ. Они оба понимают, что это значит. Это значит, Чуя верит Дазаю, верит тому, что он не был ни с кем. Они оба понимают и потому не озвучивают. Дазай щедро выливается смазку на свой член, завороженно смотря, как несколько капель падают на белую простынь. Он растирает остатки у входа, пристраивается, и, напоследок спрашивая у напарника, в порядке ли всё, аккуратно вставляет. Растяжки становится в мгновение ока сильно недостаточно, но Чуя успокаивает дыхание, а затем кивает, давая понять, что можно двигаться дальше. Брюнет любовно, почти с благоговением, утыкается лицом на грудь Накахары. Он старается не торопиться, дать ему привыкнуть, помогает одной рукой. Медленно и предельно осторожно он входит до конца и так же выходит больше чем на половину. Судя по всему, снова попадает по простате, отчего Чуя мычит, и Дазай уже не сдерживается, делая уверенный сильный толчок. Воздух из легких рыжеволосого как будто тотчас высасывают , а затем закачивают обратно, как только Дазай выходит. Чуе хорошо, Чуе очень хорошо. Бабочки пляшут в животе, никаких больше выворотов кишок в поисках ответов. — Так что всё-таки случилось с шеей? — Накахара скалится, в горле порхает стон, не решаясь выходить наружу. Дазай смеётся. Черт, как же он хорош. — Не поверишь, Чучу, но это был молоток~ Чуя и правда не верит. Точнее, не совсем понимает. Дазай решает пояснить. — "Соседовы" головорезы хотели проломить мне череп, даже застали врасплох, представляешь? Но я был бы не я, не похваставшись своей ловкостью. Так что они немного промахнулись. Толчок. Ещё толчок. Пальцы на ногах подгибаются. — А жаль, они могли бы постараться сделать мне одолжение... Тут уже Чуя затыкает его. Поцелуй получается мокрым, смазанным. Сознание изнывает от удовольствия под действием бурных химических реакций, медленно взрывающих мозг обоих. Зубы колются и царапаются. Дазай стонет прямо ему в рот, сильнее двигаясь бёдрами. Так или иначе, им сложно удерживать лица на одном уровне, и в итоге они сдаются. Осаму откидывает чёлку, чтобы та не мешала разглядывать млеющего под ним Накахару. Он не может сдержать блаженной ухмылки. Руки нежно бегают по торсу, ритмичные движения постепенно наращивают темп. Чуя жмурится, старается сосредоточиться на ощущениях. Мышцы ног все больше напрягаются с каждым толчком. Он чувствует себя приятно заполненным, целостным. Дазай тёплый, большой, всепоглощающий. Контакт кожа к коже, ничего между. Он чувствует каждый сантиметр внутри себя, каждый из них принадлежит Дазаю, и это так приятно... — Остановись на секунду. Чуя моргает пару раз. Дазай морщится, но останавливается. — Всё в порядке? Рыжеволосый кивает ему, а затем одним резким движением переворачивает их, оказываясь сверху. Брюнет снова смеётся. — Вау, да сегодня прямо рождество какое-то... Он рвано выдыхает, когда напарник приподнимается, направляя рукой его член в себя, такой открытый, красивый, желающий и желанный. Он без особых усилий и даже без дополнительной смазки проскальзывает внутрь, и Чуя вновь скалится, начиная двигаться. Сначала медленно, давая возбуждению снова разогнать кровь по сосудам, а затем постепенно возвращаясь к уже привычному темпу. В такой позе всё ощущается острее. — Блять... Дазай приоткрывает рот, потерянно хватая воздух. Рыжий довольно улыбается, сжимается вокруг. По позвонкам проходят импульсы, и Чуя низко стонет, пытаясь насадиться еще глубже. Хотя казалось бы, глубже уже некуда. Осаму вновь отбрасывает вспотевшие локоны челки со лба, воистину наслаждаясь открывающимся ему зрелищу. Чуя любил вести в постели, а Дазай любил быть в его власти, любил получать удовольствие, не неся ответственности за чужое, плыть по течению. Так же, как он плывет сейчас, разглядывая снизу вверх каждую клеточку кожи своего напарника, порозовевшую в местах, где он держит его за бедра, расцветающую от засосов на груди и шее. Это та картина, которую он бы хотел запомнить навсегда. Они встречаются глазами, и Чуя видит смех, плещущийся в карих омутах. Дазай прерывает зрительный контакт, наклоняя Чую к себе и проникая своим языком в рот парня, как заходя к себе домой. В таком положении член Накахары трется о живот брюнета, создавая дополнительную стимуляцию. Чуя готов просто раствориться в руках Дазая. Прямо тут, в эту же секунду. Оба опускают взгляд, смотря как он входит внутрь, как плоть трётся о плоть. Чуя закатывает глаза от удовольствия, и Дазай, видя это, решает наконец выйти на финишную прямую. Он вновь переворачивает их, и рыжеволосый приникает к нему, оставляет призрачный след на губах. Оба понимают, что разрядка совсем близко. Дазай чувствует, как Чуя сжимается вокруг него сильнее, и сам с трудом двигается, желая поскорее закончить. Осаму любуется раскрасневшимися от поцелуев губами напарника, напряженными бровями, подрагивающим кадыком, перекатывающимися под ним мышцами и чёрными глазами, которые в момент уставились на него в ответ. Дазай делает глубокий вдох. Он никогда не понимал, почему чувствует себя неуютно под взглядом этих бездонных червоточин. Не минуту назад, когда с передразниванием смело отражал возбужденный взгляд, не когда был в чужой власти, а именно сейчас, когда на него глядят снизу вверх, абсолютно безэмоционально. Бывают моменты, в которых он чувствует себя совершенно нагим. Ни одежды, ни бинтов, ни кожи, ни мышц, ни скелета. Только та отвратительная тёмная гуща, таящаяся в нём, и черные пронзительные глаза. Видят его изнутри. Не читают — осознают. И Дазай боится его, боится того, насколько опасными могут быть недра его товарища. Осаму не может его прочитать, в отличие от Чуи. Он боится, но взгляд не отводит. Одновременно знает, что и Чуя сейчас нагой. Не душой, но сознанием точно, и если бы он прямо в эту секунду приставил пистолет к его виску, Чуя бы не стал сопротивляться. Кровь стынет в жилах, оставаться на плаву всё сложнее, и хвала всем несуществующим богам, рыжеволосый зажмуривается в предоргазменном состоянии. Пальцы на руках немеют, судорога проходится по всему телу. Дазай издаёт непроизвольное мычание, тут же впиваясь укусом во влажную кожу плеча. Накахара шипит. — Следи за зубами... придурок.... Они оба сейчас готовы воспарить среди звёзд. Ночь окончательно опустилась на Йокогаму. На дороге мелькают десяток за десятком фары машин, торопящихся куда-то. Обсидиановое небо и умиротворяющий ветер встречают двойной чёрный, раскуривающих сигарету одну на двоих. Чуя глубоко затягивается, смотря вдаль. Дым высвобождается из лёгких. Сердце бьётся равномерно и неторопливо. Еще не высохшие волосы после душа продувает насквозь, вместе со всеми тревогами и заботами. Накахара передаёт сигарету Осаму, и тот перехватывает его руку, наклоняется, мягко целуя. Вновь встречается взглядом с ним. Он видит, он знает, он больше не сопротивляется. Он смеётся глазами, еле ощутимо проводит пальцами по внутренней части ладони парня. После как ни в чем не бывало берет сигарету и тоже делает затяжку. Из комнаты доносится еле слышный бззуньк. — Это Мори-сан, — легко улыбается Чуя, узнав мелодию уведомления. Он пишет лично, только когда требуется что-то срочное. — Пошёл он, мы тут курим и страстно разглядываем ласточек на крыше, вообще-то. Они тихо хихикают. Ноги подкашиваются, клонит в сон. Чуя секундно осматривает расслабленный профиль Дазая. Такой непоколебимый, пустой и невероятно красивый. Наверное, самый красивый в его жизни. Он слабо толкает его локтём в спину, разворачиваясь. — Я спать. Ты тоже не задерживайся, а то простынешь, чёрт возьми. Он не видит, однако прекрасно ощущает ухмылку, которая расплывается на бледном лице брюнета. — Сладких снов, Чуя. Балконная дверь за ним закрывается с глухим ударом. Дазай облокачивается на ограждение, тушит сигарету о холодный металл. Ветер пробирается за шиворот. Он наконец окончательно уверен в своём решении и может отпустить себя. Он уходит спать вслед за Чуей. На утро Осаму Дазай станет его врагом....