Слабость советника Фан Синя

      Се Лянь широко улыбнулся, помахав рукой прошедшему мимо Циину, который под ручку вёл Инь Юя. Последний, вероятно, получил бы от своего начальства за разгильдяйство, да вот только сам собиратель цветов под кровавым дождём сидел рядом с Его Высочеством, явно выбиваясь из общей атмосферы. Остальные небожители, за исключением некоторых, с опаской поглядывали в сторону неординарной парочки, но близко подходить никто и не думал, поэтому за столом, за которыми находились бог войны и демон, сидели лишь их знакомые. Так справа от Се Ляня, разумеется, сидел Хуа Чен собственной персоной, слева разместился только подошедший Инь Юй, а рядом с ним и Циин. Фэн Синь, Му Цин, Пэй Мин и Линвэнь уселись напротив. Первая парочка неустанно сверлила взглядом демона, словно одно неверное движение и они тут же накинутся на него, что невозможно смешило князя демонов. Остальные люди за столом были менее пристрастны, посему, в целом, атмосфера была вполне приятной, лёгкой, располагающей к общению.       Никто из небожителей не сомневался, что явись Его Высочество Наследный Принц Сяньлэ на праздник середины осени в этом году, так непременно под ручку с самим непревзойдённым. Многих такой расклад дел не устраивал, не то чтобы их мнение спрашивали, поэтому приходилось лишь молча терпеть, вознося молитвы коллегам, чтобы в этот вечер демон проявил милость.       Праздник шёл своим чередом. Все смеялись и веселились, и даже Хуа Чен смог завязать вполне благоприятную беседу с Пэй Мином, разглагольствуя о оружиях и том, какое из них, субъективно, будет лучше. Разумеется весь этот диалог был затеян с целью удивить Его Высочество, что за восемь веков скитаний не потерял былых знаний, а наоборот, приумножил, и теперь был способен дать фору самым опытным кузнецам, знающим свое дело.       Се Лянь, поняв умысел мужа, не спешил его нахваливать, желая растянуть его общение с кем-то помимо себя на подольше.       Сам принц тихо беседовал с Линвэнь, обсуждая дела небес, пока Пэй Мин не шикнул на них, призывая забыть о работе хоть в этот вечер, потому что её и так им хватало после произошедшего.       Собиратель цветов под кровавым дождём на такой дерзкий выпад сощурил глаз, но в целом был согласен с генералом. Его бедный гэгэ и так по уши утонул в этой работе из-за некомпетентности небесных крыс, которые не могут справиться со своими задачами. И такой завал в работе к его принца приводил к почти постоянной занятости, а как следствие усталости, что одному демону откровенно не нравилось, ведь его прекрасное высочество должен жить в неге, достатке и благополучии, не забивая свою прекрасную головку мыслями о таких дурных созданиях как прочие небожители.       Вскоре небожители заголосили в предвкушении, ожидая зрелища. Начиналась их любимая игра с пьесами, которая не сулила ничего хорошего тому, кто получит кубок. Пэй Мин еле заметно вздрогнул, припоминая пьесу прошлого года, где люди изобразили его и Сюань Цзи, так ещё каким-то немыслимым чудом Юйши Хуан приплели, изображая любовный треугольник! Генерал севера чуть с небес не свалился от такой постановки, поэтому в этом году держал ухо в остро. Линвэнь рассмеялась, видя настороженность друга. Да, прошлое представление воистину ударило по его гордости. Это же надо было придумать - красавицы, королева и её генерал, устраивают разборки за бога войны, а после, сойдясь немыслимым чудом во мнении, решают что тот им вовсе и не нужен, и уходят в закат вдвоём, оставляя мужчину в одиночестве. С этой пьесы весь небесный двор катался по полу от смеха, и даже Линвэнь не стала себя сдерживать, смеясь от души.       Второй жертвой стал генерал Наньян, про которого суетливые людишки быстренько сочинили представление, в ходе которого непутёвый папаша бросает дитё и невесту. Но все бы ничего, но у пьесы есть продолжение, в ходе которого бедный Фэн Синь все же берет ответственность за ребёнка, и в итоге откровенно говоря не справляется. Выставленный в не самом благоприятном свете генерал тогда позеленел, посинел, а после побелел. Закончилось представление очередной дракой генералов юга.       Остальным жертвам жестокой игры повезло больше, и представления о них были лишь безобидными, на фоне перечисленных, сценками.       Что ждало небесный двор в этом году и кто же станет жертвой было неизвестно, но все были в предвкушении.       И вот, игра началась. Вино было разлито, а кубок ушёл по рукам, сопровождаясь шёпотом, который быстро перешёл во всеобщий гул.       Первые два раунда игры ничего интересного не дали. Типичные истории о доблести богов и их свершениях. Всеобщую скуку выразил Хуа Чэн, демонстративно зевнув. В его представлении ни одна сценка, кроме той, в которой будет Его Высочество, не заслуживала внимания.       Когда гром прогремел в третий раз все стали спешно озираться по сторонам, в поисках этого несчастного. И он был найден. Третим счастливчиком стал Лан Цяньцю.        Боги не могли определиться, за чьей же реакцией наблюдать будет слаще, кто же предоставит им наиболее полную реакцию на пьесу. Ни у кого не было сомнений, что главными героями представления окажутся два принца павших государств, те, чьи народы до скрежета зубов ненавидели друг друга, век за веком топя всё и вся в крови. Два бога войны, два принца, учитель, бросивший ученика, и ученик, вонзивший ему в сердце кол и обрекший на неописуемые муки.        Се Лянь тяжело сглотнул, понуро опуская голову к груди. Он уже представлял как вновь его персона будет подвержена неиссякаемому потоку оскорблений и насмешек, от которых, стараниями своего мужа, принц мало-помалу начал отвыкать.        Хуа Чэн, разумеется, заметил резкие перемены в настроении любимого божества, что мгновение назад беззаботно смеялось. Он нежно взял ладони принца в свои, принимаясь их целовать со всей нежностью и безграничной любовью, выдержанной в восьми столетиях болезненной разлуки. В единственном глазу градоначальника читался восторг от сидящего пред ним божества, любовь, все к тому же божеству, счастье от того, что он может вот так к нему прикасаться, неверие в предыдущий факт, искренняя жалость, приправленная постепенно появляющейся жаждой крови тех, кто посмеет хотя-бы в собственных мыслях усмехнуться с его прекрасного Высочества.       Остальные люди за столом притихли, не желая портить момент, и даже Фэн Синь с Му Цином лишь закатили глаза, недовольно качая головой, точно родители, не одобряющие выбор излюбленного дитя. Пэй Мин добродушно хмыкнул, после чего разочарованно заскулил, когда его дражайшая Цзе прервала столь прекрасное видение, напоминая, что специфическая парочка все ещё средь людей, а не за пологами их спальни.        Щёки Се Ляня залились румянцем и он неловко покашлял, призывая мужа остановиться. Хуа Чэн, точно обделенный лаской кот, недовольно фыркнул, но ни слова не сказал, покорно повинуясь желанию своего принца. Впрочем, ему так даже больше нравится. Князь дал всем понять, что же происходит за закрытыми дверями их спальни, и глумясь так же припомнил, что его принц воистину лишь его, и прекрасное видение тех картин, что он щедро демонстрирует своему ничтожному слуге - принадлежит лишь ему.        Все вокруг загудели, а по столам пошёл шёпот о том, что принц Юнъани принял вызов, залпом осушив бокал. Казалось сам мир в один миг замер в предвкушении зрелища, которое сможет утолить потребность, с виду благочестивых небожителей, в чужой кровушке.        Служитель средних небес, отвечающий за постановки и их оглашение, свёл брови к переносице, а после, хлопнув себя свободной рукой по лбу, прокашлялся, громко и чётко объявляя название постановки.        — Представляем вашему вниманию пьесу из людского мира, под названием " Слабость советника Фан Синя" ! — глашатый махнул рукой и занавес начал медленно подниматься.        Боги недовольно загалдели, призывая явить сию пьесу небесам как можно быстрее, ведь, право слово, сколько ж можно ждать?        Собиратель Цветов Под Кровавым Дождём внимательно взглянул на Се Ляня, выискивая хоть что-то в его взгляде или жестах.        Принц поджал губы, принявшись постукивать указательным пальцем правой руки по подбородку. Резко брови сошлись к переносице, а после, так же неожиданно, он поднял голову, старательно высматривая кого-то. Поймав желанный взгляд, полный такого же осознания, сопровождаемого былыми нотками детского озорства, бог якобы недовольно цокнул, но предательская нежная и счастливая улыбка выдала его с потрохами. Все за столом вопросительно уставились на принца Сяньлэ, а тот лишь махнул рукой, мол, сами узнаете, и устремил свой взгляд на сцену, которая, наконец, была открыта взору наблюдателей, вздохнувших от облегчения, что отнюдь не сладостная пытка закончилась, и их ждало лишь бурное представление, с не менее интересными последствиями. Мало кто обратил внимание, что принцы двух враждующих народов легко улыбались, не сводя взгляда с представляемой им картины.        На сцене показался юноша лет четырнадцати в красивых, дорогих одеждах. На его лице сияла широкая улыбка, а сам он держал в руках какой-то свёрток, аккуратно, трепетно, словно бесценное сокровище. Мальчик на мгновение замялся, но тут же сам себе кивнул и рванул вперёд, сверкая глазами, полными восторга и предвкушения, которое, казалось, можно было ощутить в воздухе.        Фон изменился, и вот уже вместо прекрасного сада, на который, впрочем, почти никто внимания не обратил, показался тренировочный двор, посреди которого стояла стройная, подтянутая фигура в тёмных одеяниях. Осанка, жесты, движения, все выдавало в юноше особу благородных кровей, которой под кожей выгравировали правила этикета и послушания. Лицо юноши было скрыто за серебряной маской. По всей видимости, услышав приближение шагов, мужчина вложил свой чёрный меч в ножны, элегантно поправляя совершенно в этом не нуждающиеся одеяния. На сцене вновь появился тот самый мальчишка, что чуть-ли не набросился на своего учителя, словно радостный щенок, но все же, к его и его учителя чести, смог сдержаться.        — Советник, — в голосе так и был слышен восторг, предвкушение и некая гордость, но последнее было весьма хрупким чувством, готовым тут же отсыпаться, словно разбитое стекло.        — Ваше Высочество, — поприветствовал старший, в жесте почтения склоняя голову, при этом явно улавливая настрой своего ученика, — Что это у Вас? — с явным любопытством поинтересовался он, стараясь сдержать непрошеную улыбку.        — У-учитель, — мальчик начал нервничать после вопроса своего наставника, по всей видимости лишь сейчас задумываясь о том, понравится ли подарок Фан Синю.        — Да, Ваше Высочество? — губы мужчины тронула мягкая, лёгкая улыбка, как бы сообщающая, что бояться юношу принцу нечего, и он со спокойно душой может сообщить всё, что его гложет или волнует.        — Это... — Лан Цяньцю быстро замотал головой, отгоняя непрошеные переживания, и, пусть совершенно не так, как изначально задумывалось, быстро протянул свёрток, почти что кидая его в собственного учителя, за что успел мысленно похоронить себя, — Это вам! — выпалил наследный принц Юнъани, плотно зажмурив глаза.        Все, кто наблюдал за происходящим на сцене, вытянули шеи, желая узнать что же это за свёрток то такой, что он в себе таит.        Се Лянь и Лан Цяньцю, видя такую заинтересованность, легко посмеивались, уже предвкушая реакцию окружающих на последующее.        Актёр, игравший великого советника, как-то робко, но с интересом, принял таинственный подарок, неспешно направляясь к стоящему поодаль столу, жестом прося своего ученика сделать то же самое. Мальчик не заставил себя ждать, даже напротив, уселся на столик быстрее Фан Синя, уже разливая чай по пиалам, от переживаний забыв все традиции и правила приличия, на что Советник лишь хмыкнул, легко качнув головой, но так ничего и не сказав. Легко и элегантно присев на свободное место, старший медленно принялся разворачивать подарок, мысленно делая заметки на счёт того, что же ему приготовил его ученик.        Зрители чуть ли не вскакивали со своих мест в потугах заглянуть в таинственный свёрток, что вызвало добрый смех у непосредственных участников разворачивающейся истории.        Фан Синь принялся за последние слои, как тут же себя одернул, удивлённо посмотрев на принца, что от волнения чуть ли не волосы на себе рвал.        — Откуда?... — голос звучал глухо, надрывисто, так, словно непоколебимый наставник вот вот пустит слезу-другую на своё прекрасное лицо, скрытое под маской. В том, что оно прекрасно маленький принц не сомневался, ведь в его наставнике прекрасно всё.        — Значит, угадал, — только и выпалил мальчик, после чего зашелся звонким, заражающим смехом.        — Спасиб-бо, — шёпотом произнёс Фан Синь, а по его лицу, устремляясь к подбородку, покатилась одинокая слеза.        Лан Цяньцю, услышав такую интонацию, увидев, как его учитель плачет, поначалу растерялся, но спустя несколько мгновений подскочил, кидаясь к наставнику, падая около него на колени, абсолютно наплевав на собственный статус и приличия, и обхватывая своими руками талию своего учителя, наставника, примера для подражания, друга, того, кого без опаски называл членом своей семьи, того, за чьё благополучие волновался не меньше, чем за счастье матушки с отцом. Он чувствовал как советник вздрагивает, шмыгает носом, старательно подавляя слезы. Удивительно. Этот мужчина способен вытерпеть любую боль, справиться с каждой поставленной задачей, непоколебимо стоять перед лицом смерти, попутно отваживая её куда подальше, но стоит проявить к нему добро, показать искреннюю любовь, как он тут же теряет все это. Таким его Лан Цяньцю видел лишь раз, тогда, когда глубокой ночью, проснувшись от кошмара, двенадцатилетний принц побежал не под юбку матери, а к наставнику за советом, но а итоге обнаружил удивительное зрелище: его учитель сидел на полу и рыдал. Добродушный мальчик тут же бросился к Советнику, уже позабыв о собственных тревогах, безуспешно пытаясь утешить своего наставника, и вот, спустя несколько лет, у него вновь получилось застать этот, как говорит наставник, непозволительный момент слабости. Момент, в который принц может прочувствовать хоть часть, крупицу, боли его учителя, наставника, друга. Момент, в который юноша имеет честь видеть его живым.        Фан Синь старательно вытирал слезы со своих щёк, явно собираясь с мыслями. Принц не торопил. Он готов сидеть здесь, у его ног, столько, сколько потребуется, даже если это займёт века.        — Но... но как? — хриплым голосом выдавливает советник, после чего вновь замолкает.        Все зрители, наблюдающие за этим представлением, уже сгорали с нетерпения, желая узнать, что же именно юный принц преподнёс своему учителю, что же заставило великого советника проявить такие эмоции.        Маленький Лан Цяньцю неопределенно повёл плечом, склоняя голову на бок и довольно прикрывая глаза, когда учитель принялся неспешно, но неимоверно ласково, гладить его по шелковистым волосам.        — Я наблюдал за вами, так, как вы учили. Вы два года подряд ходили сами не свой в этот день. Грустный, подавленный, а желание залезть куда-то и не покидать своего укрытия, пока день не закончится, так и читалось на вашем лице. Я долго думал что же стало причиной. На размышления натолкнули наши разговоры, в ходе которых вы упоминали, что ваш день рождения не тот день, который должен интересовать мою персону, и я, к слову, советник, при всем моем уважении, совершенно не согласен с этим! Меня интересует всё, что с вами связано! Запомните это раз и навсегда! Но, возвращаясь к сути, вы так же упомянули, что не празднуете свой день рождения из-за даты, которая совпадает с рождением не самой лучшей исторической фигуры. Я провел долгие месяцы в библиотеке, перебрав столько документов и учебников, что и не упомнить, но в итоге добился своего. На самом деле я боялся, что ошибся, и тогда, наверное, я бы прямо сейчас провалился под землю, но мне повезло и старания окупились! — Лан Цяньцю говорил быстро, сбивчиво, напоминая своими речами восторженный лепет ребёнка, который уже ожидал похвалы, — И, к слову, советник, я не вижу ничего такого в том, что ваш день рождение совпадает с днем рождением наследного принца Сяньлэ! Вы не выбирали когда родиться, да и по правде говоря, если уж речь зашла об этом принце, я не считаю его плохим. Он, в отличие от других правителей и даже богов, хоть что-то делал, пытался, страдал вместе с народом, разделяя все его невзгоды! Его оскорбляют неоправданно! — гневную тираду, адресованную всем недоброжелателям принца Сяньлэ, прервал счастливый хохот советника, и ох, ради этого Лан Цяньцю готов был вновь месяцами сидеть в этом проклятом архиве, лишь бы вновь услышать этот прекрасный, завораживающий смех.        — Мой принц, — голос наставника звучал сладко, нежно, так и сочась любовью и благодарностью, а мягкие, аккуратные ладони легли на предплечья, аккуратно пытаясь приподнять юношу.        Наследный принц Юнъани последовал желанию учителя, встав с земли. Какого же было его удивление, когда наставник широко раскинул руки в пригласительном жесте. После мгновения колебаний мальчик бросился в желанные объятья, пользуясь возможностью, пока таковая имелась.        Он чувствовал, как слезы старшего впитывались в ткань одеяний принца, увлажняя ту, но это было чуть ли не последним, что сейчас волновало парня.        Руки мальчишки неуверенно легли на талию советника, неспешно, предельно аккуратно, успокаиювающе поглаживая ту. Раздался очередной всхлип, а после рыдания усилились с невиданной силой, но принц не возражал, напротив, был готов достать любые сокровища мира и без раздумий обменять на эту мимолетную возможность лицезреть своего наставника в таком свете, живом, доказывающем, что слухи лишь слухи и у сурового советника Фан Синя есть сердце, пусть и покрытое трещинами, шрамами и кровоточащеми ранами, но есть.        Весь небесный двор, наблюдающий эту сцену, невольно открыл рты, да выпучил глаза, поражаясь такой картине.        Воистину, советник Фан Синь был непомерно известен, и слава его дошла и до небес. Пусть богам и стыдно признать, но столь противоречивая личность внушала одновременно восхищение собственной персоной, и тут же страх. Даже боги, с упоением наблюдающие за великим советником, нередко вздрагивали от страха, стоило случайно взглянуть в бездонное серебро маски. Его речи ещё долго гуляли средь самых известных богов литературы, а моменты, когда мужчина брал в руки меч, были запетлечаны в памяти богов войны, искренне восхищенных таким мастерством. И теперь весь небесный двор наблюдал, как этот великий человек просто обнимает своего ученика, будучи непомерно благодарным за простой жест доброй воли. Тот, кто веками ранее внушал страх и уважение средь людей, демонов и даже богов, на деле всегда был человеком. Разумеется уже все давно знали о том, кто скрывался за маской великого советника, как и знали, что именно он некогда взял под свое крыло сиротку, ставшей вторым печально известным великим советником. Но у многих сей факт не укладывался в голове, ведь как такой холодный, непреклонный человек, воспитавший одного из сильнейших богов войны, привив ему дисциплину кровью, потом и детским скулежом, мог оказаться всеобщим посмешищем, извечно жертвующим собой? Оказывается, мог, ещё как. Ведь и Советник Фан Синь, и Его Высочество Се Лянь это стороны одной монеты, и какая бы не выпала, какую бы вы не увидели, от этого монета не перестанет ей быть.        На сцене, тем временем, актёр, игравший советника, принялся старательно вытирать слезы, пока юнец, сидящий у его ног, покорно ожидал дальнейших действий.        — С конфетами и цветами ты тоже угадал, мой принц, — тихо сказал мужчина, разворачивая свёрток, в котором был мешочек конфет и несколько белых цветов, явно диких, потрёпанных, но от этого не теряющих своего великолепия.        Мальчишка тут же вскочил, а в глазах его отразился истинный восторг. Он угадал, он смог. Он порадовал своего угрюмого наставника, вызвал на его прекрасном лице искреннюю, счастливую улыбку.        — Садись, выпьем чаю со сладостями, — Фан Синь отбросил официальные обращения и правила приличия, разговаривая с наследником Юнъани как с обычным мальчишкой, чему последний был несказанно рад.        Когда мужчина не был обременен путами долга и официоза, он позволял себе куда больше, чем обычно, что радовало Лан Цяньцю, растущего с извечной помехой в виде правил этикета и приличия. В простой, непринужденной обстановке, когда советник позволял себе всё, начиная от самой обыкновенной, простой похвалы, даже заканчивая мерами необходимого воспитания, в виде подзатыльников, пинков и редких, но совсем не обидных, оскорблений, мальчик чувствовал себя как никогда счастливым, готовым на всё, чтобы такие моменты длились как можно чаще.        Быстро усевшись рядом с наставником, парнишка начал выжидать продолжения, на что Фан Синь лишь весело усмехнулся.        — М-м, — задумчиво-игриво протянул мужчина, потирая подбородок, — Как Вашему Высочеству идея послушать многочисленные истории этого старика? — вопрос был излишен, ведь одним своим видом мальчик явно демонстрировал небывалую заинтересованность, на что наставник уже весело, не пытаясь скрыть свой задорный настрой, расхохотался, — Ох, зря этот принц соглашается, — наигранно посетовал Фан Синь, наблюдая как Лан Цяньцю широко распахнул глаза, но ничего не говорил, не желая спугнуть игривость взрослого, — У этого старика уйма историй, и, думаю, выслушать их все вам и жизни не хватит, конечно, только в том случае, если Ваше Высочество не станет богом.        — Тогда я стану им и выслушаю все истории наставника! — такой резкий, неожиданный, но уверенный ответ порядком удивил Фан Синя, заставляя его удивленно вздохнуть.        — Что ж, коль ты так серьёзно настроен, этот наставник поможет тебе не только добиться успеха, но и удержать его, а пока я собираюсь поведать Вашему Высочеству то, чего он пожелает, в пределах разумного, разумеется.        Занавес опустился и настала гробовая тишина. Никто не знал, как реагировать на увиденное. Изначально все представляли себе какую-то пьесу о том, как бесчеловечный советник безжалостно рушит жизнь собственного ученика, но увиденное, мягко говоря, заставило задуматься. Впервые небесам было интересно как же тогда ещё совсем юный Лан Цяньцю смог вонзить меч в сердце собственного учителя, как после этого жил все эти три столетия, и как сейчас сидит здесь, наблюдая за происходящим. Активный поток размышлений был прерван голосом наследного принца Юнъани.        — Советник, я, видите-ли, свое общение сдержал, так когда мне лучше заглянуть к вам на чай? — теперь уже мужчина, один из сильнейших богов войны, обратился к бывшему учителю, сначала звуча уверенно, но под конец его голос дрогнул.        Се Лянь хохотнул, всплескивая руками.        — Мой принц, этот старик с радостью исполнит свое обещание, разумеется, если не надоест вам раньше.        Хуа Чэн, точно растерянный котёнок метался взглядом между двумя принцами, а после сам себе кивнув взглянул на Инь Юя, который уже без слов понял прихоть градоначальника. Хоть сквозь землю провались, но узнай что это за конфеты.        Му Цин и Фэн Синь о чём-то задумались, и лишь Пэй Мин, спустя несколько минут томительного молчания, смог прервать эту тишь.        — Ваше Высочество, вы удивительный человек. Знаете, я теперь тоже очень хочу послушать эти истории, ради которых один из сильнейших богов войны стремился попасть на небеса.        Более никто ничего не сказал, нарушив тишину лишь спустя пятнадцать минут, при подсчёте фонарей, но так или иначе все были согласны с генералом Севера - истории, ради которых и на небеса вознестись можно, невероятно интригуют.