Можем ли мы увидеть план этой комнаты, где будет очерчена пунктирная линия посередине? © Ричард Сайкен
“Убийство на глазах сотни зрителей…”. Когда крик заголовков с витрины попытался привлечь внимание Ризли, он покупал спортивный журнал: в глянцевом и толстом мужчину интересовала пара страниц, рассказывающих, что новенького произошло на ринге. После этого он купил анатомическую раскраску и пошёл к машине, надеясь, что по возвращению домой дочь над ним сжалится и не захочет помочь ему бодрее себя чувствовать, приготовив авторский коктейль. В конце концов, она может вместо этого заинтересоваться строением напечатанного сердца. Однако ещё надо было заехать в контору, чтобы составить отчет по трём последним делам: бывшие коллеги считали, что он брался только за выигрышные, чтобы повысить репутацию, но, если бы они на секунду остановились и выполнили работу качественно, то у Ризли поприбавилось бы проблем с поиском удачных для себя дел. С покупками из газетного киоска, зажатыми под мышкой, он шёл к машине. Ясный сентябрьский день улыбался ему нежным прищуром солнца, на который он закатывал глаза в ответ. Когда зазвонил телефон, он зажал его между плечом и ухом, пока руки были заняты открыванием дверцы. В памяти слишком свежо звук упавшей коробки, звон обронённых ключей от дома отпечатался на образ девушки. Ризли бы предпочел, чтобы с его мнением считались, а не сбрасывали вещи, которые он старался уместить (удивительно, сколько за десять лет безделушек может занять рабочее место). — Привет, мой любимый стажёр. Если звонишь спросить, как уволиться, то я не подсказчик, потому что просто однажды не пришёл на работу. Он представил, как она начала стучать ногой, как делала всегда, когда он сваливал на неё заполнение бумаг. — Очень смешно, Риз. Я всего лишь третий месяц на посту, в отделе все только этого и ждут. — Дождутся? Из трубки раздался смех Клоринды. Ризли сел, закинув покупки в бардачок и достал сигареты. — Скорее я подорву жандармерию, чем позволю этим уродам давить на себя. — Не забудь позвать меня, когда будешь закладывать взрывчатку, чтобы я подкурил. — Ты настолько не веришь в меня? — В них, ты же знаешь. Ты и Навия — единственные женщины в отделе, давление неизбежно. Кстати, очень мило с твоей стороны, — металлическая зажигалка удобно лежала в руке, стертая в течение лет прямо под его пальцы. — Поддержать моё слабое правосознание, но ты ведь явно звонишь не за этим? — Работа. Марсель уводит дела прямо из-под носа. Ты читал об убийстве в “Эпиклезе”? — Заголовки видел. Меня не интересуют политические сплетни о приезжих из Снежной. Тебе собирались дать дело международного масштаба в первый рабочий год? — Против убийцы показания сотни зрителей. Возможно, личный мотив. По крайней мере, так считает Марсель. Он собирается надавить на парня, чтобы успеть закрыть дело до подачи статистики по отделам, и я подумала, что тебе будет интересно. — Такие, как он, лишь черви в буханке судебной системы, ты не можешь испечь новую, дорогая. — Марсель не дал обвиняемому правозащитника. Если ты хочешь обратить внимание госпожи Фокалор на паразитов в системе, то это твой шанс. Ризли слушал её, обхватив губами фильтр сигареты. Если он не покурит перед возвращением на работу, то позже запах не успеет выветрится, и Сиджвайн снова будет посылать укоризненные взгляды. Девятилетний ребенок не должен иметь в себе запас такой горечи. — Извини, я слишком стар, чтобы идти против системы. Если подашь прошение от своего имени, я возьмусь за защиту, но Марселя не уволят за это, он слишком долго работает, вспомни, он там дольше, чем был я. Попробуй в следующий раз отравить его фонту. — Так ты приедешь? — Ты умеешь заинтересовать. Ну и хочу посмотреть на лицо ублюдка, когда он поймёт, что не получит премии в этом месяце, — Ризли затушил бычок в банке из-под сардин и завёл двигатель. — Подготовь материалы. — Я не твоя подчиненная. — Но ты выбрала позвонить мне? Есть личная причина, почему? Клоринда снизила тон до шёпота: — Он унизил меня перед Навией. Это не просьба об одолжении, Риз. Если посчитаешь, что дело гиблое, тебе не обязательно за него браться. — Всё в порядке. Давно хотел попробовать силы. Выигрышные дела меня разленили, боюсь, что теряю форму. — Знаешь, в отделе про тебя говорят всякое. — Надеюсь, только плохое? — В большинстве. — Отлично. Их лицемерное обожание меня бесило. Приеду через минут двадцать. Ризли поёрзал, пока заводил двигатель. В городе, где он жил и работал до назначения в Кур-де-Фонтейн, можно было до любого места дойти пешком. Он любил ходить. Любил по утрам бегать так, чтобы мыслей в голове не оставалось, и он приходил, очищённый, будил Сиджвайн завтракать и вёл ее в школу, держа за руку. Она рассказывала о своих снах и о книгах, которые хочет прочесть, иногда они сворачивали к берегу погладить пухленя, отдыхающего на берегу. Казалось, время застывало в сверкающие спокойствием утра. С другой стороны, не будь переезда в Кур-де-Фонтейн, он бы не познакомился с ним, не заметил момент, когда его душа надломилась, а понятие “справедливости” стёрло рамкой закона. Он не лгал Клоринде, говоря, что радовался сплетням в отделе. Пожалуйста. Это подтверждало, что всё он делал правильно. Фокалор обещала, что у них он станет одним из лучших следователей, что он нужен ее отделу, что он должен служить правде. Как он и делал всю жизнь. Да. Так было до тех пор, пока однажды он, смотря в её гетерохромные глаза, не сказал ей правды о том, что понял о справедливости, и если бы журналисты цитировать его позже в газетах, то им бы явно пришлось цензурировать. К удивлению, Фокалор поняла. К удивлению, она написала ему рекомендую. К удивлению, может быть, плоха не система, а люди в ней? Может быть, но плата была так жестока, что Ризли не собирался делать им скидку. Воздух на вкус был как стекло. Табак сушил губы. Заходя в участок, Ризли делал усилие, чтобы по привычке не пойти к автомату с кофе, а потом за свой стол. стой. здесь нет ничего твоего. ты сам это выбрал. Секретарша за стеклом улыбнулась и протянула папку с делом. “Приятно вас снова видеть”. “Как ваш муж? Когда я увольнялся, вы собирались в отпуск?”. В приёмной было безлюдно, только в углу сидел подросток, прижимая к груди плюшевого пингвина. Ризли обратился к знакомой, мол, это нормально? Она скривилась. “Даже не спрашивайте, его отсюда не выгонишь”. Клоринда встретила его, не здороваясь, и он подумал, как легко и приятно у него вышло войти в эту реку. Как приятно было видеть привычные коридоры, которые он знал так же хорошо, как знал, где находится его нос. — Обвиняемого зовут Лини. Его арестовали два дня назад вечером. Все улики и подробное описание дела у тебя в руках. Марсель мчится, ему сообщили о том, что защитник назначен, но он ещё не знает, что это ты. Вопросы? — Предпочту сначала поговорить с подзащитным. Спасибо. Как там Навия? — У тебя час до приезда Марселя, Риз. — Намек понят. Он мог проиграть: иногда факты и доказательства всё же побеждали, если преступник был виновен. Пока Ризли делал всё, что было в его силах, проигрыш в деле — не то, что могло поставить пятно на репутацию в его глазах. Конечно, иногда на адвокатов смотрели с ненавистью, ведь они одинаково станут оправдывать вора, поджигателя и убийцу, но, пока Ризли не оправдывал людей, решивших навредить детям, он мог с этим жить. Его начальнику лучше держать Ризли подальше от подобных дел, иначе он сам сядет за предумышленное убийство того, кто совершил насилие над ребенком. Совсем как в свои более молодые годы. Это сравнение заставило его фыркнуть. Тюрьма — не самое приятное место, и некоторых людей она просто ломала, и, конечно, люди — не механизмы, приходящие в негодность, но после отсидки, лучше бы они ими были, потому что тюремный опыт тогда не нанёс бы им столько трещин, незарастающих трещин. Ризли непроизвольно потёр шрам на шее. И когда его впустили в камеру, где держали обвиняемого фокусника, он понял... Юноша поднял голову при звуке открывшейся двери и улыбнулся ему. ...что этот человек из тех, кому лучше никогда не бывать за решёткой, если он хочет дальше нести по жизни голову прямо. Обычно Ризли был на той стороне, которой преступники не улыбались никогда. Даже оказавшись по другую, они не делали этого с ним. Но он получил улыбку “спасибо, я действительно рад вас видеть”. — Доброго дня! Всё-таки господа передумали, и назначили мне защитника? Рад нашей встрече. Он вертел между пальцев визитку, но отложил ее. Их разделял стол для допросов, и, по привычке, Ризли сел напротив. Присмотревшись, он увидел, что перед юношей лежит не визитка, а игральная карта. Он протянул ладонь для рукопожатия: — Можешь звать меня Ризли. Я сделаю всё, чтобы помочь тебе. Ответное рукопожатие было на удивление крепким — такой силы не ждёшь от столь хрупкого человека. Он избегал смотреть на Ризли, ерзал и поправлял рукава блузки, будто не мог физически остановиться этого делать. — Извините, что встречаю вас в таком виде, — юноша развёл руками и сделал попытку рассмеяться. Он извинялся. Ризли ощущал, как ярость внутри вибрирует. Человек, сидящий перед ним, ничего не сделал, чтобы оправдываться перед ним. Официальных обвинений выдвинуто не было до сих пор. Если он окажется убийцей, то не Ризли осуждать его. Особенно не. Высокий воротник блузки был замят настолько, что казалось, будто его пытались порвать. Рядом на спинке стула висел фрак, рукава которого отделаны многослойным воланчатым манжетами салатового цвета, поэтому бросались в глаза. Слишком празднично для подобного места. Под глазами оставались черные круги от подводки, которой совсем не было на самом веке. Блёстки размазаны по лицу. Взгляд отведён, наверняка чтобы Ризли не увидел красноту, подругу несомненно долгого плача. Он сделает всё возможное. — Прежде чем к нашему разговору присоединятся жандармы, я хочу, чтобы мы прояснили несколько вопросов. Во-первых, я ничего не знаю о деле, кроме того, что человек умер. Поэтому от того, что именно ты мне расскажешь, зависит, как я буду работать. Мне нужна правда. Если ты правда убил, мне нужно знать. Не волнуйся, нас не записывают, не снимают, и я не собираюсь судить тебя. Договорились? Ему кивнули. — Я всё расскажу, но для начала скажите, вы можете поговорить с кем-нибудь, чтобы меня отпустили хотя бы на время? — юноша положил руки перед собой и смотрел на них. Черно-зелёный лак на ногтях был сколот, на мизинце не было типсы. — Есть особая причина, по которой ты интересуешь? — Я опекун младшего брата. Мы живём вместе и мне нужно быть рядом с ним, — ответ был лишен эмоций, губы стянулись в тонкую ниточку. — Не волнуйся, о нём позаботятся, если это потребуется. От смирения, которое удивило Ризли, ничего не осталось. Подзащитный посмотрел на него почти с ненавистью, сгрёб клочки бумажки в кулак. — Вы не понимаете. Сми транслируют дело. Мой брат, он узнал, где я, и он пришёл, но его не пустили ко мне, потому что я убийца. Они сказали ему быть осторожнее, потому что я убийца. Они солгали ему. Я слышал все через стену, но ничего не мог сделать. — Послушай, уверен, мы с тобой решим это недоразумение, когда ты расскажешь мне, что случилось, по твоему мнению, в театре. — Как они могли сказать такое Фремине? — подзащитный уткнул лицо в ладони. Его грудь быстро вздымалась и опускалась, он пытался дышать. Ризли знал, что это. Ризли знал, что сейчас его подзащитный где-то далеко-далеко отсюда. Он встал, чтобы набрать воды из кулера. — Фремине нельзя… нельзя оставаться… од-дному… почему они… ообману- Ризли не допустил той же ошибки и сел рядом со своим подзащитным. Он поставил пластиковый стаканчик перед ним и достал пачку салфеток, одолженных у Клоринды. — Хэй, малыш, послушай, я сейчас до тебя дотронусь, не пугайся, ладно? — он старался говорить спокойно и ровно. Как учил его лечащий врач Сиджвайн. Юноша кивнул. Ризли выждал несколько секунд и опустил ладонь на чужую спину. Даже сквозь ткань блузки пальцы могли выводить рельеф позвонковых костей. Круговые движения должны были стереть страх, как движение солнца каждый раз стирало день за днём. — Дыши. Тебе сейчас тяжело, поэтому слушай и повторяй за мной. Я дышу, ты тоже дышишь. Вдох-выдох. Они сидели так близко, что юноша должен был не просто слышать спокойное размеренное дыхание, но и биение его сердца — точное и неостановимое, как тиканье метронома. Оказавшись в близости по одну сторону стола, можно было заметить, что высокий воротник блузки не скрывал свежее покраснение, будто кто-то держал за горло. Ризли почувствовал, как в груди заклокотало, но он сосредоточился на дыхании, иначе, какой из него вышел бы утешитель, если бы он сам не мог держаться в руках? Когда вода в стакане была выпита, а салфетки грязными птицами собрались на столе в стайку, можно было поговорить. Дрожь мальчишечьего тела улеглась, но Ризли все ещё выводил широкие круги. — Давай по новой. Я на твоей стороне. Можешь посмотреть мне в глаза? Юноша поднял голову. Без размазанной косметики было даже незаметно, что он два дня провёл в камере. Ризли держал взгляд его глубоких фиалковых глаз, как держат сорвавшегося с уступа альпиниста, он должен был увидеть, что Ризли действительно с ним, что они по одну сторону стола. Юноша поднял голову. Без размазанной косметики было даже незаметно, что он два дня провёл в камере. Ризли держал взгляд его глубоких фиалковых глаз- — Как тебя зовут? — Вы так терпеливы, спасибо за это. Меня называют Величайший маг-иллюзионист Лини, но вы можете звать меня просто Лини. — Отлично, Лини, — Ризли последний раз хлопнул его по лопаткам и отодвинулся. Его телефон в руках завибрировал. — Держи. Напиши брату, что с тобой всё в порядке, что ты не убийца, что твой адвокат со всем разберётся и ты вернешься домой, как можно скорее. Лини смотрел на горящий экран так, будто он мог его укусить. — Нет никакого подвоха, малыш, будь умничкой, возьми телефон, хорошо? — Вы говорите со мной как с дошкольником. — Кажется, я начинаю передумывать. Лини подался вперёд и выхватил его так, как бездомные кошки хватают лакомство. Отшатнуться Ризли помешало только то, что он бы точно свалился со стула. Лини быстро-быстро печатал, всё время скашивая взгляд на мужчину. — Если ты попросишь его спрятать улики, то я узнаю об этом. Все сообщения будут переданы полиции в любом случае, так что следи за языком. — Вы не пострадаете? За то, что позволили мне выйти на связь? — Не помню, чтобы в законах Кур-де-Фонтейна позволялось применять к подозреваемым физическое насилие. Так что мы можем использовать это против них, если на нас будут давить. Может быть, у тебя есть родственники, с которыми тоже нужно связаться? Лини покачал головой. Ризли показал на свою шею, а потом обратился: — Сильно болит? Лини почесал место за воротником, когда тянул телефон обратно. — Я уже и забыл об этом, если честно. Мне некому больше писать, потому что мы с братом росли в детском доме Снежной. Я написал ему на нашем языке, чтобы он поверил, что это действительно я, но вы можете через переводчик убедиться, что я не впутываю его, не пытаюсь вас обмануть. Ризли увидел новый контакт и кириллические символы, которые он обязательно проверит позже. Лини сидел вполоборота к нему: — Теперь, когда он в курсе, уверен, Фремине будет до невозможности скучать по своему потрясающему старшему брату. Давайте начнем. — Ты быстро пришёл в себя. — Издержки профессии и вашей заботы. Какой бы из меня вышел фокусник, если бы я не умел переводить внимание на более существенные для трюка детали? Ризли нравилась эта перемена. Молодость дана людям не для того, чтобы они плакали и скулили. Это время дано не для того, чтобы их испытывали на прочность до тех пор, пока они не треснут, как сухая ветвь. Ведь даже ребенок на уроке творчества никогда не нарисует цветущую отломленную от дерева ветвь: кое-что просто срастись не может. — На самом деле, мне сложно рассказать вам, что произошло. Сейчас разгар сезона, мы с братом готовим множество номеров к этому времени, но он учится в школе, я не могу всё время брать его в ассистенты. Иногда я подаю объявления через гильдию. В этот раз откликнулся Жак. Меня напугало, что он мужчина в возрасте, но ему нужно было кормить семью, поэтому я согласился поработать с ним. Он действительно интересовался фокусами, ходами под театром, реквизитом, отдавался на полную. В день нашего последнего выступления он был в ящике, чтобы воспроизводить мой голос, тогда-то и сорвался контейнер, раздавивший его. — Почему обвинили тебя? — Кто-то из работников театра слышал, как мы ругались. На самом деле, это действительно должно было стать нашим последним совместным выступлением, потому что за день до этого к нам заходил Фремине, и Жак... он прокомментировал длину его шорт. Это недопустимо, и я сразу бы отказался от работы с ним, если бы не его семья. Когда Ризли выслушал Лини и уточнил все интересующие детали, он сообщил, что пойдёт поговорить с офицером Марселем. Лини удивил его вопросом: — Хотите покажу фокус? Ризли уже держал ручку двери и представлял лицо Марселя, и уже почти видел, как возвращается домой к Сиджвайн. Но невидимая сила потянула его за ниточки: он обернулся. — Не откажусь. В комнате для допросов, где яркость света слепила до слёз, а простор комнаты душил, Лини сидел за столом, как на сцене. Он провёл ладонью над обрывками карты и поднял что-то указательным и средним пальцами: карта была невредима. Увидев лицо Ризли, он спросил: — Вам раскрыть суть? — Нет, не нужно. Храни секреты при себе, фокусник. И Лини улыбнулся. В этот раз улыбка коснулась и его глаз. × Встреча с Марселем произошла даже раньше, чем Ризли успел бы осушить чашку чая. Офицер ждал за дверью. Его пальцы отбивали чечётку на стене. — Ризли. — Господин Ризли. Я заполнил все бланки по дороге сюда, поэтому хочу узнать у вас, не закончился ли срок первичного задержания, и продолжу работу. Марсель не изменился в лице, но усы задрожали. — Послушай, не знаю, что ты забыл тут, но это бесполезно. Мы отпустим мальчишку, но послезавтра снова придём за ним, когда мои люди соберут все документы и выпишут ордер. Когда мы работали вместе, у нас было правило — не мешать работе друг друга. Почему бы нам не придерживаться его дальше? — Мы больше не работаем вместе, — Ризли вытащил испачканные косметикой салфетки из кармана, чтобы швырнуть в урну. — Господин Лини может быть свободен, я верно вас понял? Марсель покраснел: — Да. Три дня — самый больший срок. Я предупреждаю тебя, потому что когда-то ты спас жизнь моей племяннице. Не надейся больше на мою доброту, господин адвокат. Ризли не оборачивался, когда уходил за подпиской об освобождении в бухгалтерию. Клоринда написала, что всё готово. Он на всякий случай заскринил сообщение, отправленное до её:“Fremine, eto ya, Lini. V internete vrut. Yа ne mogu nayti tebe slugu, no ya vyydu, i my pogovorim. Bud' doma”.
× Когда Ризли войдёт в комнату для допросов в следующий раз, он сделает это вместе с Клориндой, чтобы сказать, что Лини свободен. Пока что. И Лини будет смотреть прямо в глаза Ризли, держа его взгляд, как человек держит протянутую для приветствия ладонь. Пока что. И Лини будет смотреть прямо в глаза Ризли, держа его взгляд, как человек держит протянутую для приветствия ладонь. Пока что. И Лини будет смотреть прямо в глаза Ризли, держа его взгляд, как человек держит протянутую для приветствия ладонь. Пока что.