Наконец-то лето

      Жара в конце августа в Питере? Упаси боже. Да и где такое видано? Потому и кондей в квартире никто не чинил, достаточно было окно открыть, но не сейчас. В поисковике на компьютере до сих пор висит вопрос «как спастись от жары?», мокрые полотенца на руках и лбу не особо стараются помочь, а работать надо. Впрочем, никто и не работает: Даня безысходно тянет лапы на диване, зевая почти каждые полминуты, а Руслан убежал из домашней студии, ничего не сказав. Кстати, давно. Минут пятнадцать назад, может и полчаса. За временем следить тяжело, сознание потихоньку начинает плавить. Надо бы встать, до кухни дойти и проверить воду в холодильнике, а можно просто позвать Руслана. Но в квартире было слишком тихо, казалось, тот попросту съебался из квартиры, улетел на море, оставив своего парня наедине с сухой погодой. Как в пустыне, блять. — Даня, — выглядывает из дверного проёма потеряшка, когда рыжий уже правда собирался отправиться на поиски родного человека, — жив что-ль ещё? — Пиздец, ну извини — живой, — слегка испуганно дëрнувшись, отвечает Кашин, поправляя спадающие полотенца. — Никак не настроюсь. Мозги плавит жёстко.       Даня тянется руками к вискам, массируя устало и прикрывая веки, пока Рус аккуратно проходит в студию, бросая что-то на незанятый краешек дивана. Один глаз настороженно оглядывает парня, стоящего прямо над душой, а затем упаковку желтоватых свечей. — Пошли, щас умом ëбнешься, лёжа тут, — на лице расцветает асимметричная улыбка, по которой только и приходилось скучать, выжидая окончание тура Тушенцова.       Прошла уже неделя, если не меньше, с возвращения блудного кота домой, но толком побыть вместе не получалось вовсе — Даня сутулится над альбомом, параллельно проводя стримы и хуяча ролики один за другим, а Руслан то пытается силы восстановить, то друзей питерских навещает. Недавно ручкой Андрею помахал в аэропорту, благословляя на удачный тур. Но по Дэнчику своему, конечно, Рус всё же истосковался. По голубоглазой спящей красавице, что шаркает тапочками на кухню в два часа дня за кофе, хотя рядом стоит кружка с недопитым ещё со вчерашнего; по смеху из спальни из-за кого-нибудь тик тока, а потом ждать, зная, что этот рыжий сейчас прибежит, делясь этим же глупым видео, всё ещё хихикая, что аж в руках телефон трясётся; по тому, как Даня всё носом шмыгает, брови хмуря, и ночью просыпаться, когда тот начинает чуть ли не задыхаться, глотая воздух. В этом есть своё очарование, уют. Кашин часто шутит, мол, супруги, ей-богу. Ты мои таблетки выпил? — Блять, никуда не хочу. На улице ещё жарче. — В ванную пошли, алë, — рука тут же впивается в запястье, заставляя тушку приподняться, — давай-давай, и воду из холодоса достанем. Вставай.       Уговаривать не пришлось, просто тащишь за собой, а там и сам уже в прохладу полезет. — А свечи зачем? — лениво спрашивает парень, опуская руки в воду, что уже закрыла дно ванной. — Пихать тебе буду. Ну что за вопрос? — шутливо проговаривает позади стоящий, неаккуратно распаковывая давно купленные ароматические свечи. Они хорошо умещаются в руке и стоят спокойно, не падают. Ну а хули тут? Не всегда же стариками быть. — Романти́к, шаришь?       Рыжий лишь приподнимает светлые брови, манерно закатывая глаза.              Вода медленно скатывается с пальцев по ладоням, сдирая с кожи горячий след. Взгляд заворожено косит на капли, в отражении путая реальность, впрочем, Руслан вновь появляется в комнате, но с пол-литровкой и двумя бокалами в руках. «Из них вино сербают, а не питьевую воду, хуëвый ты романтик».       Поставив всё на пол, Тушенцов захлопывает дверь, предварительно проверив, что ручка не заела. А то у них такое часто бывает — ушёл посрать и не вернулся. Только дверь и ломай. — Нахуй закрыл? Хоть воздух попадать будет, — возмущается Кашин, указывая рукой на дверь. Расслабиться тот заметно не может, во всём ищет негатив. — Успокойся, не сдохнем здесь, — пламя первой свечи загорается, не распространяя никакого особого ни света, ни тепла, да, блять, даже аромата. — Чë, семнадцатый век, крепостная Россия, ебать? — скептически поглядывая на какие-то химозные свечушки, бубнит Кашин.       Зажигая вторую свечу, парень ставит обе на какую-то газету, а затем на пол около ванны, заставляя недовольного возлюбленного оторвать задницу.       Выглядит как обряд, Даня хмурится, всём своим видом показывая несуразность затеи. Руслан же, ни сказав ни слова, выключает свет и шибко стягивает шорты. Голубенькие кристаллы ошарашенно смотрят на то, как парень без тени смущения раздевается, оставаясь в одних трусах. Пловец несчастный. По сути, в этом ничего такого нет, они не первый месяц вместе и съехались тоже не две недели назад, но смущение почему-то накрывает. Это даже кажется чем-то интимным — просто лежать вместе в ванной в попытке спрятаться от назойливой жары. И письки друг друга видели, и жопы не раз по квартире мелькали, а сейчас, ты глянь, глазки бегают, стараясь не пялиться на тело ближнего своего. Руслан смеётся на это и лезет через бортик в воду, коей уже было предостаточно, расслабляясь на стальной морозной спинке, взгляд не спуская с ломающегося Данилы. Домашние шорты летят к другим, а футболка в рожу, что стебётся, ухмыляется ехидно. И пока Рус ловит её, кидает в тканевую кучу рядом, Данька с озорством успевает быстро залезть в ванную, чуть не поскользнувшись. — Чë ты там прячешь? — словив остывшее наконец запястье в воздухе, Тушенцов валит рыжего на себя, заглядывая в глаза напротив, хитро шевеля бровями. Тот брыкается, брызгаясь, заливая комнату, а руки нечаянно царапают изнеженную кожу. — Рыжий лобок, блять, отпусти, — хихикает Даня, не оставляя попытки выбраться, но Руслан всё же отпускает запястье, поглядывая на смущённую фигуру, что уже села на дно ванны, пододвигаясь к краю и чуть поджимая колени.       Хочется сказать «Да что я там не видел?», но звучит это мерзко, напоминает о детстве даже. Может потому и мерзко?       Впрочем, неприятные мыслишки разлетаются шустро, взгляд снова перебегает на возлюбленного, подмечая долгожданный релакс. Родные ноги лежат прямо между раздвинутыми Руслана. Дышать становится легче.       Поначалу прохлада обжигала, проникая будто внутрь, задевая чувствительные нервы. Голова кружилась от резкой смены температуры, сейчас же осторожно гладит кожу, зализывая горячие дорожки. Невольно глаза сами прикрываются.       Шипение крышки раздаётся эхом. Рус наливает питьевую воду в один бокал, почти до краёв, и отдаёт его Кашину, а тот сначала и не понял, что от него требуется. В прозрачной посуде отражается искажённое пламя свечи, и Руслан жадно выпивает жидкость, осматривая задумчивого парнишку перед ним. Жестом показав «пей», ставит бокал на пол, а Даня, одумавшись всë-таки вливает воду, глотая холод.              А что, правда романтично, пусть и как крестьяне, но мило, до тех пор пока Даня не достаёт телефон со стеклянной полки и листает чё-то, ржёт опять. Будто целенаправленно отгораживая Руслана и его желание побыть вдвоём. Но тот молчит, не упрекая любимого ни в чëм. Руки его покоятся на бортиках ванной, на затылке, кажется, скоро отпечатаются плиточные швы. Но это же совсем не то, рыжему откровенно плевать. Даже взгляда не поднимет на скучающего парня, в то время как Рус своего негодующего и не собирается. Прожигающего уже. Тактика «Ждать и пялиться» отпадает напрочь, переходя в навязчивые действия, и недвижно примкнувшая к стенке нога начинает аккуратно скользить вниз, поглаживая кожу в районе колена, спускаясь к бедру. Без внимания этот жест не остался: Даня глаза поднимает, сводит брови и щуриться. Руслан же ликует. Какая-никакая, но маленькая победа. Хищная улыбка сменяется на подкупное печальное ебало, что слишком нездорово влияет на ранимое сердце. — Что? — наконец выключив экран телефона, недовольно спрашивает Даня. Оно и так ясно, чего добивается эта гадюка. — Ты красивый. Очень, — хрипит Руся, подпирая подбородок рукой. Сухие губы вновь насыщая влагой, он тягостно выдыхает, явно намекая, глядит вниз, изучая бледные бёдра. — Сгинь.       Чётко и ясно. Допустим. Под пристальный взгляд Даня поджимает колени, перекрывая вид на желанные участки тела. Телефон в руках включается, свет от мобилы покрывает лицо. Уже не смешно. Вторая нога вступает на поле боя, отчаянно лезет дальше, словно змея, что кончики пальцев касаются ягодиц. — Сломаю и засуну в рот, — не отвлекаясь ни на секунду, предъявляет Кашин, на что парень лишь хмыкает и снисходительно кивает, прикрывая глаза.       Тело постепенно отлипает от ванной, и Рус лезть продолжает, руками подбираясь к настороженной жертве. Но рыжий снова изучает что-то в телефоне, выпячивая всё своё превосходство, якобы напротив него не сидит никакая огромная липучая проблема, нуждающаяся во внимании. А даже если и сидит, то её присутствие не ебëт в принципе. Ну конечно. Приблизившись достаточно, Руслан ведёт ладонями вверх до колен и резко раздвигает их в стороны, а затем тянет эту тушку вниз.        — Сука, уберись! — выхватывая телефон чужой и осторожно кладя на пол, улавливает на секунду Тушенцов. Он липнет, губами только лишь касаясь щёк горящих, а Даня уже тает, смеётся смущённо. — Да погодь.        — Что там у тебя такого интересного? М? — сжимая бока и кивая в сторону мобилы, лепечет недовольно Руслан, чувствуя тяжесть на плечах в попытках отпихнуть ëбыря.              Под нос бурча что-то беззлобное, Кашин неспешно погружается в воду, волосами потряхивая. Забавный, как током ëбнуло. Или на Антошку похож. Тот ещё соня, что в поле под подсолнухом залечь ничё не стоит.        — Притопить тя?        — Язык оторвать? — широко улыбнувшись, он хватает Руса за волосы, оттягивая назад. — Только после поцелуя. — Ой бля-я, началось, — жмурясь и отворачиваясь, тянет Даня, настойчивее толкая парня назад. В рёбра тут же впиваются отросшие коготки то ли в попытке применить щекотку, то ли вызывать болезненную реакцию. Нелепый смех не даёт вдохнуть, рыжий дурачится, плещется водой, почти задевая ею пламя свеч. Пнув случайно, но заслуженно Руслана ступнëй в таз, гаситься с оцепеневшего лица и вылезает из хватки. — Ну иди сюда что ли. Дай лизну, — не сдаётся, вновь хватая жилистые икры, подтаскивая к себе и резко проходясь языком полосой по уху, и зализывает острый кончик. — Да уйди, блять, фу, нахуй!       Снова жарко, вода реками вытекает из ванны, дела до этого никому нет. Ребячество уже давно стёрло все границы, от краёв оставляя лишь жалкое напоминание. «Ну Русла-ан» сотый раз разлетается по комнате, впрочем, до этого парню дела всё также — нет. Даня ловит себя на мысль, что такое ядерно-нежное приторное настроение пугает, ведь мелькает оно в Руслане редко, подготовиться к данной вспышке практически невозможно. Но и реагировать на это он всё также не умеет. Надеется, что эта минутная слабость и неудержимый порыв исчезнут сами собой, и Тушенцов ограничится крепким хватом, называя это «обниматься».        — Всё, хорош-хорош, — отлипает тот, улыбку в глазах горящих пряча. В темноте он точно хищник, вместо зрачков — вороньи гнёзда. Рыжий продолжает подпинывать, вкушая азарт занять верхнюю позицию, повалить и притопить. На мгновение старшему удаётся прильнуть к губам под недовольное мычание и, полностью погрузившись лицом под воду, Даня всё же отпихивает нависшее тело и выныривает, беспрерывно кашляя после.        — Норм? — хоть и смешок тихий давится, но нотка беспокойства в голосе присутствует. Рыжий садится ровно, подставив руки позади, и смолкает внезапно, взгляд серьёзный в шею, кажется, напротив устремив. Не реагирует вовсе, в мыслях своих застряв, и дышит через нос, сопя немного. Не моргает почти— Дань. Ну че такое?       Глаза не менее тёмные стреляют остро по чужим карим, задевая струны натянутые внутри. Руслан подползает ближе, в лицо заглядывая, и осторожно прижимается лбом ко лбу Дани, не прерывая зрительный контакт. И тишина. Холодные руки поднимаются из остывшей воды, тишину прерывая всплеском небольшим, и неловко ложатся на шею, слегка дрожа. Даня веки опускает, ладонями водя по смуглой коже, мурашками ту покрывая. Кровь по телу пробегает шустро, стоит только губами коснуться, и Руслан на секунду дыхание задерживает, чувствуя родной лёд буквально повсюду. Толкая настырно язык, задавая собственный темп, рыжий начинает прижиматься куда теснее к телу, нежели Руслан за всё время прибывания вместе, почти перебирается на колени. Но властный ныне огонь потихоньку затухает под прессом некой усталости, чем Тушенцов пользуются сразу, охватывая мягкие бока. Руки спускаются ниже, подхватывая под бёдра и стискивая Даню, почти опрокидывая на себя. — Давай без этой хуйни, — мямлит Кашин, уворачиваясь от настойчивых лобызаний, что уже сыпались по лицу светлыми веснушками. В отместку на спине Руса расцвели красные полосы, после которых трепетные поцелуи сменялись укусами. Крупная рука тут же накрыла бесконтрольную челюсть, стиснув неприятно, заставляя Тушенцова отвлечься от грубого и муторного для Дани занятия.       Глаза огненные, пылающие порочной искрой, а ведь часом ранее были спокойней мирного моря, темнее глубокой ночи и морознее любой уральской зимы. Опьянëнный рассудок подкидывает Руслану всё более слащавый бред, что скулы сводит.       Потрепав мокрые волосы, напоминающие липкую копну, парень снова лезет, жмётся, надеясь заполнить хотя бы частичку собой в этом ледяном сердце, найти мельчайшие местечко между подборкой олдскульного гаражного микса и собственными сочинениями Кашина. Но рыжий лишь в ответ пальцы вплетает в такие же влажные пряди, позволяя разорвать все расстояния, так приевшиеся уже к середине тура Руса. Как половину самого себя оторвать и выпроводить из дома. Самую лучшую часть себя отпустить в свободное плавание, чтобы ночами неосознанно сжимать в объятиях хлопковую подушку, дожидаясь хотя бы одного сообщения, самого простого. — Данечка, — бормотание слышится, направленное куда-то в плечо. Улыбка солнечная прячется в густых черноватых волосах.       Ну кто же знал. Походу это любовь.