***
Гониль стоит в курилке, расправляясь уже со второй сигаретой. Он устал. Он раздражен. Он без сил. И всему виной всё тот же О Сынмин, занявший пост руководителя пару месяцев назад. И эти два месяца для Гониля — ад. Офисный ад. Его собственный. К концу дня сил не остается даже на то, чтобы просто умереть. В прямом смысле этого слова. Сын директора гонял Гониля, как мальчишку на побегушках, а тому только и приходилось, что молча выполнять приказы. Такая вот призма социального статуса. Но сегодня всё дошло до беготни то за кофе, то за обедом, то в поисках в архиве какой-то документации пятилетней давности, которая явно покрылась пылью и вряд ли уже когда-либо найдется. Но надо! Надо! Так велел его новый начальник. У Гониля выбора нет. Он обычная пешка в офисной рутине. Потный Гониль зажал зубами сигарету в курилке, на макушке элегантно устроились узорчатая пыль и паутина. Сейчас он скурит ещё одну и пойдет искать дальше ту самую документацию, которая понадобилась чертовому мажору. Три сигареты за раз — это сильно! Но нервяк всë же остыл и словно дал новые силы. На полу архива десятки коробок, а Гониль, как пресловутая Золушка, перебирает документы вместо крупы. — Гониль? Вы так и не нашли документацию? — голос раздался из-за спины, заставляя тело судорожно сжаться. — Нет. Простите... — Гониль прикусил зубами губу от гнева. Хорошо еще, что его начальник этого не видел. — Вам уже пора домой! Закончите это завтра! — Спасибо! — Гониль встал с колен, отряхнул пыльные брюки, и не поднимая головы, исчез в дверях выхода. Потому что если он посмотрит в эти глаза — не избежать катастрофы.***
Утро Гониля начинается только с четвёртой чашки кофе. Горькаватая сладость бьет по пустому желудку, заставляя и так расшатанные нервы тревожно пульсировать. Офисная жизнь схожа на последний круг ада, во главе которого О Сынмин собственной персоной. Его хитрый лисий прищур не только пугает, но и чертовски манит к себе. Гониль стоит облокотившись на кулер, пытаясь успокоить желудок водой и давясь ею так, будто его сейчас стошнит. Перед глазами стоит его начальник, небрежно цыкая, словно что-то хочет сказать, но боится что Гониль подавится. — Гониль? Вы должны сегодня остаться в офисе, нам надо закончить это дело с архивом! — начинает разговор Сынмин, когда в руках подчиненного оказывается пустой стакан. — Простите? — у Гониля першит в горле. Мало того, что ему придется задерживаться на работе, чего он не планировал, так ещё и в обществе этого разбалованного мажора. — Прощаю! После завершения рабочего дня, как говорится: Four eyes see better than two... — начальник удаляется лёгкой походкой, а Гониль начинает осознавать, что попал. И походу — весьма конкретно.***
— Так! Гониль! — Сынмин присаживается на стул рядом, протягивая своему подопечному стакан с горячим напитком и сдвигая на кончик носа очки в тонкой оправе. — Да? — Гониль давится тугим комком в горле. Сидеть рядом с начальником и своей симпатией по совместительству сложно. Он поворачивает голову, наблюдая, как Сынмин копошится пальцами в бумагах, перебирая их, и откладывает некоторые из них в сторону. — Проверь, пожалуйста, вот эти бумаги. Разбери их по месяцам... —Сынмин смотрит на Гониля из-под очков и любезно протягивает ему небольшую стопку документов. — Хорошо, — хрипло произносит Гониль и пытается дрожащими руками перехватить листы. — Выпей сначала кофе. Ночь будет длинной.. — лисий прищур лениво расширяется. Сынмин глотает горячий кофе и поправляет очки на переносице, начинает снова копошиться в бумагах. Гониль следует его примеру, слегка прихлëбывая из врученного ему стакана горячий напиток. — Спасибо! — его рука поднимается, но он произносит всë также тихо, внимательно изучая своего начальника за работой. Для него Сынмин и правда был красивым, даже его светлые волосы всегда были уложены идеально. Гониль невзначай дотрагивается до своих пушистых прядей, словно сравнивая их прически. Сынмин сонно хлопает ресницами и отпивает снова, направляя свой взгляд на подчинённого. — Пей и приступай, — в лёгкой непринужденной манере проговаривает Сынмин, заставляя Гониля спрятать свой взгляд под челкой и забыть о размышлениях о внешности начальника. Ему было очень непривычно наблюдать, как избалованный сын директора сейчас с ним общается. Он от него за эти несколько месяцев руководства ни разу не слышал и доброго слова, а про вежливое обращение не стоило упоминать и подавно. В голове сразу возникает мысль о том, что его начальник будто что-то задумал. Ведь не может же он вот так без причины стать таким вежливым и добрым? За этим явно что-то есть! Гониль листает документы, складывая листы в разные стопки на столе и иногда возращая свой взгляд на Сынмина — тот отпустил щеку на ладонь и, зевая, продолжал просматривать бумаги. Вечер потихоньку сменяется тëмной ночью. Гониль пытается все свои мысли сконцентрировать на числах и месяцах на листах. Вряд ли его начальник останется таким же добрым, если он снова запутается в документах. Ладонь сама собой опускается на глаза, вяло массируя тяжелые от сонливости веки. В главном офисе слишком тихо и душно, но скорее не из-за спертого воздуха, а из-за компании сына директора. Гониль пытается осторожно повернуть лицо в сторону Сынмина, чтобы ещё раз взглянуть на трудягу мажора. Его взгляд ловит около своего плеча лисий прищур. Сынмин любопытно рассматривает подчинённого, медленно подергивая ресницами. Мило улыбается, а внутри у Гониля судорожно начинает скручиваться узел. Почему начальник на него пялится? — Что-то не так с документами? — хрипло подает голос Гониль, то смотря на бумаги с бесконечнными цифрами, то на Сынмина, который облокотился на руку и разглядывает его. — Нет! Всё в порядке с ними! — Сынмин хитро щурится и продолжает прожигать дальше его взглядом. Хочется ему любезно намекнуть, что просто так не смотрят, но Гониль молча продолжает хлопать ресницами. Может так его начальник поймёт, что его поведение слегка неловкое? Рука Сынмина двигает листок к Гонилю, тот утыкается в него. В горле ком, нервная дрожь, что переходит на сжимающие документ пальцы. — Вот тут, смотри... — начальник спускает на кончик носа очки и тыкает пальцем в таблицу, — ошибочка. Я наконец-то нашëл то, что мы искали! Гониль облегченно выдыхает. Не уж то он наконец-то сможет сбежать домой, подальше от этих офисных стен? Лицо Сынмина слишком близко, от него пахнет древесным парфюмом с нотками апельсина. Хочется сглотнуть и проглотить приторный комок в горле. — Гониль? — Сынмин кладëт на дрожащие пальцы подчинённого свою ладонь. Гониль еле дышит, кивая головой. От этого мажора можно ожидать чего угодно. Он уже даже слегка вжал голову в плечи, словно ожидая, что сейчас его начальник ляпнет что-то вроде: Ну вот опять я всю работу сделал за тебя! Скажи «пока» премии! — Ммм? — несвязно мычит Гониль. — Это наверное так тяжело, да? — лисий прищур становится ещё ближе. Аромат давит уже на лёгкие. Гонилю хочется кашлять. — Похоже, я бестолковый работник... — печально вздыхает Гониль, выпуская из рук слегка помятый лист бумаги. — Если честно, Гониль, — Сынмин продвигается коленями вперед, делая небольшую паузу, — ты замечательный работник. Но! Вот сейчас. Сейчас. Точно! Гониль ждёт как из рта начальника повалится что-то обидное. Он так и знал! —...но, — словно на зло томит ожиданием, — Наверное, я удивлен твоей выдержке. На лице Сынмина улыбка становится шире, а рука с ладони скользит вверх на щеку Гониля. — Вы-ы-держке? Гониль уже совсем не понимает, что происходит. Или его начальник с ним бесчеловечно играется, или его парфюм окончательно отключил работоспособность мозга. — Интересно... — снова тянет с паузами Сынмин, — если бы я не понял, что у тебя на уме, ты так бы и не сделал шаг? — Ш-шаг-г? — голос Гониля дрожит. О чем это он говорит? — Я же нравлюсь тебе, да? Сынмин что-то подмешал в его кофе? Или Гонилю мерещатся слова начальника? Он молча продолжает смотреть на Сынмина, не понимая до конца, что ему ответить. Признаться? Или сорваться с места и бежать? Позорно, что его раскрыли. — Вы меня уволите? — голос Гониля робко дрожит, а глаза опускаются вниз. Ощущения ладони Сынмина на щеке ещё больше усугубляет его положение. Не уж то тот решил над ним посмеяться и вышвырнуть из фирмы? — А что, если я скажу, что и ты мне нравишься, Гониль? Сердце кроет тянущей болью. Это шутка? — Это шутка? — произносит всë таки вслух Гониль. — Разве стал бы я помогать тебе с этими бумажками просто так? Гониль поднимает взгляд и его губы обжигаются сладостью. Сынмин прижимает его к себе, словно принуждая сбросить маски скрытых чувств. — Ты мне нравишься, Гониль!***
Сынмин целует губы Гониля дерзко, болезненно прикусывая нижнюю губу практически до крови, втягивая ее в свой рот, словно это вкусная сладкая вата. Или это та самая соленая карамель, которая тянется, оставляя после себя во рту тягучую вязкость? Сынмин не жадный, вовсе нет. Он просто слишком влюблен, и задурманенную голову страстью ведет так сильно. В этот омут. А Гониль ни капли не сопротивляется, ему даже льстит, что этот парень, что так решительно вбирает его губы к себе в рот, принадлежит ему. Без капли стеснения. Именно ему. Гониль повинуется губам напротив, потому что в этом омуте он явно первый утопающий. Если Сынмин влюблен, то Гониль давно влюблен. Очень давно. Ещë с первой их встречи. Офисная кладовка не предназначена для утех, но этих двоих это мало волнует. Сейчас, в темноте, на вытянутых руках, практически вплотную, для этих двоих — только они. Это — запретная любовь... Губы Сынмина настолько сладкие, настолько горячие, что мозг Гониля практически плавится от одного только вздоха. Сынмин ощущает себя маленьким мальчишкой, что прячется от родных в надежде не быть пойманным. Потому что если его отец узнает, что тот закрутил роман в его собственной фирме. Да и не с кем-то там из высшего ранга, а с мелкой сошкой в лице Гониля. За плечами которого нет перспектив и будущего. То явно старший О испепелит эти отношения, заставит точно исчезнуть Гониля. Но омут страсти, в котором они сейчас вместе, слишком туманит разум. Просто хочется быть счастливым. Не пойманным. Словно за этим последует награда. А награда была. Гониль. Сынмин всячески напомнинает себе, что если хочется быть с ним, то стоит сбавить обороты и перестать провоцировать судьбу в лице отличающегося высокими моральными устоями старшего О. На крах их отношений. Но это так тяжело... Так тяжело жить под тяжелой плитой вечного контроля отца, из-за чего Гониль и кажется тем самым запретным плодом. Который хочется вкусить. С Гонилем легко и нет притворства. С Гонилем можно быть настоящей версией себя. А тот словно чувствует все эти тревоги Сынмина, и, когда разрывает поцелуй между ними, протягивает ему листок бумаги: — Увольняюсь по собственному желанию... Подпишете? Сынмин никогда не был так счастлив уволить кого-то, как Гониля сейчас. Сегодня, в этот день. В этих офисных стенах...