Холодная комната

Холодно. Зябко ëжась, Литва обнимает себя за плечи. Он один в какой-то странной комнате. Точно не в своей. Бывал ли он здесь раньше? Возможно. Но что вообще делает тут сейчас? Непонятно. Ясно только одно — надо выбираться. Литва обеспокоенно озирается кругом. Почти ничего не видно. Света, кроме лунного, нет. В темноте вырисовываются очертания двери. Литва делает шаг вперёд, и вдруг… — Зачем же ты уходил, Литва? …знакомый елейный голос заставляет резко повернуться. Мягкая улыбка. Весело прищуренные глаза. Сам Россия почти буквально светится. Но Литва знает, что́ кроется за всем этим. Знает слишком хорошо. Руки и ноги немеют — с места ему не сдвинуться. Голос пропадает. Не в силах что-либо сделать или сказать, Литва только смотрит. Очень надеясь, что испуг на его лице проявляется не в полную меру. — Я с нетерпением ждал твоего возвращения, — продолжает Россия с довольным видом. — И вот ты здесь. Я так рад. Все рады. Особенно Эстония и Латвия. Они даже пытались уйти за тобой... Но я убедил их остаться. По коже пробегают мурашки. Как именно он их убедил? Воображение рисует в голове ужасные картины. Литва всегда старался защищать Эстонию и Латвию. А теперь, когда его больше нет с ними, разве кто-то вступится за них? Паршивое чувство вины кольнуло куда-то в грудь. Улыбка России милая-милая-милая, почти детская. И одновременно пугающая. Он сумасшедший. Определённо сумасшедший. — Ты дома, — от этого слова становится страшнее. — Идём со мной. Медленно, но решительно Россия приближается к нему. Литва хочет попятиться, но он будто примëрз к полу. Градус в комнате по ощущениям становится ниже. Ещё чуть-чуть — и всё начнёт покрываться инеем. Россия протягивает ему руку. Литва вздрагивает. Если он не пойдёт добровольно — так потащат насильно. Он это знает. Помнит. Предчувствует. Но он ни за что не вернётся в Союз. Ему с таким трудом удалось вырваться оттуда. — Ты какой-то тихий, Литва, — раздаётся уже совсем рядом. — Почему ты молчишь? Литва отчаянно пытается заставить себя говорить, но рот будто чем-то заткнули. Россия останавливается прямо перед ним. Литва зажмуривается. Крепкая хватка сжимает его запястье. Литва распахивает глаза, словно на него внезапно вылили ведро воды. Он часто и нервно дышит через рот. Сердце оглушительно колотится. Дрожащие ледяные ладони — свои — прижимаются к лицу. Нет той тëмной комнаты. Нет России. Это был плохой сон. Всего лишь. Через распахнутое окно в спальню проникает морозный ночной воздух. Всё спокойно и тихо, совсем не опасно. Всё… хорошо. Успокоившись, Литва приподнимается на локтях и замечает случайно скинутое на пол одеяло. Отряхивает его и кладёт на кровать. Встаёт (ноги тоже немного дрожат) и плотно запирает окно. Половицы тихонько поскрипывают от ходьбы. Литва ложится обратно. Устраивается поудобнее, укрывается едва ли не с головой и закрывает глаза. — Спокойной ночи, Литва. Снова этот голос. Послышалось ли?