Бессонница

      Уилл мучается бессонницей.       И началось это так давно, что он уже запамятовал, когда именно. Минувшие трагедии смешались в одну кашу, Уилл порой путается в хронологии событий. Когда не может уснуть он долго вспоминает, кто умер первым: Бетти или Кэссиди. Как именно Клара покончила с собой: она повесилась, вскрыла себе вены, наглоталась таблеток, или ничего из этого не было и она просто уехала в поисках лучше жизни, оставляя за собой воспоминания всех былых трагедий? Иногда Уильяму хочется поступить точно так же. Бросить всё: работу, Майкла, Генри; сменить имя, уехать на другой конец страны и больше никогда не вспоминать обо всём, что происходило в его жизни. Обо всех смертях, трагедиях и убийствах, которые он совершал в порыве тупой ярости и отчаяния. А может и не совершал, и всё это было лишь плодом его больного воображения. Нормального отдыха не было уже давно, оттого и такие дурные сны…       Уильям лежит на кровати и не может уснуть. Он чувствует, как тяжелеют веки, но как только прикрывает их — держать закрытыми становится невозможно. В голове слишком много мыслей, таких гадких и противных. И ни на одной из них Уилл не в состоянии сконцентрироваться, потому что в голове их слишком много. И он хотел бы, чтобы их не было вообще. Чуть-чуть побыть в тишине, прикрыть глаза, забыть обо всём и погрузиться в покой хотя бы на пару минут. Но об этом Уильяму остаётся, вероятно, только мечтать.       Время идёт, а он лежит и бестолково смотрит в потолок, прокручивая в голове тысячу и одну различную мысль. В том разговоре нужно было ответить не так. Тогда нужно было поступить по другому. В тот раз стоило убивать не того ребёнка. Завтра нужно прибить полку в мастерской. В пиццерии стоит устроить внеплановый техосмотр аниматроников. А ещё стоит посетить, наконец, психотерапевта, потому что бессонница сводит его с ума.       При бессоннице ты не спишь и не бодрствуешь. И Уилл ненавидит это состояние, потому что в таком состоянии он не способен ни работать, ни нормально отдохнуть, чтобы завтра нормально работать. Порочный круг.       Уилл не знает, который сейчас час, а повернуться к будильнику сил нет совсем. Не знает, сколько часов (а может уже и минут) ему осталось на бестолковый сон, но что-то ему подсказывает, что время близится к утру. Он привык к сбоям биологических часов, а утерянную способность ориентироваться во времени он уже и не надеется восстановить. Уже как-то плевать.       Уильям с трудом переворачивается на бок и смотрит на пустое место рядом с собой. Раньше с ним была Клара, а сейчас её нет. И даже обнять некого, чтобы спалось хоть немного лучше (чтобы спалось вообще). Отношения с Майклом тоже ухудшились: подросток стал более раздражённым в последнее время, всё время торчит у своих друзей, почти не появляясь дома. Уильям тоже, только торчит он на работе, от которой его уже тошнит. Генри как-то предлагал ему взять отпуск хотя бы на пару недель, но Уильям прекрасно понимает, что а) по его возвращении он обнаружит гору неразобранной бумажной волокиты (Генри ненавидит заниматься этим), которую придётся разбирать, конечно же, ему; и б) дома ему всё равно делать нечего, а от безделья начнёт лезть на стены. Можно было бы переделать какие-нибудь домашние дела: вкрутить лампочку, починить будильник Майкла, который тот так сильно любит швырять, проверить бойлерную или решить ещё тысячу мелких бытовых вопросов, но переделывать, как назло, оказалась нечего. Уильям мог бы научиться, наконец, готовить, а не довольствоваться покупной едой или стряпнёй Майкла. Мог бы выходить на прогулку в парк по вечерам, читать книги перед сном, наладить отношения с сыном. Уильям часто думает об этом, но дальше размышлений дело как-то не доходит. Голова занята другим.       Уилл прикрывает глаза и, кажется, немного задрёмывает. По крайней мере мысли в голове, находящиеся теперь как-будто в тумане, гулом отдаются где-то на подкорках сознания. В полусонном состоянии он вспоминает о Генри. Сейчас он, наверное, сладко спит, потому что у него есть Шарлотта. Уилл жмурится во полусне. Убить бы её к чёрту.       Иногда Уилл задрёмывает и просыпается в неизвестном месте, не понимая, как он туда попал. В такие моменты у него жутко болит голова, скачет давление, а на руках сохнут пятна крови. В ладони краснеет отпечаток от ножа, который он сжимал слишком сильно, когда вонзал его в тело ребёнка. Он не помнит, как делал это, поэтому лишь устало усмехается и проводит пальцами по щеке ребёнка, представляя на его месте Шарлотту. Совсем не помнит, как расправлется с телами, снимает костюм и возвращается домой. Едва доходит до спальни и падает на кровать, не раздеваясь и не укрываясь одеялом. И спит до завтрашнего обеда, а когда просыпается узнаёт, что тех пятерых уже начали искать, а в пиццерии всё переворачивают вверх дном. А Уильям совсем не выспался. Бессонница не уходит.       Уилл сонно моргает, когда в ушах больно звенит. Голову и без того словно сверлом буравят, а трезвон будильника делает только хуже. Уильям выключает будильник и медленно садится на кровати, пустым взглядом упираясь в окно. На улице светает. Город просыпается, жизнь просыпается, новый день просыпается, а Уильям не просыпается, потому что не спал вообще. Подремал может минут двадцать, а сном это назвать у Уильяма язык не поворачивается. В голове туман, ни одна мысль не в состоянии сложиться хоть во что-то осмысленное. День едва начался, а он уже дерьмовый, и Уильям хочет, чтобы тот по-скорее прошёл и вновь настала ночь, в которую он, вероятно, тоже не уснёт.       Шатаясь он заходит в ванную и пугается своего отражения. Осторожно проводит кончиками пальцев по мешкам под глазами, сочувственно отмечая слишком красные веки. Он нездорово бледен, Уилл на мгновенье задумывается, не принимает ли он чего во время своих провалов в памяти, из которых позже не может выудить ни единого воспоминания. Он механически чистит зубы, бреется и старается прийти в себя холодной водой. Сонливости она не убирает, а крепкий утренний кофе нисколько не бодрит. Он встречается с Майклом на кухне. Тот ему что-то говорит, Уилл старается сконцентрироваться на его словах, но концентрация заканчивается на мысли о том, что нужно сконцентрироваться на словах сына.       — Ты меня слышишь? — спрашивает Майк, щёлкая пальцами перед лицом притихшего отца. — Говорю, не против будешь, если я проведу выходные у Брайна?       — Нет, — Уильям жмурится от мигрени, мотая головой. — Иди, я не против, — и глотает кофе.       Пытается вспомнить, кто такой Брайн. Кто-то из давних друзей Майкла? Кажется, он был на дне рождении Кэссиди. Кэссиди… За этим именем всплывают воспоминания о давно покойном семилетним сыне Уильяма, а за ним следуют ещё воспоминания. Ещё. И ещё… Не успевает он вспомнить об одном трагичном случае, как тут же вспоминает о другом. Воспоминания клубком путаются в помутневшем сознании, и Уильяму кажется, что он выпадает из этого мира. Такое часто бывает с ним, поэтому уже привык. Но пугаться от такого состояния он всё ещё не перестаёт. Порой ему страшно даже представить, какие вещи он способен совершить, пока «спит». Не сделает ли он чего непоправимого, о чём потом пожалеет? Но потом становится как-то всё равно, ведь позже его захлестывает пугающая эйфория, заставляющая его бесконтрольно смеяться. Иногда ему становится интересно, что именно вызывает у него это состояние: медленно сковывающее его безумие или непрекращающаяся бессонница?       (Или всё сразу?)       Уильям смутно думает об этом, а затем просыпается в пиццерии. Он не помнит, как доехал сюда. Не помнит, как отвёз Майкла в школу. Не помнит, здоровался ли он с кем-то из сотрудников. Не помнит, видел ли сегодня Генри. Он словно спал. Спал, но бодрствовал где-то у себя в голове, где слишком много мыслей, о которых хотелось бы забыть. Одни перебивают другие, превращаясь в запутанный беспорядочный клубок. От такого давления голова болит так сильно, что таблетка уже не помогает. Ему нужен сон. Хоть какой.       Заполнение отчётов даётся настолько тяжело, что Уильям готов лезть на стены. Пик бессонницы как всегда настиг его в период нескончаемой бумажной рутины, где нужно быть предельно сосредоточенным. А под действием недосыпа сосредоточенность предательски подводит. Поток цифр и предложений танцем кружится у него перед глазами, которые он с трудом держит открытыми. Хочется спать. Но мысли и воспоминания мешают погрузиться в долгожданный сон. Ему кажется, что в попытках уснуть он проматывает все минувшие события одной кассетой. Он вспоминает всё, что так сильно хочет забыть, что терзает его в кошмарах и не даёт уснуть.       В кошмарах он снова видит их всех. Кэсси, Бетти, Клару… Он бежит к ним навстречу, пытается дотянуться до них, спасти, уберечь. И они сыпятся в его пальцах, как песок. Он смотрит на кровь на своих руках и кричит. А затем просыпается. Он кричит во сне. Он не может спать. Во сне его также поджидает лишь ужас и боль. Иногда ему снится, что всё хорошо. Никто не умер, все живы, счастливы и здоровы. Они сидят за ужином и весело обсуждают, как у кого прошёл день. Планируют поездку на выходных, рассказывают новости, шутят и весело смеются. А затем Уилл просыпается и приятное чувство в груди быстро остывает, оставляя за собой разбитое чувство безысходности. В такие момент он не хочет просыпаться вообще.       Пятничный рабочий день проходит чертовски затянуто. Время идёт бесконечно медленно, Уильям думает, что миновало несколько тысячелетий, но на деле прошла лишь пара часов. Веки противно слипаются, а перед глазами всё плывёт настолько, что Уилл едва может прочитать тест в документах. Он кладёт ручку на стол и со вздохом трёт уставшие веки. Он чувствует, как от недосыпа скручивает пустой желудок, сводит мышцы, а голова идёт кругом. Ладони мелко трясутся, но Уилл не обращает на это внимание, приковав свой взгляд в настенные часы. Секундная стрелка идёт чертовски медленно, а еле слышное тиканье кувалдой бьёт Уильяма по голове. В какой-то момент он забывается и вздрагивает, когда всё вокруг стемнело, а тяжёлая рука коснулась его плеча.       — Всё в порядке, Уилл? — интересуется Генри. Как давно он здесь стоит? Который час?       — Который час? — озвучивает свою мысль Уилл. От собственного голоса ему становится противно. Таким жалким он не был, вероятно, никогда. Генри натянуто ухмыляется.       — Пятнадцать минут пятого, рабочий день уже закончился.       — Я задержусь, — кратко отрезает Уилл, созерцая так и не разобранную кипу бумаг.       — Опять?       — Мне нужно закончить с отчётами, ты же знаешь, — Уильям жмёт плечами.       — Да, — отстранённо отвечает Генри, нервно поджимая губу. — Может мне стоит помочь тебе? Ты выглядишь уставшим.       — Я в норме, Хен. Возвращайся к Чарли, — которой он так жаждет перерезать горло, — ты нужен ей.       — А ты нужен Майклу.       — Он всё равно на выходные ушёл к другу, поэтому дома меня никто не ждёт.       Дома его никто не ждёт. Это звучит настолько жалко, что Уилл жалеет, что вообще открыл рот. В глазах Генри горит беспокойство.       — Только не засиживайся допоздна, как ты любишь, ладно? Езжай домой и отдохни, в тебе сна не видать, — его лицо выглядит обеспокоенным. — Точно всё в порядке?       — Да, я в норме, Хен, — повторяет он, едва сдерживая зевок. — Не переживай за меня, я просто немного устал.       «Немного» — слабо сказано, ведь от усталости Уилл готов слечь на пол прямо здесь и сейчас, потому что он не спал несколько ночей, и это сводит с ума.       Генри топчется на месте, смотрит на бумаги на столе, для чего-то кивает и убирает руку с чужого плеча. Скомкано прощается и уходит. Дома его ждёт Чарли. А Уильяма дома не ждёт никто.       Уилл просыпается дома, на часах давно за полночь. Он не помнит, как закончил работу над отчётами (и закончил ли вообще), как приехал домой, как приготовил ужин, который всё равно есть не хочется. Руки не в крови, уже отлично (он снова не будет спать). В доме, кроме него, никого. Тиканье часов в коридоре нарушает кристальную тишину, знатно нервирующую Уилла. Он стоит в кухне и заваривает кофе. От кофе хочется блевать, поэтому он выливает его в раковину и идёт в ванную.       Он принимает душ и совсем не чувствует воды, стекающую на него, словно она бестелесная. Или это бестелесный Уильям? Порой он чувствует себя призраком, и что собственное тело вовсе не его. Чувство отрешённости от мира заставляет чувствовать себя подавленно, отчего ему совсем не спится. Уилл ненавидит это состояние, потому что в таком состоянии он не может чувствовать себя живым. Порой ему кажется, что его сердце не бьётся, а кровь в жилах застыла. Смотрит на свои ледяные руки и почти видит, как на пальцах наливаются трупные пятна. В такие моменты он думает о том, что люди с синдромом Котара чувствуют себя, вероятно, точно так же.       Уильям выходит из душа, ложится в постель, укрывается одеялом и смотрит в потолок. И думает о том, как рутинно проходит его жизнь. Отсутствие в его жизни двоих детей и жены ощущается физически, пустотой разливается где-то в груди. Уилл всхлипывает и чувствует, как по щекам катятся слёзы. Он переворачивается на бок и крепко жмурится. Уснутьуснутьуснуть, ему нужно просто уснуть. Хотя бы на пару часов, полчаса, пятнадцать минут — хоть на сколько! Прошедшие дни смешались в одну кучу, и Уильям забывает, какой сегодня день недели, месяц и число. С трудом вспоминает текущий год, но всё равно не уверен в нём до конца и едва подавляет в себе желание дойти до календаря. Тревожные мысли закружились в голове каруселью, и Уильям вдруг слышит голоса, но никого рядом нет, а Уильям просто мучают галлюцинации, потому что он не спал уже несколько ночей подряд. Перед глазами мелькают воспоминания, о которых он так хочет забыть. Последние годы его жизни — сущий кошмар, от которого ему не избавиться никогда.       Уильям подрывается на кровати и обнимает себя за плечи, чувствуя в этом сильную потребность. Холодно. Ему не хватает тепла. И сна, потому что бессонница сводит его с ума. Не даёт забыться, отдохнуть, просто побыть в спокойствии. Хотеть спать и не мочь уснуть — самое противное, что доводилось испытывать Уильяму. Не испытывать удовлетворения естественной потребности человеческого организма — просто ужасно. Интересно, сколько ещё Уильям сможет выдержать?       А выдерживать он больше не может. Уилл срывается с места. Натягивает на себя первую попавшуюся рубашку и штаны, спускается на первый этаж и бежит к двери. На улице дождь, льёт как из ведра, но Уильям решает идти пешком. С таким недосыпом и рассеянностью он на машине просто разобьётся, ещё и на такой дороге…       Уилл продрагивает, когда ледяная вода окутывает его с головы до ног. На улице ни единой души. Конечно, в полвторого ночи все обычно спят, а Уилл мучается бессонницей и не спит вообще. Шатаясь он идёт по дороге, минуя знакомые улицы. На улице чертовски холодно и мокро, но пройти пару кварталов пешком Уилл вполне способен. Или нет, потому что от недосыпа и усталости начинает темнеть в глазах. Сначала Уиллу показалось, что это вдруг погасли уличные фонари, но ноги вдруг подкашивает, и Уилл чуть не падает в лужу. В ушах громко звенит, перебивая шум дождя, а в глазах пляшут звёзды. Ему кажется, его сейчас вывернет наизнанку. Переведя дыхание, Уилл, пьяно шатаясь, продолжает путь.       Он не помнит, как добрался до дома Генри. Очередной провал в памяти. Это начинает надоедать. Оперевшись о стену, он жмёт на кнопку звонка и ждёт. Генри (и эта сучка Шарлотта) спит, и Уильяму не хотелось бы его будить, но сил бороться с бессонницей в одиночку уже нет. Ему срочно нужно кого-то обнять, с кем-то поговорить, побыть с кем-то рядом. С кем-то. С Генри.       Ему открывают спустя несколько минут, но Уильяму они казались вечностью. Когда заспанный Генри открывает дверь, все подготовленные заранее слова вылетают из головы. Уильям смотрит на него и понимает, как он прекрасен. Генри всегда был рядом с ним, никогда не оставлял его одного. Уилл доверял Генри и понимал, что он — единственный, к кому может обратиться за помощью. Как и сейчас. Генри — его единственное спасение от замучившей его бессонницы. Справляться в одиночку больше нет сил.       Лицо Генри встревоженно вздрагивает, и тот просыпается окончательно.       — Уилл? Что ты здесь делаешь? Господи, ты промок до нитки, заходи скорее! — он открывает дверь пошире и почти вталкивает Уилла в дом, тот едва не валится с ног. — Уильям, что случилось? Ты…       — Я не спал всю неделю, — сразу отвечает Уилл, решая не томить, и дёргает плечами. С него течёт вода, и под ним быстро образовывается лужа. — Мучаюсь бессонницей уже… давно. И я… — он запинается и тяжело вздыхает. — Прости, у меня нет сил.       Генри смотрит на него, как на привидение. Встревоженно поджимает губы и для чего-то кивает.       — Я дам тебе полотенце и сухую одежду. Иди в ванную, только тихо: Шарлотта спит.       Уильям кивает проходит в коридор. И думает о том, как сильно он хочет убить Шарлотту, эту маленькую дрянь. Задушить, заколоть ножом, перерезать горло и зарыть так глубоко, что сам Дьявол не найдёт. Зарыть туда, куда однажды он зарыл Сэмми Эмили, о котором ни Генри, ни Шарлотта больше никогда не вспоминают. Интересно, если (когда) он убьёт Шарлотту, Генри будет её вспоминать? Или забудет о ней так же, как о давно покойном сыне? Губы Уильяма невольно расплываются в улыбке от этих мыслей.       В ванной он смотрит на своё отражение в зеркале и морщится от отвращения. Мокрый, помятый и взлохмаченный, до безумия бледный и замученный бесчисленными бессонными ночами он больше походит на только что выбравшегося из могилы зомби. Он усмехается своим мыслям и чувствует себя человеком с синдромом Котара.       Генри, как и обещал, приносит ему полотенце и сухую одежду, а затем удаляется на кухню, где ставить греться чайник. Уильям сушит волосы и переодевается, проходит на кухню, где Генри тут же суёт ему кружку с чаем.       — Я не хочу пить, — тянет Уилл, медленно качая головой.       — Пей, — настаивает Генри. — На травах, должно помочь успокоиться.       — Я по-твоему неспокоен?       — У тебя явно проблемы с нервами, если ты не спал неделю.       Уилл невесело усмехается и всё же подносит кружку к губам. От еды тошнит, от воды тошнит, от звуков тошнит — тошнит от всего. Но рядом с Генри тошнота немного притупляется и становится чуть лучше. В голове вдруг становится так тихо и спокойно, и наступает долгожданное умиротворение. Но дело, вероятно, не в чае, а в Генри, что прямо сейчас сидит в метре от него и обеспокоенным взглядом изучает его уставшее лицо.       — Ну у тебя и фингалы под глазами, — охает Генри, качая головой. — Весь бледный, совсем с ума сошёл не спать столько? Уилл, объясни, что случилось.       — Ничего не случилось, — отвечает Уилл, грея замёрзшие ладони о горячую кружку. — В последнее время мне просто так… неспокойно. Столько неприятных мыслей в голове. И воспоминаний. И из-за них я не могу спать.       — Почему ты раньше мне не говорил? Почему не обратился к врачу? Зачем молчал всё это время?       Уилл вяло пожимает плечами и упирается расфокусированным взглядом куда-то в стол.       — Как давно у тебя бессонница?       — Не знаю, я давно уже плохо сплю, — отвечает Уилл и устало прикывает глаза. — Началось наверное… после смерти Кэссиди, ты знаешь. А потом это всё как-то, — Уилл не может подобрать слова, пытается показать жестикуляцией, но в итоге опускает руки и вздыхает. — Всё это… не знаю, как объяснить, постепенно набирало градус. Прости, я слишком устал, чтобы думать.       Генри понимающе кивает.       — Ты просто накопил весь этот стресс в себе, оттого у тебя и бессонница, — мрачно подчёркивает он и допивает свой чай. — Значит так, завтра поищу тебе психотерапевта, а ты возьмёшь отпуск.       — Генри…       — Без «Генри», — перебивает он Уильяма и встаёт из-за стола. Таким серьёзным и настойчивым Уилл видит его крайне редко. — Не дай Бог ты совсем свалишься со всем этим дерьмом, — ругается он, тихо, потому что наверху спит Шарлотта, которую Уильям так хочет задушить во сне. — У тебя там бессонница небось уже в хроническую форму переросла. Нельзя же так, Уилл…       — Я знаю.       — Тебе нужен врач, Уилл, даже не смей спорить со мной на этот счёт, — строго отрезает он, но затем смягчается. — Вставай, поспишь со мной.       — А если я и сейчас не усну? Я тебе мешать буду. Да и… неловко как-то, что я припёрся посреди ночи. Ты спал, а я…       — Уилл, — Генри кладёт ему руку на плечо, — всё в порядке, я не злюсь, правда. И правильно, что ты пришёл, а не продолжил мучиться в одиночку. Уильям, я хочу, чтобы ты понял, что ты не один и что ты всегда можешь прийти ко мне за помощью. Я всегда буду рядом, ты же знаешь.       У того не находится, что сказать, поэтому лишь прикрывает глаза и с трудом улыбается.       — Спасибо, Хен. Я очень хочу спать.       — Знаю, пошли.       Они проходят в спальню Генри. Когда-то Генри спал здесь со своей женой, но после смерти (пропажи — он пропал) Сэмми она уехала, и Генри остался один. Уильям когда-то тоже спал со своей женой и не мучился бессонницей, но та покончила с собой, и Уильям тоже остался один. Генри заставляет Уилла лечь рядом с ним и накрывает их обоих одеялом. Градус неловкости вдруг как-то подскочил, но Уилл почти не обращает на это внимание, потому что спать хочется невероятно. Но сможет ли он уснуть — вопрос другой. Веки вдруг отяжелели настолько, что прикрыв их Уильям не находит в себе сил открыть их снова. Тело наливается свинцом, а Уилл из последних сил двигается ближе к Генри и обнимает его.       — Ты не против?       — Нет. Просто спи, ладно?       — Ага, — Уильям зевает. — Ты же будешь рядом?       — Буду, — Генри кивает, кладёт очки на тумбочку и треплет Уильяма по волосам. — Я всегда буду рядом с тобой, Уилл, ты это знаешь. Спи, завтра будет новый день.       Завтра будет новый день. Уильям вяло кивает и прижимается к Генри. Он такой тёплый, с ним так хорошо и приятно. Рядом с ним все мрачные мысли тут же испаряются, оставляя голову Уильяма пустой. Как давно в голове не было тишины и спокойствия. Даже мысли об убийстве Шарлотты Эмили его больше не беспокоят, а Уилл решает разобраться с ней позже. Он закрывает глаза и, наконец-то, засыпает крепким сном. Без кошмаров и воспоминаний — только спокойное умиротворение, которых Уиллу так сильно не хватало.

***

      Генри смотрит на него обеспокоенно, проводит ладонь по тёмным спутанным волосам и нервно поджимает губы.       «Ему срочно нужен врач», думает он и укладывается поудобнее.       Он смотрит на Уилла с нескрываемым беспокойством. Осторожно проводит пальцами по тёмным мешкам под глазами, очерчивает острую скулу и гладит чужую щёку. Даже во сне лицо Уильяма кажется чертовски уставшим и замученным. Как долго он скрывал своё состояние? Генри едва удерживается, чтобы хлопнуть себя по лбу. А он-то дурак ничего не замечал. Вернее, замечал, но не придавал этому большого значения. Уилл всегда отмахивался, что всё в порядке, он в норме и держится бодрячком.       Он ничерта не в порядке. И Генри заметил это слишком поздно.       — Да уж, так себе из меня друг, — тихо шепчет Генри и целует Уильяма в лоб. — Прости, дружище. Обещаю быть внимательнее. Спи, придурок, глаз с тебя не спущу, пока нормально не отоспишься.       Уилл проспит до обеда, может до ужина или даже до послеследующего утра (после стольких бессонных ночей ему нужно как следует отоспаться). И всё это время Генри будет рядом, сторожить его чуткий сон и охранять от злых кошмаров. Затем поищет для него психотерапевта, Уилл полечится и всё станет, как прежде. Генри на это надеется и засыпает.       Завтра будет новый день.